Титаник

Я спрашивал себя много раз:
есть ли  в мире такое отчаяние,
чтобы победило во  мне эту  исступленную
и  неприличную, может быть, жажду жизни,
и  решил, что, кажется, нет такого.

Федор Михайлович Достоевский, "Братья Карамазовы"


фреска первая

ЭРЕБ


"я не верю в то что нас будут клеймить невидимыми клеймами следить за нами неслышно приказывать нам чтобы мы делали это и то нет мы не поддадимся внушению мы не будем выполнять приказы хотя вот в армии приказы выполняют солдаты а мы кто разве мы солдаты а может быть и солдаты просто мы не знаем что мы солдаты я не хочу быть солдатом но мне приказывают иди вперед и я иду вперед так надо мы все всю жизнь делаем что надо а не что хотим"
ИРА


***

Ночь. Холод. Пыль миров. Молюсь на красоту
Звенящих стрел... седых полночных зарев...
Земля еще плывет. И на ее борту
Слепящей позолотой: МЕНЕ, ТЕКЕЛ, ФАРЕС.

Так больно мне. Мой дом! О, где там Валтасар...
Завален мясом стол, залит вином... не вижу...
Лишь вижу на полмира - надо лбом -
     небесный тот пожар,
Горячая звезда все ближе, ближе, ближе.

Ко рту он поднялся, индиговый туман.
Волны топор летит. И берега кренятся.
Титаник мой вопит. Молчит мой океан.
И не помянут нас. И не запишут в святцы.

Ни Библия-Коран... ни Шива, пляской пьян...
Ни свечкою - гадалка над картежной пастью...
Я вижу эту ночь. Хрипит мой океан.
Земля еще плывет. Обманываясь: в счастье.


ШТИЛЬ. НОЧЬ

Тишина. Это штиль. Это полный штиль.
Это невыносимо. Залеплен слух
Тишиной. Наша жизнь - легенда и быль.
Океан, и над ним летит птица Рух.
Ни тире. Ни точек. Ни вздрога волны.
Эта азбука Морзе... молчи, дитя.
Это только сны. Подводные сны.
Проплывают мимо, плавниками светя.
Мои руки, улыбку, сердце, ступни
Кровеносные водоросли оплетут.
Толща вод. Водяные лилии-дни.
Я со дна шепчу вам: я жива, я тут.
Отбиваю сердцем точки-тире.
Белый шум. Синий шум.
     Дрожь черной свечи.
В Марианской впадине, в черной дыре
Я - антенна. О помощи не кричи.
Слишком яркая артериальная кровь.
Слишком вечно мы между звезд плывем.
Океан - это просто расстрельный ров.
На краю обнимемся - мы, вдвоем.
Неужели все кончено? Грохот внутри.
А снаружи - клятая тишина.
Утонула я, а плыву, смотри,
Среди рыб златых никому не нужна.
В океане, среди прилипал и звезд,
Может, тихо, бормотно - все началось?
В мою правую руку - по шляпку гвоздь.
В мою левую руку - по шляпку гвоздь.
Эти гвозди, заклепки, шурупы, болты...
Льдяный коготь клеймит обшивку насквозь.
Ты молчишь, океан. Значит, нам кранты.
Не скрипит гнилая земная ось.
Хруст: ломаются кости. Ржавая сталь
Разымается. Тонет в густой тишине.
Скрежет: лед уходит в немую даль.
Белый бинт замотает мой крик на дне.
Затолкают мне в глотку белую бязь.
Марлю резко швырнут на пирушкин стол:
Ты, утрись!.. А я еще не родилась.
Мой корабль на дно еще не ушел.
Вот минога с лимоном. Утка в яблоках вот.
Осьминоги пальцев ползут по столу.
Услади напослед копилку-живот.
Кьянти - в рот. Халдей хохочет в углу.
Музыканты! Эй! Корабельный оркестр!
...все уснули. Могильная, ртутная тишь.
А на дне, слышишь, нету свободных мест.
А на дне, слышишь, там никогда не спишь,
На безвинную, тинную явь обречен.
Ты все знаешь там. Да! Всех червей и рыб.
Да еще плывет твой железный челн.
Да еще в каюте - неслышный всхлип.
Это плачу я. Отраженье мое:
Там, в полночном зените, на синем дне.
Тишина. Перед зеркалом - сдернуть белье.
Мой корабль парит в зеркальном огне.
Я во времени гиблом отражена -
Оголясь, в панталонах, смешных кружевах.
Все уснули. Пачулей дух. Тишина.
Я напрасно смехом побеждаю страх.
Где-то в яме трюма, в огнекрылом аду,
Пьяно хлещет вода в железный бокал.
...на колени перед зеркалом упаду:
Жить оставь! Никто гибели не искал.
Еле слышно, бессонно земля дрожит.
Еле слышно, смешливо дрожит вода.
Тишина. Господь берет жизнями мыт -
За доставку груза в никуда, навсегда.


БЕЛИЗНА

Я белая.
Ночью замешено тесто.
Слепит белизною зима.
Я нынче невеста.
И можно сойти с ума
От счастья быть в белом, в пуржистом, огнистом платье - один
Лишь раз надеть. В перекрестье похорон и годин.
Я белый, коряво вырванный из тетрадки в клетку,
     несмелый лист.
Пишу нелепо, негладко. Я белый тигр, белый лис.
Я белый кит, ума палата, упоительный Моби Дик,
Косатки, дельфины, скаты ловят мой тонкий крик.
Я белая. Бумага я старая, с краю горелая.
     Рвут меня, мнут,
Суют на растопку в печь, на кроху минут,
И жрет огонь все, чем на земле я жила -
Мечты, рыданья, выдумки, явь, все горит дотла.
Я белый пух. Мной подушка набита навек,
И спит на моей птичьей неге иной человек,
Иные слезы по наволке пятнами тихо плывут:
Ночная ладья, исчезай, этот берег крут.
Я нынче хозяйка. Я в белой холстине той
Кажусь себе на кухне Горой Мировою, ризой святой,
Сверкаю, сияю!.. я баба на чайник... вот -
Качнется маятник, качнется тяжелый живот...
А вот в этом зеркале, не дай Бог заглянуть,
Я, в саване белом, пора собираться в путь,
В последний путь, ах, Господь, не хочется как,
Давай подложу Тебе, Распятому, под щеку горячий кулак...
Все мягче бредить, мой милый... все слаще спать...
Я белая простыня, устилаю Твою кровать,
И я не растаю в моих полях по весне,
И я воздымусь к небесам в соборном огне!
Ах, милый, зри, раскинулась белизна
Моя - на полмира, на небо без края-дна,
На землю, изрытую рек слезами, такую мою,
Что глянет в душу мою глазами у меня на краю!
Я белая! Я сияю! Я просто одна звезда!
Лечу, а куда - не знаю, и может быть, в никуда,
И я превращаюсь в незримые, чисто-белые письмена,
И не прочесть, не вычесть, не выжечь,
     лишь я зарыдаю одна.


***

мне опять объявляют войну
со мной воюют за что ни за что
опять у чужой пустоты в плену
опять от холода мешком - пальто
опять на палубу в боль и соль
и в голь и вдоль да по мостовой
древняной пьяной а снега моль
побила шубу хоть волком вой
Титаник вновь под голой стопой
Титаник снова над головой
огнями Эльма клянись и пой
под ветром сивиллой седою стой
ты видишь - в море идет война
ты зришь - на суше война идет
она в грешный мир опять влюблена
обнимет жарко вопьется рот
железный - в радость соленых губ
дрожащих рожающих теплых моих
Титаник стланик железный труп
телега везущая в ночь живых
по шаткой палубе гордо тяну
и тело и душу и горний свет
сегодня мне объявили войну
против меня а меня-то нет
а есть только палубы дикий крен
распятый проклятый дощатый плот
седая пена всех Иппокрен
могильное дерево захлестнет


НАЧАЛОСЬ

Не узнали, когда началось. Начало трудно за хвост ухватить.
Еле слышный толчок. Железного визга тонкая нить.
Не почуяли, слух воском залеплен и язык вырван когда -
Глянь, еще стоят башни, дамбы, пристани, берега, города.
Зри, еще стоит, плещется океан в чаше камней -
А ты бормочи Псалтырь, там о нашей земле, все о ней.
О нашем корабле дураков, изначально кроваво-святых,
Поверни каждого картой игральной - кроешь в дух и поддых.
Эта азбука Морзе, пульс наш больной, пот соленым венцом,
     зараженные точки-тире -
По лицу - морщины - резцом, по крученой дубовой коре,
А спилили дуб царев, сработали корабельную лестницу,
     кресла, столы, полы -
Три ногою паркет, полотер, отразится прелестница
     в зазеркалье, в заревах мглы.
Как мы тонем! Не знаем об этом. Не чуем жара. Не догадаться ничуть.
Это в трюме, у чертовых кочегаров, воды по колено, по грудь.
Сколы лиц лижет пламя битвы. Из мрака выхватит рот:
В саже-копоти глупо шепчет молитву: никто никогда не умрет.
О, вранье! О, под атласом первого класса к завтраку гонг!
     кружевное белье!
В небесах играют боги землей в пинг-понг,
     прохвосты, герои, жулье,
Вся дремуче-могучая публика снизу, оттуда,
     иллюминаторы где,
Жадно, смертно глазеет, глаза - поплавками, пляшущим чудом
      в ровной ночной воде.
Ты умеешь ли плавать? А ты, милый друг? А ты?
В океане любви не поставить
     ни надгробья, ни мраморных ангелов, ни кресты.
А вы слышали стук? А сип? А хрип? А резкий удар?
Бросьте! Сколько вокруг воды - авось, потушим пожар!
Ах, воды поднимется! До шеи! До глотки! До рта! До глаз!
Все приморские города затопит! А что, разве в первый раз?
И на старом бочонке, в нахлестах холодной зелени,
     вой голодного мокрого пса
Небеса разорвет! и уйдет в полет! в хор, где мертвые голоса!
И на роскошной двери в салон, дело дрянь,
     айсберг-белый-рояль, Вивальди-Бах,
Животом вниз - баба, младенец, козленок, лань,
     львица со львенком в зубах,
Да, потоп, да, осенило, Персей сверкает,
     это ж Сад Райский наоборот,
Да, потом, поймем, честь какая - сработать последний плот!
А как весело жили! Героями, трусами! А плакались: хуже нельзя!
Собирались друзьями-бусами, по суровой нитке скользя,
Выпивали, из-под ног табурет выбивали у подлой печали-тоски,
На последний корабль билет покупали, платой - сердце отдав из руки!
Жжет вода! Лезет вверх упрямо! Кто через сто тысяч звезд
Нарисует, как мы, крича это вечное: мама! - тут тонули - правдиво, до слез?!
Кто повторит эти наши, в зубах навязли, тьфу, смола-слюна,
Глаза намозолили, душу вынули, порвали бязью,
     всемирные имена?!
2020-й. 1912-й. Кровью - черта. До нашей эры иль без?
Безо всякого времени, плачет у кромки Ада голь-сирота,
     бедный бледный бес,
Да это же просто мальчонка с нижней палубы, где из людей настил,
Он родился в войну, и умрет в войну, а в мир его никто не пустил!
Он не Бог, не художник, не торжник, масло без хлеба,
     он просто рваный пацан,
Просто видит картину, где рушится небо, столбом встает океан,
Берега далекие загрызают жадно, до камней-костей, святого Эльма огни,
Рев зверей, вой матерей, успей, глотни, воскричи, помяни!
Парень, может, ты тут нарочно торчишь, часы бим-бом,
     перепутал ты времена?!
Окажись давно. Распахни альбом. Нарисуй чуму - без края, без дна.
Нарисуй свой детский, советский крестовый поход -
Как изба, срублена клецки судьба, без гвоздя распятье, вперед!
Нарисуй наш праздник, монаший подрясник, неравный бой
Ледокола с линкором, ледовым укором, соленой, в крови, губой!
Нарисуй наши флаги! Море отваги! Океан безымянных могил -
От Берлина, Вены и Праги - до земель, где никто не любил!
Эти, круглые, в форме планеты, столы, получки не жаль,
     чекушка, ржаной переплет,
И селедки сталь! И плывет корабль... Еще, слышишь, корабль плывет!
Пацаненок! Мы тонем! Дай обниму!
...но пока никто
Об этом не знает. Ну, легкий вздрог. Не пойму. Дыряво твое пальто
На локтях. Дай заштопаю. Дай поцелую. Дай...
Жальче всех - детей... держись, воробей... на ладонь поклевать слетай...
В первый раз в ресторане?.. что хочешь?.. трепанги, анчоусы, расстегай?..
На-ка вилку, ложку... не стесняйся... зубешки не сточишь... радуйся, налегай!..
Растопи лед сведенных пальцев, радужек синих колодцы,
     зрачков морозный испуг -
Мы еще плывем, еще хрусталем смеется стола спасательный круг,
Еще взрослые пьют, и еще наливают всклень, а ты, дитя, все смотри,
Запоминай нашу жизнь последнюю, пирушку тайную, изнутри,
А все темнее, синей, лиловей, хоть звездная люстра еще горит,
И еще хлебают все свиньи хлёбово крови из золотых и алмазных корыт,
И еще влюбленные ищут друг друга лицом и лицом,
И еще никто не верит во смерть-подругу, ну, так всегда пред концом,
И стучит эта Морзе утлым сердцем, радио-гадость-помеха,
     под ребра мои, вкривь и вкось,
И пошло-поехало.
...не узнали, когда началось.


ШЕСТИКРЫЛЫЙ

мне шестой поет шестикрыло шесть долгих глаз
напевает с разных сторон
навевает астролябию и ватерпас
и времен колокольный звон
сумасшедший один больной серафим
он поет мне вдруг про людей
разошелся по миру их сизый дым
отряхнули землю с корней
эти люди они отовсюду бредут
окружают меня берегись
я от Будущего прячусь мечусь в бреду
да и в Прошлом мне не корысть
этот хор собор с четырех света сторон
а когда б не четыре а пять
небосклон закутан во тьму пелен
не сорвать на флаги не снять
это небо спало сопело в гробу
плащаницу взрезали ножом
рассекали снега и войн городьбу
разрубали родильный жом
осторожно капустные эти листы
в них младенчик светится весь
кто мать ты кто отец это тоже ты
это боли легчайшая взвесь
этот нежный свет
святитель суёт
тебе в рот причащая Дары
не избегнешь ты суеты сует
отвратишься да до поры
я влюблялась бросала хватала хлеб
горько плакала сладким вином
а все мнили: кровь
жизни слепок слеп
и посмертная маска - сном
горе-новость по радио впиваю как
злой сухарь - красный разлив
попрошу не решкой - орлом пятак
напоследок глаза закрыв
бесконечность пятой шестой седьмой
вечной вечностью рот кривит
океан чернеет пора домой
во утробу
ничком
навзрыд
эти люди они столпятся там
у стерильного под лампой стола
повитухи глухи-немы пальцы к устам
перережут - и все дела -
пуповину
сочится красная боль
сквозь рыданье род решето
я была в миру перекатная голь
и у Бога буду никто


МАТЬ И ДИТЯ. ПЕРВАЯ ВОЛНА

Эта палуба еще у меня под костылями-ногами.
Я хожу-брожу по ней спасательными кругами.
Океан так тих. Вся тиха квартира
На задворках лоции, на отшибе мира.
Из копченого чайника - бургундское наливаю.
Далеко, на горизонте, революция: звон трамвая.
Там мне лодка стальная в истерике шлет сигналы -
А я за столом сижу, за трапезою бывалой.
Ресторан утонул. А корабль плывет. Повожу глазами -
Ты, Веласкеса кисть, печатлей, что там будет с нами:
Обнаженка рыбы отменной,
     хек серебристый по медной чешуе-сорок-восемь,
Эрзац-кофе ячменный,
     в мензурке мед - под богатых косим.
А на диване - пацан. Отмыла от боли, поцеловала
В чистый лоб. Вчера добыла его из подвала.
Негде жить. Не беженец, не щенок, не крысенок -
Просто холопом брошенный в грязь Царский ребенок.
С небо целое очи. Глядит светло и сурово.
На коленках портки дырявы. Божья обнова.
Он мне честь отдает. Только мысленно. Я же вижу.
На столе - к нему ближе - селедки охотничья лыжа.
Утонул лаун-теннис, спортзал, шведская стенка,
Бери хлеб и кусай, на молоке ненавистная пенка,
Ты ее нежно намотай на вкусную сладкую ложку -
С твоим вензелем серебро... подбери губенками крошку...
Загляни, малыш, в щербатую, битую чашку -
Там земля на ветру дрожит в исподней рубашке,
Пальцы жарких пустынь вцепились во льды, голые плечи -
А в затылок ей, грешной, зенит звезды военными ядрами мечет!
Наблюдай... молчи... верти чашку в подводных пальцах...
Я фигуру ту - на палубе - надысь вышивала старухой на пяльцах!
Я фигуру ту, рвет норд рубаху, роза ветров ярится,
Шила рыбьей иглой, вывязывала на лазаретных спицах!
Что земля мне была тогда, что ураган-свобода -
Я плодом ее вынимала, молясь, матерясь,
     из матки родильного небосвода,
Я ее обмывала, крестясь, крестя, да видать, все зряшно,
Не поднять стакан, не глотнуть, не вкусить ни зелье, ни брашно!
Ешь ты, ешь, соболенок мой! Земля не утонет.
Видишь, мы плывем. Нам радио в ладони уронит
От Советского Информбюро о грядущей войне объявленье,
Ну так завтра то. Не боись... сохрани мгновенье...
На тебя, мой найденок, птичью лапку надену, блаженство рода,
За тебя, мой царенок, хоть в огонь прыгну, хоть в воду,
Для тебя, живенок, попру смертию смерть, повезет, может,
Как всегда попирали мы тьму - алмазным морозом по коже!
Ешь ты, ешь, не сиди, кофеек ячменный твой стынет,
Мы по морю ночному плывем в дырявой корзине,
Я тебя тоже вышью, шелком-гладью по снегу,
     когда стану девчонкой,
Ждать недолго, ты ешь, а я пока лишь поплачу тонко,
Лишь воспомню всю мою
     ясную, красную, несчастную Атлантиду,
А корабль плывет, а мы тонем медленно, незаметно с виду,
И я режу хлеб на тарелке, а там, в круге фаянса, изображенье:
В море тонет корабль, украдливо, дико это движенье,
Пахнет хлеб ржаной головенкой твоей, княжич малый,
Хоть кусок возьми, нашу трапезу меж людьми
     начинай сначала,
Топки полны углём, умереть нам влом,
     гордо реет красное знамя
На бушприте, и в горле ком,
     Бог забытый плывет, смеется со всеми нами.


"не смейтесь я бы хотел стать Патриархом и мысленно каждый день обращаться ко всему народу с добрым и ласковым словом доброе слово и кошке приятно а уж человеку подавно я бы шел каждый день на службу и понимал что за мной стоит вся страна и молится вместе со мной ну не вся страна конечно а те кто правда верит а я вот не знаю верю я или нет не смейтесь и в духовную семинарию мне поступать поздно время мое утонуло"
ИЛЮША


РОДЫ НА КОРАБЛЕ

...а я только тут повитуха -
ай-яй-яй, у самой себя!
да, отстань, колобродит, бредит старуха,
иссохшую грудь теребя.
этот хлеб уже высох на пересылках,
изо рта этого все напились до скорбей,
до отвала,
а я старая свинья-копилка -
на счастье разбей.

на сем корабле никуда нету брода.
дырява у всех мотня.
на сем корабле принять нету роды
никогошеньки, кроме меня!

баба, раздвинь дебелые ноги,
белокурые космы разбрось
на потной подушке. ляг при дороге.
ничего не видать из-за слез.
ну, поплачь, в родах завсегда бабы плачут,
ревут ревмя.
мы тонем, брехал капитан, за все заплачено,
валяйся тут голомя.

согни так ножонки... ах-ах, потужься...
да тужься, тужься давай...
не ленись, грудей разбросай окружья,
вздымай живота каравай.
эх, жадно как мужики кусали,
и лишь младенца отец
так целовал нежнейше, в печали,
на музыке сердца игрец.

ах, баба, так я ведь тоже баба,
старуха хотя я,
хоть
забрюхатеть однажды,
за то выпить хотя бы,
плодитесь, завещал Господь,
и размножайтесь,
и возжигайтесь,
а сгинуть неохота как,
на свет Боженькин наново в воплях рожайтесь,
затылок - из чрева кулак.

ну, тужься, кряхти, да, ты, царица,
крутилась под мужиком,
а нынче ты зимняя, ты волчица,
под простынёвым кустом.
ножки-то гладки - а в шерсти, вижу.
зубы - звезд корабли.
твой волчонок все ближе, ближе.
воды уж отошли.

...руки мои все в кровище, толкается, лезет головка
Нашей земли, в волосенках мокрющих голая голова,
Я ее внутрь заталкиваю, возвращаю хитро и ловко
В красную тьму, где она еще так недавно жива,
Где ей тепло и покойно, и мутно, и сладко, и чутко, и чудно,
Слепо: ни хлеба, ни молока, ни Преждеосвященных Даров,
Где ей стожарно, молитвенно, тайно, бесслезно, безлюдно,
Околоплодное море Мечты, Граалевый ров,
Где багряных хвощей полоумно переплетутся отростки,
Алый копытень, красная сныть живой сосуд обовьет,
Бог из коего пить протянет - не по ранжиру и росту -
Мне, повитухе:
     о мире собакой на льдине воплю в ледоход.
Я только баба, и ты только баба! Ребенок родится
Ни на земле, ни в небе,
     ни в кристаллами соли и пламенем рыб горящей воде!
Он из тебя сейчас вылетит радугой, Гарудою-птицей, Рух-птицей,
Кровью смарагда-Симурга на вспаханной борозде.
Плечики вот показались... почудились птичьи, крестами,
Лапки-царапки... камеей, отливкой Челлини - ладони и ноготки...
Что ж орешь так?! закрою рот твой морщинистыми перстами:
Хочешь, кусай, грызи сухарь моей стесанной грубо руки.
Баба! давно у меня, повитухи-прорухи, не руки, а лапы,
Так изработаны, так измолоты временем в пыль - 
Била по клавишам!.. бревна пилила-рубила - нахрапом -
сосны на лесоповале... валился хребтины шаткий костыль...
Жгуты белья обхватывала, как осетров за хвосты, за жабры.
На демонстрации - ввысь знамена - тяжкое древко, победная весть!
Тесто месила к Пасхе, запрет Кремля куличу,
     да с пальца слижу изюмно и жадно...
А уж сколь мужиков общупано, глажено -
     стыдно, да не перечесть...
Мыла посуду, все мыла ее, все терла, мыла и мыла,
На руки по сто раз в день принимала родильный фарфор,
Сталь и фаянс, алюминий-чугун, плоский, ржавый, постылый
Мир сковородный, где масла визжит пузырящийся пыточный хор...
Ты уж прости, мать... тебя грубыми теми руками,
Тяжкими железяками, мавзолейным мясным гранитом ожгу...
Что залежалась?! замолкла?! ори! лучше злобное пламя,
Крик заполошный! чем ужин, отданный молча врагу...
Брюхо твое - цунами! Встает между нами!
Вымечешь звезды сейчас, осетриха! Готова твоя икра!
Брюхо твое - рыданье, громадное, до поднебесья, пламя,
Феникс, а ну, выпрыгивай из огня кровей, из костра!
Ну же! Давлю кулаками на оба твоих колена!
Тужься! Вопи! На весь мир подлунный блажи!
Он вылетает! За кормою клубится кровавая пена.
Он выстреливает - собой - в неистовые рубежи!
Он выдирается вон, сам с усам, ах, какой молодечик,
Из казана преисподней, из красной гущи дожизненной...
     помнить не сметь...
Баба! да ты не трясись! ливнем - пот!
     не держать соглядатаек-свечек
Ни над усладным ложем твоим, ни над родами в смерть!
Еле успела схватить!
     Прижимаю к остылому, гулом навек отвылому брюху,
Ах, отрожавшему, ах, задрожавшему страшно, празднично так,
Вымазана кровью твоей, святая Матерь,
     корзина твоя бывалая, повитуха!
Красное тельце от слез не различу, башку, как мокрый кулак!
Вот рассмотрю! ух ты, парень! порвали тут мне на пеленки
Простыни кружево фризское... корабельный всучил кастелян...
Пряди-водоросли через лоб... пищит больно, тонко...
Вот заорал! мать, покинул тебя, будто гроб,
     пробил, красный таран,
Мощный сугроб живота твоего! воскресенчик! могучий младенчик!
Красная гирька на мощных моих, очумелых руках!
На светозарнейшем лбу не терновый венец - потный венчик!
Баба, глянь... а пятки... малютки... наперстковый, бисерный страх...
На! Ухвати! Наспех в кружево я Титаниково замотала
Этого сына Титана,
     ногами твоими снежными - в страсти - схваченном в плен,
Быстро от крови безвинной, винной обтерла его,
     завернула в полей одеяло,
В йодистой соли виток! во дворцовый инистый гобелен!
Баба! ты родила! А правда ль, я роды ловко твои принимала?!
Как суетилась! как хлопотала! да разве оценит кто...
Выпростай грудь. Вот так!
     Дай ноги укрою верблюжьим, можжевеловым одеялом.
Плечи укутаю голые драповым довоенным пальто.
Баба! Корми! Ты мой мир родила. Наш мир, бери выше!
Он населится, дай срок, зверями, птицами, ангелами, людьми!
Зри, он к тебе присосался. Он ест тебя. Чмокает. Дышит.
Вышел послед. Исчезающий свет. Надейся. Живи. Корми.


