охота на себя часть3

 
 Был час первой звезды. Час когда вечер, уставал быть вечером, а сонливая ночь
  всё ещё кралась мимо очнувшихся фонарей, не решаясь захватить, завладеть этим
 миром, уже покорным перед ней.
 А перед Славкой был клён. Стояли они , знакомцы старые, знакомцы добрые, клён
 и Славка, Славка и клён, так и не ставший деревом, руки чьей то, волей 
 злой, в уродца мрачного  оборотившись.   


 Кренясь,  скользнула, в сторону поплыла, пола надёжность прежде под ногой.
 Размах качельный набирая завыли
  разом в такт качанию моторы самолётные.
 Не верилось, что  вдруг   среди  не многих оказался, ни страха, ни даже
 дурноты  не испытав.  И , оставалось  только, словом добрым, упрямых
 тренировок годы помянуть,  когда до тошноты  раскачивался полулёжа,  кругов в
 глазах, мерцанья дожидаясь.  Ну да    ещё одно  пожалуй в удивление не меньшее,

 расхаживала кресел меж, соседкина девчонка,   Галка. Возле страданий чьих то,
 неспешный,  плыл, бант в голубую бусину.
Перехватил привстав.   
 Как во  вчера,  в глаз бархатную черноту заглядывал, туда где снова  тот же, 
прежний ночи  на
пороге  он!  У Оленьки подружки на крылечке, в желанной сказке позабытой им   
 когда-то,
 не Галка вовсе 
 где, а    Валентины, меньшая сестрёнка, тянулась, всё тянулась мимо  волос его
длинны
манящей   пробираясь, в промозглый      вечер знобкой, моросью    затянутый, когда  в
какой не вспомнить  раз от  судорог и
 санитаров
матерщины лютой сатанея,
 опять в углу, у ненавистной шведки корчился! Под  Ганса  рык, под
 цепенЯЩий взгляд, с  локтей, С коленок
в кровь
разбитых - встат! Встат!! -  Встать   пытаясь!!!   Вскорабкался. От
перекладин
оторвавшись
 шёл! Шёл,  ни в себя, ни в дьявола железноглазого уже не веруя! Шёл.
 пальцами - зубами за небо как мог  цепляясь!    
  Сквозь слёзы накипавшие! Сквозь годы отгоревшие!   Сквозь
ужас опрокинутый,в чём мамочка
родила, шёл!       



 
 За шагом шаг,   по
каплям
алым,  в  пол
долбившим,   к забытому крылечку возвращаясь!   





 
 Оглядывался, взглядом по салону шарил. Да
вот
же они, места два пустых, в хвосте.  Но пальчик в рот, упрямилась! Улыбкой на
улыбку,  не хотела. Не понимала вот
какого ж там   ещё рожна, чужому дядьке, надо   от неё?! Вон здоровенный то
какой,

не сморщится! 
 - А поглядика, есть что у меня! - тащил конфеты  невозможную
огромность,  чуть  ни в ладони пол  величиной!  Конфету, для себя  какую высмотрел! Как возвращенный долг
 какую, девчушке в кулачок распущенный вложив. Чтоб снова  дрогнуло!
 Заспотыкалось сердце! В мирок
 недавний, укатившись вновь! В мирок , постылый,  их прибежище, пристанище, лет
без надежды, в травах повторение. И вот опять! Опять он как
когда-то, завис судьбы меж поворотами двумя! Куда  же выпадет  теперь, ещё

 не
понимая!  Там,  Встретит  городишка  как?   Когда вернётся,      Из небытия
 почти,

 Пусть и  не со щитом,

 но и  не на щите.


 Не раскачивало больше самолёт, дрожью
знобкой било. Будто  бы
булыжинами неба замощён кусок. А где девчонка?
 - От  матери, проходом возвращалась.
 Но не одна. А если не одна, то с кем?! Кто, Тот  человечек
маленький?  Не
отпускавший Славку взглядом изумрудным!

 - А у меня есть... аа?! -

И глаз не оторвать! И
думать
  больше
ни  о
чём!
Что! С ним! такое Сделаться, могло?! -
 Вот.
 Катя.
Екатерина! Кукла! - Подталкивала к Славке, приобняв. - Струился. - У самых рук
тёк невесомо, платьиц шёлк! Мерцали, в волос
волнах
 кренясь, качались,
 банты вровень. И не сбежать!

 От колдовства
 глазастого на миг хотяб, 
 Не  затаиться,
 в прошлом  затерявшись! Напоминали,

 не избавиться, оттуда    чёрточки   
 наперечёт знакомы!  До  мелочишки самой. На щёчке ямочки,  морщиночки
 упрямой бровок меж!

 Не пятился уже ладонью заслоняясь. Тянулся
 молча,  пальцами
к
головке
золотой
клонясь.
  Отпрянул! Встрепенулись! Спешили руки Катины, его навстречу! Чуть дрогнув,
шевельнулись губки в улыбку приоткрывшись вдруг! 
 
 
 

 


  Письмо пятое. -
 
Здравствуй Славик. Вот и воскресенье. Встала поздно-поздно, а потом ещё час 
 добрый у зеркала проторчала.
Давно я так, такую, не видела, не приглядывалась к такой себе.
Ну и картинка!... Ни чёсаная, да не мытая. Глазищи здоровущие, скучные,
 прискучные, под ними толи тени, толи морщинок сетка намечается.

 А вчера,
возвращаюсь с работы, столько всего по мелочам накопилась, что и
субботу прихватывать приходится. Весна же ранняя , скорая в этом году у  нас.
Возле дома лужа аграмадная, обходить начала, и в ручеёк уперлась.
Для кого ручеёк, а для кого, речка бешенная. Волочет вода мусор всякий, бумажки,
соломенки, коры кусочки. Присмотрелась, а на одном, козявка сидит. Смешная
такая, малюсенькая  прималюсенькая сама, а с усами. Устроилась щепки на середине самой,
лапками
уцепилась. Волочет её вода, вертит, о камешки караблик странный бъёт, всё
перевернуть норовит.
Видно солнышко козявку разбудило. Погреться, порадоваться выползла, а вода,
возьми, да и утащи.
До того мне обидно за букаша мокрого стало, словно и не он это, а я лапками
всеми за надежды клочок цепляюсь.
Без того на душе муторно было, а в комнату вошла, календарь в глаза. Нетронутый,
ещё листика ни одного потерять не поспевший. И год на всю страницу. Как раньше
не замечала? Может не до него просто было. А здесь, словно внутри оборвалось
что. Смотрю и не верю. Вроде первоапрельской шутки это для меня.
Да какие там шутки. Газету из ящика выдернула, на число взглянуть, да гляди  ни
гляди, всё равно одно и тоже, всё. Тридцать. Тридцать годочков уже. И сказать  ,
голосу, духу не хватит, сколько набежать поспело их.
Посреди комнаты, на стул уселась, хочеш плач, хочеш вскач. А потом махнула
рукой, пропади всё пропадом.
По холодильнику, по полкам шарю, дома хлеба крошки нет.
Побежала по магазинам, добрых три часа угрохала. Но как мурашка та, натащила
всего. Вобщем решил отпразднавать, одна юбилей свой устроить. Нет, нет  ни
одна, а с тобой, вместе мы. Хоть и прошёл мой день, хоть и не в свой день думаю,
а по молодости, поминки справить надо.
Наготовила всего, шампанского бутылку поставила. Тебе стульчик возле. А вот лица,


