Любовь на распутье

только чьи-то тени в жутком вальсе,
трещины на плитке, душевая…
от чего ты лечишь, признавайся –
сколькие при этом выживают?
Ирина Парусникова
– Как хорошо, что Ленка в отпуске, мне ключ от квартиры оставила. Где бы мы ещё встретились? Марик, ты просто чудо. Ты такой… такой… даже слёзы на глаза наворачиваются! Что я буду без тебя делать?
– О чём ты говоришь, Викуся, мне всего двадцать один год… да я всю жизнь любить тебя буду. Да… ты самая лучшая, самая желанная женщина в мире.
– Глупенький ты, Маратик. Зато мне тридцать семь. У меня в анамнезе муж… ребёнок, семейноё гнёздышко, налаженный быт, неповторимый, созданный вот этими ручками уют, относительная стабильность. Ты понимаешь, что нам не суждено быть вместе? Я мужа никогда не брошу. Он же… как броня на танке, как непробиваемый стеклянный купол. Не представляешь, как Вадим меня любит. И чем я ему должна ответить?
– А я… я… мне кроме тебя никто не нужен. Всю жизнь тебя искал. Ты – женщина моей мечты. Когда мы поженимся… да-да – не спорь… когда станешь только моей, родишь мне двух сыновей… нет, Викусик, будем воспитывать трёх крепышей, этаких боровичков… с твоей улыбкой, моим характером.
– Не выдумывай. Я с Вадиком счастлива, не представляешь как. Секс – это не вся жизнь, лишь маленькая, хоть и азартная, но часть. Увы, не могу я без него, без тебя, без ласк твоих.
– Вот именно, Вика, вот именно! Я тебя, милая… хочешь, весь выходной в постели проведём, я тебя так любить… так любить буду… без перерыва на обед. Нет, никому тебя не отдам, так и знай! Убью, если что. Или сам себя порешу… ты этого хочешь?
– Встретишь ровесницу, Маратик: молодую, свободную, красивую, стройную.  Ты влюблялся когда-нибудь… всерьёз, по-настоящему, когда день, как год, когда дух вон, когда летишь и на землю возвратиться не в силах? У меня с Вадиком именно так и было.
– Было, да сплыло. Маратом меня зовут. Очнись, Вика, посмотри, кто тебя обнимает-целует. Моя ты, моя!
– Дай покурить, проказник. Нет, сначала поцелуй, сладенький мой. Твоя я, конечно твоя. Сегодня, сейчас, можешь со мной, что угодно. Чтобы понять суть любви, Маратик, необходимо испытать всю гамму сокровенных интимных чувств, от бурно клокочущего кипения воспалённых эмоций с мистическими откровениями и страстными признаниями до пронзительно щемящего тягостного томления и необъяснимого страха неизбежной утраты. Тебе придётся смириться с неизбежным расставанием. Прятаться до конца дней невозможно. Рано или поздно любая тайна выходит наружу.
Марат прислонился к обнажённой Вике упругим торсом, и его тут же накрыло волной неодолимого желания, хотя ещё несколько минут назад  он был в ней до полного изнеможения, ещё не успел отдышаться от пережитой агонии пикантного наслаждения.
Какая она чувствительная, как страстно реагирует на прикосновения и проникновения. Первая в его жизни  любовь. Для него первая.
Как же их интимная связь скоротечна. Юноша не подозревал, что способен на столь бурные чувства.
Мальчишка. Это она, Вика, благодаря обретённому в семейной идиллии интимному опыту, взрастила в нём глубинный мистический трепет, о чём сейчас сожалела и одновременно благодарила судьбу.
Внизу живота, изнутри, непонятно почему и как, подчиняясь лишь силе ментального импульса, посылаемого наивным взглядом влюблённого юноши, молниеносно нарастало ощущение высасывающего мозг вакуума.
Это была некая томительно чарующая пустота, мощно сжимающая судорожно наливающиеся горячей кровью мышцы предвкушением греховного вторжения в фонтанирующую интимными соками плоть упругого мужского чуда, способного без остатка заполнить агрессивно-азартную бездну.
Стремительно нарастающее возбуждение, готовые немедленно взорваться ликующим восторгом нервные клетки, озабоченные неодолимым желанием немедленно наполнить кровь концентратом гормонов страсти, да и она сама, ещё соображающая чего-то, замерли в ожидании разрядки. До неприличия влажное лоно набухло, требовательно сокращалось.