***

я теку в чужой крови
песню надвое порви
а кому она нужна
колыбельная весна
кровоточная десна
корабельная стена
колобродная волна
коловратная война
катастрофная корма
лед и звезды задарма
я не гибну все вранье
гибель - кружево-белье
рву на страшные бинты
ночь последней красоты
дикой руганью веков
мой пестрит молитвослов
я биноклево стекло
я и шлюпка и весло
золоченый эполет
пуля я и пистолет
океанский патерик
окаянский резкий крик
жгучим шепотом: живи
я теку в чужой крови


ВОСКРЕСЯТ

Воскресят всех и каждого. Снимут лохматый скальп -
Оголтелую матрицу - с буянной моей головы.
Все кровавые струи повдоль, поперек виска -
Перевитую дрожь немой океанской травы.
Из реестров изымут: скосил бедолагу яд...
Ах, расплющил танк... сразил снарядов канкан...
О, ты слышишь, глухой, ведь каждого воскресят -
По записанным данным, по цифровым глоткам!
Восстановят, как ты, утопая, рот разевал!
Этот крик бесслышный вверх пузыри пускал -
И всходила смерть со дна, как девятый вал,
Твой Титаник вниз уходил, в болотный прогал!
Я плыла со всеми - а видишь, тону одна.
Растопырена жизнь, как пальцев пять на руке.
Это Время вспять не пойдет, не наша вина,
Только в том виноваты - пустились в путь налегке.
На поверхности плавают люди, как птицы, орут,
Как скандальные чайки, и клекот, и визг, и плач!
Наш железный короб тонет за пять минут,
Наш кристальный айсберг молчит, наемный палач!
Как же больно, родные, в безмолвьи темном тонуть!
Каждый к той тишине пожизненно приговорен.
Погружаюсь ниже, и давит живую грудь
Пресс воды, гильотина соли, серебряный слон.
Улетают вверх из орущих ртов пузыри.
Вверх летит призрак-серебро изо рта моего.
Колочу руками воду!
     ...на дне упыри
Ждут меня - во мраке казать зубов торжество.
Он внизу уже, твой корабль, он пометил дно
Жгучей днища печаткой, пылающим сургучом
Онемелых труб,
     рядом тонет труп,
          тебе все равно,
Ты сама себе тонешь, а ближний, он ни при чем.
Утешай себя! пяль водорослевый наряд!
...соберутся люди ученые в стаю птиц,
Заклекочут чайками, гагарами запищат,
Замерцают перлами, масками меченых лиц.
Кулаки и лбы рапанами плеснет прибой
На просторные, голого нового века, столы.
Эти умники, верь, воскресят они нас с тобой,
Вынут всех утопленников из соленой мглы.
Умирая, киплю под плотной крышкой воды.
Я боюсь глубоко последний воздух вдохнуть.
Говорят, это больно,
     а легкие тяжелы и тверды,
Мой чугун и чугун,
     моя сталь и сталь,
          моя грудь и грудь.
О, забила до горла вода корабля потроха -
Трюм и первый класс, и зимний сад, и ночной ресторан,
И виолончель, что пела без суда, без греха
Серафимский псалом о стигматах, о чуде ран.
Беспризорный подвиг, мраморной крошки ларь,
Ту брусчатку, где алым братством - парады побед,
Ту корону в руках иерея, и плачет царь,
И комдив подымает нагую саблю вослед!
Все вглотает вода - анакондой, зеленой змеей:
Ту шкатулку, где заревом тлеет с фронта письмо,
Ту панаму, от солнца, на даче, еще живой,
То, осколками-брызгами, бабки убитой трюмо!
Все обнимет, вода моя темная, все вберет -
Тени, пудреницу с Кремлем, пуховку, губной карандаш
И губную гармошку трофейную - чей юный рот
Выдувал эту песню, не сгубишь и не предашь?!
Мой корабль! мой любимый! залитый слезами храм!
Мой железный дом, мой заржавелый старый танк!
Я иду к тебе в перекрестья релингов-рам -
Отмолить наш срам, раз иначе нельзя никак!
Вознести хвалу во мгле позабытой земле!
Утомленным, спящим в земле хвалу вознести!
Утону в зеленом вине, навеселе,
С красной, пламенной, вечной водорослью в горсти.
Опускаюсь на дно?! Воздымусь! Деисусный ряд!
И пророчий, подзвездный, подледный, подводный чин!
...все равно, слышишь ты, всех и каждого воскресят -
Пусть огнями глаз у плачущей солью свечи.


"новый мир будет вот такой стадо и пастух а разве старый мир не такой не пастух и не стадо разве что-нибудь меняется в мире каким он был таким остался или вы считаете что все поменяется а как поменяется к добру или к худу у меня бабушка верила в домового она ставила ему к порогу блюдце с молоком а когда он ночью завоет бабушка спрашивала его домовой домовой к добру или к худу и он однажды провыл ей к хуууууууду а утром дедушка умер и часы остановились"
ПЕТЯ


ЛЮДИ

Мы тонем? Ха-ха! Ясен, чист небосклон!
А тишь! Не шелохнет шелка океана!
Несу на подносе и ставлю на кон -
Мой мраморный мир, мой гранитный хамон:
На всю сервировку, на Дольче Габбана,
На эту камчатность седых скатертей,
На перец и соль, на серег завитушки,
Что жареным луком блестят средь гостей
На тризне судеб, на пиратской пирушке!
Брысь, официантша! На кухню ступай!
...а я подхожу к тяжкой двери вразвалку -
Медвежий швейцар, хватанул через край
Украденный виски, до дна, и не жалко!
Кошусь на детишек. Гляжу на господ.
Таращусь: привязана к стулу собачка,
Обивка у кресел на цвет - что восход,
А блюда горят, дорогие подачки!
Башку задеру. Высоко, там, часы.
Бьют каждый нам час... ну и пусть раззвонятся...
Порезать чудной приказать колбасы -
И пиццы принесть, что не вписана в святцы!
...набычился я. Не доносит в мой класс
Ни ветром, ни гарью, косящей навылет,
Те запахи жизни, что здесь и сейчас,
Ее же сокровищ бедняк не осилит.
Я беден. И что? Я торжественно ем.
Я нищ. Ну и что? Из горла выпиваю.
И вам я желаю здоровья. И всем,
В ком сердца заместо судьба ножевая.
На мне вдосталь резаных, колотых ран!
А финка в кармане - да, наизготове!
И что? Я увижу сияние стран,
Заморских брильянтов в оправе из крови!
Дружище, давай, братец, выпей со мной!
Хлебни!
...я губами жую так беззубо,
Так сухо в груди, так болит за спиной,
Где ангелов крылья, архангелов трубы.
Старуха, я тихо вяжу свой носок.
Ангорская шерстка мне колет фаланги.
Унесся мой внук... шельма, ах, колобок...
На палубе в битву играют, подранки...
А сердце мне: бух! И захватит мой дух.
Накапаю капель в стакашек печальный...
Живу одиноко, хвораю за двух...
Бог троицу любит во тьме чужедальней...
А я...
...а я просто - в ночи - кочегар.
Я лишь кочегар. Моя родина - топка.
Мне матерь родимая - адовый жар,
А после работы - селедка и стопка.
Я землю вам, люди, до тьмы натоплю!
До смерти: не мерзните там, между снами...
Я, милые люди, вас жаром люблю,
Подземным огнем, в небесах пламенами!
Беспечно я уголь кидаю... мой пот
Скользит по щекам... искры сыплют половой...
Железный плывет и пылает наш плот!
Никто не потонет, попомните слово!
Никто!
...я ловлю эти точки-тире.
Я всем долготу-широту сообщаю.
Под звездами - синь. Океан - в серебре:
Морозные горы - от края до края.
Ползут, надвигаясь, роскошные льды.
Я вижу в окно их. На палубе люто,
Хрустально, и недалеко до беды,
До времени спящей в потемках закута.
А выйти на палубу?..
...вдаль я гляжу!
Меня здесь дежурить поставили ныне
Всю ночь. Я глазами скольжу по ножу,
По бритве Юпитера в синей пустыне.
Венера шевелит, цветной осьминог,
Лучистые щупальца... жгутся полночно
Мицар и Алькор... вот и Марс - вышел срок -
На льдистой охоте стреляет бессрочно...
О, Господи, полночь! Что там впереди?
Пожар? или праздник?..
     от Фенди? от Гуччи?!
Летят метеоры, колотят дожди,
Истают запасы - на голод, на случай...
Я щурюсь! Вперяюсь в далекую даль!
Катает вода свою спину слоновью,
Семь футов под  килем, и счастья не жаль,
Когда припадаешь к земли изголовью!
Когда воду в губы целуешь, и соль
Тебе колет сердце ледовою спицей,
Тебя режет надвое звездная боль,
Тебе океан до рождения снится,
Земля в окольцовье предродовых вод,
Да, околоплодных!
     да, околовечных!
Да, всем коловратом лесов и болот
Закрученных яростно, бесчеловечно
Вокруг человека! вокруг его тьмы!
Кругом его страшного, страстного света!
О, Господи, там, впереди - тоже мы!
О, дай нам ответ!
О, не дай нам ответа!
Вперед-здесь-смотрящий, дай зренья взаймы,
Не вижу в ночи белизны эшафотной
Великого льда, ни сумы, ни тюрьмы,
Великая ночь огнеглазо бесплотна,
Великая ночь всем подобьем смертей
Мне шепчет о жизни в холодное ухо,
Я мерзну, я дико продрог, до костей,
Уже подвело мне голодное брюхо,
И, Боже, как страшно желаю курить,
И пива глотнуть, до утра еще долго,
Титаник бежит наш вперед, во всю прыть,
И остры глаза мои звездного волка,
И вдруг я сияньем - вдали - вижу то,
О чем бы - ни лекарю, ни иерею,
Дрожу, как в горячке, накинул пальто,
Не верю, рыдаю, на мачту, на рею
Взираю, молюсь, над собой хохочу,
Себе не хочу общей казни и кары!

...и вижу себя - над кануном свечу -
В дрожащей руке моей матери старой.
 

ЛЕД

под Вегою спокойно жутко стынет
сто тысяч лет
рисует белым на индиго-сини
на все ответ
на двух Медведиц в горней смоли-шири
глядит века
отвесом тянет белой гирей
на дно зрачка
в ночи алмазом режут стяги
жгут тишину
плыву в отчаянном каяке
не потону
живите люди сколь угодно долго
хоть сто веков
войдет под ребра льдяная иголка
и был таков

...а потом земля его изнутри толкнет
хрустнет застонет лед
он стонет честно как человек
как зверь которого - мордой в снег
сползает медленно в океан
гордо горит между снежных стран
природа
какого же цвета ты
на белом - белые звезд цветы
не различишь на белом льду
нагого тела
и рук в бреду
ты только глыба
ты лишь гора
ты белая рыба
сегодня вчера
а нам пророчат: растают льды
а нам клекочут: вот пасть беды
плывешь хрустальный
сыскать ли концов
пытальней печальней
чем сто дворцов
ты весишь много
тяжелых тонн
расколешься - Богу
и хруст и стон
вот так оторвется
когда умрет
земля родная
и поплывет
набычась сколом
крича огнем
в пространстве голом
тяжелым льдом


ЯСТВА КОРАБЕЛЬНЫЕ. ВЕЧЕРЯ. ТЕТРАПТИХ

Я приглашаю вас!
А может, это приглашают меня.
Яства детства, на час, не доесть до Судного Дня.
На корабле в каюте стюарды сварганили мастерскую отца -
Отец мой согласен в том закуте плыть до конца.
Отец, хватит масло на палитру давить!
Ты ж не знаешь, сколь нам осталось плыть.
Отец мой, не устал от бесконечных марин?
Еще наглядишься на жидкий аквамарин...
Отец мой, ну будет тебе рожи матросни малевать -
Еще долгий путь, еще устанешь рыдать!
Отец... хватит из горла горькую пить...
Ты ж не знаешь, сколь нам осталось жить.
Отец, давай двинем в ресторан!
- Дочь моя, зри, я уж сыт и пьян.
- Отец, там давно накрыты столы!
- Чепуха. Я тебе нарисую, восстанут из мглы
Черепаховый суп, стерляжья уха,
Тощая нога деревенского петуха,
Астраханские помидоры, чарджоуских дынь
Сушеные косы... винограда синяя стынь...
Не устала ты, дочь, обочь царей-королей,
Жрать похлебку намалеванную
     расписною ложкой своей?!
Этот суп гороховый... военный рататуй...
Эту пайку блокадную - за пазуху суй...
Я ж пирог поминальный - за верстою верста -
Для тебя расстарался - по всей шири холста!
А на Красную Горку блины я испек!
Мой глядит изюм - в небо - из румяных щек!
Солнцу брошу в костер икряной алый ком -
Мой краплак и кадмий, на этом свете и том!
Я толк знаю в раках! А вот и омар!
На блюде царит, не натюрморт, а пожар,
Так пусть идет к черту глянец-твой-ресторан -
Я гордый венецианец, венециан........


Отец. Пойду одна. Отец, рисуй.
Кисть в жирную вкусную краску суй.
Вкруг тебя опричники, блеск их секир
Стережет твой беспечный, бесчинный мир.
А я пойду. Жратва затмила зарю.
Я картину твою, отец, издали зрю:
Три метра на три, холста мощный кус,
Едва уместился в каюте люкс!
Ах нет, в сарае... в бараке, там,
Где мать моя - устами к устам
Твоим - а ладонью ее стон гасил,
И крылья гасли, и не было сил...
Идет инквизитор, ал его плащ,
Выходит зверь из полночных чащ,
В красных воплях ступает чума -
Рисуй, пока ты не сошел с ума!
Рисуй, пока мы все не сошли с ума.
Корабль плывет. Вселенская тьма.
А я пойду. Отраженье мое - по ножу.
На новую Явную Вечерю погляжу.



Всемирный Потоп ты еще намалюешь.
Всемирное, горькое это Потом.
Ты потом теки. Ты текилу так любишь,
И лайм-хризолит отрезаешь с трудом.
Всесветный огонь, и мечи Вифлеема,
Железные молнии рубят и рвут,
Пронзают насквозь, замыкается клемма,
Истлеют во вспышке корма, киль и ют.
Мое декольте. Я состарилась, правда.
Я вижу в гигантском зерцале себя -
Потоками ливня, исчадием града,
Стекло возжигая, беззубьем слепя!
Нельзя обнажаться. Морщиниста шея.
Да только до старой змеи еще плыть.
Вороной кошу, горностаем косею,
Цепляю на грудь обезьянию нить.
Я - только живая! Я - только живое!
Сегодня, немедленно, гордо, сейчас!
Я львицей рычу! Я волчицею вою!
А стол, полный снеди, от смерти не спас!
Стою в ресторации этой плавучей,
Диковина-дама, шальная гора,
Заплывший в безумие айсберг - на случай -
Из грешного завтра, немого вчера!
Я этой едой наслажусь, как искусством,
Всецветной ее, ювелирной игрой.
Я хлеб намалюю белилами густо,
Розетку наполню умбрийской икрой!
Отец мой - художник! И муж мой - художник!
А я что умею?! Да только пить-есть!
И только молиться... в бараке острожник...
О, голодно, холодно: мир... даждь нам днесь...
Играет оркестр. Музыканта четыре.
А может быть, пять. Ох, ошиблась я, шесть.
А может быть, восемь... всего восемь в мире
Молельщиков музыкой - за нашу честь...
За лесть. И за жесть. И за месть! Все отмолят.
Ласкальщики струн - о, пока мы едим!
Метальщики голи, лепильщики боли,
Курильщики воли - свобода что дым...
Мои музыканты! Ах, нот аксельбанты
Стекают скрипичным ключом со плеча...
Вы Баховы франты! Петровские канты!
Играете Реквием нам сгоряча...
Ах, лучше вы нам Травиату сыграйте!
Да первую сцену, где смачно едят,
За здравие пьют в леденистом наряде:
Расстрельные стразы и лунный парад!
Поздней - наводненье! Позднее - сельджуки!
И все геноциды, все битвы - без нас!
Едим мы и пьем вне рыданий и муки!
Застыл циферблат - перламутровый глаз!
Часы... о, живые... да, движутся стрелки...
Ешь, слышишь, и выпей... туда не смотреть...
О, Боже... омар мой ползет по тарелке...
Отец, цветом он - как купельная медь...
А может, купель - океан мой громадный,
Он ждет нас, крещаемых, тихо, в ночи...
Играй, моя скрипка! Играй беспощадно!
О, только играй, не молчи, а звучи!
О, Вечеря эта, почти нереальна,
В бокалы кровавые перетекла!
Стою, шея голая, в тряпках сверкальных,
Глотнула, а мне б закусить, все дела,
Деручую водку, в морозы, как надо,
Художники любят, и воблу потом,
А может, селедку из Райского Сада,
Табак до надсада и жирный залом!
Отец, ты со мною, быть может, и выпьешь.
Как ты очутился на сем корабле?
Отец, нарисуй, как отсюда ты выйдешь
На дальней, святой, безымянной земле.
О, ты на палитру и дуешь и плюешь!
О, жирный мазок - угощение всем...
Всемирный Потоп ты еще намалюешь,
Голгофу - потом,
     и потом - Вифлеем.


...я на коленях перед измазанным краской тобой,
голова достает тебе до колена.
Я всего лишь - часов твоих морской смертный бой,
Дочь твоя, еще чуть, и святая Елена.
О, все вру, я грешница везде, вокруг,
Справа, слева, впереди и снизу.
Я руками образую спасательный круг.
Не узрит ни одна корабельная крыса.
Ты утек давно. Венецьянской лазурью - навзрыд -
Твое имя на мраморе, изгрызенном днями.
Так зачем тут плывешь один, и свеча горит
У мольберта, а знаешь, что станет с нами?
О, не знаешь... Отец! не знаю и я.
Я однажды выйду в бурю из поденного плена.
А сегодня я одна, видишь, на стальной лодчонке
     твоя семья.
Моя детская головенка достает тебе до колена.


"мне в детстве приснился сон и я его запомнила будто я стою в тесной комнате на самом высоком этаже небоскреба комнатенка битком набита людьми все дрожат и плачут и вдруг как все закричат глядите цунами глядим в окно а там идет громадная волна величиной с небо и захлестывает наш дом и мы вопим а под водой вопли не слышны рядом с моим лицом плывет воздушный пузырь я его беру обеими руками вдыхаю воздух и остаток пузыря протягиваю девочке что стоит рядом со мной и жадно смотрит на меня она берет воздух из моих рук и я понимаю что сейчас умру и радуюсь что делюсь с человеком последней милостыней"
НАТАША


КАРНАВАЛ НА КОРАБЛЕ

Праздник! Розами - радость!
Праздник на корабле!
К черту сусаль и робость!
Все нынче навеселе!
Нынче станцуем сальсу -
От музыки ошалев!
Нынче станцуем самбу -
Гризли, олень и лев!
Нынче станцуем корриду -
С быком, на пуантах, легко!
Пятой разобьем корыто,
Барокко и рококо!
Пляшите, как за могилой,
Индрик-зверь и грифон!
Вам ангел на бычьих жилах
Наяривает ригодон!
И дэнсхолл! и уличный локинг!
Крутой полоумный брейк!
А струны дымят жестоко,
Так жарят на кухне стейк!
Так ярь кипящего джаза
Рвет надвое контрабас -
Слезою - да в оба глаза -
Цыганский раз-еще-раз!
Плещи, риоха, рекою!
Да не от зелья хмельны -
Оттого, что щекою
Прижались к щеке весны!


...аяяй! венецьянская синяя,
     упоительная лазурь!
ножку выставь, девка, красивую поперед торнадовых бурь!
крутанись на носке заманчивей титулованных балерин!
золотые груди горячие зазвенят, живой тамбурин!
лоб обымут перья крашеные, повторяя убор вождя,
в диких джунглях страсть бесстрашная,
под ребро навахой войдя!
ну, откинься, стань будто в раме,
гнись, ломись, перекувырнись!
школа самбы трясет веерами,
в серебре - раскосая рысь!
аяяй! вдоль по вымытой палубе,
вниз по трапу, вверх, аяяй!
озоруй обезьяньими пальцами,
когтем львиным до дна пронзай!
кровь польется по коже вареньем,
по принцессиной смуглоте,
всяк из нас - другому даренье: что в объятье, что на кресте!
кровью дико лики распишем, разрисуем щеки как дом,
затанцуем до звезд, до крыши, капитанский мостик снесем!
а какую ты маску хочешь?..
     а какую щедро дадут!
попугай ты, волк или кочет - до захода, на пять минут!
до морского, в полнеба, заката - на пол-моря красный ковер!
выбираю маску заклятую - птица жарена, клюв остер!
да, ведь я у тебя жар-птица! А ты уж догадался сам!
в пляс пущусь! сон соленый снится, пьяный мед, течет по усам!
я танцую! на палубе лица, ноги, руки - все вторят мне!
каблуков стучат вереницы - кочергой в кочегарном огне!   
в эти крепко сбитые доски, шваброй тертые дожелта!
вот слоненок - девичьи коски! поваренок - повадка кота!
неповадно нам, маскарадам, сатурналиям пьяным нам,
плыть без страха да без огляда в Дионисьев заморский храм!
где по стенам свисают гроздья,
     в светляках - тореро жилет,
где ни розог и ни мороза, лишь один поцеловник - свет!
вакханалья, резвая румба, резко рубленая, как бамбук!
эта самба - трясется тумба - и с монашки слетел клобук!
севильянский костер мулеты,
венецьянской бауты дрожь,
бразильянское я мачете -
прямо в сердце!
и не уйдешь!
на рассвете и на закате, вдоль по жизни, вновь молодой,
по Тверской-Ямской позолоте, по заплате там, под водой,
я заштопаю эту рану, простегаю эту дыру,
расстегай, кусай без обмана, я же русская, я не дурю!
я танцую бешеней черных, смоляных, загорелых вас!
ярой сельвы я непокорней и блескучей креольских глаз!
ослепительно, ослепленно, обреченно, и к черту рок,
я на палубе крутосклонной протанцую - спущу курок!         
вот и все! я дотанцевала! обними меня, капитан!
маску птичью сорви сначала - ведь лицо уходит в туман!
венецьянская лента синяя... Рио мраморный Иисус...
а Россию мою из-за инея не узрю и не дотянусь...
моя Русь! мой лик настоящий! капитан, пред смертью гляди -
в этот солнечный взор палящий, на боярский жемчуг груди,
а серьга оттянула мочку, на губе высыхает пот -
я - на миг от мрака отсрочка! карнавальный корабль, вперед!
так целуй глазами, устами, обхвати душою свою
явь последнюю, над морями, у отчаянья на краю!
маски жар у нас под ногами... наступи, не жаль, раздави!
виноград зашвырни в цунами, рви парчовый мешок любви!
я на палубе вот, нагая -
перед жизнью, перед тобой,
перед смертью!
не стану другая,
псом ты лай или волком вой!
разрешил ты нам карнавалить на дороге, на рубеже...
аяяй!.. соленая наледь...
это ночь, наша ночь уже.


...озорую. Личина, игра!
да, я выхвачу лунную маску -
колыбельную... пела вчера!
хороводную... гаснущей лаской...
кто же там? павлин?.. может, лев...
может, алый, зарею, ара...
зеркала отразят королев
и растают подобьем пара...
я спою тебе: пара гнедых,
запряженных зарею... и сгасну...
эта маска - для скул моих!
о, для уст моих эта маска!
я не зверь! я птица павлин!
о, не так! я птица Гаруда!
улетает радужный клин,
ветер-бархат, алое чудо!
ветер-шелкопряд, изумруд,
роза-радость, рудая птица!
ветер знает, что все умрут,
но дает нам повеселиться!
побеситься! и колесом
покатиться - ах, не изловишь!
под личиной всяк - невесом!
на обманном не пойман слове!
изваляй мя в звездной пыли!
окати бериллом соленым!
карнавал на краю земли -
для сошедших с ума влюбленных!
ты же знаешь, мой хулиган,
как люблю тебя, ветр окраин.
ты же знаешь, мой капитан,
что Титаник наш непотопляем!
клюв Гаруды тебя клюет.
поцелуи жестки и грубы.
ты прости!..
     танцует народ
незнакомую русской румбу...
клюв Гаруды... лоскут-парча...
к носу - бабочка - позолотой...
я мучача твоя, свеча,
под водою - твоя гаррота.