 тебя вспомнить, с собой, рядом не могу! Не получается никак  это у меня.
Оделась опять, дом не заперла, и к тётке твоей, к домику вашему побежала. Хоть
знаю, знала, в год тот, первый ещё, съехала она. Думаю у людей что там живут,
людям оставила адрес свой, фотку твою, думала выпросить у неё.
Прибежала, а там,

 а там.
Вобщем сироты с тобой оба, круглые теперь. И нет у нас никого, друг дружки
кроме.
Уомерла мама моя. Перед новым годом ещё. Как мы с моим разводится начали.  В
один день слегла, а на завтра и.
И кажется мне, что смерть её, на мою душу, камнем будет. Что этими вот руками
своими, убила её. Моих рук, дело это.
Ну своего то я, после похорон выставила сразу. Но и сама, в доме пустом не
смогла. У подружек, месяц целый перебивалась.
Суд  завтра.  Сбросить бы фамилию его скорей. Давит она Славик  меня. 
 А девчонки на работе смеются, дурища, говорят. Вон смотри, начальница наша,
вот это женщина! Та же   в самом деле не теряется. Дома муж, на работе бахарь, а
по
выходным, пикнички с этим самым...
И мужинёк, не промах. Вертится вокруг,  то конфетку, то цветочек мне, а то
такое...
А ей, хоть бы что. Улыбочку, нацепит, хи хи хи, ха ха ха. Гнуснасть вобщем.
 И не могу, не смогу, не хочу я так!!!
А как спросиш смогу? ?Если за годы все, не приехала ни разу, ни разочку к тебе. И
 пропастью между нами, километры эти разнесчастные! Нет, не болезни твоей боюсь. Страшное самое узнать. Что не стало уже давно
тебя.
И не было, никогда! И придумала я всё! И тебя, придумала! И себя, придумала! И
письма эти, в никуда были. Без адреса обратного, до востребования  они, потому
лишь, что назад их получить боюсь.
Молчишь ведь время всё. Словечко одно, хотя бы от тебя. 
           6 марта

.....-------.....   Встречала улица, асфальтом первым, на классики - квадратики
делённым! Манил, девчонок, воробьиный скок! Лишь   вчера оставлены как будто, но
 на чуточку одну  и схожи,
тех, его, улыбчевей, нарядней, непонятней, тех, давно - давно с черты сошедших.
  Шел в прохожих лица  вглядываясь, Замирал
от
каждого навстречу что! Эха прошлого! Эха прошедшего в ожиданьи весь!
 Поворот.  Ещё один!    Затаил  дыханье, сжался, взгляд знакомый  угадать 
стараясь!

 И
 мелькнулла, из листвы раздавшейся  просвета   Проступила!  Разнахальная!
 Свинномордая! 
 
 
 раскосая   

 кривляки, мелом на  акации малёванная, рожица!
 Улыбался Славка! Прикасался Славка, к знакомцу
старому, знакомцу   доброму,
 
после дождичков ни раз, его  рукою правленному, и сейчас,  не брошенному кем?!
 Не выдержал!

 Скосился спутниц приотставших в сторону!
Наткнулся!
Укололся,
о
взгляда,
изумрудную иглу.
   Неверила.
 Прислеживала  кукла  Катя  настороженно. 
 
 Губ  в уголках   таясь , скользил улыбки прежней застывавший след. И не понять,
своим - его движенье взгляда караулит как?! Поклясться мог, не леденелые, живые 
капельки-зрачки!   
   
   
 
 -   
   
   
 
 -  Т туда,

 вон,  в вам.

 - Т там, ваша Гоголя. -   Повёл, - взМахнул рукой вдоль вниз збегавшей 
улицы.
 -
 Ступил! С асфальта в переулка пыль.    
   -


 - 
    И отставали. Отпускали понемножечку, глаз
разноцветных, пары
три, в  тот сон!   Где СНОВА Дворик, сад
каждый
вспомнить
поспевал! В
заборах
дыры для ночных набегов приготовленные, местах на тех же высматрев.    


 
   
  Несли,   сами собой, несли  всё ноги!
  может и воле даже  вопреки, желанию  сжигавшему
  в угоду!
  Скорей! Скорей! До улицы своей!  Быстрей! Быстрей! До Оленьки калитки дотянуть!
Пока не лопнуло, не разорвалось, в грохоте безумном, захлебнувшись сердце!
 Протискивался, протолкнулся  двух
заборов
меж! не сна проулком! Улицей своей шагает! 

Шагает! Травы пропылённые топча!
 Ворот, полуприкрытых, мимо!
Окон, сиренью оплетённых, мимо!
Петушьих песен недопетых, возле!
Паденья яблок, грохот перезревший под!

  Слав?... Славка!? - А  брехали,  будто  помер ты? -  Славик -
 Славка!  Ой
с
ума  сойти! ?- 

 - Нука,  нука не оглядываться!  Иш ты,  тётка  с
подворотни! Угадай! Угадывай! -  Господи!  А Тощенький какой?! Мальчишечка -
  мальчишкой!   Тормошила! Закружила   зацелованнога, за собой к скамеечке
 знакомой утащив.  Вот
и снова вместе!   
 Рядом, будто бы  вчера!  Вчерашняя, гривой размахалась   не
подобранной,  сегодняшний!   Только Петька от чего то, в ординарцах  не при Валечке,  ни здесь.   
 
  А про наших знаеш?  Петька то, дружок твой, 
   
 Чо,  совсем?   ?Чего таращишься? В школе, партой за одной с которым были.   
 -  - Матиматик!
В
институте нашем заправляет. Важный стал, -  декан. не иначе Пётр Михалычем
назвавши, и не подходи.-

 
 Даже головой затряс - . Однако... Матиматик!   
Петька, матиматик.   Петька,
не в
одной
задачке
толком  разобраться не умевший! Петька, на жизнь всю    в шпаргалошниках быть
приученный!
 
Ну да ладно, пусть его, чем бы дитятко не тешилось.   




   Ерзал беспокойней , всё, злился понемножечку. Видно  в самом  деле  он - 
 Совсем того,  - Потому как не приглядывлся,
 
 всё равно  опредилить  не мог, что ж да за
   наряд на Валечке прозрачненький такой?!
 Наклонился.   Тронул, кружево ночнушки ленточкой по талии  прихваченной
подцепил.
 

 - Валь, а остальное? А? -
 - Да Чего там! -
Отмахнулась, с пальца сдернула. 
 -Ты куда полез.  Со своим   вон неполадили. Как нажрется,  слова не скажи!
бОЕЦ!  Я!
Да
 я!
спецназ!   
Подумаеш!...-
 
   Отвернулся к краю отодвинувшись. 
Всматривался  в
улицу, из
ночи
подступающей,
Оленьки
калитку
выгадать стараясь. 
-   

  Не туда. нЕ  ТАМ! Да вон же,  вон она, твоя красавица!  - Легковушке  прошмыгнувшей

 вслед    уставившись, теребила, локоть, руку
 дёргала.
  К муженьку догуливать намылились.

