Древо

Назарянин ты, может быть, Искариот?
За гвоздь и верёвку хлопочет народ,
Кровавая туча разинула рот
И крест стал надёжней, чем громоотвод.
Их двое осталось – и каждому древо –
Распяли, повесили одновременно.
Надолго застыли напротив друг друга
Два лика в масштабе голгофского круга.
Один пригвождён был – не мог потому
Рукой дотянуться к врагу своему, –
Не чтобы прогнать, а суду вопреки
До ада спуститься и там обрести
Ни друга, но больше – того, кто прощён,
Кто сердцем разбит и душой обречён.
Другой о прощении молвить хотел бы,
Но горло в аркане да капли по телу...
И вырвался голос пустым дуновеньем,
Скользнув по лицу и растаяв мгновенно.
И кончились оба в назначенный час
Закатом на дне обездвиженных глаз,
Вписав своё имя в квадрат бытия,
Порядком вещей, разделённых на два.
Так схлопнется время, пространство и память,
Как двери метро и разверзнется пламя.
...
Ничто и нигде. Тишина и молчанье.
Лишь крохатный свет за чертой мирозданья
Его поднимает, как якорь из бездны,
Любовью бессмертной, безмолвной и крестной.
Вернётся домой из объятий гранита,
Там гость на пороге блаженный по виду –
Из тех, кто прощает, не держит обиду.
Он руки протянет, обнимет скорее,
Чтоб узел терновый ослабить на шее,
Чтоб ты целовал его снова, как друга,
С пустым кошельком, преисполненный духа.
И оба войдёте в ту лодку у моря,
Что ждёт колыбелью, качаясь немного.
И встретите старца, младенца, изгоя,
В кровати домашней, в траве поля боя...
И небо откинуто будет как штора,
И голос услышишь кого-то родного.

29.06.23