Про воробья, что высоко летает

…Про воробья, что высоко летает.
Земля внизу как будто тает… тает…
Уже и голосов ее не слышит,
но он все выше… выше…
                – Выше!..

Земли уже не разглядеть.
А может быть, ее и не было?
Земля – идея, из Творца несбывшихся идей?
И есть под небом только небо…
                небо…
                небо…

Нахальный!
Клевал бы крошки – сам ведь крошка!
Меж деревенских крыш порхал бы,
играя на нервишках кошки…

Как падать жутко, весело и странно
(а ведь придется в срок свой)
не Люцифером: воробьишкой драным.
Как обязательно, и как… непросто!

Нахальных их же плоть и усмиряет:
так высоко уже не дышат.
Но пасть с таких высот, как с крыши
мира:
чтО смерть, коль бесконечно умирание:
неутолимо…
                неутомимо?..

Когда ж
            – в конце концов
                – удар,
он за экстаз паденья дар,
за миг, что был почти что вечен…
Но мне о нем чирикать нечего.

Я тоже воробьишка, и пока я
за грех родного брата  каюсь… каюсь…

Но на мыслишке вдруг ловлю себя:
одна семья… одна судьба?..

…В зените снова вьется воробьеныш,
в неверное, но истинное веря.
Удачи!
            сердцу – дерзости.
                А крыльям – ветра!
…Но… только бы не мой детеныш…

Ведь он – всего-то воробьишка,
что создан не летать, а перепархивать.
Так хилы крылышки, а он, глупышка,
от Павших заразился их анархией.

И оземь – хрясь!..
                А впрочем,
такое легонькое падает беззвучно.
И сколько б ни был он порочен,
ни ад, ни небо его душу не проучат:

его ведь не заметят просто:
не вышел ростом.

Кто – Люцифер, и что – сдуревший птенчик?
– И ни в одном ряду, и ни в одном аду.
Но кровью все же довелось истечь ему.
– Под древом ТЕМ. И в ТОМ саду.

…Теперь он лишь кошачий корм:
из перышек и крови ком,
а плотского почти и нету…
Но почему-то плачет небо

о нем
унылым, горестным дождем –

таким, как будто и на вкус он горек!
– Скорбь неба по тому, кто небу непокорен…

А то, что небо не заметит –
для красного – для стыдного словца.
Вселенные – сонм бабочек  на Божьем белом свете.
Но с крылышек одной слегка осыпалась пыльца…

Он должен горек быть  на вкус –
дождь, что вспоит Неопалимый куст

в саду заросшем, где упал воробышек.
– И горек  впрямь на вкУс он!
…Бред наяву: поэтов древняя хвороба.
Где истина страстей – там рядом и искусство.