Я так хочу чтобы меня принимали

и я продолжу орать,
я продолжу идти вперёд,
я не отступлю ни на пядь,
я не закрою рот

Арс-Пегас


Я так хочу, чтобы меня
Принимали,
Любили, пели, носили меня на руках
Чтобы имя моё с придыханьем уста шептали
И чтоб я был лёгкой улыбкой на этих устах

Тот самый Боже, в которого я не верю,
Тот самый Боже – многого ль я прошу?
Чтоб из каждого тупика находились двери,
А за ними зелёный простор и зелёный шум.

Я спускался, Боже, на самое дно стакана,
Я спускался, Боже, поверишь ли, ниже дна.
Я валялся побитый, обоссанный, вусмерть пьяный,
И меня находила в луже блевотины
Собственная жена.

Это был самый страшный спуск, ступень за ступенью.
Человеческий вид отшелушивается совсем.
Там пахло такой безнадёгой, почвой и тленьем
Что слова застревают в горле, как тачка разбитая на шоссе.

Я знаю вкус горстки волшебных таблеток,
Уходящий разум, санитаров, скорую, эмалированный таз,
Я хотел повиснуть на одной из ближайших веток,
Но она от тяжких грехов моих оборвалась.

И тогда моя муза
завизжала, заголосила
Будто кожу её о лезвия стали тереть,
И я понял: во мне есть страшная,
Страшная
Сила,
Она толкает ударить первым,
И она не даёт умереть.

Этот стих простой, как будто отлитые пули.
Он прямой, угловатый, как памятника постамент.
Я хотел, чтоб меня любили, как ветер в жару июля,
Чтобы так, невзначай, вспоминали бы обо мне.

Это значит, я здесь, я пришёл, и пришёл надолго.
И всю тяжесть свою я несу на своих плечах.
И я прямо готов смотреть в глаза
хоть чёрту, хоть волку.
Жизнь, встречай.