Потери и потеряшки

  - Какого чёрта ты тащишь домой всё, что движется?      
     Егор так размашисто двинул тарелку от себя, что отлетевшая на средину стола глазунья задрожала от страха. Если я и съёжилась, то только внутренне и изо всех сил старалась смотреть на супруга с иронией. Не знаю, насколько получилось. На самом деле правый уголок рта беспощадно тянул нервный тик, который чем дальше, тем чаще сопровождал любой, даже вполне мирный разговор с мужем.
 - Не переживай! Я обязательно пристрою его куда-нибудь!
 - Да мне наплевать! Тьфу! Да ну вас всех!
     Чашка с кофе тоже отшатнулась от хозяина и пенка долго-долго, пока я на неё смотрела, качалась, как маятник для медитации.
            Сегодня рано утром я, как всегда, обходила свою усадьбу. Покормила тройку знакомых бездомных собак за воротами и пошла вдоль огорода в приятных раздумьях о том, где расположить грядки с помидорами, а где с огурцами и баклажанами. Весна! Ещё холодно, но синицы уже орут, как сумасшедшие.
         Вдруг из-за сарая послышался странный скрип. Казалось, кто-то неуверенной рукой открывает старую рассохшуюся дверь. Но там нет дверей! Там вообще ничего нет, кроме вытаявшей прошлогодней травы. Замерла. Одновременно с повторившимся скрипом из-за угла материализовалась чёрная косматая голова. Редкие серые пятна на ней, очевидно, были раньше белыми. Под ноздрями красовались абсолютно гитлеровские усики. «Не повезло коту», - я хихикнула. Тот замер, но не убежал. Похоже, это был ещё тот бывалый котяра, не какой-нибудь там избалованный домашний лорд. Удивительно! Скрип издавала его пасть, а вовсе не какие-либо неодушевлённые предметы.
- Божечка! Неужели ещё один? – подумала я с ужасом. И да, это был ещё один приходящий, названный впоследствии Скрипом, Скрипышем и Фюрером одновременно. Тут-то и застукал нас мой Егор, тут-то он и взбесился.
            Не знаю, что тому причина, но всякая бездомная живность постоянно проникает на нашу территорию и после слабого хозяйского сопротивления занимает её окончательно и бесповоротно.
      Первой была Муся, чёрная кошка умершей несколько лет назад соседки. И подумать не могли, что родичи оставили её одну в пустой усадьбе. Однажды в дом влетела невестка с растрёпанными волосами и глазами размером с праздничную тарелку.
 - Там какая-то кошка, черная и худая, как палка. Дайте что-нибудь съедобное!
   Но всё было непросто. Кошка одичала и при любом нашем движении как стрела сигала за забор. В ужасе мы наблюдали за тем, как потом она рывком выбегала за брошенным прямо на дорогу куском еды, хватала его и исчезала снова. Таким образом мы постепенно подходили к ней ближе и ближе, но прошло не меньше двух недель, прежде чем она соблаговолила посетить наш двор и поселиться навсегда в оборудованной для неё собачьей будке. Муся долго дичилась и жадничала, часто исчезала, но неизменно возвращалась. Пока мы ждали оттаивания её души, чтобы вероломно подвергнуть стерилизации тело, она, даже не будучи с нашей точки зрения беременной, на старом тулупе в гараже родила Кусю. Так их стало две. Чёрная и трёхцветная коши. Потом были королева Шейли и простушка Фрося с оторванной лапой, болтающейся на тонкой кожице. Потом в кафешке «Кофе с собой» к ноге прильнуло рыжее хромое собачье существо Жужа, потом запрыгнула в машину плачущая полутакса Дашка… В конце концов мы стали завсегдатаями местной ветеринарки и обладателями внушительного скотного двора. Причём, все они жили в недостроенном доме сына, где хозяйничала невестка. Чем они мешали моему Егору, было непонятно. Его, видимо, раздражала я, а вовсе не Васи и Елисеи. Невестка пыталась пристраивать кое-кого в добрые руки, но неизменно прикипала к каждому из подопечных всей своей бездонной душой. У меня же в доме существовали всего лишь мопс Рич и серая морда Васьки из скотного двора. Теперь вот Скрип, но я всего лишь покормила больного кота и засыпала рваные раны «Банеоцином»! 
         Я взяла чашку Егора, сделала глоток кофе и подошла к окну. Мимо топал престарелый дедуля с соседней улицы. Палки для скандинавской ходьбы перестали быть для него таковыми и служили просто опорами, чтобы передвигаться хоть как-нибудь. Споткнулся. Я вздрогнула, но он удержался на ногах.
           «Иди, дедуль, иди, пожалуйста…» - беззвучно просила его каждый раз, когда мы встречалась или я наблюдала за ним из окна. Дед сдавал очень быстро и каждый раз, если я не видела его пару дней, у меня начинало «тянуть» сердце. И дед-то чужой, даже имени не знаю, но мы каждый раз приветливо раскланивались и перекидывались парой фраз. Попыталась как-то поделиться этим с мужем, так он фыркнул:
 - За него есть кому побеспокоиться, полный дом родни!