 гвалту, гвалту то теперь на ночку всю. 
Только знаеш, не живут они.- 
 Придвигалась снова, задышала жарко,  в ухо самое.
 - В одном доме, да на разных коечках. Врозь!
 Даже входы, каждому свой сделали.-
 Со скамеечки срываясь, оттолкнул!
 Теней, поперёк! света полосы поперёк! улицы вдоль, бежал! Бежал!  За машины 
сморгом красненьким, стараясь  поспевать.  Оступился. Спотыкался невесть обо что! Падал! Утонул, лицом, руками! Телом всем
барахтался! Из колдобины какой то, ямины вонючей, выбраться, ни как.
 Снова четверенек после на ногах! Снова, Оленькою тень  переступавшей, вслед.
 Слово.  Взгляд. рука! Оля! Ольга!! Оленька!!!   
 Приостановилась.     Стала  чуть  поворотясь.  Замирали пальчики  у губок, так
знакомо!

  Вот сейчас, -  ещё чуть - чуть сейчас взлетят! Летят уже его
 рукам
? навстречу!

 Отмахнулась!

 Оттолкнула  в  золото  окованными!

 Резанула! Взгляда холодком наискосок.
 - З- з автра. З-  завтра  по вопросам личным. С десяти  приём.  -
 - Скажите
 секретарю. -С са- ама назначила. - Отступала. Оступалась с света полосы.
 Вместе с кавалерами из  тьмы сомкнувшейся
 смешок оставили.






  Ха - ха - тало  небо, месяца щербатостью
оскалившись!  Заплясала! Заскакала
 гриву
звёздную разбросав по сторонам!

 А может, ничего и не было?

 Обман, здань всё.
 Родник жаждущего для,

 жаждущего Рукой творённый.
И её ли лица, свет глаз, касался его? 
 И в её ли слово верить нада?! 
 Кланился. Кланялся дороги колеям, бумаг своих,  тетрадок  трёх   оброненность,
 обратно
 принимая. Отступал! Соступал со света перста, на дом её указующего.
  ------  Пустота,  гулкость коридорная в груди. Камня твёрдость под ногой. Кружил, кружил
 улиц кружевом кружил, устал. Стал, порогом гостиничным перед. Переступил.  И
 повезло вдруг! Уходила парочка в ночь самую, и Славке номер на двоих.
 
 Лестницею вверхх, -ковром, дверей вдоль.  В кресло стола возле.   В света кольцо
 его вокруг. Но вставала. Заслоняла. Оленьку сквозь проступала
комната. Оленьку через, что оборота в пол, тьмою исветом между. Оленьку,
его тогда и чьюже теперь?
 Не узнала может, ночью потаённого, лет через столько признать не поспев? Но
бледнела, белела щёчка прозрачностью наливаясь. Предавала. Выдавала хозяйку
глазу чужому. Тянул, раскладывал стола округлого по краешку, писем - слов
 её пасьянс.

 Вот оно, последнее. Не из  чего выбирать.    Медлил,
 пальцев  трепетом,
 душу на
 бумагу брошенную, осквернить боясь.
 Сличал, с памятью хранимым сверял. Раз, и другой, и в  какой  неизвестно  раз.
 Снова
от
 начала, до конца. С конца к началу.    
      
--------
      Письмо  последнее.

И что вчера было Славик...
Сплю и слышу, сквозь сон слышу, тук, тук. Потом подождут немножко, словно
уходить уже собирутся, и снова тук, тук. Робко так, пальчиком ровно
одним постукивают.
Вскочила, сонная еще совсем, в ночнушке только, к двери скорей, распахнула!  А
там, а там, глаза кулаками тру, моргаю, от света щурюсь, рассмотреть всё
стараюсь, а там, - никого. Позябла, позябла и назад подалась. Комнаты своей
посередине стала, не то одеваться, не то снова ложиться. Да только слышу,  опять
тук, да тук. Будто в барабанчик, в барабанчики малюсенькие бъёт кто. Ударит,
прислушается и опять ударит. Или в стекло?! Бросилась к окну, шторку сорвала,
распахнула его! А там, а  там  солнце, там весна, там сосульки две огромные под
крышей
и по капле на кончике у каждой набухает. Сорвалась одна, тук и другая следом,
тук. Под ними лужица вчерашняя вымерзла, ледок хоть тоненький, тонюсенький
совсем, а капельки всёж разбиваются, тук да тук.
Весна унас снова Славик. А снега то было! Дома по крыши самые замело, метра по
три сугробы, не меньше. Таял, таял месяц целый, таял всё, а позавчера, снова
подсыпало. Правда по теням только остался уже, но ощущение всё равно странное,
будто не придёт, не будет лета к нам в этот год. Солнышко когда и в платье  не
ххолодно, а по ночам, снова подмораживает.
А вчера, в городе, показалась тебя встретила. И волосы, и походка, и рост, ну
точь вточь, шагаеш впереди. И сколько вслед улицами пробродила, не обернулся
пока. Но не оглядываться б лучше ему. Уйти бы мне минутой раньше.  Может
надежда глупая, глупая приглупая пускай но и осталась.. А так возвратилась
домой, дверь нараспашку. Думала из подружек моих новых, забежала которая, старых
то сама обхожу. Избегаю, сторонюсь как могу. Болит прошлое во мне, не лечит, не
залечивает время боли этой! В городе, когда навстречу  они, улицы
на сторону другую стараюсь перебежать скорее, или отвернуться там как нибудь.
Словом бы только неосторожным, боли Этой, прошлого не тронули. А думают, говорят
промеж себя обо мне такое наверно! Ну да небыло вобщем никого, растеряшей
 Оленька. Не заперла, просто двери не заперла, уходила когда.. Но не тянуло  на
улицу совсем, хоть и боюсь я одна, с собой сама оставаться, стараюсь среди
людей, с людьми всё время быть. Работы нет никакой. А какая работа в
воскресенье?! Воскресенье сегодня. Сидела, сидела не надумала пока вещи мамины
разобрать.
 Странно как, вот умер человек, давно уже нет его, а они остались, вроде и не
  нужные никому остались. Боялась я раньше трогать их, касаться их не хотела,
 здесь же, 
само
  собой получилось как то. Кофточки, платьица бумаг свёрток выпал, рассыпался и к