"я вот все думаю ну вот утонул Титаник куча народу утонуло и что вот была первая мировая война ну и что а потом Ленин а потом Гитлер и Сталин а потом на Нюрнбергском процессе в тыща девятьсот сорок пятом году судили военных преступников а разве сама война не преступление в Освенциме Майданеке Треблинке люди по трупам ходили с ума сходили сколько человек человеку причиняет зла немерено и после этого все кричат о любви а Христос о любви и орал во всю глотку и шептал тихо и что разве мы Его услышали нет ну кто-то ведь услышал"
НАСТЯ


ЛЮБОВЬ-2

милый, любимый, да мы ж не побывали нигде на земле с тобой
ни в Австралии, ни в Гватемале, бьет нагло в щеки прибой
его пощечины - от Акапулько, кастетом в кармане
     до Бостона, пьяного маяка
мысом Доброй Надежды в урагане хохочет твоя рука
милый, люди урчат-бурчат в животах столиц
     собой наливают всклень
площадной порочный подарочный блиц
     едят завтрак на траве в виду деревень
а мы-то для солнца - шашлык на берегу
     коль пристукнет жара
а может, рвануть в отель в Гавану, на бычье рагу
     в Лас Вегас на баккара
Я, милый, в свете высшем не кривлялась еще никогда
ты меня вывези, здоровьем пышу, до Страшной крыши Суда
о да, издаля зрю бандитов, кокоток, лобстеров
     крейслеры и рено
одета кричаще, а робкая, неправильно пью вино
и вилку двузубую не так держу, смешно
     не сяк по-аглицки говорю
а знаю, любимый, лишь это, одно
     в зубах торчит: ай лав ю
милый, а выглядит как, не знаешь, не гони кипиш
     лазурит-чаевный-Китай
в уши вставлю, коль цацки купишь
лишь блесткий локоток залатай
лишь на шубу из выдры шанхайской заплату ты наложи
таращусь на ресторанные попугайские немыслимые ножи
на зуб фальшивый пробую золото, а ты хохочешь во всю
луженую глотку, от холода согреться - шарманка, мерсю
а в дряхлом Париже, любимый, что ж там забыли мы
хвалимый, Богом хранимый, Нотр-Дам пылает из тьмы
горит на лету, тлеет сараем, волчицей подбитой ору
горит на пороге Рая, на диком вольном ветру
я Маркса-Энгельса-Ленина цитирую вслух, молюсь
тяну к пожарищу шею, скитальный опальный гусь
а ты - ну, наври! - купил билеты в Рио -
     стриптиз - ой, вру - карнавал -
Жанейро - и капоэйра - никто там не выживал
жри такос и энчиладос, дави из агавы сок
милый, любимый, да я ж просто радость
     бродячий твой туесок
ну, тяпнем, хряпнем текилы, ух, забирает как
вот так бы пить до могилы
стакан забирая в кулак
зеленая муть алкоголя
лайма слезная жуть
пусти, любимый, на волю
чуть-чуть, не смейся, гульнуть
я ж от тебя не гуляла
я верной тебе была
на самом краю одеяла
разлуку зубами рвала
мы ржем, как старые лошади, над картошкою визави
мы плачем в табачных киношках о разнесчастной любви
наш Голливуд продулся до пота, разорился Рокфеллер наш
а мы-то давно банкроты, не сыщешь и не предашь
забыта Орнелла Мути и Дитрих-матрешка-Марлен
другие трясутся груди
другие губы взамен
детишки нищие клянчат у моря монетки, еду
мы для них - иностранщина, подловленная в Аду
купи револьвер мне, милый, а хочешь - и пистолет
я выстрелю в мир постылый
в мой грех, которого - нет
в мои изумруды-топазы, поддельные, ай-яй-яй
в мои привороты и сглазы, бесаме мучо и баю-бай
туда, где спят гагаузы, шумеры жарят козу
куда не отворены шлюзы и не пустить слезу
не бойся, оружье брошу, на кой мне козявка та
мое ожерелье, броши, нафталинная красота
ты приодень меня, милый, у зеркала с Башню величиной
С Вавилонью
     обниму тебя с силой, о, самбой-румбой шальной
о, жирной рыбою-сальсой, старик-и-морем, тунцом
желаешь сельского сальца, спрошу под исландский гром
шепну под шорох прибоя на Слоновой Кости и на Гоа
подзываю тайского боя сухим щелчком на раз-два
Ролекс ударит с запястья заплывшего - прямо в зрак
воленс-неволенс счастье, в пасть воткнули кулак
джунглевый рык самолета, рев отвальных паров
в Дамаске топает рота танцем - под танковый кров
и гул, и гуд, и грохот, и вой, дымный наряд
     рвут горны военный зал
а знаешь, ведь о нас с тобой, оловянный солдат
     Чак Паланик не написал
Пыланик... полынный пряник... палатка в ночной степи
а ты мне билет на Титаник, любимый, милый, купи


КОРОБКА С ИГРУШКАМИ

я не могу навек себя хранить.
я себя трачу, впору тихо выть.
я для чужих жемчужин - тленья нить,
оборванная гача, не пришить.
а мне кричат, вопят со всех сторон:
храни себя! и береги! и прячь!
не будь глупа! охота мир и гон,
он в каске красной, в колпаке палач!
я не могу при жизни в лодку лечь,
назначенную вечно плыть в земле.
моя игра совсем не стоит свеч.
светильник я - на мощном корабле.
я лишь игрушка с елки давних лет:
снимали, уронили, искры, треск,
осколков блеск, израненный паркет
и хвои плеск - халвовый арабеск
тяжелой малахитовой гульбы.
гирлянды рвут
с отверженных ветвей.
мои коробки с красотой - гробы
навек, на пять минут, до злобы дней.
до детской полночи, где пьяный Дед Мороз
топ - на порог, и ляжет на звонок
всем телом, и в ночнушке мать без слез
то завернет, то отвернет замок,
теперь же на колени, как в траву,
пред той коробкой, ветхой как Адам,
картон слоями слез,
слоями слёз плыву,
руками обнажаю стыд и срам,
сполохи, битвы, радуги любви,
посыпанные сахаром часы
стеклянным златом вызвенят: живи,
клади себя на колкие весы,
качайся, ветка,
руки запущу
в истрепанный мой короб колдовской -
вот Дед Мороз... Снегурка... все прощу...
забуду все, а помнить мне на кой...
вот под ладонию незрячей - снежный шар,
сребряный дождь... Дюймовочкин хрусталь
насквозь пробит...
     а серпантин сожрал пожар,
фольговый воин отломил пищаль,
броня рассыпалась...
     гнездом пустым - колчан...
павлин топырит изумрудный хвост...
дай лапу мне, фарфоровый Полкан,
стеклян-туман заткал зиянья звезд...
толкается в ладонь не голова -
грибная шляпка, красный боровик,
пред ящиком стою, едва жива,
еловый дым к устам моим приник,
я плачу, шарят пальцы... боль и жаль...
все ближе дно,
и вот уже на дне
нащупываю призрачный корабль,
который сорок жизней снился мне...
жестяный бок... картонных три трубы...
да разве детям, нам, споют в тиши...
святую елку к празднику руби,
пеки пирог, жарь в масле беляши!
да больше лука злющего клади,
да гуще перец - углем - в мясо сыпь!
мокра игрушка, словно бы дожди...
вся горяча, что коревая сыпь...
не вижу из-за чада якоря,
не различаю имя из-за слез...
о, елка, жизнь исчезла зряча... зря...
кто крестовину вынес на мороз...
в ладони я Титаник мой беру,
к лицу иконно, медленно несу,
целую - жертвоприношу костру -
все, что всю жизнь держала на весу,
чем я всю жизнь дышала и жила:
смеялась мать... курил в окно отец...
под елкой засыпала у стола,
где стыл салат и таял холодец,
где мандарин по скатерти катил
военным Марсом, с севера на юг...
тони, лодчонка, больше нету сил,
колючих, хвойных больше нету рук,
а только есть великая любовь,
а только ждет великая беда,
а только океан без берегов,
игрушек золотая чехарда.


***

это только окно. и оно горит
над поверхностью палубы. нет судьбы,
кроме этой минуты. а трюм открыт,
он стальной Аид, где плывут гробы
или рыбы. жемчуг глаз под водой
наливается кровью, и больно глядеть.
ты ж мечтала так умереть - молодой,
отрубив от жизни хвост ее, треть.
ты ж мечтала так - на Титаник взойти
по упрямому трапу, по лестнице той,
что Иакову снилась птицей в горсти,
гарью пахнущей, елочной, золотой.
люди в шлюпки садятся, орут, блажат,
я кричу, хоть я умерла давно,
а корабль все равно не пойдет назад,
и вперед не пойдет, так заведено,
и сухие выстрелы будущих войн,
и стальные вздутия якорей,
я ж мечтала вот так - ледяной конвой,
капитан и ангел у белых дверей,
и тони скорей, эти ночи-дни
жемчугами четок тяни-считай,
а быть может, слушай, повремени,
и любви хлебни, стыдясь, через край.


ТОНЕТ ЗЕМЛЯ

Ледяная гора плывет. Ее важен царский, тягучий ход.
Густо-синий сироп, соленый... полить из серебряной ложки снег -
Сей алмазный торт, сей сверкающий грозный плот:
Переправа звезд. Не суйся сюда, человек.
Рыбы там, на дне,
     а мы тут - фарфор на камчатной скатерке в огне.
Люстры неимоверной, громадной колышется океан
Винно-желтого света, и всяк от качки торжественно пьян,
Стол качается и плывет, кресла шатаются, как во сне.
Тина водорослей, безумье, переплетенье ахов и стонов так далеко.
Наш корабль неуклонно движется, куда! - кричу я. Куда!
Веселимся, танцуем! поцелуем стреляем - ах, в молоко!
А шампанское изо льда выдернут - и разольют без труда
По стеклянному льду бокалов,
     ладонь ледяную грей
Ледяным дыханьем,
     пьяный салют радужно жжет слезный хрусталь,
Пена тает, фейерверк грозных звездных морей,
Ну же, выпьем, ни прошлого, ни будущего не жаль.
Ледяная гора, ты близко! Я нарочно на весь зал хохочу,
На весь свет, ослепляя смехом укрытые снегом столы!
Этот дикий фокстрот мне уже по ногам, по плечу,
И ведут не меня - я в танце веду, увожу из мглы.
Утанцую из этого чертова обреченного корабля,
А куда, не глянуть в бинокль,
     не глотнуть ни Асти спуманте, ни Дом Периньон.
Мы рассольной воды наглотаемся до тошноты - и право руля.
Коли лево руля - там рыбак в баркасе морозом спален.
Ах, вперед-ты-смотрящий! Захрюкал дрёмно!
     Ослеп ты, что ль!
Капитан зачем тебя посадил да в воронье гнездо!
Чтоб, ни сыт ни пьян, следил океан, излечивал боль,
Перекатную голь от пуза кормил голодной звездой!

Нету времени. Нет его стылых роскошных примет:
На фарфоровых блюдах - котлет,
    злющей водки, осетровой икры.
Осетры уплыли во тьму допотопных лет.
Во пещеру, куда волхвы в слезах принесли дары.
Нету времени, нет длиннющей, чудовищем неба, рыбы-иглы,
Чтоб заштопать свежую рану, ее зияние вдоль борта.
Я танцую, я запыхалась, маэстро, вы так милы,
Эта ночь последняя, да ведь она сама красота.
Мы столкнулись - с чем? а-ха-ха! а быть может, с кем?
Вы не знаете имени?.. и я не знаю. Гибнет ответ
На моих губах, паштетом измазанных,
     а вкуснейшего не ем, не вем,
Это высший класс, и калиф на час, ледяной бандитский стилет.
Отдохнем, присядем, послушаем дивный рэгтайм.
Я тупой столовый нож в дрожащие нищие руки беру.
Ад - внизу, а Рай - наверху, а нет времени выше, там,
Куда канем, выбежав в ужасе на голую палубу, на ветру.

Веселимся, люди! Ну хоть бы в голову пришло кому,
В охмеленную счастьем башку,
     под увитый роскошью лоб,
Что однажды время начнется!
     Пробьет, часы в сгоревшем дому!
Процарапает днище наше, мастеря из металла гроб!
Веселимся, чертяки! Над молитвой хохочем! Грохот стоит
Ослепительных супниц, мисок, кастрюль,
     хрустальных рюмок с колибри величиной!
Джаз грохочет!
...наслажденья среди белозубого вдруг заплачет навзрыд -
Улетающей скрипкой,
     виолончельной улыбкой,
          хоралом, встающим водяною стеной...
Обнимаю тебя! Я все поняла! Время, оно пошло!
Это пошлое время... пошагово, в танго... шевелись еще пять минут...
Закрути ногами энроске... отразит изящное очо ожерельевое стекло -
Бесконечность твою... у бездны застынь на краю...
     рыбы па твоих страшных, последних пучеглазо, серебряно ждут...
Занимайся последней любовью! Переборки рвутся: натиск воды.
Истекай поцелуем-кровью! А бездна жадно целует тебя,
Вбирает соленым ртом, всасывает, не оставляя крики-следы
На одиноком зеркале, на волнах беды, где бесслышно вопит судьба.
Дай жилет пробковый, благословенный! Воздуха дай мне глоток! Спаси!
Ты кричишь: ныряй! Тьма уже через край! А я не хочу!
Ты, слепая люстра, вались на столы и яства, дурей, коси
На меня, а я в небеси, тебя к звездам прибью, молотком стучу!
Слишком медленно шлюпки спускают! Не хватит на всех!
Слишком мало места! слишком кучно, как пчел, людей
В утлом улье!
     Мешаются гоголь-моголем слезы и смех.
Музыканты играют на палубе. Ты этой музыкой не владей.
Ты ее отпусти, упорхнет из горсти, сейчас разорвется трюм
От глубинной сини, от ныне-присно-и-во-веки-веков.
Это мы напоролись на остриё
     бестолковых - безумных! - о бессмертии! - дум,
На лезвиё природы, на зубья разбитых оков.
Так легко и страшно рвется человечий металл.
Так нечеловечий скрежет рвет нежную плоть на куски.
Дай последний дух, земля! тонешь - вот начало начал!
Вот - в конце концов - воют люди от Божьей тоски!
И я вою на все звездное небо!
     Мой голос временем пьян!
Рвется ресторанной салфеткой!
     халдейской жилеткой!
          третьего класса штопаным теплым платком!
               кочегарным - в топке - огнем!
Но ты знаешь, земля, горячим сердечным комком
     я все еще верую в твой океан,
Что я жалким зародышем Завтра, к рыбам падая, стану в нем!
И когда ты, земля моя, утопая в небе, святую корму задерешь,
И в пучину ринешься, содрогаясь от жизни, железный зверь,
На звезду во льдах покрещусь: а Бог, глянь, на меня так похож -
Кассиопеи змея,
     ледяная соль бытия,
          в рулевую рубку водой забитая дверь.


"я всю жизнь мечтал видеть мир ну все-все что вокруг не одними только своими глазами а такими огромными шарами вроде как у стрекозы чтобы видеть все со всех сторон и сбоку и снизу и сверху и даже изнутри у стрекозы фасеточные глаза страшные шары жуткие они на солнце зеленью блестят как изумруды я в учебнике на разрезе эти фары поглядел кошмар ужас как пчелиные соты они устроены вот природа создала в одном глазу тысяча глаз я бы хотел чтобы я был не я а тысяча людей и всеми их глазами видеть жизнь вот бы круто было"
КОСТЯ


ЛЮБОВЬ-1

я тебя нет не знала
крепче к себе прижми
обжигает металлом
время между людьми

я со дна восстала
бездну переплыла
я видала кораллы
шила меня рыба-игла

для чего воскресла
для тебя видать
плывет под водою кресло
то вперед то вспять

водоросли затянули
белую раковину
рояля
     летят рыбы-пули
разнежье тянет ко дну

мне тихо спать надоело
в старушьей тине веков
погладь иное мне тело
сбей сталь инаких оков

не знала ни глаз ни имени
шатнуться не устоять
зачем утонула с ними
зачем восплыла опять

любовию воспылала
опять к тебе одному
опять ушел от причала
плавучий наш дом во тьму

и лежа на льдистом ложе
и плача на подлом дне
впиваемся кожа в кожу
целуемся как во сне

лицо на лицо ложится
ребро на ребро: живой
и перевиваются жилы
багряной морской травой

да вся наша жизнь любимый
воскреснуть и умереть
и снова воскреснуть
     мимо
плывет железная клеть

а мы наше длим объятье
в неправде нигде везде
плывет невесомое платье
в бирюзовой старой воде

цепочка жжет золотая
заржавелая стократ
я снова жизнь надеваю
алмазом в сотни карат

и я тебя обнимаю
целую - соль на губе
и я с тобой умираю
да что там уже в тебе


ДАГЕРРОТИП

дагерротип коричный коричневый
ломкий по углам - буфетная вафля
рамкой резною зимним наличником
обхвачена
камера - длинноногая цапля
темное фото
светлое фото
старится год от года
ломается на меридианных сгибах
крошится по широтам где плачут рыбы
дагерротип архетип тайный всхлип
в кружевной платочек ридикюль черепаший
резко захлопнут
в ладоши захлопают
всунут в дырявый носок деревянный гриб
штопай не штопай день вчерашний
день зряшный загашный
лучше не вспоминать

...мать
в обнимку с малым сынком - на табурете
корабль плывет океана две трети
пропахано утюгом железным
солью дышит дрожащая бездна
дагерротип не сожгли не порвали
их всех по именам называли
дагерротип тайный чип под кожу
под сердце
горошиной под нежное ложе
дагерротип шальная виньетка
лилейная царская метка
много ли взял фотограф известный
за корабль-призрак
над пьяною бездной

дагерротип разгляди фигуры
фарфор финтифлюшки фиоритуры
рояль чисто-белый он айсберг
на клавишах - астры
из корабельного зимнего сада
курилка кури до надсада
до рвотного кашля
до звездной чахотки
до чертополохом сожженной глотки
окурок гаси
череп тяжкий и медный
ты пепел пыльный и бедный

дагерротип за фигурами - тени
фотограф не заснял сновидений
не заснял эти вопли проклятья
солью до горла зашитое платье
от Пуаре роскошный наряд
пуговицы горят
выше небес плещут воды
плачут народы
дагерротип туфли зонтики шляпы
львиные морды и лапы
ручек дверных кружевные колонны
слезы и стоны
густо волна их замажет
синею сажей

дагерротип эти контуры шлюпки
криков котурны
кровью парижской намазаны губки
нет похоронной урны
есть океан фотография толщи
дикой воды
дагерротип любви моей тоньше
хрупче слюды
много фотографов после снимало
на камеру - смерть
дагерротип после бала -
нельзя глядеть

дама в кружеве мальчик в матроске
она крепко его обняла
еще плывут каплями воска
свечой на краю стола
лед тает
рояль играет
держись за меня мальчик мой
дагерротип изгнанья из Рая
мы доплывем домой

крики какие же громкие крики
уши мне рвут
дыры ртов уродуют лики
превыше йодистых пут
мы на поверхности мы на грани
мы еще на плаву
дагерротип старинных рыданий
я же еще живу

ты меня рано фотограф хоронишь
у камеры нету сил
ты меня рано в лодку Харона
угрюмую посадил
мальчик держись
снимка старого бредни
выпечка сухого листа
даром дагерротип последний
последняя маята

видишь горят прожекторы люстры
и бортовые огни
видишь как люди сыплются густо
в посмертные ночи-дни
мальчик сжимай мне матери руку
кулаком клещами клешней
дагерротип розы шип на разлуку
выхрип последний мой

В НЕБЕСАХ

Вы не утонете! Вы будете лететь.
Мой - с вами - в синь - полет! Я буду с вами,
Родные птицы! Для зегзицы клеть
Разломана могучими руками.
Страна - корабль?! Он тонет день за днем...
Сквозь палубы так прорастают травы -
Полынь и горечавка, и огнем
Горит гвоздика, сургучом кровавым...
О, не кричите! Времена - без дна!
Жжет очи соль... все горячей и гуще...
А я вам - птица, я у вас одна,
Чьи крылья мандаринней Райских кущей!
Я просто Сирин вам, я Алконост,
Я вам пою от родов до могилы,
Мой яркий хвост пылает между звезд -
Звать Гамаюн меня, я не забыла!
О гибнущие, посреди травы
Морской, в виду воронки чернобесьей,
О люди, в птиц переселитесь вы,
И с палубы взовьетесь до созвездий!
Качаюсь я, босая, на волне,
Стою, держусь, шатаюсь, еле-еле,
В соленом, синем, ледяном огне,
Опять от похорон до колыбели,
И по волнам, немая, в горле ком,
В грудь вонзена звезды Полярной спица,
Опять иду, иду я босиком,
Как звать меня?.. я птица?.. Ангелица?..
Нет имени у ангелов! Имен
Нет у огней, рассыпанных во мраке.
Вот Альтаир - копьем... алмазы Рака...
Кассиопеи крики из пелен...
Весь небосвод смарагдами спален,
Расшит: узоры, пламена и знаки...
Босая, я ступаю по воде,
Ко всем вопящим - сердце наклоняю,
А мне кричат: куда же ты! Куда я?..
Вдаль по воде... в дыму-огнях... в нигде...
В сапфировой холодной борозде...
Смеется ночь, то злая, то святая,
И гаснет Сириус у Бога в бороде...
Вдаль по воде сияющей иду,
И руки-крылья ширью простираю,
Размах велик! от края и до края
Объемлю страх, и горе, и беду,
Объемлю буйный праздник - тишиной,
Великий звон, малиновый, Пасхальный,
Взлечу над морем песней поминальной,
Разбойною, военной и хмельной!
Крыла, несите! Поднимите ввысь!
О, каждый утопающий в бессилье -
Пойми, гляди: вот за спиною крылья!
Взмахни! Взмывай! И вьялицей кружись!
Мы ангелы лишь! На ветру легки!
Мы легче пуха, звонче лихолетья!
Летим, парим, небес шальные дети,
На расстоянье тонущей руки!
Летим, любимые! Летят в ночи года,
И звезды, и кладбища, и знамена!
Вглотать людей хотело море в лоно -
А вышла птиц в зените череда!
А вон они! Вон - мы! Да, мы летим,
Мы ваши души! помните нас рьяно,
Светло, тепло, молитвенно и пьяно -
Тех, кто любил, растаял, аки дым!
Тех, кто за землю смертно воевал,
В крови стоял, рыдая, по колено,
Тонул в болоте, убегал из плена,
Под поезд падал в перекрестья шпал,
Кто за детей голодных умирал!
Кто с ложечки - блокадную старуху
Кормил,
кто бился музыкою глухо
в посмертный колокол, на весь угрюмый зал...
Кто храмы под винтовками взрывал!
А после по кирпичику рождал,
Взыскуя искупленье, и прощенье,
И брагу слез, и горечь восхищенья,
И в неисходном, жгучем исступленье
Оклад медово-медный - целовал!
А времени катил и падал вал,
И айсберги накатывали остро,
Стыл Казанова, плакал Калиостро
Пред Китежем - из Озера восстал!
Ах, люди, а теперь в ночи летим,
И в солнечной парим пьянящей сини -
Вы птицы, о, вы ангелы отныне,
Кадильный, под звездами, нежный дым!
Корабль тонет? Солью гаснет сон
Земной?! Летим, исполнены отваги,
Исподом неба обжигают флаги,
И всяк крещен, и всяк прощен, спасен!
И я раскину вольные крыла!
...все - под крылами. Вы мне волны, пламя.
Мой звездный стяг. Небесное цунами.
Люблю вас. Затеряюсь между вами.
Заплачу тихо. Это ночь прошла.