   Дед и правда был ухожен и окружён вниманием, но разве об этом речь… Только вздохнула в ответ. Мне казалось, когда он перестанет неспешно ковылять по переулку, что-то закончится ещё, кроме его жизни. Что-то во мне, чему я не могла найти названия.
      С работы муж явился в настроении и даже казался несколько виноватым. Глаза его блестели тёплым и мягким светом. Тем самым светом, о существовании которого я уже давно и благополучно забыла. Я снова почувствовала это, тревожное и без названия. Только спустя некоторое время я поняла, что это было чувство потери. А пока Егор продемонстрировал идеального мужа, чмокнув меня в шею, и поспешил в свою спальню.
         Так и пошло. Утром раздражение, а вечером благодушие, блеск в глазах и желание не расплескать что-то тайное и прекрасное. Сколько было у меня трезвого ума, весь он лепетал что-то о возрастном кризисе и полигамии, а обида не слышала ничего и горячим, острым, как перец чили, кольцом сжимала и напрочь сжигала горло. Наконец пришёл тот день, когда он вовсе не явился домой. Как было положено воде из глаз и носа, вся она вытекла и боль разъела внутренности, как будто их сначала порезали на кусочки, а потом насыпали туда крупной грязной соли. Потом был его торопливый уход со стыдливой небольшой сумкой. Потом постепенно, сами по себе, исчезали его остальные вещи, причём абсолютно непонятным образом. Я ведь была домохозяйкой и практически всё время находилась дома, исключая походы в магазин и в «кошачью столовку» за сараем. 
         В обидах и волнениях почти прошло лето. Мы с невесткой ехали из ветеринарки, когда хлынул ливень. Дворники машины еле-еле справлялись со всепоглощающей водной массой и мы не сразу разглядели впереди серый комок шерсти, который перемещался прямо по сплошной странной полупьяной походкой. Мы едва не наехали на него, а он ничего не замечал и всё так же шлёпал прямо по шоссейной реке, местами почти захлёбываясь. Так на моих руках оказалась маленькая, но старая, беззубая, подслеповатая и напрочь глухая собака. Мокрая и дрожащая, она сначала молча тыкалась в тёплую жилетку, а потом вдруг заскулила, подняв кверху мутные глаза. Заскулила так громко и надрывно, с такой человеческой тоской, что я боялась не выдержать и закричать вместе с ней.
    Объявление о потеряшке невестка разместила сразу, но скорее для очистки совести. Такие собаки не нужны никому. Весь город в брошенных хаски, не говоря о дворнягах. Мы вернулись в ветеринарку, где с несчастной старушки сняли не менее двух десятков насосавшихся клещей и накололи кучу уколов, ибо налицо были инфекции, сердечная недостаточность, больные суставы и ещё, ещё, ещё что-то. Когда накормленная и согревшаяся собачка уснула, дышать стало легче, но самое удивительное ждало нас на следующий день. С утра наша находка ходила вокруг дома, едва таща за собой плохо работающие задние лапы, как запрограммированный робот. Отвлекалась только на еду, да ещё, доведя себя до изнеможения, изредка падала в траву и отдыхала, после чего непременно поднималась снова.
 - Наверное, уже мозги не работают, а она всё равно хозяев ищет! - невестка горестно вздохнула. Зазвонил телефон. Объявление о потеряшке провисело на сайте волонтёров всего одну ночь, но в трубке раздался голос, в котором мы услышали надежду:
 - Неделю назад пропала старенькая Чита. Восемнадцать лет, глухая, почти слепая. Судя по вашему фото, это она!
             С фото, присланного ими, на нас смотрела наша новая знакомая. Встреча её с хозяевами была душераздирающей. Глухая Чита не отзывалась на зов и сослепу не понимала, кто перед ней. Но когда женщина взяла её на руки, она обнюхала хозяйку, задрожала, залилась счастливым лаем, обхватила лапками шею и начала облизывать её щеки. Супруги еле сдерживали слёзы. В общем, хэппи энд был ещё тот!
           Это было днём, а вечером в дверь постучали. Я открыла. На пороге стоял Егор. Он очень волновался и весь был какой-то несчастный и помятый. Всем своим видом он говорил «прости», но вслух сказал совсем другое:
 - Я шёл сюда, а он пищал в кустах. Такой маленький и худой, он же умрёт! Пусть поживёт у нас?
Он вытащил из-за спины малюсенькое дрожащее существо. Черный лохматый котёнок таращил испуганные бусины и от страха впивался коготками прямо в ладони Егора. Тот, как будто совсем не чувствовал боли, поправил себя:
 - Вернее, мы поживём. Можно?