Посвящается памяти Александра Рыбошлыкова
Которые были записаны им (Сашей –те )
и Еленой Зельгер( Менелаевной) в поезде следующим из Фороса в Ленинград
в 1977 году * история следует читайте
1.
Стихотворение Димы Ручейкова про индейцев
Индейцы в плен попали и нет спасенья им,
Когда на них напали у форта Джимми Джимм.
Командовал отрядом один полковник Джон
С орлиным вечно взглядом, был беспощаден он.
Ну тут один индеец , как бросит тамагавк,
Который в это время он прятал под рукав.
Но не попал он метко, а промахнулся он.
Перерубилась ветка и цел полковник Джон.
Три дня они скакали по прерии глухой.
И гривами махали их лошади порой.
А на шестые сутки осталось трое их.
Ведь съели всех койоты, наверно, остальных.
Совсем они пропали и нет спасенья им.
Напрасно их искали у форта Джимми Джимм.
2.
Лабораторным мышам
( в манере А. Вознесенского)
В научных лабораториях мышей прежде чем умертвить красят в разные цвета ( из беседы с биологом)
На столе среди крошек корма,
В газетке, как пельмени –уроды,
Ещё теплые, сырые от хлороформа,
Бывшие дети природы.
И не слышат они, и не дышат,
Отрешённые, как богомолки-
Синие, жёлтые, красные мыши-
Раскрашенные – хоть сейчас на ёлку.
Меховые, как эскимосы,
Тёмны капли потухших глаз.
Майтимаусы- альбиносы
Проигравшие в первый раз.
Лаборанточки белоснежные
Протыкали иглой аршинной
Брюхо нежное мышиное
Безошибочно, как машины.
Ну, а вам бы – шкуры из кафеля
И змеиные жала вам бы-
Ну ка, кто там из соискателей,
Пожалте – на Черных Мамбах!
Но не вас берут под охрану,
Как ондатру или волков,
Не про вас мурлычет с экрана
Симпатяга Василий Песков.
А когда все болезни пустят
Дефицитными как ветчину-
Вам наставят мраморных бюстов
В натуральную величину!
3.
Как нарисовать Август
В королевстве сосен Август, славный месяц,
От дождя и солнца тёплый и сырой.
Тяжко паутинкам ничего не весить –
Ветер их уносит, шелестя корой.
Запасало Лето тишины нагретой
В лейденские банки годовых колец.
Вот где короедам-недругам отпетым
В золотом бальзаме приходил конец.
Их ходов секретных разгадавши ребус,
Дятел выверяет точный камертон.
Канифоли крепость и еловый эпос
Зябликов и белок цедит как планктон.
Можжевельник сочен, неказист и прочен,
А с его вершины видно муравью,
Как растёт опёнок жёлт и непорочен,
Погружён по очи в мёртвую хвою.
Кем это со вкусом белый гриб надкусан?
Кто его отведал белка или дрозд?
Лучше загляни-ка в вереск и бруснику-
Чей там через хворост чешуится хвост?
И сухой, как порох, шевельнулся шорох
И под корневищем канул без следа.
Но плывут, смотрите, коршуны в зените,
Просеки в опрах, в небе провода.
А из самой чащи на слепней хрустящих,
На узлы, подагрой скученных корней,
Льются дефициты пран и фитонцидов,
И ещё чего-то тоньше и важней.
Нарисуем Август в записную книжку,
По рисунку мастером сделанный витраж.
Водрузим на кухню, чтобы было грустно,
Маринадом вкусным среди круп и каш.
4.
Перевод Александра Рыбошлыкова из Николауса Ленау „Winternacht“1840г.
От стужи воздух твердью стал.
Вперёд, смелей тропою белой!
И каждый слышится кристалл
В моей браде оледенелой.
Здесь, в величавой тишине
Под лунным льдом седые ели
Коснуться тянутся во сне
Своих корней в тоске смертельной.
Эй, стужа, в грудь мою войди!
Туда, где трепетные струны,
Сомкнись! Чтоб вечный впереди
Покой, как здесь в долинах лунных.
Ноябрь 1970 год.
5.
Лимон
Зачем незрел и зелен так лимон?
Искрится ломтик тонкий, как нейлон,
И нержавеющий фруктовый нож
Всем никелем испытывает дрожь,
Когда по лезвию, как свист с хлыста,
Полезная стекает кислота.
Всех самых ржавых тормозов похлеще
Фарфор разъеденных зубов скрежещет.
И не умерить кислоты песком,
И рафинада не унять куском.
Порезов бритвенных глаза красней,
И, кажется, уже нельзя кислей!
Но клюкво-кислый разъедень сочит
И капли кислые свои точит.
И даже выстрелить в висок нельзя!
И брызжет, брызжет, брызжет сок в глаза!