"я вот все думаю а где граница между сознанием и бессознаньем ты все помнишь все знаешь любишь ненавидишь а потом вдруг раз и ничего не помнишь ничего не знаешь и где твоя любовь и где твоя ненависть а нету их все исчезли а ты вроде жив еще а может ты уже умер только сам не знаешь об этом"
ВОЛОДЯ


***

мир когда уйдем другой будет другой
туда - ни ногой
мир уже будет ни слышимый ни зримый
нелюбимый
так давай любимый подольше поживем
подержимся здесь
за плывущую доску
за шлюпочный окоем
за бумаги десть
тонем
вопим: по коням
нету сил
серебра воздуха горстка
лучше бы ты любимый
поцелуем меня задушил
на том перекрестке
раковин касаюсь зрячей рукой
целую жемчуга торжество
мир когда утонет уже будет другой
мы не увидим его


фреска вторая

ДЕНЬ ГНЕВА


"я часто смотрю отсюда в будущее гадаю какое же оно будет а иногда бывает смотрю на себя из будущего это так странно глядеть на себя из того времени где ты не будешь жить никогда и я сам себе оттуда из будущего кажусь странной фигуркой таким оловянным солдатиком я тону в море тонет картонный корабль рты оловянных фигурок разеваются в крике но я криков не слышу только вижу кругом синюю воду а мне совсем не холодно и не страшно"
САША


ОДНИМ КАДРОМ

В путь отплыли. Не помнит никто в сизом инее пристань.
Я вот помню. Багряно и жадно хвощи оплели
Кровеносное, росное, о, богоносное тело... выстынь
На кричащей огнями границе богов и земли.
В путь поплыли. Да! резвый беззубый младенец
Руки матери книзу тянул и нещадно орал,
Наважденец, кошмаров и плясок чужих сновиденец,
По ночам в пеленах распевая хрипатый хорал.
Покатился мой шар, задымилась моя атмосфера,
Коммунальная кухня крестила меня кипятком,
Керогазом и примусом, а заиконная вера
Заоконною вербой моталась, таяла под языком.
Вяжет день на рукав кумачовую чудо-повязку.
Первоклассные перья царапают ночь серебром.
Мандарины в авоське, в метели, индийскою сказкой
Мне под елку катятся! в салюта юпитерский гром!
А под елкой, в ежовых колючках, Белка и Стрелка!
На верхушке - звезда-рубин, костром из травы!
А на лапе, спиртово-пахучей, плюшка -
     лесная белка:
То отцов подарок, дивись, из самой Москвы...
Я плыву. Я, монахиня школьная, форму снимаю,
Снежный фартук целует чугунный утюг на пару.
Я в толпени иду, во флажках и шарах Первомая,
Я не слушаю радио, взрослую эту игру.
Мне икру покупают зернистую на Мытном рынке,
И капусту у теток-бочонков, ах, руки-ухват,
А земля все плывет, загляну на днище корзинки -
Там Париж и Байкал,
     лезвиём - енисейский закат,
А земля все плывет, я на ней, не слыхать содроганья
Утомленных машин - чудовища трюмно ворчат,
Нас несут мимо мира, в багровой войны полыханье,
Красногалстучных, красноязыких, краснофлажных волчат!
А земля все плывет,
     и плывет на ней красная Куба,
Половина Европы-рыбы, вся красная,
     красный Китай,
Я кефиром на сон мой грядущий испачкаю губы,
А все лью в эту красную чашку с Лениным через край,
А земля все плывет,
     запустили Гагарина в космос,
Будто в черную печь зашвырнули пацанский снежок,
Распускает мне Дэвис чащобные смольные космы,
Твист и шейк не пускаем на грозный дубовый порог,
Теремной иль тюремный, и правда, запутались сами,
Гребень выстрелов лагерь втыкает в таежный колтун,
Я гляжу на себя с пожелтелой бумаги моими глазами
И слезу утираю голицей, такой колотун,
Я гляжу на себя,
     раскрошилось печальным печением фото,
Расклевали вороны хвойный хворост, что бабка пекла,
А художники пели, спиваясь,
     а франты и моты
В преферанс продувались до нитки, до штрипки, дотла,
А земля все плывет, друг на друга нахлынут народы,
Наползут границы, сшибутся материки,
И цунами восстанет - сомнамбулой хищной свободы,
Вечной лжи, меч Дамокла, на расстоянье руки!
Я гляжу на себя с фотографии, Господи Боже,
Я плывущую сущую землю в лицо узнаю,
Крепко жмурюсь: зачем на тебя так жгуче похожа...
Отвернусь - увижу на палубе гордую спину свою.
Я иду в яркий зал, в перекрестья великого шума,
В звон тарелок-бокалов, в журчанье крепленой крови!
Я не слышу проклятий и стонов из чертова трюма!
А ведь там - кочегарами - предки все, корни мои!
Разделю я со всеми угарное это веселье!
Ледяное шампанское хватану через край!
Мы потонем, ребята, в субботу, ах нет, в воскресенье,
Да не плачьте, воскреснем, а коль не случится - пускай!
Нас уже столько раз, ребятня, на расстрел выводили!
Нам уже столько раз - в грудь навылет, в затылок, висок!
А мы снова вздымались крылатые, в славе и силе,
Из земли прорастали, а кровь уходила в песок!
Не веди меня в танго, хитрец, неуклюже и грубо!
Не клади на фарфор мой ни лобстера, ни ананас!
Я сивухой на сон мой грядущий испачкаю губы
И стакан разобью о паркет - за плывущих, за нас!
Завихрится метель и закрутятся звезды поземкой.
Злая люстра Галактикой вертится, просится в пляс.
Я смеюсь слишком звонко, слишком отчаянно-громко,
А часы корабельные бьют двенадцатый час!
...я плыву еще, да, в океане оставленной ночи,
Ты разрежь ее, мама, ту паюсную икру,
На ржаного ломоть положи, кто сколько хочет,
В подстаканнике чай поднеси к задыханью в жару.
Ты, отец, ты же зришь - обрывается наглая пляска
Твоей Золушки, босиком, без архангельских крыл...
Вот руки твоей - на ночь - блаженная жженая ласка:
Пахнет маслом и сажей ладонь и снегами белил...
Всё ты намалевал, все простые земные картины:
Завирухи всех войн, позолоту-вранье всех миров,
Эту кожу свиную испода, слезу исполина,
Этот слабый пустынный огонь освященных Даров...
Не смогла погасить огнепады Багдада, Пальмиры,
Не смогла раны ливневой Ливии забинтовать,
Лишь в чудной ресторашке среди полоумного пира
Танцевать, танцевать, до упаду, до дна танцевать,
Понимать: господа, кореша, товарищи, - тонем!
В это жарко и жадно не верить, ничуть, никогда!
А Титаник плывет, за брильянтом Венеры в погоне,
Под Луною играет айсберг, слепая слюда.
Поцелуй меня, отче, ты пахнешь рыбалкой и краской,
Сыплешь искрами, мой кострожог, остатнюю ночь раскаля,
Нарисуй мне в альбоме всю в морщинах, старую сказку,
Начертай мне на тонущем лбу царские вензеля!
Дай мне ложку мою... мельхиор да чернь, завитушки...
Это лилии распустились, нимфеи, на черном пруду...
Дай, в углу каюты валяется... белку плюшевую, игрушку -
С ней и смерть мне - жизнь, с ней жарко на холоду...
Нарисуй, как я важно и страшно на дно опускаюсь,
С белкой Времени, жрица земли, твоя блудная дочь,
Я, царица, старуха, владычица ныне морская,
Я в разбитом корыте плыву в неоглядную ночь.


ЛАЗАРЕТ

военный запах галет
солдатский дух голенищ
тюремный мой лазарет
незаживающий свищ

вхожу под своды тук-тук
каблуками
в помаде рот
маской закрыт мой люк
фабрикой "Скороход"

и я под кошмой пластом
под зимней иглой лежу
на этом свете на том
подобна тупому ножу

держу высоко я шприц
и подношу к себе
вокруг шевеленье лиц
и лунный пот на губе

пошто же скос половиц
под нами качает столь
безумье голодных спиц
стеклянного зелья боль

а я на себя гляжу
игольным ухом зрачков
а я себе в жилу ввожу
бред сивых кобыльих веков

лекарство от яви и зла
лекарство от сна и тьмы
вот я от мира ушла
взяла свою жизнь взаймы

да что же качает так
неистово так штормит
купи мне тишь за пятак
галету за сто обид

введи мне под кожу свет
а то я сойду с ума
и зелье твое на обед
из ампулы выпью сама

а что за стук во дворе
никак выбивают белье
да нет это на заре
расстреливают воронье

и падают у стены
кровяня кирпич хребтом
отцы мальцы братаны
монахини со крестом

матросы - тельник бушлат
торговки и сопляки
опять в палате гремят
твои судьба каблуки

опять твой казнящий шприц
опять твой пьяный укол
бросайся на брюхо ниц
весь в инее суходол

зима окончен расстрел
звезда твой окончен бал
Титаник плыть не посмел
где ангел мой пролетал


ПЛЫВЕТ ВРЕМЯ И ТОНЕТ

Снарядили нас в путь. Целовали в слезах.
Мы стюардам билеты тянули, гордясь.
Переплыть это Время за совесть и страх,
За серебряный грош, за морозную вязь.
Подарили судьбу. Подтверди! Распишись!
А быть может, продали? Не все ли равно!
Уши заячьи, морды хитрющие лис,
Человечья слеза - все смешалось давно.
Перешли мы по трапу с земли на ладью.
В колыханье. В надежду. В тоску. В никуда.
Третий класс. Я усядусь на злую скамью.
Первый класс. Я в манто завернусь в холода.
Мы плывем. Поцелуй тебе, ангельский штиль!
Будет буря - поспорим, поборемся с ней,
Как учили! А трюм, эта черная пыль,
Этот уголь в золе преисподних огней -
Здесь родители горбились, деды мои...
Я страницы учебника вновь послюню...
Полистаю... руби, и в атаке коли...
А потом уголь в топку, пятьсот раз на дню...
Вся история - веер огней. Весь Восток,
Из кумгана пьянящее масло излей...
Запад весь, в запоздалой молитве жесток,
Крестоносный у Гроба Господня елей...
Ах ты, Буддою, кубово-синий Китай...
Чай пахучий... в нос, как нашатырь, шибанет...
Первобытно-огрузлый, булыжный Алтай -
А Белуха - легчайший, заоблачный плот...
Сгустком - Африка... то ли графит, то ль алмаз
Засовал черномазый в порез на бедре...
А еловая Швеция - высверком глаз -
Русокосой Люцией - в водице, в ведре...
Ты, Байкал мой святой! Енисей мой родной!
О, куда ж я от вас одиноко плыву?!
Муж и сын далеко. Только Бог мой со мной.
Удержи меня тут, на плоту, на плаву.
Наше время потонет, един Твой закон,
Так зачем же мы бьемся, сгораем, кричим,
Обнимаемся перед расстрелом, звонком,
Пред поверкой дрожим, кроем Рым и Нарым?!
Ох, мне люто... За плечи себя обхвачу.
Я сама себе шуба. Сама себе зверь.
Коли встану - подобна я стану лучу.
И сама распахнется железная дверь.
Все заклепки посыплются, хрустнут пазы,
Отвернут все шурупы шальные шторма,
Что, Атлантика, выше Гольфстрима грозы -
Баргузин и шелонник, култук и сарма?!
Вся стряпня эта Богова, кухня времен,
Саблезубые битвы и древности все,
Катастрофы и строфы, и заячий гон,
И рыбалки в ночи на опальной косе,
Андамукский опал, медногорлый кувшин,
Только сказку в ладони медовую лить...
Я плыву вместе с вами!.. корабль-то один...
Сколь назначено стыть... сколь назначено жить...
Все Голкондою глянет, что ты переплыл.
Все сокровищем станет, что ты потерял.
Тинторетто писал - средь замшелых могил -
Свою мертвую дочь, кисти крепко держал.
Я ведь знаю: утонем. Да куплен билет.
И плывем. И я Вечерю нашу люблю -
Страусиные перья, и стынет лангет,
Моя дрожь переходит под дых кораблю,
Под стальное его, мужиково ребро,
Он Адам мой, корабль, Бог его рассечет,
Вот сейчас, вот, немного, распорет нутро,
Бросит кости живые: гляди... нечет... чет...
Мое время... казненное время мое...
Иль казнимое ныне... сегодня... сейчас...
Ты мой мытарь и мыт... быт мой и бытиё...
Не гляди. Я рыдаю в виду твоих глаз.
Позабыты Хорив, Ярослав, Святополк.
Процарапал нам бок лед мой, волк, втихаря.
...а вода вся - холодный хоругвенный шелк.
Тонем. Крики. Созвездья. Далече заря.


"я бы хотела целый век идти все идти и идти по тихой дороге и чтобы тепло и листья шелестели и держать ребенка за руку вести за собой мать ведет ребенка вы сто раз видели это на всех дорогах а когда он устанет мать возьмет его на руки и понесет вот это я навсегда иду по дороге и несу на руках ребенка а он спит а я плачу от радости и улыбаюсь"

ПОЛЯ


ОДИНОКО

мне так одиноко
я в каюту нахально тебя позвала
за дубовым порогом
яства на блеске стола
на карельской березе
силки птичьи сетки
в креманке застылые слезы
олений ягель в розетке

я русская а ты я не знаю кто
француз ли немец
перец на сале
еще в Аушвице не сняли пальто
серьги зубы очки не сняли
еще в атаке под градом Верден
не плюнули желтым хлором
томик в пальцах тонких
ах Поль Верлен
вслух почитаем хором

спросил как меня зовут
угадай с наскока
за раз-два-три за пять минут
я так одинока
Титаник гремит набавляет ход
а здесь между нами
батька Левиафан скелетом плывет
лед прет табунами

нет немчик французик как там тебя черт
нет мы не утонем
мы непотопляемы
железный челн
и плачет и стонет
давай спою тебе старинный романс
цыганский ли русский в обнимку
сто лет спустя не узнают нас
на охристом снимке

ах старое фото цвета желтка
цвета грязи дождливой
шампанское - лед
на дне зрачка
все еще живы
ничто не закончилось
все лишь началось
до рока до срока
я мясо порезала вкривь и вкось
прости
мне так одиноко


НА КОЛЕНЯХ ПЕРЕД МУЗЫКОЙ

Ах, красные бархаты, золото кресел!
Ах, розаны-кисти метельных платков!
Мне вечер чужой корабельный повесил
На грудь - ожерелье кровавых веков.
Гранаты! Алмазы! А может быть, стразы!
А может быть, сразу - сегодня - на дно!
Не знаем штормов, запределья, заразы,
Жужжит белопенное веретено.
Наш нос разрезает упругую воду.
Утюжит столетия наша корма.
Титаник, земля! Да, в огне нету брода,
Да в море мы сходим по суше с ума!
Плывем. Эта палуба что так трясется?!
Вниманья торжественно не обращай!
Гляди в рюмки лед, в колыханье колодца,
Украсит лимон длиннолистный твой чай!
Ах, верхние палубы вертки, стрекозы!
Ах, нижние палубы - крепки навек!
Шампанское шепчет! Хрустальные розы!
В открытые окна слетающий снег...
Нам музыка эта рыдает, играет
На весь необъятный слепой ресторан!
И каждый не знает, что он умирает.
И каждый в ночи хоть немножечко пьян.
И танец... кэк-уок, или гордое танго...
Ах, этот прилюдный, подблюдный фокстрот...
Налейте мне сока... разрежьте мне манго...
Подайте салфетку... слеза режет рот...
Народ! Ты плывешь еще. Разве не чудо -
Корабль еще цел, и форштевень упрям!
Еще потанцую средь яда и блуда!
Еще прибегу в корабельный мой храм!
Качаются свечи... кренятся иконы...
Поклоны отдам и молитву воздам -
И в море огней, в ураган-котильоны,
По бальным, по взгальным веселым следам!
Ведут оркестранты смычками по жилам -
Шатается музыка, пьяная вдрызг.
Мы тонем! Вы слышите?! Полночь пробило!
...часов комариный, рыдающий писк.
Слез брызги застыли. Вода, ты так рядом.
Стихия, ты гибель. Кого обвинять?
Безумного рыка, хмельного надсада
Сильнее - молчанья широкая гладь.
Обнимемся, люди!
...нельзя обниматься.
Поднимемся, люди!
...мы тонем, гляди.
Осколками роскоши, стеклами глянца
Осыпано тело. И кровь на груди.
Гляди: у души моей тоже есть кожа.
Когда под водою исчезнет корма -
Я воду вдохну, до сияющей дрожи,
До боли при родах сошедшей с ума.
Мы поздно заметили звездные грады. 
Мы поздно увидели смертные льды.
Вопили: нам рано! нам жить еще надо!
Кричали: спасите! не сдюжим беды!
А тут оркестранты так тихо играют,
Так музыка щеки и веки мне жжет...
Я к ним подхожу... голым ангелом Рая...
Иль вестником Ада... последний поход...
И я опускаюсь пред ней на колени,
Пред музыкой милой последней моей,
Она за спиною - весь хор поколений,
Победы всех войн, казни всех площадей,
Все праздники, трубы, хоругви и флаги,
Объятья в ночи и младенческий крик,
Вся жизнь на юру, на откосе отваги,
Ликующий вопль и рыдающий лик,
Я рот разеваю - так плачет, так стонет
Народ, и последнюю песню пою
О том, как земля наша медленно тонет
В слезах колыбельных, у тьмы на краю.
И шлюпки спускают! И резко стреляют!
Спасают, карают - во звездной пыли!
...а мне музыканты рэгтайм свой играют -
Кокетке, певичке небес и земли.


СТРАСТЬ

ты плывешь надо мной
ты вечно плывешь надо мной
я ракушек стая
галька цветная
осколки разбитых жизней
под грудью твоей под руками
под ладонью речной мой жемчуг смешной
тризной и укоризной
маленький и кривой пьяный еще живой
точками запятыми слепыми зрачками
под тобой ресницы мои волосы водоросли мои
я русалочий бред твой
бормотанием торопливым
помнишь ели с тобою после любви
судака в песке печенного на кромке залива
ты не бойся не бомба
я не бойня твоя
уложила тебя не на закланье
поиграем в царицу жемчужную золотого царя
в двух рыб золотых
за гранью
этой рюмки граненой
а я твой сейф
подобрал ты ко мне отмычки
тебе рыба
а ты мне сеть
вот котел лови для розжига спички
человек состоит из пути в никуда
ладони-ступни-лопатка-трахея
этих бедер серебряных ведер вода
этой шеи стальная рея
брызги
капли
пузыри
струи
потоки
трубный вой
океан истекает кровью
обнимаемся крепко
уходим в бой
в запоздалое молитвословье
эти мелкие перлы на нитке шальной
от Картье а может забыла от Фаберже
тонут гаснут у изголовья
ты плывешь надо мной
в постели немой
под водой
над смертью моей неглиже
над жемчужной моей любовью


"мне иногда кажется что я глухой как Бетховен да что там просто Бетховен глухой напрочь насмерть глухой и что могу пользоваться только разговорными тетрадями людям протягиваю а они мне в тетрадочку пишут вроде бы слова а я слышу музыку я ее внутри себя слышу и слышу все время слышу а когда времени не станет я все равно буду ее слышать"
ВАСЯ


МУЗЫКА

звучите, звучите! ползи ты, ящерка, змейка,
лукавая молния из-под пальцев, кусающих гриф...
звучи, моя детская музыка, дудка-жалейка,
небес окарина, врата океана открыв.
у каждого, кто, качаясь, бредово играет,
зажмурясь, улыбку бабочкой на лик нацепив,
судьба верной собаки, что изгнали из Рая,
судьба стылой колючки, царицы из всех крапив.
поет вьолончель,
     клянется навеки скрипка,
и плачет... и плачу,
     ладони притиснув к печеным яблокам щек.
альтист, какая ж горячая у тебя улыбка,
ты дышишь на деку, мгновенно белеет висок,
ты дышишь на музыку, наледь вот-вот оттает,
ты сердцем греешь винный приторный лак
на выгибах эф, струна дрожит красноталом,
по грифу слеза течет на вороний пиджак.
вы сбились в горстку музыки на палубе этой.
сгребли в исповедный вас, нежный, цветочный стог.
поет вьолончель, контрабас стреляет ракетой,
спасите, о, помогите, люди, а может, Бог.
поет вьолончель грудно, громадно и густо,
так женщины воют по дорогим мертвецам.
обвал хрусталя, седой водоскат искусства
зачем сейчас, напоследок, тонущим нам?!
как стонет рояль! Боже мой! он умеет плакать.
он все умеет: пленять, судить и орать!
пахать чернозем! месить сапогами слякоть,
на золоте струн рожать поцелуев рать!
играй, пианист! звучи! тебя не застрелят!
играй, как умеешь! а ты умеешь - весь мир!
мерцай-бегай пальцами, вышептывай терпкие трели,
бросай нам в публику полынной ноты сапфир!
звучите все сразу! ни приговора, ни сглазу,
ни памяти вам, искусникам... ночь, перешитый фрак...
вдыхай же музыку-боль веселящим газом,
и смейся, когда тебе сердце зажмут в кулак!
под ребрами музыка... тесно и узко... томно вратами,
путем родовым не в жизнь уходить - на дно.
играй, моя музыка, звезды пятипалой пламя,
морской офицер рыдает, горбясь, да все равно!
играй, мое чудо, аккордом погрузимся тихо
туда, где нам рыбы тихими ртами споют,
где рыбьими херувимами станем...
      ни крика, ни дыха,
молчанье... сурдина... квинтет прощальных минут...
звучи, океан! моей музыкой ты восстанешь.
мы канем вниз, а ты воздымешься вверх -
оживше-Голгофскими, разбойничьими крестами,
в едином котле варящими плач и смех!
играйте, ребята! вода захлестнула нищих.
богатые дышат еще... над перстнями дрожат веера...
играйте все громче, ярче, нежнее, тише и чище,
играйте сегодня, как завтра и как вчера.
припомните отмель, костер, ночную рыбалку,
отцово курево, штопаный бабкин носок,
и Матери вашей Божью зимнюю галку -
с ладони, опричь кормушки, клюет кусок...
звучите, молчите, минута для вспоминаний
о, есть еще, есть еще, есть еще, есть еще, есть...
...как трудно на скрипке скрипеть... а снаружи - сани,
и снег, и елка, и льда консервная жесть,
и флаг этот, мак махровый в мутной метели,
и первый, за гаражами, едучий табак,
и первый жар с девчонкой безумной постели,
и первый, вязью мороза, диагноз: рак...
а смертного ложа, играйте, уже не будет,
о, только играй, не рви время, не рви струну,
вы все герои, играйте, пусть плачут люди,
мы с музыкой чистой, небесной пойдем ко дну,
прижмись же к музыке милой ладонями, грудью, устами,
последний гимн, уплывая, кричит народ,
юродивой музыки океан из земли восстанет
и хлынет на палубу, и лепет жалкий зальет,
а скрипка плывет,
      плывет небес нотоносец,
плывет партитура, расписана по голосам, строга...
звучи! пусть глаз твой на струны медные косит,
о помощи мир не просит, и такт отбивает нога.
о, вы уж не люди, а просто вольные звуки.
трепещет дека, свет клавиш - на дне зрачка.
назначено вам обняться в невыносимой муке
лишь с музыкой вашей, под пулями звезд у виска.


***

я не хочу умирать
это же просто так
койка лодка кровать
непобедимый мрак
море ты та же степь
там умирал ямщик
тяжкой метели цепь
не разорвал старик

крикнут: на выход! вперед!
но поперед пути
где пересохнет рот
я не хочу уйти
море кругом кругом
путь мой далек лежит
палуба под сапогом
плачет дитя навзрыд

в этом море глухом
хрипло отдам наказ
мертвым кошу зрачком
линзой соленых глаз
друг схорони меня
в сердце до самого дна
друг обними меня
крепче когда волна

жизнь - это лишь война
смерть - это лишь покой
друг на пороге сна
счастья коснись рукой
тонем кренится мир
боли испей - и спи
побыли в нем людьми
в синей соленой степи


ЧТО БУДЕТ

я загляну тебе в лодку потных ладоней.
так на железо красное зрит неклейменый раб.
что будет после того, как корабль утонет?
что станет после того, как утонет корабль?
что будет после гибели нашей всеобщей,
после гибели мира нашего,
а может, он не
умрет, он плывет, и проплывет он больше,
чем ему назначено Богом, лежащим на дне.
что, Боже, будет со мной после моей смерти?
что после смерти моей будет с миром моим?
уйдет в затвор новая Катерина Доэрти,
новых войн разойдется кругами угольный дым.
я просто делаю бесполезную эту попытку
глянуть в будущее... ладони давай, раскрой,
консервы вскрой, и свари гороховый, жидкий,
походный суп за взорванной в атаке горой...

в бессмертном мире все, милый друг, умирает.
в бессмертном мире всему подведут черту.
ах, к черту гаданья! сломя голову удирает
бессмертное время, разрезано на эту жизнь и на ту.
я руки твои, время, хватаю шальными руками,
от ладони ладонь отдираю... а что внутри?
я, время мое, с тобой умираю веками,
а как умирать буду - отвернись! не смотри!
о, вот ладонный узор!
Амазонки пираньи...
мираж Миссисипи... Волга в ватнике льда...
священный Байкал - исподом зеркал...
и за ранней ранью -
Атлантика... о, ты гибели в ней не искал...
вот эти спирали судьбы на подушечках пальцев,
на каютных подушках, на позолоте вод,
ты ваксой, ты жиром их черным вышей на пяльцах,
расшей обшивку и ризы морской испод!
ты ими солги, письменами скорби и гнева,
беспомощными царапинами, иероглифами любви,
ты ими прижмись ко щекам моим, справа и слева,
впечатай крепко в лицо мое и шепни: живи!
мы тонем, а ты живи!
заливайся слезами,
выдумывай вновь секстант или ватерпас!
...никто не знает, что с нами случится завтра,
и лишь земля морями плачет о нас.


РУСЬ

Тонет Русь. Холстина белья.
Руки вверх. Дымы деревень.
Тонет старуха, Россия моя.
Крест надень.

Ты, в бане парясь, крест потерял.
Гремучий пафос ты нацепил.
В овраге язвой чернеет пал.
Молиться нет сил.

Как баня выстыла. Охватит дрожь.
Окно отсветит красной слюдой.
Не по хорошу мил, а по милу хорош.
Я рыба мыльная - под водой.

Тону, раба. Воздух хватаю ртом.
Я Земля-Рыба. Огромен плавник.
Я только сейчас. Никогда потом.
Я - материк.

Я страшно, медленно под воду иду -
Гигант плавучий, роскошь камней.
Чешую посейте мою в борозду.
Взойдет - до скончанья дней.

Меня изнутри воды видать:
Громады жабр, громады гор,
Навыкате жемчуга благодать,
А хвост - костер.

А хвост остер, и остер плавник,
Я Рыба-Осетр, торчит копье.
Плыву, каменный материк,
Взрезаю плавнями бытие.

Я Земля-Рыба, двояко дышу.
Я Земля-Птица, а плыть могу.
Я Земля-Псица, я вою в тылу,
За околицей, на снегу.

Не соблазни наживкой меня.
Брюхо не взрежь.
Я тону, твоего огня
Слепящая брешь.

Я тону. Я каменный вес.
Сквозь воду времен
Иду на дно, серебряный лес,
Царский - на грудь - медальон.

Святой Георгий, за битву крест,
На гимнастерке болот.
Тонуть - геройский жест.
Гляди, народ.

Тони со мной. На моей спине
Теснись, топчись, пропадай.
Вспыхнет озеро в закатном огне.
Постой. Помолиться дай.

Я Русь-твоя-Рыба, я только миг,
Черный дым над костром.
Сверкнет со дна железный плавник
Розовым серебром.

Гляди, как тихо горит благодать
Огнем последней свечи.
Гляди, как могут рыбы рыдать
И камни плакать в ночи.

И звездами тянется Лебедь-Гусь
За плеск херувимьих крыл.
Холстина белья. Тонет Русь.
На знаменье нету сил.


