Синдзюку Канагава. Добрый поступок

   Лишь только над ближайшими отрогами отдалённых горных цепей робко появились первые утренние солнечные лучи, а вслед, и окрасили собою в бледно-оранжевые оттенки цвета светлые облака, доселе легко и невесомо высоко парившие всю прошедшую ночь над этим суетным миром, в котором мы все и обитаем, не придавая всему этому мирозданию какого-либо особого значения, как в маленьком домике на окраине селения, приютившегося на склоне холма над долиной, проснулся тот, о ком мы здесь и будем вести свою речь.
   И вышел он во дворик собственного домика, где и повесил свой футон для его просушки на свежем воздухе на перекладину около забора, а после заварил себе крепкого чая, и отпив его ровно две чашки, и приведя свой внешний облик в надлежащее состояние, как то и полагается для всякого уважающего себя человека, вышел из домика, направляясь по раз и навсегда проложенному им для себя маршруту своей утренней прогулки вдоль полноводного ручья, протекающего с тех самых отрогов через рисовые поля до близь расположенного озерца, в водах которого водились маленькие рыбки, что, впрочем, совсем и не имеет никакого особого значения для нашего последующего рассказа, но просто мы излагаем всё именно так, как оно и есть, почти ничего в нём и не выдумывая, хотя и не пренебрегая тем, чтобы хоть что-нибудь приукрасить, исключительно лишь ради того, чтобы наш рассказ был более насыщенным всяческими подробностями.
   Но вернёмся к нашему повествованию и скажем, что то был его собственный путь, которому он всегда и следовал, и который был для него ещё одним поводом предаться своим мудрым философским размышлениям вдали от тех людей, которые его всё время отвлекали своими настырными просьбами, в исполнении которых он уже и не мог им отказать по причине того, что был он очень добрым человеком.
   Местного мудреца и философа Синдзюку Канагаву в местных же деревнях почитали как весьма странную личность, проводящую свой досуг исключительно в медитативном созерцании окружающего его мира, что, несомненно, внушало к нему у местных же односельчан неизменное чувство уважения за то, что он всегда охотно давал им советы во всех тех случаях, когда они к нему за этими самыми советами и обращались, опосля тщетно пытаясь вникнуть в мудрость высказанных им слов, которая была и не по их разумению, ибо, он несказанно превосходил их в том, что умные люди называют житейской мудростью, но, впрочем, они почти всегда его же советам и следовали, а после и убеждались в его несомненной правоте поднятого ими вопроса, а потому, жаловаться на него им и не приходилось.
   Но мы опять отвлеклись, и по всему видно, что далее мы ещё и не один раз, быть может, ещё опять же уведём наше повествование во всякие пустопорожние рассуждения, и вовсе не связанные с тем днём, об котором мы сейчас хотели бы здесь поведать, что, впрочем, и не столь важно, а потому, продолжая уже начатую нами историю, скажем лишь только то, что прерванное нами повествование мы возобновляем как раз на том самом месте, где мы его столь внезапно и прервали, пытаясь, сколь то возможно, внести ещё большую ясность во всё произошедшее, а потому, вновь начнём наш рассказ, но уже и не как раньше, весьма издалека, но, всё же, и попутно имея самые добрые намерения снабжать его, по ходу его повествования, соответствующими комментариями, если они, конечно же, ещё будут.
   Так вот,.. так он и шёл неспешную походкой совсем никуда не спешащего человека, этот тот самый Синдзюку Канагава, вдоль того самого ручья, а облетающие от порывов легкого утреннего ветерка лепестки цветущей и развесистой сакуры, щедро устилали его путь, наводя его на мудрые размышления о суетности всего этого мира,.. как вдруг он заметил на противоположном берегу ручья распевающего весёлые песни крестьянина, который вёз на своей повозке вязанки хвороста, и тут, когда его повозка наехала одним колесом на придорожный камень, одна из вязанок выпала из неё и упала прямо на дорогу, скатываясь в сторону того самого ручья, о котором мы уже упоминали ранее, чего сам крестьянин и вовсе не заметил, так и продолжая свой путь и весело распевая песни, чтобы и ещё более подбодрить самого же себя.
   И тогда пожалел его напрасных трудов Синдзюку Канагава, прервав свои воистину мудрые размышления обо всём в целом и кое о чём в частности, и вскричал, чтобы привлечь внимание того самого крестьянина к произошедшему событию, и вслед откликнулся тот, но и безмерно удивился тому, что на другом берегу того самого ручья местный мудрец и философ что-то ему громко кричит, и показывает рукою в сторону от дороги, но только не понятно было его слов, ибо, лёгкий ветерок относил их вдаль, а голос у Синдзюку Канагавы был тихим, ибо был он уже безмерно стар.
   Но вот, после долгих и настойчивых указаний мудреца, и увидел тот крестьянин вязанку хвороста упавшую на дорогу в сторону того ручья, ещё более безмерно удивляясь тому, что как мог столь мудрый и занятой человек и философ придать этому незначительному для него самого событию такое первостепенное значение, что и прервал свой путь, и прервал свои, несомненно, серьёзные и важные размышления, и всё это только ради того, чтобы обратить внимание того бедного крестьянина на его же потерю. И тогда в глубоком поклоне согнулся тот крестьянин, а после, поднял он ту вязанку хвороста, и положил её на свою повозку, и хотел повезти её дальше, но только заметили всё это выходящие на работу в рисовые поля другие крестьяне, и бросили они всю свою работу, и подошли они и к той повозке, и к тому крестьянину, и стали восхищаться и восторгаться поступком местного мудреца и философа, бурно всё это обсуждая и активно жестикулируя.
   А Синдзюку Канагава постоял ещё немного, всё это наблюдая и тут же всё сразу анализируя, чтобы впоследствии ещё раз всё это всерьёз более тщательно обдумать, когда он будет проводить вечерний досуг за медитацией в саду камней,.. и, через некоторое время, вновь продолжил свой путь, весьма довольный тем, что с самого раннего утра он уже успел сделать такое доброе дело...
   ...
   Возвращаясь далеко уже за полдень, когда солнце стояло в небе столь высоко, что все деревья уже и не отбрасывали свои тени в сторону от себя, ещё издалека заприметил тот мудрец и философ, что на том самом месте так и стоит толпа тех же самых людей, а к ней присоединилось и ещё больше народу, и все они что-то там бурно обсуждают. И уже подойдя чуть поближе, понял он, что люди до сих пор пересказывают друг другу про все события сегодняшнего утра, и восторженно восторгаются его добрым поступком, ничуть не замечая того обстоятельства, что он стоит в пределах их прямой видимости на совсем уже другом берегу того самого ручья, вдоль которого он, обычно, и совершал свои прогулки.
   И смутился тогда Синдзюку Канагава, ибо был он весьма скромным человеком, что только добавляло ему ещё больше мудрости, и сошёл он с тропы вдоль ручья, и отошёл от него куда и подальше, и пошёл к своему дому окольной дорогой через поля, ещё более проникаясь в своём сознании тем, насколько же добрый поступок он совершил в этот ещё только начинающийся день...