Скорей в колодец головой – бросок,
Но, боже мой, и там лимонный сок!
Зачем незрел и зелен так поэт
В своих лимонных тридцать с чем-то лет.
Июнь 1977 год
6.
Тараканы
По Сахаре на барханы
Тащут тару тараканы.
В этой таре: две гитары,
Синий бархатный кафтан,
Надувные великаны,
Двадцать книг про капитанов,
Средство против тараканов
И учёный таракан.
Спотыкнулись на бархане
Молодые таракане
И посыпались из тары:
Две поломанных гитары,
Синий бархатный кафтан,
Негасимые лампады,
Дрессированный Шайтан,
Двадцать книг про капитанов,
Средство против тараканов
И учёный таракан.
Разбежались тараканы
И остались на бархане
Посреди лежать Сахары
Две разбитые гитары,
Синий бархатный кафтан,
Изречения Корана,
Книга « Как достичь нирваны»,
И пылинка с дальних стран,
Ящик жареных каштанов
Двадцать книг про капитанов,
Средство против тараканов
И учёный таракан.
1976 год
7.
Цветы под зонтом
Смывая всех, стекая отовсюду,
Всем телом разбиваясь об асфальт,
Рождая вдохновенье и простуду,
Снимая спесь, как песней, словно скальп.
На непристойность тополиной ваты,
На парки, равелины, парики.
Как клизма очистительная сжатый,
Радиоактивный и невиноватый
Ударил дождь июньскою сонатой
В четыре Черлёниса руки.
И, протестуя против очищенья,
Уйду под своды чёрного зонта,
Испытывать иные ощущенья,
Читать о недозволенном с листа.
Но встрепенулись белые пионы
Под бесполезным куполом его.
И, повинуясь высшему закону,
Все, кроме сломанного одного,
Тугие растопрощили бутоны.
8.
Элегия
Что-то холодно в нашей квартире,
Неподвижно предметы стоят.
И картофель остыла в мундире,
И сирени погас аромат.
И никто позвонить не решится,
И зайти не захочет никто.
Что ли в ванне пойти утопиться
В тёмо-сером осеннем пальто?
Только жаль мне того эскулапа,
Что меня рассекать обречён,
Да и запах промокшего драпа
Ненавистен мне с детских времён.
9.
В электричке
Ах, совсем очки разбиты
У седого пассажира
Безразличного ко мне.
Пригорюнившись к окошку,
Он усталой головою
Дремлет в серое кашне.
Просыпаясь то и дело
Трёт шершавым подбородком
Сам себя о воротник.
А запазухой, налево,
У жены милиционера,
Едет бежевый щенок.
И солдаты в серых шапках
Мажут красными руками
Запотевшее окно,
Чтобы лучше было видно,
Как девчонка по перону
Тащит газовый баллон.
Нарисованный для страху
Про безногих пассажиров
Замечательный плакат.
И домой из магазина
Через мост несёт мужчина
Унитаз на голове.
А с полей навозом тянет,
Под берёзами траншеи
Проступают через снег.
И дрожа от возбужденья
Поезд мчит, как сумашедший
Свой последний перегон.
Апрель 1968 год Ленинград - Петергоф
На открытие памятника Горькому
Гранитный цоколь – сверху Горький
Из бронзы. Похорон толпа
Сквозит цветами. Дождик стойкий
Пылится около столпа.
И репортёров полотёры
Скользят по мокрой мостовой.
А на посту стоит матёрый
Видавший виды постовой.
Весна 1966 год
10.
Что надо
Не надо мудро улыбаться,
Непроницаемо молчать,
Весьма таинственным казаться,
Носить на профиле печать.
Не стоит также в иступленьи
Звонить, когда тебя не ждут.
И сознаваться в преступленьи,
Пока ещё не Страшный Суд.
Не нужно память то и дело.
Как антресоли ворошить,
Воспоминаний помертвелых
В труху гербарную сушить.
Но, распростившись деликатно-
С любыми! Всеми! Навсегда!
И, сделавшись хрустальней льда,
Уйти неслышно в час закатный
На берег светлого пруда,
Невдалеке от Даугавпилса,
Который с детства в память впился,
И где такая глубина,
Что, говорят, там провалился
Костёл в былые времена.
Там в камышах стоит дубица
С одним поломанным веслом.
Ручей с холодною криницей,
Седая бабка. Старый дом.
В густой снотворности наркоза
Болот натянутая топь.
Осок цепляется стрекозья
Ультрамариновая скорбь.
И там, среди равнин Латгальских
Без вдохновенной суетни,
Пройти спокойно мало-мальски
Судьбой отмеренные дни.
Июнь 1977 год
11.
Турнепс * песня
А кто я есть? Простой биолог,
Унылый мрачный холостяк.