КУВУКЛИЯ

Вода! Она ползет, змея!
Она встает смарагдами, цунами,
Зелено-хищная, перед тобою, перед нами,
А музыка?! Где музыка! Не слышу!
На крыше дома... корабля... на крыше
Не мира, нет, войны... на острие Памира -
Вода, вода! все рты орущие, соленые все дыры!
Мы мечемся! По лестнице, наверх,
На капитанский мостик! О, я слышу смех...
А это плач. Где ты, смешной ребенок
Из класса третьего?.. из трюма, из довременных пеленок,
Из той утробы, что ненасытима ужасом-углём,
Откуда все родимся позже, чем умрем,
Ты, шкет безоблачный... ох, съеден ты водой...
Подводный стол... о, мейссенский фарфор...
     окно с атласной бородой -
Все через толщу лет... и вод... и Леты... и парад
Планет ли, чашек, рюмок... сквозь волны смарагд
Я вижу мир! В тяжелом вопле перекошен лик!
Его я повторю истошный крик!
А это что?! Кто поднял за власы меня
В подводный холод неба?! зануздал, как нравного коня,
И выше, выше?!.. вижу, Господи, корабль -
Да не корабль: часовенку, небесный дирижабль...
Колышется... а сверху, снизу, всюду - темнота...
Идет парчовый старец... он отбросил тень креста...
С него морские ангелы снимают ризы слепь...
Крест на груди... что тело медное, на цепь
Повешено... в рубахе во исподней остается он -
В плавучую часовню входит, будто в сон...
А у часовенки той - Господи, узри!.. -
Два круглые окна мерцают кровью изнутри...
Иллюминаторы...
     и перед круглым тем, совиным тем окном
Стоит монах... и свечи стиснул в кулаке!..
     и время длится сном!
И воды скорбью серебра бесслезного текут...
Сияюща их сталь... алмазен их салют...
Губу я закушу... молчу и не дышу... о, зрю я из небес:
Кувуклия - корабль! изыди, ляд и бес!
Изыди, сатана!.. сейчас огонь зажжется,
Любовью полыхнет сквозь круглые оконца,
Ну вот, лишь миг, секунда... до того,
Как мы войдем во глубь, как грянет ничего,
Нигде и низачем, никто и никогда, -
Любовью вспыхнет сумасшедшая вода!
Так вот зачем купили мы билет
Чрез этот океан! чрез эту толщу лет
Смарагдовых, бензинных, облученных, пулевых, -
Чтобы пропеть себя - кондак, духовный стих,
Церковную стезю, чугунную тюрьму,
Свободу, что, старуха, не нужна на свете никому,
Чтоб, умирая, обратить потоки слез
И плоти дрожь, и дух-наш-нож - в тебя, Агиос Фос!
Кувуклия моя! Ты, Агиос мой Фос!
Мой Благодатный Огнь, что мир мой перерос!
Я знать не знала, что, плывя, затеешь ты тонуть,
Чтобы родиться вновь - букварь мой, Божий Путь!
Вот пламя-буквица! Костер - вот вечный знак!
Вот книгу по огням следит скользящий зрак,
Слезится око, и кривяся, гаснет рот,
Но сердце дальше свой псалом передает,
Поет, когда любовь пропарывает лед,
Поет, когда война огнем крестит народ,
Поет на свадьбах, и при родах, и за гранью,
Окутав кровный холм объятий алой тканью,
И, умирая, мы передаем тебя, Огонь,
Тем, кто спасать придет! толкаем в грубую ладонь
Моряцкую! к тельняшкам их поближе, ближе, ну...
А мы не у воды - мы у Огня в плену!
Мы, уходя на смерть, приветствуем тебя,
Царя царей, чья тяжела воскресшая стопа,
Мы, уходя на смерть, протягиваем Свет
Кружащимся в грядущих вальсах сонмам бед,
Созвездьям счастий, вереницам горьких войн -
Чтоб помнили про Свет, предвечен и спокоен!
Мы умираем, да! мы утопаем, да! 
Внутри Кувуклии по глотку нам вода!
Но лица светятся и светят! лица жгут
Кромешный мрак, судьбу закручивая в жгут!
Мы погружаемся! Впередсмотрящий, о!
Уже идешь на дно, не видишь ничего!
И руки-ноги растопырены... обнять
Всю воду и огни... земле всей исполать...
Ах, вы не верили?! А вот! вода прижмет
Хребтину к релингу - и хрустнет костный лед,
И хлынет в рот, и легким не вздохнуть уже,
Не спеть любовь на сем прозрачном рубеже...
На вираже... воронка крутит, тянет вбок,
Ну что же Ты, явись, спаси мя, Бог,
Я только Благодатный Свет Твой, Агиос Твой Фос,
Я ничего не зрю из-за прощальных слез!
Я погружаюсь... я лишь рыба... я...
В зеленой тьме плыву... вот вся моя семья -
Ручонка малая... ребенок мой больной...
Тебя нашла я под водой... и ты со мной...
Мы оба выплывем... воскреснем... мы одни
В сей толще ледяной - зажженные огни...
Мы благодатны... мы стократны... мы возвратны... мы
Горим плывем карабкаясь из тьмы
Лягушки две
две твари земляных
две пары глаз
Господь с небес воззри сквозь толщу вод на нас
Нам радость протяни верни кострищем жизнь
Мальчишка крепче за руку мою навек держись
Из круглого стекла навеки полыхнем
Иллюминатор разобьем
и выбухнем вдвоем
Пылая так что жмурься заслоняйся спасу нет
Вокруг тебя - мы, Свет
Внутри тебя - мы, Свет
Огонь такой глаза и лоб и руки смело жги
И рот ожги пускай потешатся враги
В него елец-лицо и окунь-сердце окуни -
Его глотай он хлеб и в нем вине тони
И стань ты им Блаженным тем Огнем
Ему вовек не потонуть мы жили в нем
И будем жить - в ночи - в пустыне - в боли на века -
Во тьме казнящей - рвясь из рук из кулака -
Из крепко связанных в пучок свечей -
ни шагу нам назад -
в неведомы века
в невиданны Эдемы
в деготь-Ад
Мальчонка не дрожи гляди мы Ад мы Рай
Мы плазма звездная мы плащаницы край
Подводный мрак исхлестан весь огнем
Горим
сияем
таем
пламенеем
жжем
плывем


"я знаете часто вижу сон странный такой сон будто у моих ног на земле лежит громадная книга величиной с меня или даже больше не книга а целый дом у нее толстые будто жестяные или даже стальные страницы и я наклоняюсь будто кланяюсь и с трудом эти железные тяжелые страницы переворачиваю а на страницах появляются буквы и на моих глазах складываются в слова а слова текут как ручьи и светятся и вдруг начинают вспыхивать цветными огнями а потом по железу плывут картины как лодки по реке а потом картины выходят из железа и плывут передо мной как живые а тут вдруг начинает музыка звучать и поют голоса и говорят и смеются и плачут я слышу как плачут и я понимаю это живая книга и мне становится так страшно и светло и я понимаю я сама ее написала и я хочу за нее попросить прощенья у Бога"
ЛЁЛЯ


ЛОЛИТА

Какие ждут соблазны! Какая брезжит сласть!
Порочная, заразная хохочет нагло пасть:
Лолита, вошь кусачая, ничтожней комара,
На передок незрячая до самого утра!
Мужик, зачем ты втрескался в такую мошкару?!
Тебя засудят с треском! не врубятся в игру!
Тебе - картишки-шахматы, а людям - страх и риск:
Твоими с девкой шашнями опять напьются вдрызг!
Плывете на Титанике - а часики - бим-бом,
Утюжите Атлантику богатым утюгом!
Когда обедать сядете - на скатерть - ятаган,
А жгучих яств закажете роскошный чемодан!
Отец кладет несмело на блюдо дочки стейк...
А вам-то что за дело? Свободен человек!
Порочная Европа поверила кино,
И гадкая Америка грохочет - все равно!
Ах ты, кинематограф, поджаристый порок!
Ты граммофон, фонограф, безумный бальный шелк!
Цыганки романсеро в салоне под рояль!
Карменки Хабанера - купюр к ногам не жаль!
Картишки-шахматишки... качается кровать...
Любовь такая в книжке... чтоб слюни всем пускать...
И снова ресторация, колье, жратва, питье -
И этот SOS по рации, и в ребра колотье!
И эта жесткость медная святых морских команд,
И эти люди бедные, молчащие стократ,
В отсеках, где, потеючи, спят на телах тела -
А жгут себя, как свечи, молитвой-два-крыла...
А вы, Лолита с Гумбертом? что стихли, роскошь-пьянь?!
Сложили гузкой губоньки, шанелька, финь-шампань?!
Простите, что ль, бормочете?.. не слышу... повтори!
Орет во звездах кочет задолго до зари...
Простите, ах, простите... кого простить-то? вас?
Вы с наше проплывите, вы повторите нас -
Тех, кто во тьме трудился, при ярком солнце сгиб,
Тех, кто тайком молился среди зубастых рыб!
Народ, он вышьет знамя созвездием обид.
Народ, он вас не знает, но, может, вас простит!
И то! не преступленье, а черт ли, смех один -
Цыпленком наслажденье, мускатный Аладдин,
В каюте дикий хохот, щекоткой сыпь да сыпь,
Трубит слоновий хобот, кричит ночная выпь,
Плоть пачкает зефиром губу, висок и грудь,
А душу - на полмира - надрезав, растянуть,
Напялить на приклады, насунуть на муляж -
Порок, одна отрада, не выдашь, не предашь.
И плачет дядька в клетке, идя по морю вброд,
И голая нимфетка забьет подушкой рот,
На простынях порока кровь - звездами со дна:
Глаголица пророка, пустыни письмена.


ДВОЕ

Ты на доске лежал, мой человек,
Вниз животом на плахе деревянной.
Твой красный жар струился из-под век.

Затихнув и простившись с окаянной
Судьбой, ты плыл на горестной доске,
Весло руки моталось безымянно.

Ты плыл тихонько, скорбно, налегке.
Я видела тебя. Я сознавала:
Сейчас расстанусь тоже, здесь, в тоске,

С любимой жизнью. Не начну сначала
Кровавый ход по тайным временам,
По утомленным сажей поддувалам.

Ты леденел. И ты молчал, как храм,
Разрушенный в военном лихолетье,
Руиною плывущий по утрам.

Так вниз лицом, совсем один на свете,
Валялся, не бревно и не доска,
А человек, подбитый Богом ветер.

Вот серебро на выгибе виска.
Вот ноги исхудалые, как плети,
Затылок беззащитный - для курка.

Нам кажется, что мы за все в ответе.
Оно не так. Мы рыболова снасть.
Мы прутья на замок закрытой клети.

Хотим дышать! А вольно и пропасть.
Хотим любить! И вот родятся дети,
И утонуть - как бы к груди припасть

Молочной, на бессрочную годину.
Играли в вист и в покер. Да, все в масть.
Зубаста пасть немого Господина.

Не только Бога суждено украсть:
У Бога из кармана - цацку, ляльку.
Вот участь, вот одна благая часть -

Так вниз лицом уплыть - воды не жалко -
в сияющего океана тьму.
Я подплыву. Рукой, древесней палки,

Дотронусь до руки. Ее сожму
До крови, до кости. А смерть сильнее.
Тебя, гляди, за шею обниму.

Доска плывет моя. А я над нею.
Не чую уж давно ни рук, ни ног.
Вселенский холод солью зеленеет.

Да только шевеленье! Резкий вздрог!
Дыханье, рея чайкою над реей,
Перелетело холода порог!

Мой человек! Мой ужас и надежда!
Открой уста, как радости зарок,
Открой сомкнуты водорослью вежды!

Живой! Неужто! Впрямь ты жив! Воскрес!
И я жива, хотя мы вместе тонем!
В иллюминатор луч, с небес отвес,

Вонзается! Вернулись из агоний!
Вошли опять в судьбы лукавый лес!
...опять, зачем... за радостью в погоне...

За горем и за скорбью... все обман...
От рук, в прощанье стиснутых навеки,
Соленый поднимается туман.

Не боги мы, родной. Мы человеки.
Дрожат уста. Соль усыпает веки.
Качается угрюмый океан.


***

я сегодня не знаю где завтра усну
на закраине льдистой сомлею
жизнь мою расцелую праматерь-весну
и рвану вперерез снеговею
и дотлею в Титаника мощной печи
в краснобархатном воинском жаре
где восходят казнящей волны калачи
где ковчег - всякой твари по паре
я не знаю где водорослевую траву
буду в косы плести перед свадьбой
где я завтра умру а сегодня живу
а вчера что случится узнать бы
я к бессмертью лукавому ох не гожусь
зря я к муке готовилась крестной
я сегодня не знаю где завтра рожусь
и сверкну и паду и воскресну


СВОДКИ НАСТОЯЩЕГО

наша Родина на почетном месте по количеству
     зараженных подлой заразой
Елизавета Вторая ее величество
     сшила саван
     для праздничного экстаза
покупайте шабли - излечит сплин
     покупайте штаны на вырост
покупайте древний от малярии хинин -
     он излечит коронавирус
покупайте гэвкамен сногсшибательный
     от расстрела нету целебней мази
регистрация смартфонов обязательна
     их в мире уже как грязи
Пентагон снял на видео как НЛО летит в ночи
     над грозой
     будто плачет
черное небо белой слезой а снизу медведем ревут Аппалачи
на Филиппинах угроза цунами
     наводненье на батьке-Амуре
блаженная по имени Маня проповедует а все верят дуре
юродка по имени Паня на площади Красной воскресла
астронавт по имени Пламя
     катапультировался
     в Царском кресле
говорят в Кумране вынули из песка низачем просто так
     перчатку царя Соломона
в чипсах на рынке нашли мышьяк
     у Бузовой за ухом - феромоны
министры предупредили владыку в столице
     об аномально неистовом лете
о дефиците русской пшеницы
     о выстрелах на рассвете
рубль валится доллар лезет вверх
     евро ползет крокодилом
нефть падает а если встанет - вот смех
     вспыхнет черным паникадилом
Турция перешла в наступленье на Сирию на бедняжку
Игры в Токио под сомненьем
     олимпийскую жги рубашку
покончил вот ужас с собой
     послушник Троице-Сергиевой лавры
кибермошенники в бой идут за монетой и славой
стал победителем Лев в охренительном шоу "Маска"
в Заполярье цветет львиный зев
     на Чукотке - тюльпанная сказка
в Северном Ледовитом тают льды
     через тридцать лет их не будет
пчелиный рой в форме бороды носят сумасшедшие люди
уже продают внедорожник Nissan по ТВ и по интернету
а что скажи такое интернет
     да ты пьян
     а на это нету ответа
он был есть и будет всегда а понятно все распрекрасно
это Бог глаза его борода и стигматы как день все ясно
воду в ступе толочь
     как темная ночь
     как на пенсию жить мне месяц
Спиридон Тримифунтский не сможет помочь
     к Радунице соченье месят
снова Boeing рухнул в чащобе святой
     то ли Явы а то ли Суматры
старики и младенцы хоть волком вой
     это нынче а что же завтра
умер главный врач он народ излечил
     он плыл
     во круизе по океану
этот паводок - к горлу и нету сил
     хлещет боль изо ржавого крана
сериал "Диверсант" сериал "Комендант"
     мало платят комедиантам
а старик на лавке с утра поддат
     затыкает бутылку ватой
наша жизнь! шуршим мимолетом машин
     мимоходом счастье хороним
это просто новости
     миг один
     танец пламени на небосклоне
сон бредовый в пустом вагоне ночном
     кашель глух настигла зараза
все забудь все уплыло все стало сном
     ты его не видал ни разу
твой Титаник загинет большой корабль
     ах зачем пустился в дорогу   
ты в нем вошка блошка пыльца мизерабль
     человек завтра пьющий с Богом


СВОДКИ БУДУЩЕГО

Бунт рабочих на Титане страшном спутнике Сатурна
у народности Корона всплеск рождаемости бурный
у поклонников Корана радость - звезды Рамазана
над Венерою восходят и взойдут на Марсе завтра
не сошлете на Центавра центробежного пророка
не засадите под ребра ножевидного порока
обессмертили каратом Шах-алмазом в нищем хоре
нефтяной фонтан проклятый воскресили всем на горе
печень в форме черепахи чемпиону приживили
а Стюарт Марии плаху смеху для восстановили
а на Ground Zero в небо снова Башню Вавилона
возвели фигурой хлеба кирпичом непропеченным
а под ребрами два сердца у насельника Катара
найдены единоверцы у лиловых аватаров
светятся во тьме растенья плазма светится живая
водку в Космосе оленьем невесомо наливают
плачет оборотень волком в оборотном лунном мраке
человечьей головою воет грубая собака
вот и сделали машину в виде гусеницы дикой
мертвой головы старинной с черепом заместо лика
вместо крика - резкий клаксон заземельный занебесный
зазмеится хитрой кляксой завопит запечным бесом
сдали тест на гениальность лупоглазые макаки
узкогубые мартышки клюволицые бараки
уличили астронавтов во грехе святого пьянства
и сослали в нуль-пространство в Ракоходную туманность
карантин на Ганимеде карантин на Энцеладе
завтра мы лишимся смерти ах зачем чего же ради
кружит Фобос кружит Деймос марсианка взбунтовалась
объявила голодовку на всю жизнь какая малость
мощного заката алость вечного восхода жалость
в красных россыпях песчаных ты совсем одна осталась
за орбитою Плутона испекли небесный пряник
а на верфях Альбиона вновь построили Титаник
на Архэ родился автор ах Божественной Комедьи
аватар и авиатор беспредельного бессмертья
бесконечного безумья
безнадзорного веселья
невозвратного изгнанья на излете Воскресенья


"а что вы думаете мы не тонем мы тонем сами того не сознавая ну и что вон ученые учат если человек не вечен то и народы не вечны каждому назначен срок а я скажу так если народы не вечны так и планеты не вечны вот наша планета ну почему она вечна возьмет да и погибнет когда а какая разница один умный мужик сказал времени нет и я повторю нет времени гибни матушка когда хочешь"
МИТЯ


ДАЛЬШЕ

я вижу будущее из круглого окна
из котла из варева с самого дна
дальше дальше Титаник плывет
он не сдох крепко связан железный плот
он скрежещет дальше режет волну
он режет будущее по куску всем всем
винты тарахтят и я не усну
а в будущем спать не будут совсем
пилюлю глотни - обрати день в ночь
обрати зиму в лето - сожри кристалл
обратим ход времен
обёрнут скотч
вокруг Божьей книги чтоб никто не читал
корабль иной воздух в кровь рассечет
иновременье вспенит мыльной кормой
пророки в будущем наперечет
средь них за стеклом - рот орущий мой
за дымом - очей моих рыбий страх
за паром отверженного котла
там варятся танки стингеры ах
стальные объедки смахнут со стола
я вижу сквозь ветхое барахло
я зрю чрез кипящие пузыри
что было
что есть
что еще не пришло
огонь преисподний гудит внутри
на всех живущих земно - призри
на гадов морских небесных - воззри
крестом вышей гладью Голгофских три
креста - на красной кромке зари
помилуй мя Боже мя имярек
по милости вечной велицей Твоей
крыло голубиное нежный снег
над маковкой мертвой - светом пролей
Псалтырь мои слезы откроют тебя
на той странице где всем обрыв
начнут читать по слогам хрипя
старинным слогом: жив еще жив
животный жуткий сладостный стиль
о чем тот Овидий Гораций о чем
о чем Петрарка забыта быль
когда-то и пыль была кирпичом

я только начетчица древних книг
я только пророчица за стеклом
иллюминатора
     только миг
удар по воде железным веслом
о тихо! услышьте что всех нас ждет!
безумие боль или благодать
иным народом станет народ
иной земли уже не видать
а что вы думали - нет измен
а что вы думали - нет страстей
берите будущее взамен
грызни и свары
собачьих костей
в зенит стучу - Боже треснет пусть -
я бабьим бешеным кулаком
нахлынь вода я в бочонке мчусь
Гвидоном
Кощеевым башмаком
иглой в утином слепом яйце
сломай меня - улетит душа
я вижу что будет в самом конце
не веря не ведая не дыша
на Тя уповаю Господи мой
пою да не постыжуся вовек
звездою Твоей возвернусь домой
пускай заметет мя Твой чистый снег
обаче в потопе хриплю трубой
приближусь к Тебе на стремя на стук
сердечный
пучина меж мной и Тобой -
ковром занебесных заплечных мук
о Небо ты сумасшествие есть
ты есть сумасшествие смерть моя
а зреть грядущее - это жесть
убийце врагу не желаю я
ударю сильнее
напор воды
снаружи в призрак мой саданет
я вижу инакий мой новый мир
иных времен лихолетный ход
иной железный терновый пот
иного царства цату - на грудь
седые космы
все Космос врет
обманет Лиры полярная ртуть
обманет Цефея жемчужная жуть
солжет нам фосфор-ночной-компас
пока живите вы как-нибудь
пока живите в последний раз


***

ты лежишь на палубе
или внутри подлодки
на тебя снега падают
и умирают кротко
на тебя звезды валятся
сквозь тебя прорастают
близ тебя валенком
валяюсь несвятая
на груди твоей ватником
теплым тюремным стыну
всё уже неважно
всё уже пуля в спину
всё уже ветви-паветви
инея рощи-чащи
ты лежишь на паперти
на снегу животом горящим


СССР

Сказано: не обернись.
Нарушу. И оглянусь.
Утонула жизнь.
Утонул Советский Союз.

Кто-то хочет его
Вернуть вдругорядь.
На дне его торжество.
Не поднять.

С ним утонуло все,
Что утонуть могло:
Красное колесо,
Баренцево весло.

Лодка - смоленей нет.
Рыба - соленей нет.
Войн, революций, блокад
Неугасимый свет.

Вам не вернуть его.
Горек подводный путь.
Вернуть его - все равно,
Что Землю вспять повернуть.

Бархат знамени ал
На штилевой воде.
СССР умчал
Спутником - ко Звезде.

Крови значок. Символ.
Взят у Египта взаймы.
Красный упрямый вол,
Тащивший повозку тьмы.

Лед победный, хоккей.
Снег победный, балет.
Железный терн лагерей.
Школьный бесплатный обед.

Рык победный, цирк.
Гром победный, парад.
НКВД и ВЦИК
Полный Гохран наград.

Луч победный, рентген.
Спич победный, трибун
Лысый, как автоген,
Столпник глухих трибун.

Золотом - плач войны.
Взорванный прах церквей.
Доношенные штаны
Влет скошенных сыновей.

Крик демонстраций: ввысь!
Нищий пельменный кус...
Сказано: не оглянись!
...плевать. Я - оглянусь.


"никто не знает что такое время вот мы все бормочем прошлое будущее а что такое настоящее не знает никто попробуй объясни что такое настоящее никто не сможет и никто не поймет слабо и я не философ никакой я простой человек но при слове время я плачу будто потерял кого родного любимого мы теряем время каждую секунду это очень больно"

ИГОРЬ


МАТЬ И ДИТЯ. ВТОРАЯ ВОЛНА

Я тебя родила - что же ты не орешь?..
Изгибаешь беззубый рот?..
На меня, на отца иль деда похож -
На досуге Бог разберет.
Ах, картина вечная, Мать и Дитя...
Ты не плачь, гляди веселей...
Освещен - гляди, какие дела -
Коридор корабельный ей.
То ль икона, то ль живопись... не разберу...
Подзамел малеванец следы...
Мимо нее иду поутру -
Налить из титана воды.
Ах, соленой воды... ах, воды морской...
Спит в каютах, храпит народ...
И поет под железом, под грубой доской
Волна; как баба, поет.
Моя черная юбка, как ряса, страх!
Кофта черная режет глаз!
Меня весь пароход за монашку, ах,
Принимает: молись за нас!
Я качаюсь. С кружкой в каюту иду.
Мне потверже бы наступить.
Не пролить эту воду... бреду в бреду...
Мне так сильно охота пить...
А в каюте ребенок. Чужой ли, мой -
А какая разница, Бог?..
Ты убавил час... а потом, за кормой,
Не успели, и два уволок...
Петр и Павел, и как там тебя, Илья,
Перевру я все имена...
Торкну дверь... разметан кокон белья.
Жизнь малая лежит одна.
Жизнь малая тихо сопит и спит.
Я из кружечки жадно пью.
Пью и плачу, под левою грудью болит,
Подбородок, рот оболью,
Пить-то надо - я так младенца кормлю,
Так над палубой жжет звезда,
Я так сильно, море, сына люблю.
Не утонем мы никогда.
Вот и все. Железная кружка пуста.
Мертвый кесарь - в пустой груди.
Грудь открою и тихо согрею уста:
Божие Богови воздади.