 ногам самым фотография класса вашего выпуск. Подняла, пыль рукавом смахнула,
смотрю и не верю что уматери она, хранила её она. 
, как же странно устроен человек, всего хуже видя, его возле что! Рядом! У рук 
 самых его. Люблю! Люблю! Как же я люблю тебя, Славик мой! И сколько же времени
ещё сойти должно, чтоб оба мы понять смогли, теряем Что! Отреклись, отрекаемся 
 от чего!
Это, как смертность свою познать вдруг. Ты смертен! Не ктото там, а ты! И
жизнь наша вдолг нам дана! И расплачиваться нада, ни завтра, ни послезавтра,  а
сейчас!
И не соседа дом первым займётся, а твой! Твой! Но надеемся всёж, на удачу, на
звезду свою надеемся! Надейся, и будеш счастлив!
Странные, странные мы люди всёж. Видно в самом деле, цену чтоб узнать чему  то,
нада потерять, лишиться этого! А вот вернуть, возвратить, как потом!? Так сжечь
лучше! Горит, сгорит пускай, молодость, красота в любви огне! Для этого и даны! 
 Чем так, самой, руками своими душить, удушать! День за днём! Месяц за месяцем!
Год за годом! Им, в угоду! Правилам, порядкам их, ими заведённым в угоду! На
злобе! На жалости лицемерной сжечь лучше! Чем так,  вот, отречься от тебя!
Отречься от себя! от любви своей, отречься! Толькоб ровней им. Толькоб, не
пожалели в глаза. Себя лучше, пожалеют пускай! Себя! Не поздно пока!
Знаеш, в марте ещё, в садик ко мне, может подбросил кто, а может сам забрался
как, грач с перебитым крылом. И поднялась же у когото рука.
А прилетели только, только, вчера впервый раз увидила. И сразу гнёзда свои, кто
старые подправлять, кто новые строить принялись. Может не отдохнули совсем. И
птица вроде большая, а на веточку тоненькую сядет, та не прогибается под ней. В
чём жизнь в них то держится, непонятно. А этот, за заборчиком, по проталине, под
окном самым бегает, крыло за ним валочется, а он голову запрокидывает, от неба,
от родичей своих, что кувыркаются там, весне радуясь, глаз оторвать не может. Но
молчит. Ни звука, ни вскрика, ни упрёка, судьбине своей такой. Смотрит. Смотрит
только.
А глаза, глаза то Славик, у него голубые. Словно небо, голубые. Знает, понимает
хоть, что не быть ему больше там, а вот верить, поверить не хочет! Их к себе
позвать, себя показать такого, не хочет! Молчит и смотрит. Смотрел и молчал, до
минуты своей последней. И даже её после, голубизне той, верен был. На спину
опрокинутому, не землёй глаза прикрыты, небо, на них наброшено.
Ухходят, утекают Славик годочки наши. И сколько же ещё, не стать их должно,
прежде чем поймёш ты, что я для тебя! Что ты, для меня! Что вместе сможем только
мы! Ну не молчи! Отзовись хотябы! А мне ты, всякий нужен. Понимаешь? мне! Только
будь! Будь!! Будь!!!" Оленька твоя! Твоя!! Твоя!!!  четвёртое апреля
      
-------
      
    Вот и утра
измождённого бледность, в штор щели, солнышком подсвечена, подновлена.
Чистился, пыль  вчерашнюю сбивал. - Лоск наводил.
 Комнату на ключ. Лестницею вниз. Улицей потом, площадью,
снова улицей . И перед ним оно, города сердце каменное, перед ним. Новый коридор, лестница другая, поворот, ещё,    Секретарша
рыжая  наперерез. Сидел. Ждал.
 Падала стрелка
минутная. Поднималась снова, словом чтоб   её,  опять упасть.
Для него наконец навстречу кабинета  пустота.         Встаал. Стоял.   Сил,
никаких. Взглядом  До    Оленьки , дотянуть! Не смог. - Проходи - те.  Что
Там.
Топчитесь. -
 И шёл! Шаг,

 и ещё.   
 -      
 - День добрый, Ярослав. Ярослав? - Не помог. Молчал.
 Шаг. И ещё. 
   Сколько  ж   их, 
   По ковра ниточке серебряной, до неё осталось?

 Шаг!... 
 В кресла глубину Оседал.
 И
снизу вверх, как недавно совсем, казалась  на жизнь всю приучен был, снизу вверх! На
Оленьку,
 снизу, вверх! Как позабыл уже!
--
Элегантна? - Да.  -Хороша?
 - Невозможно! Но, зияла  зрачков леденящей бездной  на него.
 Но  заслонялась улыбки намалеванной равнодушьем от него. И чтож здоровье ваше? В порядке, надеюсь.
 Пиджачка,  уголок, рубчик,   самый перебирал.

 вконец  не признавать начав.
 Не могла, Оленька

 - его,

 в женщину, -эту, оборотиться.
 Сравнивал. Приравнивал, к этой, ту. На
дружку,
друг наводил. Но не похожесть только, прежнего больше проступала, голоса
 фальшивкою, неловкой стараясь приманить.

 В ней взглядом уже! Искал.
Запускал свой, глаза распахнутые сквозь, до души добираясь!

 Увязал! Затаились. Притихли оба.
-Оленька. Я пришёл. -
Снова грима ловкость, лицо её спасать переставала! Но на своём.
 - Оленька, я, за тобой пришёл.

 - Зачем?!
 Сжаты кулачки. Придавлена грудь. Брошено, лицо назад, слово, в
Славку! Зачем?
  Зачем не договорено. Без того  понимал. У - ра - зу  - мел уже. Встал над ней кланясь, Близко-близко

 но аромата даже, волос её дурмана, в нём не угасшего, не полыхнуло в

 ответ.
Бережно  устраивал, стола на краешке, писем, слов её обман, в него брошенный, ей 
 же, возвращал.

 Кружил. Снова, улиц кружевом кружил, площадей  в петли попадая,  Где
 авто
ы      навстречу синие всё, тролейбусы, зелёные только, прохожие,
незнакомые,
 и в ветрин лицах разницы не мог! Каштаны, каштаны

  перед ним, не сворачивал бы куда, словно улицам этим чужой! Городу задичалому, чужак,
  за первую же двери непохожесть ускользал.
 Перила кованные, - ступени истертые.

 Вверх, не   захотел.
  Меж колонн резных не спеша под Шаров
мерцающую  цепь.      
  Ухмылялся
недобро.  привставал, на встречу из ниши   
 бронзовый лев.
 Вот куда занесло! Вынесла, куда!
Институт. Институт где Петька. Петька, декан. Хмыкнул.  Шёл дверей строя вдоль.
Нетрогал
ни одной. Последняя. Не из чего выбирать. Толкнул! И перед ним он.    Стоит.

Новенький. чистенький. Покачивается, с носка, на каблучок, с
каблучка, на носок раскачивается. Пёрышком, поскрипывает, очков дужкой, золотиночкой,
поигрывает. Стоит, стола необъятного, сторону по ту. И другой его напротив,
аккуратненький  такой же,  стола, сторону по эту. Вился, извивался спинкой,  стороны
во
все.
Круглил на него
глаз
свой Петька, слово придержав , попугивал. Да в Славку вдруг! Закрестится вот вот 
казалось,
и
цур, цур на тебя, с губы провисшей упадёт.
 -Здравствуй, Пётр.
 -Михалыч. -
Правил тот. Толстоват Петька пожалуй.

 И не то чтоб толстый, пузатенький какойто.
 -Ну, Ярослав! Ну Ярослав!
Руками разводил. - Вот уже
кого,
воистину,
ни духом не
 сном!
 - Что ж, - проходи. Больше  всё  неправильность  какая-то в бумагах перед
 Петькой  на столе разложенных  тревожила Славки напряженный взгляд притягивая. 
 Отодвинув мужичонку суетливого,
 всматривался в никуда спешащих знаков строй.

 По  привычке давней  начинать
 с чего прикинувши,
 правил не спеша,
 строчки кривобокие выравнивал, Петьку
 богровевшего, поддразнивать не забывая.

 Отступился,
 разом охватить. Порядочек.
 -Карандашик
красненький
возвратив,  пальцем
ткнул уже.  ,
здесь вот, в уголке, подчистеш
чуть. И кранты!