– Вика ещё спрашивает – любил, не любил. Ещё как любил… точнее, люблю… её люблю! Что это, если не любовь? Дух тело покидает, когда она рядом. Такого блаженства с тем, кто безразличен, не испытать. Рассудок… способность мыслить логически, то ли есть, то ли нет его вовсе. Голова идёт кругом. Зачем мне жизнь без Вики… зачем!
Одна беда – любимая замужем. Мужа своего боготворит. Менять в своей жизни, похоже, в ничего не желает.
Она про своего Владика много чего невероятного рассказывает.
Очень странно, но Марат её нисколько не ревнует. Даже уважение испытывает к человеку, который готов для Вики на что угодно.
– Это дажек здорово, что мы как бы разделили Вику… на две неотъемлемые, но абсолютно разные части. Вадиму… пусть ему достаётся душа, способность поддерживать непрерывное горение семейного очага… а мне… мне все, без остатка, пламенные эмоции… страсть, чувства, влечение, мысли, божественно прекрасное тело. Нет… как-то несправедливо, когда душа живёт отдельно от тела. Совсем такая вивисекция никуда не годится.
Замужем Вика почти восемнадцать лет. Её сыну пятнадцать. Утверждает, что счастлива в замужестве. А поистине звериный сексуальный голод… как она умудрилась его накопить… в любви и согласии! А спят-то они раздельно. Лет шесть муженёк к ней не прикасается. Это как!
Вика откровенно преподносила Марату жизненные коллизии семейного бытия.  Рассказывала она интересно, эмоционально, отчаянно при этом жестикулируя. Слушать её всегда было удивительно приятно, несмотря на чересчур пикантные темы.
Вика не скулила, не причитала, сетуя на злополучную судьбу, не пыталась вызвать сочувствие, жалость, рассказывала о горячих, драматических и комических сюжетах из семейной хроники с добродушным сарказмом и ироничным юмором, на голоса и роли.
Марат был готов из её сладких уст слушать о чём угодно, даже эротического характера повествования воспринимал с благодарностью: Вика мудрее, опытнее, старше.
Он уже знал мельчайшие подробности романтических сцен нечаянного знакомства супругов, восторженных, окутанных туманом робкого, слегка пугливого трепета, интимных встреч, первых откровенных касаний, неумелых целомудренных поцелуев.
О неудачных попытках бесхитростного сближения в самом начале, о переживаниях, эмоциях, мыслях, даже о самых сокровенных и щекотливых моментах любовных интриг и приключений Вика в подробностях рассказывала без тени стеснения. Непонятно почему, она доверяла Марату, была уверена, что всё сказанное останется между ними.
– Это хорошо, что те попытки были неудачными. А сын-то, сын, откуда, если он не хочет… или не может? Пусть что угодно делает, всё одно я тебя уведу!
Вика между тем, едва отдышавшись от страстного любовного поединка, нисколько не обременяя себя ложной стыдливостью, широко раскинула непристойно соблазнительные бёдра. Из пикантно воспалённой близостью глубины трепетного цветка вызывающе дерзко сочилась густая влага.
Женщина изящно пускала в потолок струйки терпкого дыма, ловко сворачивающиеся в скрученные бублики, которые беспомощно зависали в воздухе, растворяясь в нём без остатка.
На лице её одухотворённом лице  блуждала блаженная улыбка.
– Господи, – думала она, –  какая чудовищная несправедливость! Что у меня в голове, что? Словно я, совсем как этот зловонный дым, растворяюсь в пустоте, разлетаюсь на отдельные молекулы и атомы. Отрицательно заряженные частички прочно приклеены к Вадиму, а положительные… впрочем, неважно какие, вытворяют нечто непристойное, вызывающе безрассудное, циничное . Как эти несовместимые части соединить, склеить? Неужели я на самом деле настолько похотлива, порочна, развратна!
– Викуся, любовь моя, я тебе кофе сварил.
Марат поставил поднос на табуретку у кровати, трепетно коснулся пальцем воспалённой горошины изящной груди, заставив женщину упруго выгнуться, затаив дыхание, наполненное удушливым дымом. Так чувственно и нежно дотронулся до источника чувственного наслаждения, что мышцы пресса изумлённо застыли, внутренности, в особенности ещё не успевший остыть стыковочный модуль свело сладкой судорогой. Похотливая длань юноши проскользнула между ног.
Вика закашлялась, из глаз брызнули слёзы.
Её затрясло, дыхание перехватило. Женщина застонала, схватила Марата за  руку, прижала к воспаленной желание ране.
Мгновение спустя её насквозь пронзили сладостные конвульсии.
Недокуренная сигарета, зажатая сомкнутыми от невыносимого наслаждения губами, дымила прямо в лицо.