***

Помолюсь пред родовою нашей иконой
Иоанна Грозного грозных времен
Грозно будущее катит с небосклона
Без огня без имен

Я лишь музыке люба я только звуки
Истомленно плывущие задарма
Я лишь музыка люди я только руки
Мимо клавиш мимо ума

Мимо боли предательства казни лютой
Мимо петли завязанной в узел-смех
Только музыка нежная - на минуту -
Перед воплем из всех

Гулких глоток казнимых казнящих
Ртов орущих на гребне гиблой волны
Только музыка - молитвою настоящей -
Обочь всей тишины


НИКТО

Никуда не исчезнет никто.
Так сказал один мудрый и пьяный старик
В полутемной кафешке, сорвавшись на крик,
А потом запахнулся плотнее в пальто
Перештопанное, размахренное вдрызг
На локтях, обшлагах. То ли плач, то ли писк,
То ли смех, как истерика: время, постой!
Вот пришли за тобой.
Чтоб тебя увезти со землицы святой,
Чтоб тебя увести за поганой молвой,
Проиграть - в преферанс, в дурачка и в лото.
Никуда не исчезнет никто.
А меня так хотят сжить со свету сейчас.
А меня оставлять не хотят про запас.
А меня - марлю-бинт - в окровавленный жгут,
И опять самогонку в подъезде нальют.
В подворотне. Тут всякий навек пропадал.
Подколодной змеей полз к началу начал.
Во бумажный стакашек мне море плескал,
Пей, кричал, впереди берег крут.
В этом трюме Титаника, рядом ворье,
Голубая кровь-кость, музыканты, жулье,
Все земное рванье, все испода белье,
Бога Господа снежное - в поле - жнивье,
Тесно жмемся, так дышим друг другу в лицо,
Склеим локти, ладони, колени в кольцо,
Кому праведно жить, а кому - подлецом,
Каркай, ты, воронье!
Мне накаркала страшно ворона одна:
Не княжна, не чернавка, не дочь, не жена!
Сгинь, прокаркала, выстынь, умри, пропади!
Грязь, и месят душонку дожди!
Этот трюм... сколько здесь Божьих, пламенных душ...
Не сыграют оркестры нам свадебный туш.
Шум воды. И пробитое дно - решето.
Никуда не исчезнет никто.
Мы же все умираем! Откуда вражда?!
Мы же все вмиг уйдем в никогда, в никуда,
Океан белой пены, небес борода,
Глаз блестит, так под молотом треснет слюда,
Только зло не утишит ни страх, ни беда, -
Люди, ненависть что, навсегда?!
В этом диком бочонке, в стальной темноте,
Я объятья раскину Христом на кресте,
Я кричу: люди, хватит лелеять войну, ужас, месть,
Это - жесть!
Это наше проклятье! У тьмы на краю!
Я снимаю не платье - а злобу твою,
Ты, любимый, любимая, глупая, ты -
У последней черты!
Это рана в Титаниковом боку.
Мои слезы, сколь их суждено на веку.
Вопли! Хрип! Полоумный хрусталь-водопад!
Не вернуться назад.
Мы же гибнем! Всего драгоценней любовь!
Мы - на дыбе Псалтыри, и песен, и снов,
На кренящемся вбок, на родном корабле,
На последней земле!
Ну чего ты достиг воспаленной войной?!
Для чего ты сражался, оскалясь, со мной?
Для чего камень в лоб?! Для чего пику в грудь?!
Нам, обнявшись, на дне, возрыдая, уснуть!
И сейчас - вот сейчас! - обрывается жизнь.
И сейчас - да, сейчас! - крепко мы обнялись.
Да! Успели! Смогли! Так рванулись! О да!
...настигает вода.
Настигает забвенье. Бесноватый немой.
Нет тебе Откровенья - оно за кормой.
Только боли воронка. Судьбы полынья.
Вот вся радость твоя.
Вот все, радость, твои заревые стихи.
Вот все люди твои, равнодушны, глухи.
Ты не знаешь, как их поименно назвать.
Надвигается рать.
Не хочу умирать! Не могу уходить!
...только тонет Титаник. И тонкая нить
Нежно рвется. Мороз. Запахнуться в пальто.
...никуда. Не исчезнет. Никто.

РАДОСТЬ МОЯ

народная песня

Прощай радось ты моя да и ужась мой
поплывем ли мы домой
поплывем ли на лодье утлой
на лодчоночке минутной
уповать на ветр попутнай будем
родну землишку да не забудем
а к чужбине чужедальной
держим путь рыдальнай да печальнай
Прощай радось родна да свободна
ты землица неисходна
как топтала да я табе стопами
умывала я табе слезами

Прощай горушка моя зеленокудрява
речушка моя синя-кровава
прощай ночушка мово нещастнаво застрела
как стояла под прицелом
прощай свадебка моя гулянка-пьянка
да мое ли поцалуи спозаранку
да жанеха моёва на войну поутречку побрали
а старухи ревом-ти рыдали
а и рыдала я кидалась на колена
да кричала прощу вси разлуки вси измены
да тольки ты мой суженай
с войнушечки верниси
ко устам моем алам
устама ты прижмиси

Прощай радось жись моя
не дождуси табе я
выйду на берег да сяду в лодью д-поплыву
потону да боле не живу
оглянуси - а земелюшка моя со мною тонеть
инда человеком стонеть
инда горушка моя д-под воду уходить
заберег мой льдянай колобродить
выгребу я в лодье на стремнину
помолюси я Отцу да Сыну
да черпнеть лодья забортом водицы
да пойдеть на дно душа-девица
на гулянках у Божечки хороводить будеть
вы ея в молитовках помянити люди
а любимай ты мой суженай-родной
в небеси обнимесси со мной
сужденною жаной
и волна плеснеть над нами
по-над облаками
и плыветь лодья

Прощай радось жись моя


"планеты крутятся вокруг Солнца или Солнце и все планеты вокруг Земли да мне все равно Земля в центре мира да ведь это звучит гордо гораздо лучше Земле над миром царить чем юлить служанкой вокруг Солнца а почему Солнце царь надо всеми кто это изобрел придумал какой хитрый изобретатель и все повторяют а Земля может квадратная а не круглая может наши глаза плохие зеркала отражают не то что есть на самом деле а то что мы выдумали а что такое самое дело по-латыни по-немецки по-английски да хоть по-ангельски не знает никто"
ГАЛЯ


***

детство, нега моя
в  погорелом дыму...
на пожарище давнем тебя обниму.
я огонь этот лисий перехитрю.
я спиртовкой горю,
керосинкой горю.
ты мой маленький,
пальчик мой, мальчик, печаль,
я котенком царапаю старый рояль,
пламя музыки... тетка послала, как Бог,
тяжким медленным грузом железных дорог.
поезд Вологда - Горький,
поезд Горький - Москва,
от Москвы до Парижа доплюхать едва,
от Парижа до тьмы, где Амур и Байкал,
где никто не любил, не судил, не искал.

детство, ты мне нуга!
ты гирлянда моя!
на великую ель тебя вешаю я!
не сочту я времен! не умру в новый год!
а Титаник парит, а Титаник плывет!
я не знаю еще, что я тоже плыву,
повторяю знамен заревую молву,
оттого зареву, что Гагарин летит!
что в ночи Мавзолей красным снегом укрыт!
и под елкой так плачу под радиогул,
что год прошлый навеки, навек утонул!

дайте, дети, сыграю вам! в клавишу ткну
хворым, сломанным пальцем... я песню одну!
я не помню той песни родные слова,
помню только припев: ты живой, я жива!
подыграйте! посыплются ноты - пускай! -
мимо клавиш, пюпитра, свечи, через край,
заблестит - поскользнись! - навощённый паркет,
сколько снятых внаем, неоплаченных лет!

Ах ты, детство мое!
мой довременный дом!
все орехи и сласти на блюде моем!
гости, ну, заходите!.. а ты кто такой,
весь замурзанный, грецкий орех за щекой,
лучеглазый пацан! яркозубый пятак!
ты соседский?.. ах, Господи, звать тебя как...
крепко в руку вцепился мне рачьей клешней,
ты молитвенник мой, цесаревич ты мой,
ты возлюбленный мой, ты ребеночек мой,
ты отец мой, ах, отче, пора бы домой,
в дивный детский, мгновенно синеющий дым,
где запиской - псалом за портретом седым,
где за кровной иконой - окурок войны,
где ныряю мальком в крематорные сны,
ноги в катанки, зверем - ушанку - на лоб,
на салазках айда,
и валиться в сугроб,
и на площадь лететь - там пожаром - салют!
а война умерла! нас уже не убьют!

о, не знаем еще, эту жизнь напролет,
что зимующих птиц только время убьет!
только Время-Титаник разрежет волну,
раскромсает, разрубит на мир и войну,
и я плачу, и нище, слезами, плачу
за торжественный хлеб, за худую свечу,
за насмешку и зло,
невпопад-красоту,
а Титаник пылает со мной на борту,
груз великий везет, о, мы знаем наш путь
наизусть! под водой только воду вдохнуть...
ты, мальчонка... я помню, ты мне подарил
из марлевочки - ангела с лепетом крыл!
посадила на колкий его изумруд...
все наврал ты, что все после елки умрут...
мать в гостиную вносит горячий пирог,
пляшут дети, ступает отец на порог,
запах крепко-табачный, рука - яркий луч,
и бутылка в кармане, глазурный сургуч,
он моряк, этот дом он ведет кораблем,
никуда не уйдем. 
никогда не умрем.


фреска третья

ЭДЕМ


"вот все говорят Ад Рай вроде в прошлом был Ад а в будущем настанет Рай а кто обратно говорит раньше был Рай а потом люди согрешили и все стали жить в Аду а говорят настоящий Ад еще будет гибель мира а после нее люди одумаются и снова построят Рай я-то не верю в эти бредни все будет наоборот люди доживут до будущего и увидят там опять Ад обернутся назад и поймут что сзади в прежней жизни которую они звали Адом и был самый настоящий Рай и заплачут люди что они свой Рай потеряли и круг замкнется"

КОЛЯ


***

Чернила - Черчилль. Сталин - сталь.
Гагарин - нежный пух гагары.
А Ленин - лень? А жизни - жаль?
А пара - в дымном блеске бара...
Опара. Теста дух святой.
И шелк золотный небосклона.
Поджарый, тощий спит Толстой
В болоте мерзлого вагона.
Мы на излете. Канул век
Тяжелым камнем между лилий
Озерных. Не смыкает век
Вожак среди полночной гили.
Не выпить сулемы стакан.
Не съесть цианистого кали.
Смит, капитан, усни, братан,
На дне твой труп не разыскали.
Титаник, мощный, как Титан,
Мощней Юпитера, Сатурна,
Опять плывет. И океан
Качнется призрачно и бурно.
Вдруг ладаном распустит дым.
Косяк сельдей - парадной ротой.
Шатнется ввысь. Звезда над ним.
Метнется вниз водоворотом.
Плыви. Никто не знает час.
Пока счастлив - не чует страха.
Живи. Без пудры, без прикрас.
Плачь над убитым - Андромахой.
Вон Андромеда - в лохмах туч.
А вон Персей, ее любовник.
А вон корабль грядет, могуч,
Не саркофаг и не покойник.
Не пахнет ржавчиной мускат.
В салоне маслом льются скрипки.
И водоросли не горят
И на винтах, и на обшивке.
И тяжким топором на дно
Ты не нырнул еще за славой.
Гляжу в округлое окно.
Стекло, как рыбий глаз кровавый.
Как бычий глаз. Как волчий глаз.
И я, как зверь в железной клети.
Плыву. Плыть надо только раз.
А гибнуть - в море, на рассвете.


ДАНТЕ

Данте Данте Данте
круги ведут вниз все вниз
дайте дайте дайте
ступить времени на карниз
разойдутся червонные своды инфернальный сочится свет
муравьями ползут народы в аспид-Ад которого - нет
нет ни Рая дружбан ни Ада это все Данте выдумал Дант
обнимаются мрачные гады на змее - узорочья бант
а на земле столь мягкая травка развались под солнцем лежи
бородатый поп в камилавке
щук несет - ночные ножи
дальше дальше дальше
в подвал опускайся в кромеш-
ную тьмищу Данте мой Данте
меж любимыми
счастья промеж
режиссеру помреж прошепчет на ушко под вьюжную прядь:
причеши девок против шерсти
запусти канкан вдругорядь
порют глупости феминистки а плакат на груди нагой:
ЛЮДИ ВЫ НЕ ПТИЧКИ НЕ КИСКИ
ЗАВТРА МИР НАШ СТАНЕТ ДРУГОЙ
на байдарках гребут сирены а русалкин смех за кормой
эта тонет регата в пене и мычаньем поет немой
я в машинное отделение к тупорылым винтам спущусь
погляжу на Адово тленье вспыхнет новым кострищем пусть
не орда это оратория шахтный уголь подпольный жар
полоумного крематория сажей вымазанный кочегар
вы мне рваный билет отдайте
на башке - лампы Дэви тюрбан
нет Вергилия Данте Данте
этот мрак он зачем мне дан
Данте Данте я твой Вергилий
я тебя во Ад проведу
гаже нет кругов и постылей
попируем в моем Аду
Данте на держи сигарету
Данте огнь тяну прикури
Данте я над морем ракету
запущу отсель изнутри
Данте ты ведь парень не промах
а я девка только в штанах
в старых джинсах облитых ромом
в лабутенах каблучный страх
Данте я могу на рояле
на гитаре где клавесин
на органе на одеяле
этот Рай мой Ад не просил
Данте я срубила часовню без единого без гвоздя
Данте я закрыла засовы для любви и сюда нельзя
Данте я не умыла руки я Пилату в колокол бью
даром раздаю эти звуки даром боль мою раздаю
Данте ты же вовсе не Данте а бездарное фото твое
настоящего - мне отдайте
настоящее - бытиё
сняли с магния вспышкой дикой
сняли в профиль потом анфас
Санктус и Бенедиктус лика огнеглазого - Райский глас
это Глория за решеткой это просто тюрьма мой друг
твой Вергилий - просто вехотка бани лагерной тыща рук
этот фильм досидеть мне дайте
в кинотьме хоть вешай топор
ты козел свищу ты не Данте
за копье продажный актер!
ты тапер шуруй к инструменту
живо сел давай колоти
прет под клавиш бой кинолента
Данту там - ох до Рая идти
Данте врешь ты а ты не Данте
его именем назвался
его имя скрал оккупантом   
туз бубновый на полчаса
Данте он тебе подражает
в фас и профиль славой из слав
Данте он ведь тебя рожает
ни черта тебя не зачав!
на трибуну твою восходит
лавр сушеный на потном лбу
Данте он при любой погоде
повторяет твою судьбу!
а гляди мой Данте под лавкой там за печью щенок скулит
его кличет хозяин - Данте гладит там ему где болит
а в углу погляди-ка Данте так смущенно - швыряет в дрожь -
человек обреченней брата на твое рыданье похож
он глядит твоими глазами из-за каменной кладки спин
льется он твоими слезами на изломах твоих терцин!
Ад наш Данте! а где пророки? Нострадам - через двести лет!
восковая фигура Рока и Ананке злой арбалет
восковой этот пряник тает - твой подменыш близнец двойник
Данте каменными устами ты ко мне Вергильке приник
да Вергилия! не Вергилий! я не Публий Марон не жди
я бабенка сломаны крылья под лопатками и на груди
Данте Данте танцем - от Ада в его зеркале не тони
все тебя не видят - не надо
ты и дальше всех обмани
все тебе не верят: не Данте!
все кричат: ни шагу назад
все идут за тобой следами
человечьи волки во Ад
а из Ада ты вышел в дамки в оголтелый павлиний Рай
потому что верил: ты Данте
мне кричал: за мною ступай
это ты вел меня поддатую
флорентийку с букетом Суда
в Рай
я знала: ты Данте, Данте
и ты знал что ты Данте
да


***

я в зеркале нынче увидела сон
во сне отраженье лилось
слепым молоком
полыхал небосклон
сияюще чисто насквозь

я зеркало нынче видала во сне
рукой прикасалась к нему
к прозрачной щеке моей
к рыбе на дне
ах жемчуг украсть бы кому

мой сон мое зеркало тонкая песнь
из висельной глотки моей
стою не всегда
отражаюсь не здесь
ах песня немой соловей

глухой музыкант и слепой менестрель
по лунной дороге следы
железный Титаник ледовый апрель
зерцало последней воды


ГАЗЕТЫ

А морская вода разъедает бумагу мгновенно.
И не только бумагу - имена, фамилии, милые лица жрет
И лукавые рожи, и мороз по коже, и режет вены
Соляным кристаллом,
     свинцом заливает рот.
Этот многофигурный мир никогда уже не прочитают
По складам, и по городам, и по песенкам, трам-тарарам,
Не увидят, какая Софи Лорен была молодая,
А теперь - в насечках скальпеля ведьма, открытая всем ветрам.
Улоф Пальме, Гевара Че, Лейба Троцкий и Муаммар Каддафи,
И бровастый Брежнев, и в квадратном кепи де Голль,
А потом суп с котом, кем потрещать, кому бы потрафить,
Всё равно все завтра станут перекатная голь.
Поглядите, как нагло ведет камерой Ларс фон Триер,
Он снимает худые лытки, фиксирует пытки,
     газом дышит в сортире,
     топором рубит надвое живую мышь,
Он бесстрастно ловит наши пожитки
     стеклянным глазом,
     как в плохом тире,
Взять на грязную мушку и выстрелить - и улыбкою - тишь.
А вы знаете - Билла Гейтса ограбили! а знаете, нынче умер
В цвета хаки Корее Северной толстяк Ким Чен Ын!
А икру осетра, слыхали, уже продают по дешевке в ГУМе,
Врете всё вы, дорого-жутко, дороже военных машин!
Апокалипсиса гадкого, атомного дороже!..
А вы правда верите в этот чертов конец времен?
А вы знаете, Дженнифер Лопес опять раздвинула ножки
     на порноложе,
Джеки Чан дал в морду Сталлоне за зеленый мильон!
Синь Цзянпин приказал летучих мышей казнить за коронавирус,
А Джоконду из рамы кинжалом вырезали и унесли,
Шварценеггер Арнольд старых ролей не желает видеть -
Там, где сладко курит марихуану на стыке небес и земли.
Деми Мур, Макрон, не поел макарон, бродяга,
     Хелен Миррен, убитый Мирбах,
Анастасья, поддельная дочь расстрелянного Царя,
Халифат, белый череп месяца на черном флаге,
     в Пальмире, средь нового мира,
Древний мир взрывает... на обломки льет клюквою кровь заря...
Боливар не снесет двоих! прострели ему грибную шляпу.
Аватара у молчаливых индусов Кэмерон - дуриан из корзинки - крадет.
Авалокитешвара, Будда, велик Шакьямуни, Гаутама, дай лапу,
Твердокаменный друг, и в космический двинем полет,
На седую станцию "Мир", знаешь, дней ведь немного осталось,
Нам сияющий Путин смеется со знамени, лысиной блещет Хрущев,
Нам, в дымину пьян, Микки Рурк не споет уж, вот жалость,
Эти "Белой акации гроздья душистые", русских-царапая-слов...
Нам пускает Сталин дым в лицо из горелой трубки,
Крематорьем пахнет, саянским предгорьем, туруханской тьмой,
Стивен Джобс Усаме бен Ладену чрез океан швыряет хрупкий,
Ненадежный айфон, чтобы кайф словил - и пошел в землю, домой.
Недоучка Марк, Цукерберг фамилья, запутался в Сети
Золотою рыбой: не выпростать, не засолить в тузлуке,
А слепая Ванга из облаков воздымет ладонями ветер,
А Обама ваксой размажет слезный алмаз по щеке.
Ах, все сыплется свинцовый, газетный, экранный мусор,
То не люди, заметь, а флажки цвета крови! охоту славлю, пою!
Обложили душу, ни праздника не видать, ни муки,
Не загрызть разлуку, рвущую пулей загривок, шкуру твою!
Эта россыпь важного, и бумажного, и отважного гаснет ненужно,
Разлетается "Челленджером", чешуей, шелухой, чепухой,
Исчезает, тонет и тает в памяти вьюжной,
На склероз похожей, на Бетховена марш глухой.
Не поймать ушами, как с модной музыкой тонет Титаник,
Как вопит, без музыки мучась, в ледяной бессмертной воде.
Не сжевать зубами блокадными в секретере засохший пряник,
Не поплакать над песней Высоцкого во вспаханной борозде.
Хлипкий Хокинг объясняется жестами из железного кресла,
Гравитации кванты, аксельбанты урана сочтет для будущих нас.
Настоящие - что? и кто?.. Литию петь рано!
     Божий огнь укрощает Никола Тесла,
К "Шоу Трумэна" вяжет шепот и глас Филип Гласс.
А Каспаров сражается в шахматы, не догадаетесь, с Далай-Ламой,
Кто в накладе, кто в шоколаде, нам, грешным, знать не дано,
Океан расстилает перед людьми упрямо
Хризопразом, бериллом, кораллом гибельным полотно,
Эй, а помните вы, кто читает стих истлевший сей в зазеркалье,
В запределье миров, во жужжанье священных пчел?!
Нет, не помните никого, да и в памяти не искали,
Да и нету памяти, бросили горьким луком в рыбацкий котел,
В ту святую уху, что, как на духу, рыбачок-старикашка варит
На вселенском, нетленном, источен светом куриный бог, берегу...
Старый Хэм, тебя такие красивые женщины целовали,
Поцелую и я - перед смертью, перед забвением, на бегу.


"вот обежать бы однажды весь мир как если б это был огромный корабль сверху донизу или снизу доверху люстры горят плафоны пылают красные ковры раскатаны по длинным коридорам а ты бежишь веселая здоровая красивая в короткой белой юбке выше колен и здороваешься с людьми со знакомыми и незнакомцами в ресторан забежишь на кухню вкусно пахнет жарким в бассейн в музыкальный салон там на рояле бренчат на палубу выбежишь все тихо мирно старушки в шезлонгах вяжут носки детки в мяч играют корабль плывет на душе праздник и ты гордая такая молодая мир твой плывет вдаль никогда не утонет никогда не умрет"
НИНА


СВАДЬБА

ах, это свадьба! быстрее в шлюпку!
слушай мою команду, тут главный я!
помощник рулевого, а ты, голубка,
зачем в фате на краю бытия?
зачем в вуали, не в одеяле,
и не в доспехах, и не в огне,
и не в скафандре, и не на бале
в пустыне Марса, в алмазном сне?
ах, это свадьба! - ты мне бормочешь.
на безымянном - золота боль.
ну, быстро в шлюпку!
леща ты хочешь,
ждешь оплеухи?
лови, изволь!
орут китайцы, орут зулусы,
садятся тетки, ребят - к груди,
мы все герои
и все мы трусы,
мы все потонем, чуда не жди.
я, знаешь, помнил всех пассажиров -
чудные, звенящие имена:
кто звон костей,
кто подушка жира,
кому и жизнь сама не нужна.
а ты тут - свадьба!
швартовы отдать бы
командой пирсу в чужом порту!
спускаю шлюпку
в дыму проклятья,
в святую синьку,   
в пустоту.
а ветр ярится, фату твою птицей,
да, белой птицей с затылка рвет,
орут юницы, пылают лица,
фонарь мигает, ревет народ.
вот это свадьба!
а завтра знать бы,
а может, выживешь,
да и родишь,
а коль потонешь -
не виноватый,
я так и слышу
за гробом тишь.
валяй, девчонка! вон там, глянь, место!
над правым бортом, меж тех слоних!
тили-тили-тесто, жених-невеста,
а слушай, правда, где твой жених?
ах, ты не знаешь!
что ж не снимаешь
наряд, кичишься в ночи фатой,
иль милосердной сестренкой станешь
на той войнушке, на битве той!
и ту тряпицу, пургу-синицу,
сребряну вьюгу, тафту и газ
ты перешьешь
на власяницу,
на плащаницу,
на канифас...
ах, эта свадьба! плясала-пела!
душою-телом - гори-люби!
ну, села в шлюпку? давай за дело:
рукой холодной греби, греби.
относит ветер поземкой Рая
в ночную темень твою парчу.
греби! тебя я благословляю.
и горько! - ветру, тебе кричу.


MEMENTO MORI

Руки черные арфой из тьмы растут.
Оркестровая яма все глуше.
В оплетенье водорослевых пут
ты Дездемоной меня не задушишь.
Мерно, медно, медленно, тяжело,
по песку босыми ногами,
а в горячем песке плавится стекло
и глядит глазными кругами.
От оливковых крон, виноградных колонн,
нежной песенки Суламифи
я дошла до Кремля, до снежных пелен,
до пророчеств багряных пифий.
Красным знаменем грелись толпы людей,
плача выпью и воя волком.
Ввысь багрец подымали Самсон, Маккавей,
Жанна - вместо вьюжного шелка!
Руки белые лилиями плывут
по воде ледяной, соленой...
Руки, слышите, может, еще пять минут
поживу, в океан влюбленной.
В этот вечной жизни немой океан,
в это зоркое Око Тайфуна.
Я умру. Наплевать. Мною мир был пьян.
Я одна плыла, многострунна,
упоенной кифарой, виолой мглы,
синеокой арфой небесной,
а уста поют, о, еще теплы,
о любви - над пьяною бездной,
и перебирает в морщинах рука
эти бедные, медные жилы:
я любила тебя, моя жизнь, река,
как же мало тебя я любила.