Вообще то, дельце у меня к тебе Пётр есть. -

 -Михалыч.- Снова, правил тот.
 - Понимаешь,  Отзыв твой, скорей  всего н  а это вот, понадобится. Не сейчас
конечно,но...
 -
через  стол
протягивал,
из
тетрадочек
своихх
одну.
 -  И ещё, замешкался, наконец  до главного  добравшись, 
может у тебя
работа
сыщется?
 Огляжусь пока. Отчего же!- Плечиками, передёрнул тот.   
- Отчегож. Давай, по  старой  памяти, по науке в замы к нам. - Шелестел.
 Похмыкивал листки перебирая.

Да разочарован вдруг, насупился, 
 Будто никчемушнее, ни кому ненужное  совсем, припомнилось.
 -Только знаеш, здесь загвоздочка имеется.  Мелочишка,  вобщем-то, формальность,
но...
  Пальцами прищелкнул  Петька,
 степень,
 требуется. Понимаешь, степень.
Да
не
одну небось ,
отхватил.
 Ишь сколько
 накатать поспел!-
 Хмурился. Притих, за рестничками белёсыми сторожко  хоронясь. Лезли, карабкались по
стёклышкам
Петькины глаза. Падали, выпадали оправу за!
 -Как это? Как это ты, - и вдруг в лаборантах при мне?!

 Нехорошо. Нехорошо
Ярослав, смеятся над товарищем. С приятелей шутить, не хорошо!- Пограживал на
Славку, тетрадкой, Славкиной же. Теребил плечо его, перстеньки  свои, устраивал
на нём.
 Стоял. Скорбен, молчалив.



 
 Опракинулся лицом! Захохотал!  Хо хо тал!, подбородовичем вислым
тряся. До икоты свистящей, хо хо тал!

 Над страхом, - своим! Над прошлым, - его!
  Над тетрадочкой затоптанной, ха - ха - тал!
  Снова Славка в улицу брошен. Баловал, игрался город им. Перекрёстков  в  суету
самую загоняючи, пустырей, в одиночество выталкивая! Через ямины, колдобины
какие то, проулков, злобу собачью, через! Криков куриных, проклятья из под ноги!
 И пыль!  Пыль! Пыль!

 Фонаря режущая безжалостность в лицо.  Куста розового корона под ним . Клёна
 реверанс, да вишенок задряхлевших пара позади.

 Тётки
подворье. Лет его прошедших пристанище. А если? Шагнул! И ничего. Ни домишки, ни
 паречек кустика.

 Пустота. Проплешина.

 Глаза в спину!

 В упор! Или не в  спину? Шарахнулся! До тени не далёкой
дотянуть поскорей. Канавай! Канавай! Чертополохом до забора! До дома подворотни,
улице на соседней!

 Двором проходным, шагом спокойненьким, будто он, - и не он
уже.  Шёл собою только глядя перед.

 Вперёд. Вперёд. Шаг ускоряя, на рысцу боясь.

 И перед ним они. Пары три. 
 Разноцветных их. Чёрных, огонь! Голубых, лёд. И изумрудных! Навстречу были,
Оленьки глаза?! Перебирал. Большой, не её. Поменьше, тоже не её. Маленькой самой
они. Она! Не понимал! Раньше то как не смог! И не знал, раньше то, не сумел
почему?! Оленьку свою, в ней потаённаю, разгадать! На коленях уже! Улыбкой её
пред. Взглядом пред. Рукам, навстречу что, своих дрожь, во всхлипах
рекламных, отдавал! Ручке каждой, пальчику каждому, губ покояньем, поклоны
бил!
 -Я! Я, Оленька виноват во всём! Я один! Да развеш подумать  мог,  что  встретиш
меня такой!
 Но это ничего, ничего что такая ты. Пройдёт. Всё пройдёт. Вместеб только нам!

 Но холодна, она. Хозяйки в сторону
скошен глаз. И вот её руки скольженье губами ловил. Её взгляда согласью молиться
 готов!
  - Отдайте! Верните мне её. Зачем вам  - такая она?! А я, беречь её буду,
клянусь!
Мне бы возле только.  Знать, что есть она. И ненада больше ничего! 
Вот. Вот
возьмите! Забирайте. Всё. Всё отдам. Не пожалею!  Жалеть, не стану.-
  Совал в ладони неживые их, тетрадочки свои, - удачи капельки, 
 из  отчаяния, из
 слёз по буковке, - по циферке собранные. -

 Но ревела, дочка. Но бледнела, мать! Бумаг  его, бессилье  скомканное,  обратно  по карманам  разгоняя.

 Сведены пальцы! Вознесена кулаков судорога, над головами их!
 Вскочил! Себя с
ними вровень
возжелав!

 -Ну погодитеж. Вы у меня, пожалеете ещё! Вот я вам!-
Двинулся, пошёл на них! Расступались. И бежал! Бежал! Сквозь визг!
 - Сквозь  толпы обступившей улюлюканье,
Под гогот злой позади бежал!  Врёшь! Врёш не возьмёш, уйду! Уйду!   - Заборчик ржавый, низенький наперерез. -
Перемахнул!
кирпичного угол, поворот, ещё! Тупик! Стена! Заметался и назад фонарей блёстки
обходя,       прохожих на тени  изломаные   натыкаясь! Бежал!  Бежал аистов
Черных  в  фонтане пляшущих, мимо! Идолов    деревянных, харь  перекошенных,
 мимо!
 Свадеб собачьих воплей, возле.  Бежал, проклятья,  стенанья
 чьи  то
  сквозь!

 Ни здесь! Ни туда!   Назад!  Определял теперь
порядок
знакомый, в подворотен,
дворов проходных мельканьи. 
  но где же? Где?!  Да   вот же, у стены, под арки тьму меж
 деревьев нависших скользнувшая тропа. Не так. Снова не       
туда!
  напрямик!
   Сквозь сирени,  Напролом! В тусклый просвет. Где недвижная вода. Где верб
горбатая черта.   
Задвоила!
Разгоралась в
 



























 небе
пустом!
Над
пустым  прудом. Над скамеечкою их. Их  изумрудная звезда!

 Надвинулись. Обступили. Разглядывали. Они, его, им тем же отвечал, пока не
 хлопнул средний по плечу. - А я то тя, враз признал, -  Ярослав.- Заставлял,
 себя, - заулыбаться к ним. По духу хмельному, валериков определив. Сидели.
Молчали.
Молчали и сидели. Не  понимал. Ага! Бросил на брата по денежке! Под ногами, зубом

поддетая фольга. По первому, горлышком каждый не забыт, только перед Славкой,
стаканчик до краёв. Вздрогнули. Потом ещё. Ещё!
 -Ты его, конфеткой, конфеткой придави.- Пальцами, выделывал валерик на столе.
 
