Туда, где ангелы

Уйду немного погодя
туда, где ангелы с мечами
бдят…
и отчаянно скучают.

– Давно никто не покушается
на заповедный опыт предков.
– Давно никто не искушается
запретным.

– Давно никто не поражается,
что под хитоном – стремно-голое(!),
что голое прижаться жарко
так любит к голому другому…

Кого же изгонять? куда?
– Давно не светятся в ночи
мечи:
огонь зачах.
                – Но не беда

и это:
ведь змия нет с его советом
вредным.
А древо?

– Но какое древо – ТО?
с плодами, что злосчастны?
– Забыто…
               – Ведь давно никто
не ест немытое.
                Сочатся

златые яблоки познанием
того, что в срок свой устарело:
любая женщина земная
в свой срок вынашивала бремя,

рожала в муках…
А друг ее в поту трудился…
– Какая же была бы скука:
работать и рожать – не силясь;

не радуясь омыть от пота тело.
– Не радуясь, что детка за пределы
родной утробы вышла в Божий мир!
Что ж, больно. Но потом – и свадебка, и пир….

И если свадьба "по залету"
– чем плохо? ведь юнцы летали ж!
Крыла легки, и воздух плотен…
Лишь мысль о приземленье – тяжесть.

…Коль все-таки я в рай приду,
в благие кущи попаду
– заслуженно или случайно,
чего в краю том буду чаять?

…Наверно, чтобы вновь слепил Адама
из глины Бог.
                И создал из ребра
– меня. И я пережила б всю драму
– сама! Сама зла и добра

познала сущий смысл.
Ведь змий не обещал: всенепременно
плод сладок... Змий неведомым  манил!
И горечью.
                И сластью.
                И хмельной их переменностью…

И даже тем,
что в многом знанье многие печали.
(Не страх: соблазн такое для детей!)
А главное – манил началом

незнаемых времен, неведомых потомков;
любви, что всякий час, и страсти, что в потемках
(пускай и в полдень: все равно:  поскольку

сие есть тайна.
Какая?
– Зачатья Авеля и Каина.
И самого земного в мире чуда:
ох! блуда!).

…Пусть ангелы с мечами плачут,
гася слезами мстительный огонь.
В слезах и мы. Из сада
– прочь! вон! в изгнанье! и никак иначе!
…Бог ведает: герой всегда изгой.
…Рыдаем.
             …И чему-то рады.