Вика сама не понимала, почему плачет: сигаретный дым тому виной или безмерной величины счастье обладания.
Как же ей повезло встретить такого Марата! Вот только как ему объяснить, что продолжения банкета не будет, не может быть… несмотря ни на что. Временное это счастье, временное! Как бы хорошо не было, это не любовь.
Муж, сын – вот что в её жизни главное.
А секс – это приключение… из области экстремального спорта. Инъекция адреналина, эмоциональный и гормональный шок не могут определять вектор судьбы.
– Нет, чёрт возьми, – вспыхнуло в мозгу, – отказаться от Марата, от его взрывного, неукротимого, предельно впечатляющего темперамента тоже невозможно!
Вика в этот раз сбилась со счёта, сколько раз улетала, как высоко и долго витала в облаках ненасытного вожделения на грани одержимости, буйного помешательства, неистового любовного безумия.
Марат, если быть до конца честной, не был кротким и нежным, когда входил в неё, но был выносливым, ловким и сильным. Он одержимо врывался в её разбухшую плоть, словно вбивал железобетонные фундаментные сваи.
В постели этот невероятный мужчина был сказочно хорош.
Марат бросал мощное тело на амбразуру девственного благоразумия, готовый скончаться от невероятных усилий прямо на ней, не оставляя в смущённом супружеским предательством теле тени волнения, щекотливой неловкости и болезненного стыда предстать после невероятно циничного разврата пред очами доверчивого мужа.
Мышцы любовника вновь и вновь были напряжены до предела физических возможностей, сам он был сосредоточен на единственной цели – удовлетворить, во что бы то ни стало, неуёмную похоть самой желанной женщины на свете.
Неукротимым азартом, который Марат искренне принимает за любовь, руководят чрезмерная горячность, порождение увлекательной новизны первого настоящего чувства, незрелая пока молодость и свойственная этому безрассудному возрасту похоть, питаемая нескончаемым потоком вызывающих вулканическую половую активность гормонов.
Пусть так, зато с каким похвальным энтузиазмом, одержимостью и пылом он ломает изнывающее от интимного голода тело, полностью подчиняя его ненасытной похоти, растворяя себя в служении призраку любви.
– Увы, – всего через несколько минут думает Вика, с трудом выравнивая сбившееся в погоне за восхитительными ощущениями дыхание, вновь чувствуя неодолимое желание закурить и подумать, – хорош, жеребец, силён, ловок… но в реальной жизни важны иные качества. Куда ему до Вадима, который ни разу в жизни не спасовал перед трудностями, за широкой спиной которого можно укрыться от любой напасти. Почему судьба со злорадной ухмылкой, косо и криво распределяет желания и возможность их воплощения? Отчего нельзя соединить надёжность и интеллект одного любимого мужчины со страстью и незаурядной способностью дарить радость интимного слияния другого! Пусть бы это был Вадим… или Марат… без разницы, лишь бы не разрываться на части, не разрушать хрупкую гармонию и без того непостижимого бытия. Один… навсегда.
Вика ещё не успела отдышаться, жадно втягивала в себя лишь вторую затяжку, а Марат уже ласково, предельно бережно целовал живот и то, до чего не каждый мужчина решится дотронуться губами, неистово теребил соски.
Достойное всяческой похвалы маскулинное вооружение, это она заметила, невольно скосив взгляд, снова было готово к неравному бою, в котором он биологически, в силу ряда физиологических достоинств, априори был победителем.
– Выбора нет, – разочарованно констатировала на пике подступающей с очевидной неотвратимостью восторженной эйфории Вика, – нет у меня выбора! Вадима не брошу, ни за что на свете не предам. Столько лет вместе. Я его насквозь вижу, каждое желание на расстоянии чувствую, как и он моё. Господи, что я творю, что делаю! Как такое вообще может быть: Вадима люблю… Марата - тоже люблю. Даже не пойму – кого из них больше. Вадим – он великодушный, надёжный… хороший, бескорыстный, внимательный, честный. Он – мой муж, этим всё сказано. А Марат… Марат молодой, горячий, рано или поздно пресытится, да и я… старею семимильными шагами.
Любовник тем временем ловко манипулировал, в который уже раз за сегодняшний день погружающимся в восхитительно вкусную нирвану её откровенно бесстыдным, вызывающе роскошным предельно чувственным телом, заставляя вновь изменять не только мужу, но и собственным логическим построениям.
Вика громко застонала, выгнулась, мощно извергая из грота сладострастия фонтан красноречивой благодарности.
– Люби меня, Маратик, люби, милый. Мой, мой, навеки мой! Никому тебя не отдам.