-
  Дрянь конечно, но...Хороша...- Хороша, хороша задышали разом, заёрзали. Да
попал
в
глаз валерику главному, Славки напротив стакан. Дёргался, не понимал с  разу
кокого тот, в виде непристойном, этаком!? До краёв!  -За что? Ну вот за  что?!
  Ты!?
не уважаеш меня, Ярослав !?  - Поутихли разом, насупились.  -Молчиш. Уважаеш значит.
Тогда,
пей. За папу, пей. и за маму, пей. За здоровье, моё, и своё, пей. - Подхватил
пальцами трясучими стакан, в Славку им попробовав попасть. Да на место тут же.
Струйки опавшей след, корочкой с газетки подбирал.  -Не хочеш. Брезгуеш. Ну и
халера тебя бери! - Рубанул, ладони ребром по стола ребру!  -Подумаеш, косточка
белая. Кровушка, голубая?! -

 22 Не один минут десяточек   досиживал  в засаде,    Славка. Хоть до
                слезы порой старался высматреть, не
 было вокруг, его куста,  удобней места.   Но  не  это  беспокоило,  тревожило 
 не то,  не  упустить  бы  как.   
 Понимал,

 - уразуметь поспел,

 даже
 в прошлом и число, и год  свой
 растерявшем
 затаись он  снова , как с судьбой, не   разменуться с ней в безвременьи
 застывшем городе. Только вот зачем. - Зачем!
? - Вставай, вставай Ярослав!  Царствие небесное проспиш. - Морщился.
Заотворачивался от капелек настырных в лицо. Не понимал, откуда там ещё напасти
новой
ждать. Да не из тучки  набегавшей, из стаканчика, валериком краплён. Ухмылялся
                приехиднейше,
над ним кланясь. -Эк тя развезло.- Под руки подхваченный, к столбику прислонён.
Чертыхались возле, пыль липучаю сбивая. -Порядочек!- Отступился валерик
главный,
прищурился. -Тер, и у блуд вполне. И к галочкам!-
Тряслись динамики, одуревшие! Хрипели музыканты, патлатые! Тянул, подталкивал 
  из сумрачного  закутка  откуда то, девчонку к Славке из валериков, один.
Мерцал.
  По изумрудным лучикам
 скользя,   Неспешный 
надвигался, бант в
голубую бусину.

      
-------
      Всё сильнее вечер с ночью обнимались, крепче всё. Разве забормочет, залепечет
иногда с просонья будто, Славки куст над головою, чтоб плотнее, гуще тишина потом. 
 Ждал. Терпел.

 Учуял наконец шагов прозрачность. - Но невесомые такие
почему?
  -
 Глаза!
Глаз
пара! И ещё! Ещё!    Ладонями потел. Да вот же он, сыр недогрызенный.  под 
 пальцами кусок. И вних!
 Но презирали,  на лапки задние привстав. 
 Навстречу сам тогда! - - И расступались.   Бежал! Бежал,
 морд крысьих, - меж, цветов ночных, лиц
 ужас опракинутый
 топча!
  - Машин,    кошачьих воплей   -  - возле! Дворов,
 разверзтых,  пастей мимо! Бежал ! - Бежал, вновь
 к прежнему себе,
 пугаясь не успеть!
    
-------      
    







 - Хол гостиничный. Стульев ряд, диванчик   у стены. Сидел. Глазом
мутнел. Не дышал. Хрипел. Зубы о стекло. Вода у губ. Глоток. Потом ещё.
Расползалась стен духота. Расступался лиц испуг. Вставал. Ковром

 и вверх.
Ступенька, ступенькой за. Этаж, за этажом. В комнату свою. Вкресла тепло.  В 
 света кольцо. За стола круг.

 То на ужин поджидавший,  То на дверь поглядывая, листики  поблёкшие
перебирал.
 Настораживая непонятный, плыл под пальцами
неспешными, цифер, буковок порядок им же заведённый некогда. 
 И  уже не вспомнить,   
 в раз который
 здесь, - - - по эту сторону, в свой мирок недвижный пробираясь,
 даже почерк, с потускневших листиков повторить  не  мог. Словно ни его рука странички эти  сделала. Будто
обобрал,  ограбил он
кого. а вот что то главное, позабыл.
 
 Или в спешке  суетливой бросил? Там. Там, Маргорите, на утеху бросил?
   Наплывало. Просыпалось снова  понемножечку,   
жаждой давней,
 Душу, тело рвущее желанье! 
  - Там, как!
 - Тогда
ещё, как!
 Ходить! - Ходить! Чтоб  отсюда болью,  прежней возвращаться. - Не
могу! Не
смогу!  Работать! Работать!
  Но постучали. И молчал.  Но вошли. И не
  оглянулся. Но руки на плечи! И оборвалось! Оленьки, пальчиками зазвенев,
 чистотой   внезапною странички, проступив!
 -  Здраствуй, Славик. -  Полилась, сама  собой стекала с острия карандаша отточенного,
 строчки чернота.
 Застывала, зыбкая  на бумаге, заполонена. Ждёш, - её?. - Гнал! Гнал
 руку! - Гнал, От сознания работы, толькоб не  отстать! Из Доступного, понятного
  на миг быть может,
  упустив, не растерять   чего!  -
 - Там! Там, - за чертой!  Где нет вчера! -
  - А завтра, - всё равно не  наступает.  Где
 в знойном мареве,
 цветастенькой поляночки
у краешка, ковали!
Безумные, ещё ковали счастье,
 кузнецы кому то. Ну и вкуснотища!... Славик, можно я, немножечко... А то, день  весь
промечешься... - Лишь ниже ?голова. Небрежней почерк, неистовее на бумаге  знаков
пляска.
 Что б обо всём забыл,
 забывшись болью! Акаций  побледневших в аромате
 дерзком захлебнувшись,
 срывался взглядом к  ней! Губами б  только снова, до таблетки, до
 её спасительной ладошки, дотянуть.

 - Уткнулся.

 Ткнулся, в глаз лучика  зелёных два!

 Ресниц, приспущенных, из под.

 Крем. Коротко, с  пирожного лакала.
Назад! Назад скорее!

 Поздно!

 Рука, - споткнулась. Застывал  разбуженный    мирок,     На  малость самую, -
 на
 миг быть может, до вожделенной истины не дотянув. Когда чуть-чуть, - усилие 
 последнее осталось!

 - Но
 Вдохновеньем, рождено должно! Насилья, без.

 Из зеркала

  напротив соскользнула. -  Как с фото.   Там. Привычно опускаясь.  Только,  уже
 деталей туалета без. Только, рубашечки за дымкой,
    вся, всёравно навиду!  -И теперь, её... Ту, станеш ждать?!- У  губок
пальчики.


  Капельки алые, из пальчиков вниз по одной.

 о  ноготки , на ножках  Разбивались. На завтра  и вчера , времён  смешенье
разделяя.  Чтоб снова дрогнуло! Заспатыкалось , в скачке бешенной,  безвремения болью,
захлебнулось сердце! Под капель грохот!

 Шёпота под  наплывавший шорох, своих заклятий, зелье растеряв. У рук,

 в руках её
почти.
  Касалась, Не  пальцами еще, теплом их доставала. И увязал! Губ покаяньем падал,
 падал вниз!

 Но раньше  ножки,  кончились  её, - сомкнулись руки  чем на нём.

 запалыхал! Расцвёл

  как иний, зимним солнышком  подсвеченный, ноготков её, на
 ножках,  розов цвет!

 К двери ускользал.

 Не поняла. Настеж!

 Нараспашку!

 Над одежды
горкой, помедлил чуть. Туфельку левую, за порог. Платьица переливчатость вслед.
 И правую, за ним!
 Шла!