***

...когда вдохну последний воздух мой
и хрипы время мне последнее изрубят
себе шепну
сейчас вернусь домой
в Элизиум где ждут меня и любят

в родной Эдем где яблоки висят
и мандарины - слитками в пещере
откуда больше не вернусь назад
в любви и вере

где лягу спать - на краешке жилья
в той раке золотой
ладонь под щёку кротко
не благоверная не мученица я -
бессребреница сирота юродка

на этом дне
в чудесном вечном сне
не вспомню как охваченный огнями
кричал Титаник хором в уши мне
о том о том что будет с нами

и как я плакала цепляясь за штурвал
за релинги за родинки за кнехты
за все что рот мой на прощанье целовал
пред тем как стану имярек и некто

ведь там на дне там нет могильных плит
помянников и памятников гордых
там светится обшивкой где болит
там рыбой золотой горит
где горько


"через сто лет знаете будет новая революция новое хождение по новым мукам что станет с городами с домами с толпами с народами все обнимет огонь а земля все та же а небо все то же а все наше ну на что мы молимся сейчас станет мусором с горсткой сияющих имен они будут вспыхивать в ненужном барахле глупыми золочеными фантиками и все сгребут в совок и сожгут в серый пепел в новой огромной печи"
СЕРЕЖА


РЕВОЛЮЦИЯ

Я потеряла пароль от явочной хаты заячьей куцей
Я наощупь изволь делаю революцию
Две мировые войны а третья дремлет в подвале
Наутро толкует сны где бомбы изготовляли
Я потеряла гранатовую серьгу утопила ее в сортире
Перед экзаменом на бегу в пылающем зимнем мире
Голова моя глазурный пряник по морщинам моим гадают
Мерзнет в море седой Титаник я в злых зеркалах - седая
Открываю писание Маркса заревое священное лучшее
От Меркурия и до Марса сцепив зубы делаю революцию
Капитал читай на досуге обожравшись икрой и крабом
Не устал от застольной муки от усмешек грудастой бабы
Я опять умру за рабочих за крестьян умру если надо
Не Хрустальной - подвальной ночью на копеечных баррикадах
Да наивна а вы-то умники мелкий смех над сталинским усом
Вы трясете выборной урною ну давай швырнем туда мусор
Над ленинской потешаетесь шар-земной-упрямою-лысиной
Из Мавзолея пожарище полыхнет галактикой лисьею
Я потеряла пропуск на завод где победу ковала
Я утонула в проруби пробитой во льду у причала
Я обвернулась кровью а шелк срывая завыли
Размотали наизготове у стены с винтовками стыли
Пли! - и я потеряла жизнь валяюсь грязь под щекою
Ушли корабли держись теряли и не такое
Я красное знамя пошью в каюте - из ветхой юбки
Я голубя с запиской пошлю на землю а может голубку
Привяжу к живой лапке пароль на измятом клочке бумаги
Одно лишь слово: БОЛЬ а может слово: ОТВАГА
А нынче люди явка моя - Титаником волны утюжит
Революцьонная моя семья не прет в ресторан на ужин
А прямо в каюте разводит костер -
     в стоместной в тысячеместной
А прямо в каюте заводит хор
     поет о манне небесной
О том как еще нам долго плыть
     и плакать под одеялом
О том как еще нам долго жить а может преступно мало
Две мировые войны а я - провозвестник третьей
Мои глаза влюблены в горящий Рим на рассвете
Он на ладони горит моей земляной и старой
Гляжу туда где болит ожог земного пожара
Я знаю: чтобы навек сберечь родовое и племенное
Надо взорвать и к лешему сжечь отжившее и больное
Задворки госпиталей и лазаретов стразы
Жестоким огнем залей избавь людей от заразы
Я потеряла псалом кафизму глада и мора
Пожарище - вот мой дом мои Содом и Гоморра
Да я потеряла Рай зуб вырвали мне клещами
Ты корчись и умирай бессмертья не обещали
Я мир не переверну лишь поверну быть может
В свободу верят в плену в простор и я верю тоже
Я в танк гранату швырну взорву ваше благолепье
Титаникову тюрьму запястьевых крыльев цепи
Я с гладких и жирных шей сдерну все ожерелья
Я выгоню из храма взашей торжников подземелья
На коленях на палубе тонущей
     в ночи молюсь при народе
О мощи о Божьей помощи о ясной тихой погоде
Но только лишь после бури! но - после пожара Трои!
Но - после огненной буквы не прочитать нам кою   
Я знаю - все свободы рукою сильной берутся
Во имя иного народа я делаю революцию
Во имя громадного танца где площадь песнею стонет
Во имя иного Титаника что никогда не утонет
Пройдет по инакой лоции по звездному покрывалу
Во имя моей революции я - себя - потеряла
И я потеряла страх и мне во гроб не вернуться
Я зря вслепую в слезах делаю революцию


СТАРУХА И МАЛЬЧИК. ТРЕТЬЯ ВОЛНА

Я - старая Дантиха
ты мой мальчонка Вергилий
Веди меня до могилы

Какой ты Вергилий
пламенный ты и юркий
а я - полудуркой

А я - в замогилье
А я - в запределье
Мальчонка а эту с тобой не спели

Отличную песню
про Лукоморье
как там по долинам да и по взгорьям

Я - старая Данта
а может Дантесса
Титаника дряхлая стюардесса

Небесного банта
нашейная ласка
морская подвязка

Лицо черепахово
крокодилово пламя
умею стихами

О нет
это ты мой мальчонка
Данте мой звонкий

А я-то - Вергилица
Во льду белья
кормилица поилица волчица твоя

Ты меня любишь
я тебя люблю
вместе бродим по кораблю

Я верю в тебя
Я тебя веду
Дую в молитвы дуду

Это Ад кочегарный
Инферно наше
не бойся не страшно

Океан лучезарный
звезды лучистые
холодно ясно и чисто

Тебя за руку
крепко взять
мой Данте опять

Я Вергилика
витражи и базилика
ни трости мне ни костылика

Я старуха
ковыляю вперед
Ты Данте ты мой народ

Не бойся не больно
Ты сын я мать
не трусь умирать

Сегодня мы есть
а завтра нас нет
Над океаном - свет

Я Вергилья твоя
я горгулья
у шляпы алая тулья

Крепче в старую лапу вцепись мою
Это жизнь
в Раю на краю

Над пропастью синего Ада
не выплывем
и не надо

потому что ты парень крут
ты пламя
Ты тоже умеешь стихами


***

я не только не ты но я даже не я
я себя упустила себя потеряла
я Титаник сама
кораблёва семья
я накрою себя как постель покрывалом
удивленных снегов утомленных лугов
улетающих звезд серафимовых братий
постелю себя скатерть в застолье врагов
посреди умирающих утлых проклятий
я любимый давно от себя отошла
я смотрю на себя из чужого веселья
с нищей палубы
из-за иного весла
из-за инея Ада берёз Воскресенья
я любимый свое различаю лицо
в ясных промельках
бликах без края предела
я Титаник тону
я без крика легко
удивленно упрямо светло
как хотела


***

Вся изумленная, исступленная, солнцем прожженная марь.
Пламя бус-гирлянд. Кус громадного - в пол-стола - пирога.
Оплетенье винных бутылей, ярь-медянка, зеленая хмарь.
На любовном ложе разметана - куда рука, куда нагая нога.
Вся плывущая. Сердцем зовущая. Безумной глоткой орущая.
Слепь и дым.
В подворотне убита? Нет. На вокзале, на рынке нет
Мощных пыльных твоих кудрей. Воплей нет матерей.
...только взрыв - стариком седым
Все рыдает на кладбище, шепчет: Спасе, подай нам свет.
Вся фонарная, красно-пожарная, стойка пьяная, барная.
Вдаль самолет
Во ковер туманных небес серебром втыкает иглу.
Вся спаленная, в завтра влюбленная, под стопою вчерашний лед.
Вот валяется, вся в рыданьях, животом на грязном полу.
Вот бежит с алым флагом, а может, синим, а когда золотым.
Вот забросила удочку в ясную реку: рыбонька, клюй!
Вся раздетая, швабра отпетая, перед старцем святым.
Вся - объятие, ночью - проклятие, и в слезах - поцелуй.
Деньги-мусор - брысь! Коси глазом, рысь! Ливень, кровью брызнь!
В запределье - лыжня. Не прожить и дня без любви твоей.
Я в тюрьме, во тьме, в лазаретном огне тебя славлю, жизнь.
Ты мне рваные раны нервными, нежными пальцами склей.
Вся чудесная, насквозь известная, незнамая никогда.
Вся извечная, и такая конечная, про бессмертье - вранье.
Я иду сквозь тебя, ем твой хлеб, воюю за твои города.
За твоих людей. За вопль площадей. На веревке белье.
Вся изветренная, на ложь проверенная, мне правдой клянись!
Твой Титаник тонет. Вот шлюпка. Дрожи. Держись за края.
Да, такая ты, во грехах снова каешься, красотка, залетка, жизнь,
Вся таинственная, единственная, до конца такая моя.


ПОХОРОНЫ МОИ

меня похоронят в океане
во звездной пыли
меня погребут в тумане
где идут корабли

меня похоронят в океане
зашьют в мешок
по-татарски
споют цыгане
на посошок

а может забьют мя в увесистый
дубовый гроб
обобьют позолотой
весело
плылось мне чтоб

а может отпустят мя голой
сиротку мя
и Саломеей веселой
спляшу голомя

мое открытое море
голомень моя голь
плыву во пустом просторе
закатная боль

и медленно как на росписи
где полымем - Русь
полынно червонно розово
во чернь опущусь

и я разойдусь в тумане
на ветры огни корабли
меня похоронят в океане
в океане земли


СОШЕСТВИЕ ВО АД. ИКОНА РУССКОЙ ПАССАЖИРКИ

Иисус сошествует во Ад.
     Мимо зверей и людей.
     Я вижу чрез иллюминатор.
Он спускается в Ад площадей и вокзалов, Христос Пантократор,
В круговерть баулов, чемоданов, шуб собачьих, дынь, тюбетеек,
Упакованных в бумагу лохматую, незрячую
     велосипедов и леек,
А Данте с Вергильем, два парня не промах, в Ад сошествуют тоже,
У них от метели Ада синий мороз по коже,
Они корчатся в дрожи, в атаке под Ипром вдыхают газ,
     их рыдание гложет,
Спускаются в Ад, как пускаются в пляс, бормоча: Боже! Боже!
Dio carino! o Dios! mon Dieu! o my God! дым пред лицом,
     благовонный, солено-йодный,
Машет кадилом, страусиным медным яйцом,
     священник дородный,
У него авто в кемпинге, он слаб глазами,
     он здесь на церковных гастролях,
Он тоже в шахту Ада слезает, играя мирские роли,
Он так тропарь распевает - волоски паутинным золотом
     подъемлет на теле,
А душу измолотить мне цепами революции не успели,
Она все такая же царская, царья, царевнина и царёва,
Все так же гордо - царственно - под пыткою - ни полслова!
А эта голая гладкая фея, ненюфара, нимфея Востока,
Зачем спускается в Ад, зачем железно-жестокое,
Инопланетное пялит на телеса одеянье - чернее страха,
В бой идет, на затылке коса,
     в зубах роза Аллаха!
Вся наша жизнь - игра? Нет, врете: мистерия!
Вся наша жизнь - черная дыра? Слепая потеря?
Глухая тетеря? Невосполненная утрата?
Из какого взрыва неверья
     родилась эта Адская страта...
Все вранье! Не хрюканье борова! Жизнь - музыка колдовская!
Нет, музыка Богова! Ее пью горстями, ею сверкаю!
Ей молюсь... а что Ад... обочь тьмы... Титаник тонул и похуже...
Орал беспомощные псалмы в ночной океанской луже...
Летят сотни, тысячи голубей! В сапфирном небе порхают!
Их с чужой чистой палубы сотни людей
     ввысь подбрасывают, выпускают -
В память тех, кто в соленом одеяле
     на дне - младенцем остался...
Чтобы порхали... ворковали... пели им голубиные стансы...
Голубь, то Дух Святой! А вы разве не знали? Забыли...
Голубь, солдат в небеса на постой, сгусток серебряной пыли,
Свет поющий, снег вездесущий, винный кондак Пасхальный -
Над океаном, корабль несущим в край чужедальный...
Голуби! Спасите землю нам! Спасите нам море!
Голуби, вы живой летящий храм,
     птичий ветер в синем просторе,
А Иисус спускается в Ад,
     плетя вензеля ногами,
     руками - слезные нити,
Вы Ему дорогу из Ада назад, голуби, покажите!
На иконе той, где дорога в Ад, голубей пролетает стая.
Краски алым, синим огнем горят! Плещет вода святая!
А герои из тьмы встают в орденах, одеваются кости плотью -
Дант, Вергилий, мы только прах, мы слова молотим
На гумне цепами, мощно пахнут зерном дедовы наши пригузы -
А хлеб - он о Боге лишь об одном, о сладости Богова груза,
О том, как любовь легче голубя, мотылька,
как воины плачут в окопах,
как свистят века от виска до виска,
врут карты и гороскопы!
Жизнь, родная! К тебе спускаюсь во Ад!
Опускаюсь на дно морское!
Жизнь, немая! Заговори стократ
Музыкой Божьей, людскою!
Жизнь, одну тебя воспою - на исходе и на излете -
Вскормлю тебя и вспою: моей Прометеевой плотью!
О, Боже! Ни шагу назад!
Атлантика иль болото -
Христос спускается в Ад
Для воли большого полета.
Среди сигар толстенных в зубищах всех Скотланд-Ярдов,
Среди речей белопенных всех горничных и стюардов,
Среди золоченых подносов с каспийской черной икрою,
Средь рыл и харь, что колесами катятся в небо ночное -
И я на колени встану! и помолюсь по-родному,
По-рысьи, по-русски, спьяну! под будущую босанову,
Крестясь и лбом прижимаясь к яичным, темперным спинам,
К пылающим серафимам, ко крыльям их голубиным...
А плащ Христов - цвета мака... хитон Его - цвета хаки...
Лазурь преподобных тряпок зубами порвут собаки...
А Он все идет... и люди за Ним - соленою линзой -
Во гибели и остуде - толпой: Он выведет к жизни...
В забвенье и расставанье - когда и надежды нету -
Одной любви упованье, один Он выведет к свету!
А плащ по земле волочится... За Ним - диавол в погоне...
Я, знаете, не пророчица... Но чувствую, что - потонем...
Ни за понюх... ни за пятак... ни наверху... ни снизу...
Кропило, кадило, кондак. Парчовая риза.
Злаченые рукава. Морской муар епитрахили.
Жила я. Значит, жива. Мы - живы. Мы - жили.


"я сегодня видел сон будто я вернулся издалека может с другой планеты со звезд а может из смерти вернулся умер а меня оживили и вижу иной мир иной уклад иные движения иной покой иные тела иные у людей глаза и душа в них горит другая и мне стало так страшно потому что я не знал на каком языке с ними говорить и главное о чем я стоял перед ними как мертвая рептилия а они шли мимо меня как мимо статуи в музее и я вспомнил старые забытые слова и разлепил рот и сказал их хотя не хотел говорить ведь все равно не поймут Господи прости им ибо не ведают что творят"
МИША


ВЕРТИКАЛЬ

Моего судна разрез
мой железный лес
срез
отвес
вертикальный прах
на просвет
Бог гуляет
хохочет бес
в тайных пазухах
плавниках
Моего дома разрез
кухонный тесак
от платформы компаса до
угля в бункере
до обеда за так
гимнастический зал
дзюдо
Моей жизни вес
Моей смерти вес
на волнах так крики легки
Моей радости вертикальный надрез -
до протянутой
из шлюпки
руки


Старуха! я корабль с тобою обхожу.
Мы снизу начали, от угольных котлов.
Держи свечу повыше. Не дрожу.
Молчим мы обе. Нам не надо слов.
По коридорам шествуй босиком.
Ночной сорочки снег по пяткам бьет.
Родная, нежный голос твой знаком.
Бормочет он. Все знает наперед.
Седая пифия, похожа на меня.
А может, мафия, мамаша богача,
Каюта люкс: он, толстый как свинья,
Он капитану в кинг продулся сгоряча.
Идем с тобой по красному ковру.
Ступаем по железным ступеням.
Я вижу трюм. От страха я умру.
Да ты, старуха, фору дашь всем нам.
Свеча горит. Я зрю в ее лучах:
Лопаты, стоны, ругань, колдовство.
Швыряют кочегары черный прах
В зевло огня, в астральное шитво.
Парчовый ужас. Золотые языки
Драконов, крокодилов и акул.
Мир движут, наслажденью вопреки,
Кто близ машин на кроху не уснул.
Гигантский гул. Громадой грохот прет.
Хочу скорей наверх, отсюда, вон.
Кривит старуха свой беззубый рот.
Ее улыбкой океан спален.

А бункер полон углем, как икрой
Дегтярно-адской. Ночь. Рычат винты.
Турбины пышут дьявольской жарой.
Здесь мне не жить. Не выживешь и ты.
А люди наняты - работать за деньгу,
Толкать корабль вперед, вперед, вперед.
Скорей, старуха! больше не могу.
Дыхание мое сейчас умрет.
Дверь. Морозильной камеры слюда.
Дверь. Тут кладбище питьевой воды.
Дверь: бойлерная. Не ходи сюда.
Не оставляй железные следы.

Кругами Ада, бабка, уводи
От ярости, от ямины - туда...
Я потерплю... вот крест мой на груди.
Я кочегарю до трубы Суда.
Своей я топки, бабка, кочегар!
Бросаю уголь! не пойду ко дну!
Жгу жизнь! лицо в неимоверный жар
Поглубже, пострашнее окуну!

Давай отсюда мы наверх рванем!
Я задыхаюсь от судьбы ночной!
Улыбка: от нее светло, как днем.
Свеча ползет сосулькою стальной.
Ах, лезет к локтю кружевная мощь.
Огонь целует снежные виски.
Рука в морщинах, черепашья морщь,
Острижены по-детски ноготки.
Старуший хохот, ксилофонный гром,
Он мелко сыплет давней шелухой,
Он дробным металлическим дождем
В затылок бьет, в лоб гордый и глухой.

Наверх, мой трап!
Веди во третий класс.
Решеткою закрыт орущий рот.
А ты во клетку до закрытья глаз
Посажен, мой медведь, о мой народ.
Реви! тебе разрешено реветь.
Вопи! тебе назначено вопить.
На то ты куплен, черный ты медведь,
Чтоб на потеху на цепи водить.
Какие лапы сильные твои!
Ты выдержишь, коль на загривок встать
На черный твой! без нашей ты любви
Живешь. Ты волчья сыть и птичий тать.
Из-за решеток лапы тянешь к нам.
Да мимо мы. Мы - призраки из тьмы.
Пляши! пей пиво! верь кошмарным снам!
Билет дешевый ближе к сердцу жми. 
Мальчишки чистят краденый лимон.
Девчонка кутается - в клетку плед...
Притиснул сумку спящий почтальон
К груди: там писем не было и нет...
Крестьян с материка на материк
Погнало ветром воли и тоски...
С земли на землю, с окрика на крик,
Воскреснем все, Распятью вопреки...
Гадалка что там нагадала нам?..
Что все потонем?.. экая халда!..
По Лебедю, по Лире, по ветрам,
На Южный Крест плывем, не в никуда!..
Глотни... согрет в кармане коньячок,
во фляжке жестяной - моим бедром...
Иль чем пониже... хохочи, сверчок...
и думать не моги, что все умрем...

Восток мой Ближний! Ты-то прешь куда?!
Восток мой Дальний... Иероглиф - снег...
Срываются с насеста города.
Плывут смуглянки - под сурьмою век
Огонь священный, Аллаху акбар...
А лодка тонет... дети так кричат...
Ширь выжженных земель объял пожар.
Народы не воротятся назад.
Народы лишь во тьму, вперед плывут.
Народы молят Бога: помоги...
Народы в карты резаться на ют
Идут, под звезды холодней пурги.

А мой народ?.. мой кровный звездный ход...
Моя лучина, неясно горишь...
Я передам тебя из рода в род
Свечой полярной - надо ржавью крыш.
Я помню все. Во шрамах мертвый лик.
И черные блокадные пайки.
В буржуйке - всесожженье милых книг
И похоронки поперек руки.
Отцову трубку - вырезал на ней
Ножом он имя, по-английски: NICK...
Салют: во исступлении огней
К стене Кремля, как к женщине, приник...
Я помню все! Сколь помнить мне дано!
Старуха, ты в лицо мне не свети
Своей свечой! Дай лучше я смешно,
Светло поплачу на твоей груди...
Тебя за шею тихо обниму...
Морщинами течешь... дрожишь губой...
Ах, бабка, собираешься во тьму...
Так и меня, давай, возьми с собой...

Прощай, народ. Я знаю, где болит.
Тебя я помню. Навсегда люблю.
Давай, старуха, поглядим, где лифт -
На верность присягнули кораблю.
За этой дверью, здесь, хранят багаж.
За этой - о, там плещется бассейн...
Там плавают... смеются... входят в раж...
Там никому не утонуть совсем...

Второй мой класс. Из камбуза несет
Соленой рыбой, жареной треской. 
Ни мясо и ни рыба, недочет,
Чет-нечет, и одним ключом открой
Стиралку, чтоб рубаху застирать,
Столовку, чтобы выпить-закусить,
Хамам турецкий - в бога-душу-мать,
Как жжется пар! как мыльно вьется нить!
Метельный, корабельный кипяток...
Как натопили - выноси святых...
Мочало, в крупных каплях потолок,
И мрамор цвета слитков золотых...
Старуха, пламя выше задери!
Старуха, свечка тает и трещит...
Всю ночь, по вертикали, до зари,
Пройдем... превыше жалоб и обид...
О, мимо шепотков за деревом кают...
О, мимо стонов страсти, воплей ссор...
Старуха, что ты врешь, что все умрут...
Не верю... весь сожжен в камине сор...
Твои босые ноги все идут.
Твои ступни целуют трап стальной.
Все выше. Со свечой берем редут.
Бредем войной, как бы плывем волной.

И вот он, первый класс! Роскошный плен!
Отсюда стало общество на старт
И ринулось - в кафешку "Паризьен"
И в ресторан шикарный "A la carte".
В салоне я курительном молчу.
И в зале гимнастическом молчу.
Стою. Качаюсь. Качка по плечу.
Кошусь, как зверь, на яркую свечу.
Старухе льется, обжигая, воск
На пальцы, по руслам ея морщин.
Я ничего не вижу из-за слез.
Стоим весь век, как будто миг один.

Конструкция Титаника, ура!
В каютах офицерских тишина.
Мы тут стоим. Затихли до утра.
Одна старуха. Да и я одна.
Одна свеча пылает - на двоих.
Она сейчас погаснет. Скоро. Вот.
О нет. Горит. Во мраке нежный вспых.
Слеза по рту беззубому ползет.
О, бабка, что ж ты плачешь... ни к чему...
А слезы водят старый хоровод...
Скелет родного корабля во тьму
Уйдет. И переборки занесет
Зеленой тиной. Мидии пожрут
Железо, кожу, дерево и лак.
А мы плывем. Пловцы на пять минут.
Дай пять, старуха. Пять сожми в кулак.

На капитанский мостик, под ночной
Холодный ветер, под планетный дым,
Давай, давай поднимемся со мной,
Давай вот здесь немного постоим!
Все вспомним - ты стара, и я стара,
Лишь кажется, что вечно молода!
До завтра, до посмертного утра,
До после нас, до больше никогда!
Воронье видишь зрячее гнездо?
Ты видишь кран ослепший грузовой?
Давай споем, старуха, мы, куда ни шло,
Про наш корабль, пока еще живой!    

Про синенький платочек скромный, про
Войну Священную, про первую зарю!
Сорвется голос мой... пускай! добро!
Слова любви стократ я повторю!
И Бублики купите! Жаба на метле!..
У самовара я и моя Маша! и всегда -
За Сопками Маньчжурии - во мгле -
Колчак: гори, гори, моя Звезда...

О, не слыхал ты, Эдвард Джон ты Смит,
Таких романсов, песен, ласки, слез!
Мы русские! Поем мы, где болит!
Мы русские! Сюда нас черт занес!
На тот Титаник королевский твой!
А может, Бог: нам роскошь показать!
И прошептать: хана, а ну домой,
Простудитесь, на мостике стоять
В виду лазоревых огромных звезд,
В виду людского горя - во всю ширь
Немой воды, слепящих синих слез,
Чай в "Паризьен", лимоны да имбирь,
Чифирь в тайге, вареный на костре,
Шальные сливки, слитком на мороз,
Сарая доски в черном серебре,
А доски Рая - в изморози слез,
О, снова слезы, рукавом утру,
О, только слезы, поминанья дух,
О, соль и слезы на свободе, на ветру,      
Благословенье двух слепых старух!

Старуха ты! Старуха нынче я!
Наш пробил час!
Вдохнем молочный дым!
На краешке, на кромке бытия,
На капитанском мостике стоим!
И плачут Водолей и Волопас,
Дельфин и Близнецы ревут навзрыд,
Текут рекою из незрячих глаз,
И лишь свеча в руке твоей горит
И зрит, неутоленная свеча,
Помин души, неугасимый глаз,
Родная смерть, свята и горяча,
Иною жизнью молится за нас,
И проницает толщу лет до дна,
И рыбой-голомянкою плывет
В Байкале ли, в Атлантике, одна,
Свечою золотой вмерзая в лед.


КАПИТАН

Моряки, это океанская армия.
Капитан умеет играть на дуде
Резких приказов.
Быстро все замерли!
Капитан, ваш Бог, идет по воде.

Моряки, в ваших чемоданах сувениров накуплено -
Для детей нерожденных,
Для будущих жен.
Вот кукла говорящая,
Вот коробка с трюфелем,
Вот подсвечник, преисподним огнем обожжен.

Моряки, шепните себе: мы еще живы.
Мы тонем, но живы еще.
Помогайте пассажирам. Надрывайте жилы.
На морозе станет вам горячо.

Кто-то из вас увидит свечение
В небесах, а потом на мрачной волне.
...исчезновение
звука
на дрожащей струне.

Зачем песни петь, моряки, зачем
Закусывать-выпивать,
Если утонуть суждено всем,
Поминая чертову мать?

Эх, жаль, подарки потонут с нами...
Уж никогда, нигде...
Капитан наш, Бог, округ башки его пламя,
Смеясь, идет по воде.

Вот у него есть дети и внуки...
Кричат, плачут куклы...
вопит вокзал...
Бог идет наш по морю, раскинув руки.
Он выжить нам приказал.


