Страта

СТРАТА
                Папе

-1-               

Буран намёл снегов наждак
в ночь снежную, седую.
Во тьму вошёл не просто так –
на вахту трудовую.
Стволы чернеющих берёз
и семафоров робы.
Тянулся вдаль снегов обоз -
 намёты да сугробы.

Вела вперёд забот нужда,
отвалов звали выси.
Вставала огненная ржа,
огней рассыпав бисер.
Сорвавши дверь ночи с петель,
заря ворвалась с маху,
с плеч сбросив белую метель,
как снежную рубаху.

Заря восстала ввысь стеной,
как океан безбрежный,
где над седой крутой волной
взметался гребень снежный.
На гребне снежная волна,
подняв отвала ярус,
сорвалась вниз потоком дня,
расправив алый парус.

Под алым парусом зари
в потоках снежной пыли
локомотивов корабли
в просторах белых плыли.
Ни шпал, ни рельс – белым-бело!
Стал наст дорожный топок.
Метелью за ночь замело
следы привычных тропок.

Звал на отвал не ровный тракт -
заснеженные склоны.
По стыкам рельс стучат, строчат
колёсных пар патроны.
Снега пронзает яркий свет,
дымов тугие косы,
спешит за далью рельсов след,
за снежные заносы.

Уклона насыпи посол
стал крут от снежной соли,
снежинкой к сердцу приколол
растущий признак боли.
Наст под ногами ввысь поплыл -
ошеломлён был болью.
Так, словно в сердце кто-то вбил
осиновые колья.

Ни звёзд, ни солнца – Мрак без дна.
Равнина без ветров.
Была она озарена
свечением снегов.
Столб света вниз с небес упал
и круг свой очертил.
В том круге я средь Тьмы стоял
в свечении Светил.
Мелькнула ёлка, длинный зал
и ребятни дуга.
Всё закружилось и упал
я в чёрные снега.

 - 2 –

Он словно, что в снегах искал.
Возник, как грозный рок.
Я с изумленьем прочитал:
Москва – Владивосток?
Сознанье оторопь взяла
рукою костяной
и неба сумрачного мгла
дохнула полыньёй.

Состав над рельсами летел
бесшумно и спокойно,
лишь ветер северный свистел
вослед, как тать, разбойно,
лишь, вихри снежные кружа,
буран во тьме ярился,
лишь голос, радость ворожа,
из окон светлых лился.

Тем пеньем был заворожён
мой разум на мгновенье.
Я был любовью окружён
и райским было пенье.
Нас разделял иной предел-
граница Тьмы и Света.
Я с изумлением смотрел,
не находя ответа.

Да мне не нужен был ответ:
вот лица, предо мною.
Из глаз лучился тёплый свет
надежды и покоя.
Как будто кто в ночи сказал:
«Остановись, мгновенье…»
Господь, как чудо, удержал
в ладонях то движенье.

Пред тем как грешное простить,
рассыпав свет по полю,
пред тем как Души отпустить
на небеса, на волю.
Промчал состав - как вихрь, как миг -
из одного вагона.
Затих гудка тревожный крик
за дымкой перегона.

Рукой беды подписан лист
и приговор в конверте.
Стоял в кабине машинист,
трепал чуб снежный ветер.
Мелькнул знакомый силуэт.
Пальто, из фетра шляпа.
Я крикнул с опозданьем вслед,
лишь отзвук эха: «Папа!..»

Я что-то важное кричал,
несказанное раньше,
но мне никто не отвечал,
состав мелькал всё дальше.
Увидел место в свете дня
оно неоднократно
мне снилось, может, для меня
подумал я внезапно.

 - 3-

Стекало солнце за отрог,
закат, как кровь, струился,
равниной снежной, без дорог,
лишь снег позёмкой вился.
В тот снежный омут налегке
проник песчинкой малой.
Мерцал посёлок вдалеке,
за спинами отвалов.

Звал сквозь снега на огоньки,
не ведая сомнений,
тьмы острый взгляд и взмах руки
и взвешенность движений.
Упали чёрные дымы
и ночь в снега пролили,
и крылья беспросветной тьмы
на землю опустили.

Там жизнь, там дом, родной порог
средь тьмы бездонной, топкой.
Я поспешил на огонёк
едва приметной тропкой.
Шагал с надеждой, налегке,
был путь знаком, не долог.
Там, на холме, невдалеке,
свет лил родной посёлок.

Посёлок был в семи верстах.
Тропинкой мох да скалы.
Откуда согра в тех местах,
где высятся отвалы?
Но разум не обрёл ответ.
Я брёл на ощупь к цели.
Вдруг в валунах неясный свет    
мелькнул в проёме, щели.

Неяркий свет надмирным был,
как смертная истома.
Я сердцем принял тот посыл
у тёмного проёма.
Был он, как впалый рот земли,
бутон огня из тени.
В тот Грот неведомый вели
кирпичные ступени.