 На Славку, надвигалась, руки  разбросав!
Его, кроме, не видя,ничего! Его, кроме, обо всём позабыв! Снова вдоль стены 
отступал. Пятился  слова злом заслонясь, вдоль стены, до решётки балконной под   
 рукой,
 до города позади, равнодушной пустоты. Но лгал!

 Но взгляд от Оленьки,  от пальчика её безымянного  оторвать  не  мог!

 Раскалялся! Боллью нестерпимой
наливаясь, с 
 перстенька
 серебра червлённого, недобро зыркал, гада черного, рубиновый глаз! Волю
 отнимал. Мир  весь!
  Смысл, весь!
 
  Снова в неё!
 И сделай та шажок ещё, или словечка хотябы  пол,
 бросится тутже в  ножки к  ней,

 у пальчика каждого, прощенья чтоб ему.

 Вот и гром Недобро   возроптал уже,
 капелек 
 россыпью
 не густой в   лицо.
 Сокрыл. Дождя следами скрыл,   слёз  его следы.  Но по
ком!? Комната, четыре,
 мертвых, стены. Комната,
 поминак, поминания после, будто. Давила! Тяжестью каменной, во   все четыре
 стены, ти  -  ши -  на.  Тишина,  как Сон. Сон, то.    Не было, ничего. А если
нет?
 А если сам,
 рукой своей, любви их крик! Последнюю мольбу! Оборвал, сгубив. кружил, стола
 округлого  вокруг заплутав. Кружил.

 Прошлого, за  света краешек беспощадный, не
 понимая как, собирал, за словом, слово, подбирал, к цветку,  цветок. Но
жуток букет, красоты поруганной из! Улыбки   растоптанность, страшна! 
 
 Бледной Лилии, султан притоптанный  остановил.  Блёкла. Умирала молча,
 ароматом жгучим исходя.

 Только не его ноги след, на лице  её! Не его воли, смертный
 знак на ней.
 
 
 Уходил.
 Меж теней обоих, ускользал  с собою унося, надежд своих трёх  ,
тетрадочек трёх,
 обман.

 Улицы, сторону на ту... перебежал  фонарь обходя.

 Насторожил. Сторо
город,
 пустынный, -но не пустой.

 Сонливый. Но, без сна.

 Снова в спину глаза! Не хитрил. Знал дальше  что.  Вёл их, манил
 откровенно  за собой. И вот она,  дверь во мрак.
 

 Шаг. -  И  ещё.   На ступенек  камень  оседал . Пота, проступивший холодок,
 рукавом.

 Затаились. Притихли оба,  к схватке
 последней готовы! Город, и Славка! Славка! И город!
 Теперь, кто, кого переждёт. Кого, кто, перетерпит теперь?! Лукавил. Знал, не совладать  с ним  городу в
 этом.

 Здесь. За дверью уже.


 Скрипнула. Подалась та... И  вот они! Вот они лучика изумрудных два! К нему!
Рукой одной заслонён, волос её бесконечность,
другая на себя! Дёрнул! Потянул! Опракидывалась, покорно.
 Теснил плечом  кого    то. Толкал! И дальше улицей скорее, дальше, скорей, не
опомнились пока!
 Сучила,

 стучала ножками,  каблучком за камень цепляясь, визгом  крысиным
исходя.

 По булыжинам её за собой.  Тратуара к краешку, рубчику самому поближе теперь!

 Только фонари, фонари
  навстречу  полыхают  почему, не   
 свернёш куда!   

 Опомнился! Встрепенулся город! Гнался! Гнал Славку, травил
 валериками уже! Жёг! Выжигал в нём, воздуха, последний глоток, глаз её
опракинутый взгляд! И не уйти, их, за спиной оставить если!
На свету самом, на колено одно, на другое, головку её. Давил! Пальцами двумя,
ноготками двумя, на глаза, давил!

 Хрустнул! Потёк, сначала один. Другой, потом.

 Угасал! Умирал  фонарей ряд, впереди! И сторону   по ту, раньше ещё, не
- жи -
вы - е! Улицей, улицей опять! Домов к стенам,
нависшим
  поближе  теперь.

 Угол. Поворот.
и Ещё.  Заборчик низкий, веток треск. Навзнич! На листву,  её!
 Пальцами,
 зубами,  рвал платьица  шёлк!
 Вот он!

 - Угодил в Славку, фонарика луч! Шарахнулся! Со света  иглы  соскочив! Не 
 туда! Стена! Назад! Луча поперёк! Наперерез!
 
  Во    мрак!
 Из мрака
 во тьму!
 Притихшая  на руках  его. -  - В
затылок, дыханье их! - 
 Поворот!  И еще!    Скорей!
Скорей! Сквозь кустов когти  цепкие,  - напролом!
 На забытый зов. На алый огонёк.  - До  черты манящей дотянуть!  В мире
 неподвижном скрыться! Там где снова
 прежний, - тот же он.

 - Улицы росчерком грохочущим    остановлен. Оглушён.

 Везде они. Только впереди просвет. Но не уйти, - через поток, рычащий  не
 проскочить. - А вдруг?! -      
 Поднимал. - Выше,
  выше, - в раз последний, лицо её перед собой.  Шагнул! - И снова вместе  не сумел. -  Удержать,  не смог! Отпустил. Городу, прошлому   
 возвратив, следом не успел.

 Настигли. Сбили. Топтались. Били. В пах. И в лицо. В лицо и снова в пах. Рук,
 прикрываться не хватала. - Опять топтали, боль знакомую выкликая. И спасала.
 Уводила собою заслоняя!

 Деньь начинался,

 - обыкновенно!          Со стеклянистого звона уток, - с
будоражащего,
возбуждающего поскрижетывания друг одружку суден, такого желанного, для
измаявшихся, истасковавшихся по ним, хоть и ни за зимнюю, да всёж, за такую
долгую ночку. И кто то, делая мужественные лица, уже,   пробирался, к туалету.   
 
   
       






   Добрый вечер, Славик. -  Вот написала вечер -  и улыбнулась. У нас ведь
 - там...
 Наверное
утро. Или даже скорее день. Письма, почему то, всегда приходят днём... Юлечка
твоя. Твоя!! Твоя!!! 
    
      
    
 И шагает! -  Шагает, тьмы из глубин самых! Хозяин! Славка! По рельсам тоненьким,

хромает! Соседа! -  Мимо. - Тебя! -  Мимо. - В огонь прямо! -  Чуланчика, на
 двери ржавой  намалёванный.               

   



      
    
      
    

 

 
 
 
 

 
 
   
 

   



 
 
 


сон.
 
 

 
   
 

    


 
   
 
 
   
    
 

 
      
 

 
 
   
   
 
 
 
      

 
 


   
 
 
 

    

 

   

      
   
 
 
 

   
 
 
    
 
 
    
   
 
 
 

   
         
   
    
   
,
 


    
 
 
 

 
 
 
    




 

   
 
   
      
 

, 

   
 
 
 



 
      
   

    


   
 
 
   
 
 

 
 
      
 
 
 
 
 
 п

 
      
о    
. 
 
   
 
 

    
 
 
 
 
   
 
    
 

 
   

 
 
В
доме
пустом   
 
 
 
 

 

 
 
   
 
 

   
    

 ,      

   
 
    
п


   
 
      

 
 
 

 
    

 
 
 
 

 

 
 
        Улицы, сторону на ту перебежал фонарь обходя. Насторожил. Сторо
город,
пустынный, но не       пустой. Сонливый. Но, без сна.