"вы правда верите в то что люди доживут до бессмертия это все наивные сказки бессмертие это против Бога нельзя идти против Бога смерть людям нужна люди умирают а новые родятся меняются поколения да это самый главный ужас смерть я все понимаю я сама не хочу я не верю что умру это слишком больно верить в это в то что тебя больше не будет никогда но ведь если есть прощание то есть и встреча как вы думаете как вы думаете"
МАША


ПОМАДА И ДУХИ

...Перекручены простыни. И корабль плывет. И сладчайший сок
На тележке катят, и пахнет кровью семга, и углем горит икра...
Сколько роскоши, и соль зимней воды льет и льет со щек,
По губам льет, по шее закинутой, по всегда, завтра и вчера.
Это просто духи!.. сколько стоят они, а черт знает нежных их!..
Мне-то все равно, что на пальцы лить, на седые виски:
А корабль режет носом волну, ударяет морю в морду, под дых,
И на палубе сдохнуть можно от сини, ветра и от тоски.
Льется музыка с мостика. Знатно гуляет, знать, капитан,
Одинок?.. - закадри!.. а женат - соврати!..
...что ты порешь чушь.
Ты плыви и молчи. Ты хотела жемчужных, песчаных далеких стран -
Так глотай и давись, ведь в икре столько рыбьих ребячьих душ.
Нерожденных душ. Человечек, он жрет всю дорогу детей,
Лишь детей - ведь нежней, теплей, сочней и вкусней они!
Над икрой круизной, крупной слезы крупные лей,
Над цыплятами табака рыдай, заливай слезами огни.
Ты - богачка?! Ах, это всего лишь подачка: зажарь и сожри любовь! -
Лишь подначка: а ну-ка, ты сдюжишь вот эту, жирную эту судьбу -
В шелке-бархате, купленном на дымную нищую кровь
Подворотного беженца, безносой девчонки в чадре, в гробу.
А корабль плывет, ведь ему же нельзя не плыть,
Капитан, слыша дальнюю музыку, щегольской крутит, умный ус,
Пусть другие живут, если никак уж нельзя не жить,
Но, когда все умрут, семга все такая ж будет на вкус!
Ты - богачка? На себя в зеркало пялься. Себя презирай!
...о, нет-нет, так не надо, ты лучше себя люби.
Накорми повкуснее. Пусть другие идут в Ад и в Рай.
Ты живи на земле. Не умирай. Пусть другим сколотят гробы.
А тебя пусть целуют. Ласкают. Пусть клопами воняет коньяк.
Пусть не знаешь ты уже ничего про вопящий в ямах народ.
Пусть другие живут как хотят, коль иначе нельзя никак!
Это просто помада, в ее жирной крови улыбайся, красивый рот!
Это просто духи!..
...может, духи. Вокруг кровати дымно толпясь,
Пахнут кровью, слезой, табаком, потом, слизью, вином, икрой.
Бормочу им, кричу им: укрой меня! холод! снег! и метель! и грязь!
...нищета. Ее призрак. Прошу, теплей, теплее меня укрой.


***

мечтаемого льда
горящая слюда
переступай порог
прощайся навсегда

наматывай дорог
неистовый клубок
корабль покинул док
теперь он одинок

мы странно так живем
в скоплениях огней
а умереть нам влом
да жить еще странней

да жить еще страшней
пить кровью - молоко
а до скончанья дней
всеобщих - далеко

уходишь
далеко
угрюмый океан
летит твое лицо
рот от рыданий пьян

горячих слез полет
губ горемычных взвесь
тебя Титаник ждет
меня - немая песнь

бездонные года
смоленые тела
прощайся навсегда
нет жизни без тебя


ТРЕТИЙ КЛАСС

Я опускаюсь сюда на беду,
На лихолетье, на грех.
Я сюда тихо, неслышно войду.
Я тут пожарищней всех.
Я тут всех угольней, всех горячей.
Зимних красней похорон.
Пламенем горьких и страшных печей
Голый мой лоб озарен.
Море качает наш город-корабль,
Волны застынут землей.
Вот я вхожу, мой народ, во храм,
В трюм изувеченный твой.
Крестный мой ход. Мне опять возвести
Заново, что погубил
Наш ураган, зажимая в горсти
Прах незабвенных могил.
Я на коленях расту из травы,
Там, где осколки и жесть.
Там, где унижены, оскорблены,
Там и распятых не счесть.
Вы все безгрешны. А грешная я.
Тихо сижу на полу,
В лица гляжу. Вот навеки семья.
Кормит младенца в углу
Эта, с иконным лицом... жжет хитон
Плечи ей - красной зарей...
Пьет из горла синевой - небосклон
Царь надо всей голытьбой...
Вот достает из кармана солдат,
Туго стянут, кисет...
Мой Одиссей... мой Митридат...
Мой истлелый Завет...
Вот поправляет врачиха на лбу
Круглого зеркала луч...
В брюхе гитары, сосновом гробу,
Лазарь лежит, могуч...
А за колючей веревкой в пурге,
Вышка, что Вавилон,
Эх, закурить бы... приклад к ноге...
Козьей ножки дракон...
Кучно сидят... я зрячих, слепых
Не различу меж голов...
Луковиц нету над вами златых,
Малиновых куполов!
Но и невидимых - чуете их.
Зряче стучат сердца.
Зри, мой народ: твои семечки, жмых
В небо летят - до конца!
Галки, вороны, стрижи, воробьи,
Сойки и снегири!
Клюйте хлебы моей любви,
Пайки моей сухари!
Голуби, нету над вами греха!
Ширь серафимья, синь...
Ширь бирюзовая сонно тиха...
Завтра - на кичку - сарынь...

Милые, встаньте! Ветер! очнись!
Вместе отсюда пойдем!
Люди, плетите улыбками нить,
Метеоритным дождем!
С палуб косящих - над сажей штормящей -
Яблоко солнца, гляди!
Плача, смеяся, младенцев ледащих
Крепко прижмите к груди!
О, так идите! Небом глядите!
Плачьте - что океан!
Вы васильками во пламенном жите,
Гулкий мехами баян!
Морем поют наши рдяные реки!
Ход - без гордынь и границ!
Братья, возлюбленные, человеки,
Ангелов выше и птиц!
Ход мой, народ - от краснокирпичных
Башен Кремля - во простор:
С вами! Душа моя, ясно-синичья,
В ваш воплетается хор!
Эй, фрезеровщик, укладчица, прачка,
Сторож, доярка, швея,
Вы упованье мое и заплачка,
Хриплая песня моя!
Голос очистится. Голос взовьется.
Хрустнет бесовский костяк
Под сапогом. Я из неба-колодца
Пью - не напьюсь никак!
А сумасшедшая эта актерка
Прянет ко мне из толпы:
Хочешь, сыграю безумно и звонко
Боль твоей громкой судьбы?!
А я хохочу... Мы все дальше, вижу
Реки, озера, моря,
А лазуриты зенита все ближе,
Ближе пучин якоря!

Ход мой! Великий хохот и ход!
Зелень-Сибирью - земля!
Так в небеса побредет мой народ
С тонущего корабля!
Так аметистом Приморья сверкнет!
Так Урал-камнем - удар!
Влагою Волги влагает восход
Лед, Чингисхановый дар!
И я на льдине плыву, кричу -
Глинистых меж берегов!
Лаю собакой! Коровой мычу!
Кондак бормочу про любовь!
И я на льдине, шатаясь, стою,
Врете, не утону!
Хлебом себя раскрошу воронью -
А не пойду ко дну!
Вижу жемчужный пот на губе,
Знамя на холоду.
Вижу пророчьи лики в толпе -
В ней и сама иду!
Всех обнимаю! Я тоже толпа!
Времени волчья пасть!
Всех поднимаю - я ваша судьба! -
Стягом: древку не пасть!
Этот корабль?.. он канет на дно?!
Новый в ночи возведем -
На воду спустим, синей чем вино,
Под моросящим дождем!
Под лучезарьем - нету мощней! -
Ясный народ, живи! -
Сильный корабль, до скончанья дней,
До беспредельной любви.

...а может я все вру тут себе
напрасен полночный стон
в карманном зеркальце - верю сове
глядящей из довремен
я твердо знаю что твердь тверда
волна солона горька
я в третьем классе народ одна
дрожит воробьем рука
дрожит океана синяя степь
за лунным стеклом окна
и я из ладони беру мой хлеб
губами
соль не нужна


ДАТЫ

1850-й кто родился в этом году кто умер не знаю
а то еще 1850-й маячит до нашей эры
1914-й такая дата шальная
в телячьи вагоны погружаются легионеры
1916-й иприт люизит они произошли от батюшки-хлора
а в 1918-м Царь православный отречется крестясь от престола
все еще впереди
вперед из церковного хора
девушка выходит к амвону и поет как Мелхола

1920-й 2220-й 2505-й вот бы знать что будет в 7030-м
от Р. Х. в 33-м был на Лысой Горе наш Господь распятым
1213-й век Данте 1812-й Москва горит Бонапарта увечье
1750-й - Бахобессмертье 1791-й - Моцартовечье
1558 - где ты где ты трясешься в чумном возке Нострадамий
от чумы - розовое масло от бубонов - брусничное пламя
от оспы - вином вусмерть упейся
Сен-Жозефом из Экс-ан-Прованса
над похоронною колыбелью читай родильные стансы

а 7000 лет спустя узрим яства Божьего Пира
а 7000 лет назад было Сотворение мира
831-й 403-й 988-й 1912-й не видишь поддатый
с чем связаны эти казни с чем слеплены эти даты
к столбу навек вяжут Жанну а она говорит голосами
Ангельскими и Божиими под церковными рыдая часами
1793-й - и падает падает падает гильотина без меры
на шею доброго короля под песцовый парик Робеспьера

а я что да я ничего я просто из слов вяжу шали
носки кофты варежки шапки чтоб в голые кулаки от холода не дышали
слова от мороза спасут если вы на морозе лишь гости
слова на Страшный Суд вытрясут ваши кости
слова сколь им лет заресничным зарницам
родились в 10000-м прежде
чем открылись настежь зеницы сомкнулись навеки вежды
зегзицей кричу на стене крепостной одинокой орлицей рыдаю
2020-й сегодня со мной а с кем я завтра не знаю


***

синий мой лед лучезарный мой скол
ты ли Титаник отсюда ушел
гаснущий дым за кормою
ты ли вернешься построят тебя
наново
грянет гудками труба
боли мычанье немое

пена кудрявая выгиб кормы
так постоим и обнимемся мы
над перехлестами соли
волен Титаник и время-Титан
грудью таранит слепой ураган
пашет соленое поле

ты же бессмертен ты жизнь подгадал
Феникс железный ты нынче восстал
можешь смеяться победно
трубною глоткой вовсю хохотать
дымно утюжить лазурную гать
спать муравейником бедным

смерть тебе новый мой вечный смешна
я лишь на палубе - птичка одна
волосы в инее ночи
ну же плыви все вперед и труби
пусть нам во тьме партитура судьбы
ноты огня напророчит

я оглянусь: о любимый ты здесь
я удивлюсь: Боже вместе доднесь
ну обними хрустнут кости
хрупкого льда и железная ржавь
грудь и спина и горячая явь
крест мы живой на погосте

наш океан наша синяя даль
бабочка-сталь сумасшедший корабль
ветра рентгеновый зуммер
мы до скелета просвечены вмиг
крепче навеки вперед крик и крик
там над бортом над безумьем


ВПЕРЕД

Праздник мой! Моя жизнь! Моя страсть! Ты останешься жить!
Ты, родимая, рваная в клочья родина, что там, да вся земля,
Ты оленем средь звезд наклонишься воды испить
Из реки Галактики, в виду Арго-корабля!
Никакой не сгрызет тебя заоблачный хищный зверь.
Никакая тебя птичья, свинячья хворь не сожрет.
Ты опять отворяешь, земля, занебесную дверь.
Всеми войнами, толпами, торжищами вопишь: вперед!
Да, вперед - пусть обманы, майданы иные там.
Пусть великие распри, и заблажит бесноватый немой,
И повиснут опять человеки по колам, по столбам, по крестам,
Повторяя Господа, хрипло, кроваво шепча: Боже мой...
Не избегнем мы, люди, ни времени, ни смертей!
Нас ни царь, ни Бог, ни герой в пепел-грязь навек не вобьет!
Но вы любите жизнь, родные, все лютей и лютей,
И люблю я вас, и с вами вместе кричу: вперед!
Это праздник наш. Рубаху другу отдашь. Хлеба последний кус.
За врага помолишься скорбно, над поверженным телом его.
Чтоб спаслась от греха душа... Ничего не боюсь!
Праздник твой, моя матерь, жизнь, твое синее торжество!
На себе земля нас, хмельных от горя, плача, несет,
Панцирь выжженный выгнут,
повернут боком к Солнцу, Луне,
А мы пляшем на площадях, оголтело вопим: вперед!
Не застынуть во льдах нам и не истлеть в огне.
Мы знамена ладим, приставь к награде героя, мой царь!
Ты казни на площади татя, злодея, что преступил
Божью заповедь! Зри! Мы ж все такие, как встарь -
Убиваем душой-руками, а взыскуем Ангельских крыл!
Люди, вам бы в праздник упиться... проспаться - и в бой...
Люди, вы летописцы, времен живописцы,
хроникеры низин и высот...
Люди, празднуйте жизнь! Кричите войне: отбой!
На застолье - приказ! На свадебный час! Налейте рюмки! Вперед!
Наши свадьбы, поминки, на рынке корзинки, в ушанках щенки,
Наши каши-малаши, наши калоши, изнашивать вдырь,
Гололед, на байдарках поход, пятаки, в карманах голые кулаки,
Где Малюта Скуратов, где апостол распятый, золотой монастырь!
Наша вечная Русь! Это бред желанный завистливых стран:
Потони, бортовые гаснут огни, твои дни сожжены, головни, сочтены.
Только праздник наш вдоль по площадям пылает, счастлив и пьян,
Только к небу воздымем лики - иконы последней войны.
И идет, катит, наплывает из бездны - о нет, не толпа,
А великий, любящий и любимый, огнеокий народ,
А земля на него глядит, от слез чужедальних слепа,
С наклоненной в Тартар палубы, а я горько кричу: вперед!
Мои люди! Вперед! Бог зовет! Не утонете! Никогда!
Опьяненный колотой раной Титаник надсадно вопит.
Праздник юный мой! Моя земля, горда, молода!
Воскресай! Возводи города!
Подымайся над пепелищем мести, лести, обид!
Ты заплачь навзрыд над грешником! Кату прости!
Колдуну черному, на костре испеченному, ожоги перевяжи!
Смерти нет тебе, родина! Держи мой праздник - пряник в горсти!
Как птенца! Как ситный - в мор и глад - у лица!
Как в битве - в обеих руках - ножи!
Все пробоины штопаем телом, жизнями, кровью. Наш зимний путь.
Вот нос, вот корма. Плывем. Сгинь ты, тьма! Встречаем восход!
Праздник мой! Заплечной сумой! Бешеным ветром - в грудь!
Я иду. Румяная - на холоду! Руки к небу! Кричу: вперед!


СОЛДАТСКИЙ ЧЕМОДАН

Копаться в пороке,
Разжигать страсть,
Взрезать ярким скальпелем темную душу -
Вот соблазн мой, вот деспотия и власть.
Я законы нарушу.
Я начну сегодня с нуля.
Я сложу чемодан
В ту весну, в туман,
В запах тех, довоенных стран:
Пусть назад обернется земля.
В моей комнате спит белый рояль.
Он занял свободное место мое.
Мне негде жить.
Мне музыки жаль.
Я на крышке музыки сушу белье.
Я играю -
На Титанике это играл скрипач.
Играю -
А вот это бормотал контрабас.
Все призраки - впереди, хоть плачь.
Все настоящие - уже позади нас.
Шуршать газетенками, таблоиды жечь,
Копировать в зеркале Лилю Брик...
Сувениры заморские бросаю в печь,
Печеньем с камбуза тешу язык.
Говорю на тьме чужих языков.
Снова шило на мыло меняю в войну.
Надеваю марлю на морды тысяч волков,
Чтоб не заразили меня одну.
Я была у Ноя свидетелем там,
В допотопном Ковчеге, и вот Потоп,
И мед-пиво солью течет по устам,
По усам-голосам,
Елеем - на лоб.
Я вся шрамами исчерчена вдоль-поперек,
И глаза - рыбой выпучу: линзами слез.
Я живой Титаник. Мне вышел срок.
Я лишь поезд, пущенный под откос.
Я откину крышку.
Клавиш-зубов
Уж не выбью жестоким грубым туше.
Я так сонно, нежно играю любовь,
Чтобы вы меня полюбили в душе.
Чтоб разрезать без боли,
Без гипноза рассечь,
Без анестезии извлечь, зашить.
Я хирург плохой,
Я лишь музыки печь,
И во мне сгорит, что так жаждет жить.
Вертолеты над городом - страхи крыш.
Самолеты над морем - бомбы-икра.
Волоките мешки с песком! Лжива тишь.
Все взорвут к чертям завтра и вчера.
Я у Пьера Кардена шила пальто:
Драп-дерюга, ободранное боа,
Чтоб во время войны не узнал никто,
Чтоб паролем кричали мои слова.
Никогда не была дезертиром я,
Никогда не едала я трюфелей,
И меня не сводили графья-князья
В печь Освенцима с праздничных стапелей.
Никогда я не мстила, о, никому.
Подноготную мщенья видала и так,
На просвет, как прожектор видит тюрьму,
Как пятак в кармане чует бедняк.
Ударяю опять кулаком по зубам
Старикана-рояля: вопи и пой!
А потом мне музыкой - аз воздам.
А потом мне музыкой - глаза закрой.
Музыкант я!
А что стихи...
Это для
Пассажиров Титаника:
Крик,
Захлеб.
Они тонут, море!
Прощай, земля!
Эта музыка, это не страшно чтоб.
Этой музыкой мокрый лоб обвяжи,
Эту музыку в зубы воткни свистком,
Эту музыку пингвины, тюлени, моржи
Повторят человеческим шепотком!
Чемодан чей кожаной лодкой плывет,
Нараспашку крышка, а там, внутри,
Кружка, ложка солдатская, пилотки пот,
Неприличные карты, о, не смотри,
Это младости грех, невинный порок,
На паркете соус,
На брюках чай.
Ты не плачь: утонул, шагнул за порог.
Ты ему "Прощанье славянки" сыграй.
Ты его увидь разом, такого как есть -
С орденами-медалями, окурок во рту,
Похоронка завтра, а сейчас и здесь
Он поет с тобой, плюет в пустоту.
Он плывет с тобой, завтра твой отец,
Завтра твой любимый, завтра война.
Этой старой музыке завтра конец.
Эта новая музыка еще не слышна.

ПО ВОДЕ

Ухожу от тебя по воде, березовый Ангел жизни твоей!
Вот ты выжженным Ангелом смерти глядишь мне
в нагую, сребристую спину,
В эти, зелень-листвою, крылья разверстые.
Морем иду, средь людей -
Так кричат, утопая... молитвою их не покину!
По воде я иду! И легка, как берёста, ступня.
Крылья мерзнут в муссоне, живые, дрожащие, птичьи!
Эта вольность моя! Солнце-зрак, горячее огня!
А на дне - твои крабы, акулье, Горгонье обличье.
По слепящей воде, руки-крылья раскинув, бегу,
Фрэзи Грант, Ангел-я-музыкант, моя нежная песня
Обжигает тебя, застывшую на берегу
В лютой злобе: ты шепчешь: умри! - я: воскресни!
Твой железный корабль был живой еще только вчера.
Ты плыла на нем... вечером, после танцулек, ревела, молилась...
И в каюте на ложе пуховом ворочалась до утра:
Боже, о, убей Ты вражину мою, уничтожь, сделай милость!
Как кричала взахлеб ты: мертва Ангелица, мертва!
Твои кости мертвы! Твои звезды мертвы! Твои ветки до пепла
Сожжены в кочегарке Титаника! Сгасли слова,
И душа твоя вся, глаукомна, бельмаста, навеки ослепла!
А потом, испугавшись, теплила у Всеблаженной иконы свечу,
Лоб крестила, ребенком побитым любовь призывала,
Бормотала: хорошая, славная я!.. мне все по плечу!..
Штиль нежней, изумрудней травы! и созвездья девятого вала!..
Ты искала, все шарила глазом на палубах голых меня.
Жадно ухо склоняла: ах, где там гитара цыганская,
где лучеокая скрипка
Паганини?.. жалейка осиновая, скоморошья, дурее дурья,
Жальче жалости,
слезней счастливой - в кострище объятья - улыбки?!
Ты вопила: о, пьяная птица, мой яростный враг!
Твои крылья меня по лицу бурей соленою хлещут!
Ты хрипела: люблю... ненавижу... в проклятье сжимаю кулак...
Утони на Титанике,
пусть сожмут тебя черные волны, соленые клещи!
...и - пробоина. Боль успокоена. Нотой Бетховена соль
Захлестнула рыдающий мир... И бегу, и бегу по воде я,
Поднимая из рыбьей толщи всех тонущих,
всю орущую перекатную голь,
Только Ангелом жизнь всем даря,
только последней молитвой владея!
Да ничем не владею я, Ангел березовый!
Лишь владеет мой Бог,
Наш великий Господь: пожарищем, плясом, весельем,
Лишь кладет меня сорванной ягодой в берестяной туесок -
До Суда распоследнего, до грешников всех Воскресенья!
Я бегу по водам, по судьбе, по одичалым следам,
Расплываются пенными гребнями,
огнями Эльма похмельно гаснут и стонут,
Я бегу по векам, временам, живая береза,
по слезам, по безумьем горящим годам,
О, я знаю, и до перышка знают крыла -
никто никогда не утонет!
О, воскресните, ясно-святые, злобой убитые люди мои!
Из цунами, меж рыданьем-волнами, восстаньте,
молясь об Отце и о Сыне,
Для сияющей заревом жизни! Для неистовой, на полмира, любви,
Поцелуем рот затыкающей всем, кто шепчет о мертвечине!
Вам никто уже ярое заклинанье впотьмах не прочтет,
Страшный заговор на нисхожденье на дно, утопленье, забвенье...
Ваши судьбы небесные знаю я все наперед -
Ибо каждый из тонущих вас - во льдах алмазное Богоявленье!
Я бегу по водам! Я вам крылья свои отдам!
Не проклятье, не Аз воздам - лишь с лица летящие слезы!
Их срывает ветр... отирает... люди, бежим со мной по волнам!
Я - ожившая, к землям иным уплывшая ветром весенним -
родная береза!
О, зеленые крылья... птиц изобилье... волосья шумят... скулы горят...
ступни белокожи...
Ты молила о смерти моей?! "Прощаю!" - прощально плещет вода.
Я люблю вас, люди, ваш Ангел морской, Фрэзи слёз, береза небес,
до берёсты чудес, до желёз исступленья, до дрожи.
Я спасаю вас. Жаркую руку тяну! Не пойдете ко дну!
Не утонете.
Плывите, летите всегда.

***

ну что обнимемся судьбе не прекословь
в дорогу собери фанерный чемоданчик
вражда наследная и дружба и любовь
нет дружбушка любовьюшка обманчик

обманщик нижет блесткие слова
на нитку дней на вервие столетий
ах дружбонька неужто ты жива
любовинька в полете на рассвете

как мало ласки дарим невзначай
как обнимаемся и робко и уныло
из мейссенской ладошки стылый чай
а ты любил и я тебя любила

поднимемся по трапу в первый класс
букварь откроем мы не зря воскресли
любовь моя замри еще на час
вот так сиди в старинном царском кресле

вот так гляди я напишу тебя
смех исподлобья на исподе славы
любовьюшка сударушка судьба
в ручье кораблик мой последняя забава


"воздух земля огонь вода четыре стихии а пятую вы помните я вот вспомнил да металл железо оно тверже земли жесточе огня а вы не задумывались никогда что всеми четырьмя стихиями люди всегда казнили людей сбрасывали с башни живьем закапывали в землю сжигали на кострах топили в реках и морях а железяками и головы рубили и раскаленным железом пытали и за решетку железную навек бросали а люди все рождаются под священными знаками знак Ветра знак Земли знак Огня знак Воды да забыл еще знак Железа про него всегда забывают гибель и защита казнь и царство Ад и Рай кто-то в старину хорошо сказал а я запомнил и вот вам повторю смирись гордый человек есть то что выше тебя и никогда тебе не понять Бога твоего которому молишься в слезах"

АЛЁША


КОНЕЦ

все утонуло
по водам - колючим венцом
все утонуло
время Будда плыви вниз лицом
сломанным стулом
бесполезный спасательный круг
все бесполезно
окружье тел окольцовье рук
окалина бездны
все утонуло в толще лет
все погрузилось
на дно
ничего больше нет
запомни пробковый мой жилет
сделай милость
анаграмма за пазухой там
моя атлантова метка
взорван водой корабельный храм
разбита клетка
я плыву над руинами над
замшелым днищем
над небоскребами за рядом ряд
где ветер свищет

ямы и горы и тину дна
ощупываю зрачками
я плыву пробкой одна
я тону камнем
Будда он каменный а веса нет
слезным тату исколот
он плывет рыба-меч
рыба-свет
рыба-небесный-молот

Будда-Кришна восточный балет
стали и дерева крошево
гляди ничего этого нет
нет ничегошеньки

нет подруги и нет врага
нет их объятья
соединились пурга и пурга
снега платье и платье

начертала пальцем круги на воде
в рот бездну поцеловала
эта картина тает в нигде
колет кораллом

лавровый венок он навек уплыл
и нету помину
летучая рыба радугой крыл
обрызгала спину

я питаюсь водой
я дышу водой
читаю воду-газету
я слышу - утопленник смех седой
пляшет кордебалетом

еще впереди Мерилин Монро
еще впереди Боб Дилан
зато на лбу Ганди горит тавро
и Ленин вопит родильно

рисуют Сталина на смерть на века
на каждой тарелке
и Гитлер до ребер сожжен
с потолка
глядит в Нюренберге

я завтра буду и я сейчас
всплыву вознесусь из мрака
я Вишну Будда я Третий Глаз
литой Титаника якорь

собака палубы табак матросни
горелый штык кочегарный
я колыбельная спи-усни
на колокольне пожарной

я вижу как призрачно таем все
как медленно тонем
стираю в лохани - во всей красе -
я крики и стоны

вы все умираете вот позор
от края до края
нет ничего лишь этот узор:
НЕПОТОПЛЯЕМ

кричит орет утопающий хор
мы медленно канем
какой нынче год и какой костер
горит под руками

над морем - морось
на дне - мороз
а мы - динозавры
а нас откопают средь соли слез
дождем обольют слезами

а ветер воет а дождь идет
в Атлантике буря
и это конец это бедный ход -
улыбкою Будды

и это идет по водам Христос
все ближе ближе
и я ничего из-за детских слез
в конце
не вижу