Кругом торчит один костяк.
И это, братцы, не пустяк.
Припев 2 раза
Но из меня, но из меня здесь ничего бы не торчало,
Когда бы с самого начала я был упитанный толстяк.
Возьмём турнепс. Его рассада
Боится очень сорняков
И разных прочих пустяков,
Как мы боимся сквозняков.
Припев 2 раза
А без меня, а без меня её пропалывать бы надо.
Вот эту самую рассаду бригаде местных мужиков.
А так лафа! Звонок в райкоме:
Пришлите десять тысяч рук
Народа самых верных слуг
И « акадэмии» наук.
Припев 2 раза
И на бахче пенснэ блестят по указанию кого-то.
Кипит « научная» работа и сорняки вокруг летят.
А я чего? - не возражаю,
Я просто выяснить хочу,
Когда на службе я торчу
Про эту самую бахчу.
Припев 2 раза
Ведь без меня, ведь без меня, как я теперь соображаю,
Здесь никакого урожая на ней не будет без меня.
А кто я есть? Простой биолог.
Микробиолог, например.
Обычный старший инженер
Типичный для СССР.
Припев 2 раза
Но без меня, но без меня – возможно был бы страшный голод,
Наверно был бы страшный голод, когда бы не было меня.
12.
Элегия
Дама упала с балкона...
Прекрасное тело разбито...
Расколоты белые кости,
Изодрана смуглая кожа.
А рядом, с другого балкона,
Упала икона! О, Боже!
Трубка мира
«Беломора» лиловы тучи
Для меня не клубились во мгле.
И окурков вонючие кучи
Не росли у меня на столе.
Поцелуи мои неземные
Самосадом не пахли ничуть,
И надсадные хрипы больные
Не мою исцарапали грудь.
Не желтел указательны палец,
Самокрутки испытанный друг,
Как кругом сто процентный китаец,
Заболевший желтухою вдруг.
Но на свете такая «погода»,
Атмосфера такая царит,
Чтобы мирно паслися народы,
Трубка Мира от века горит.
И иду я в табачную лавку,
Миротворец, романтик, чудак,
Нацепивши свою камелавку,
И напяливши сво лапсердак.
Я – поборник великой Идеи.
Благородный, как братья Гонкур.
И пускай говорят прохиндеи,
Что сплошной у меня перекур.
Но пока я , большой и могучий
Трубку Мира курю на Земле-
Хиросимы лиловые тучи
Не посмеют клубиться во мгле.
Ленстон Хьюз « Серебряным дождём» перевод
Серебряным дождём
В земле сок жизни возрождён.
Трава пошла,
Цветы стремятся ввысь.
Ив прерии кругом,
И грая волшебством,
Творится Жизнь!
Серебряным дождём
На крылья мотыльков
Ложится радуги сияющий покров.
И листья начались,
И песни полились.
То юные поют, своим идущие путём,
Застигнутые вдруг
Серебряным дождём,
Весенним и живым.
Дачное ( старорежимное)
Сегодня - день удачный и солнечный впридачу.
На поезде, на дачном, отправимся на дачу.
Багаж уже уехал: а как же быть иначе?
Ведь будет не до смеха без багажа на даче.
Без таза для варенья, без удочки на речке,
В день моего рожденья без нашей чудо-печки.
Но вот, мы подъезжаем, в купе напившись чаю.
С лошадкой и возжами хозяин нас встречает.
Знакомые приметы: кусты чертополоха,
Но только прошлым летом здесь не росло гороха.
А вот у магазина знакомая коза-
Наверное, на зиму забыли отвязать.
Хозяйка у калитки сажает маргаритки.
А Рекс меня не знает, но всё рано не лает.
И тут покоя нету – опять зовут обедать!
Скорее съем котлету и снова буду бегать.
Пойду смотреть корову, глядящую сурово
И прикажу корове не очень хмурить брови.
А там, где солнце греет, а там, где ветер веет,
Пускать мы будем « змея»- пускай на нитке реет.
С хвостищем из мочала, чтоб очень не качало.
Сегодня день удачный – сезон открылся дачный!
Остров 1970 год
В Перми
Кама река – широка.
Шире Невы – увы!
Так неподвижна вода.
Течёт, не скажу – куда.
Деревни на том берегу
На белом ещё снегу
И сумрачные леса
Спокойные, как небеса,
Роняющие снега
На тающие стога.
Апрель 1970 год
Садово – огородное
юнатам -мичуринцам
Сетью накрыт смородины куст,
Чтоб к осени не был пуст:
Дроздам на любые законы плевать,
Смородину лишь бы клевать.
И, коль урожай намечается густ,
Намотанных туго капуст,
То лишь от того, что всегда у нас есть
Кому гусениц вовремя съесть.
Свидетельство о публикации №123070306186