 Снова в спину глаза! Не хитрил. Знал, дальше 
что.
Вёл. Манил откровенно за собой. Вот она,  дверь во мрак, - перед ним.

 Шаг. И  ещё.   На ступенек камень оседал. Пота, проступивший холодок, рукавом.

 Теперь, кто, кого переждёт? Кого, кто, перетерпит теперь?!

 Лукавил. Знал, не совладать  с ним  городу в
 этом.
 Затаились. Притихли оба, к схватке
последней готовы! Город, и Славка! Славка! И город!
 Здесь. За дверью уже.


 Скрипнула. Подалась та! Вот они! Вот
они!
Лучика изумрудных два! К нему. Рукой одной заслонён, волос её бесконечность,
другая на себя! Дёрнул! Потянул! Опракидывалась, покорно. Теснил плечом
кого
то. Толкал! И дальше улицей скорее, дальше, скорей!  Не опомнились, пока!
 Сучила, 

 стучала ножками, каблучком, за камень цепляясь.

 По булыжинам её за собой. Тратуара краешком, рубчиком самым! Но фонари, фонари
  навстречу  полыхают  почему?! Не   
 свернёш куда!

 нОпомнился! Встрепенулся город! Гнался! Гнал Славку, травил
 валериками уже! Жёг! Выжигал в нём, воздуха, последний глоток, глаз её
опракинутый взгляд! И не уйти, их, за спиной оставить если!
На свету самом, на колено одно, на другое, головку её. Давил! Пальцами двумя,
ноготками двумя, на глаза, давил!

 Хрустнул! Потёк, сначала один. Другой, потом.

 Угасал! Умирал, фонарей ряд, впереди! И сторону   по ту, раньше ещё, не - жи - вы - е! Улицей, улицей опять! Домов к стенам,
нависшим
  поближе  теперь.

 Угол. Поворот.
и Ещё. Заборчик низкий, веток треск. Навзнич! На листву,  её!
 Пальцами,
 зубами,  рвал платьица шёлк!
 Вот он!

 - Попал в Славку, фонарика луч! Шарахнулся,   со света  иглы  соскочив! Не 
 туда! Назад! Луча поперёк! Наперерез!
 
 - Во    мрак!
 Из мрака
 во тьму!
 Притихшая  на руках  его. -  - В
затылок, дыханье их! - ?
 Поворот!  И еще!    Скорей!
Скорей! Сквозь кустов когти  цепкие,  - напролом
! На забытый зов. На алый огонёк.  - До  черты манящей дотянуть!  В мире
 неподвижном 3ц2скрыться! Там где снова
 прежний, - тот же он.

 - Улицы росчерком грохочущим    остановлен. Оглушён.

 Везде они. Только впереди просвет. Но не уйти, - через поток, рычащий  не
 проскочить. - А вдруг?! -      
 Поднимал. - Выше,
  выше, - в раз последний, лицо её перед собой.  Не  мне, но и Не им достанешся! 
 
  Шагнул! - И снова вместе  не сумел. -  Удержать,  не смог! Отпустил. Городу, прошлому   
 возвратив, следом не успел. .

 Настигли. Сбили. Топтались. Били. В пах. И в лицо. В лицо и снова в пах. Рук,
 прикрываться не хватала. - Опять топтали, боль знакомую выкликая. И спасала.
 Уводила собою заслоняя!

 Деньь начинался,

 - обыкновенно! Со стеклянистого звона уток, - с
будоражащего,
возбуждающего поскрижетывания друг одружку суден, такого желанного, для
измаявшихся, истасковавшихся по ним, хоть и ни за зимнюю, да всёж, за такую
долгую ночку. И кто то, делая мужественные лица, уже,   пробирался, к туалету.   
 

    
         







   Добрый вечер, Славик. -  Вот написала вечер -  и улыбнулась. У нас ведь
 - там...
 Наверное
утро. Или даже скорее день. Письма, почему то, всегда приходят днём... Юлечка
твоя. Твоя!! Твоя!!! 
    
      
    
 И шагает! -  Шагает, тьмы из глубин самых! Хозяин! Славка! По рельсам тоненьким,

хромает! - Тебя! -  Мимо. - Соседа! -  Мимо. В огонь прямо! -  Чуланчика, на
 двери ржавой  намалёванный.               

   

 
 

 

 
 
 
 

 
 
   
 

   

 x xxxx Шарахнулся! Кустов когти сквозь! Тихая, притихшая на руках
его. В затылок, дыханье их! Поворот!  И еще!  Улицы чертой  огненной 
остановлен, оглушён.

Везде они. Только впереди просвет. Но не уйти через поток, рычащий  Не
проскочить. А вдруг?!      

Поднимал, выше,
выше, в раз последний, лицо её перед собой.
Шагнул! И снова не сумел. Удержать  не смог! Себя не пересилив отпустил.    Не
мне, но и ни им достанешся!
Хрустнула! Раскатилась скарлупкой ореховой! Городу в жертву принесена. 
   
      
    
Настигли. Сбили. Топтались. Били. В пах и в лицо. В лицо, и снова в пах. Рук,
  не хватала прикрываться. Снова топтали, боль знакомую выкликая. И спасала.
Уводила, собою заслоняя. 
    
   
    День начинался, - обыкновенно! Со стеклянистого звона уток, с будоражащего,
 возбуждающего поскрижетывания друг одружку суден, такого желанного для
измаявшихся, истасковавшихся по ним, хоть и ни за зимнюю, да всёж, за такую
долгую ночку. и кто то, делая мужественные лица, уже, пробирался к туалету.    

    
      
    
Добрый вечер Славик. Вот написала вечер и улыбнулась. У нас ведь там, наверное
утро. Или даже, скорее день. Письма почему то, всегда приходят днём... Юлечка
твоя. Твоя! Твоя!! Твоя!!! 
    
      
    
 И шагает! Шагает, тьмы из глубин самых! Хозяин! Славка! По рельсам тоненьким,
хромает! Тебя! Мимо. Соседа! Мимо. В огонь, прямо! Чуланчика, на двери ржавой  намалёванный. 

   

 
 

 

 
 
 
 

 
 
   
 

   

 а   


 
 
 


сон.
 
 

 
   
 

    

,
 
   
 
 
   
    
 

 
      
 

 
 
   
   
 
 
 
      

 
 


   
 
 
 

    

 

   

      
   
 
За 
 
 

   
 
 
    
 
 
    
   
п   
 
 
 

   
         
   
    
   
страхом
,
своим.    
 
 


    
вдруг
  в

 
  Не
захотел.
   
 
 
 
Зачем не договорено


 
 
 
    




 

   
 
   
      
 

, 

в   
 
 
 



 
Странно
 
ла 
 
   

      
   

    


   
 
 
   
 
 

 
 
      
 
 
 
 
 
 п

 
      
о    
. 
 
   
 
 

    
 
 
 
 
Не   
 
 
         

,   
 
   
      
 


 
      


   
 
    
 

 
   

 
  то
 
В
доме
пустом   
 
 
 
 

 

 
 
   
 
 

   
    

 ,      

   
 
    
п