- Иди, я жду, вперёд, вперёд,
иди к заветной цели, -
звал в неизвестность жуткий Грот,
под ноги стлал ступени.
Смыкались сзади валуны
и мох срастался с кожей.
Вставали тени из стены,
во тьме мой путь итожа.
- Иди вперёд, - шептали мне,
толкая в спину скалы.
- Иди вперёд, - спиной к спине
шли рельсы сквозь отвалы.

-4--

Ступал во тьме на ощупь я
за лучезарным Фебом
и мне казалось, что Земля
висит над чёрным Небом.
Но вот вдали мелькнул просвет,
как всполохи зарницы,
и память вдаль ушедших лет
скользнула тенью птицы.

Редеет тьма. Спуск к Небу крут.
Со стен стекают тени.
Интриги подлые плетут
покатые ступени.
И был мне голос: «Брат, привет!
Спеши к желанной цели.
Туда, где льётся пенье, свет
из приоткрытой двери».

Мели свет, мельница, мели,
даруй сиянье в руки.
Из уст дверей во мрак текли
фарфоровые звуки.
Едина жизнь, едина смерть.
Бессмертие преступно.
Войди, прими небесный свет.
Желание доступно.

Стал зов тот холоден и строг,
впивалось глубже жало.
Занёс я ногу за порог,
но что-то удержало.
А голос звал: «Сюда, сюда…
Дверь распахни в Начало…»
- Постой! Тебе нельзя туда! -
Старуха удержала,

возникшая из темноты,
как старая заплата.
Я прошептал, едва: - Кто ты?
В ответ услышал: «Страта!..»
То слово было, словно рык,
душа затрепетала,
блеснул во рту тяжёлый клык
из жёлтого металла.
- Здесь Жизнь, а Смерть за дверью, там,
тебе туда не время, -
а Смерть ступала по пятам,
рукой тревожа темя.


-5-

Проник мне в сердце тёмный страх.
Бежать наверх, быстрее.
Качались тени на крестах,
повешенных на рее.
Я в страхе бросился туда,
где ждали, где был нужен.
Ударил в спину смех: «Куда?
Там ветер снег и стужа,

там боль, потери… возликуй,
здесь ждёт покой и вечность,
прими мой нежный поцелуй
и снизойдет беспечность».
Я раздирал руками мох,
грудь разбивал о скалы,
ловил надежд последний вздох -
давили грудь отвалы.

Давили каменной Пятой,
к стенаньям были глухи.
Вновь появилось предо мной
лицо седой старухи.
С глазами девушки, чей лик
был краше всех картинок.
Он на мгновение возник
за сеткою морщинок.

Она промолвила: - Постой! -
сказав то троекратно, -
Я вижу, ты еще не мой,
ступай туда, обратно.
Ступай туда, След первый тут,
протоптанный средь ночи.
Ступай туда, тебя там ждут,
твой путь земной не кончен.

И след во мраке замерцал.
Размером он был с палец.
- Ступай за мною, -  след позвал, -
Ступай: земной скиталец.
Вёл тонкий луч по тропке мет -
вот соска, вот пеленка,
я ощущал подошвой след,
тот первый след -  ребёнка.
И я, как в первый раз, пошёл
за ним, след в след ступая.
Тот первый след вновь к Жизни вёл,
во тьме, как зов, мерцая.

-6-

Мной пройден Грот. Снегов руда.
Петля и Эшафот.
Тропа протоптана туда
покинувшими Грот.
 - Иди, - шептали мне снега, -
к Петле - заветной цели,
пока не замела пурга
тропу к желанной двери.

Петля накинута, верней,
затянута на шее.
Выходят лица из теней
они снегов бледнее
Их взгляд иной, в них свет угас,
как лунный блик в затоне,
я видел там свет этих глаз,
в промчавшемся вагоне.

Они прошли строкой по мгле,
оборванной у края,
по снежно-лунной целине,
следов не оставляя.
Луна за ними вслед плыла -
кровавое кольцо
и Грот, раскрыв дверей крыла,
внутрь принял тех жильцов.

Звезда скатилась по стене
небес, оставив росчерк.
Со снежным чубом вновь ко мне 
явился Перевозчик.
Промолвил ласково; «Привет…».
Явленье было зыбко.
Там проступала память лет
и папина улыбка.

- Ступай для жизни и труда.
Твой путь пройдёт не каждый.
Шанс возвращение вновь туда
даётся лишь однажды.
Вдаль уходя: «Прощай», - сказал,
в руке мелькнула шляпа,
я ничего не отвечал -
ведь это был не папа.
Люк Эшафота проскрипел,
доверив дело рее,
и я в пучину полетел
с верёвкою на шее.


-7-

Исчезли Тьма и Эшафот.
Река узнала Имя.
Младенец вдаль, сквозь толщу вод,
отринув страх, поплыл я.
Я к свету плыл туда, туда,
где дом, семейный кров.
Смывала светлая вода 
с глаз тени мертвецов.

Тяжёлый свод камней упал,
освободив мне грудь,
и я свободно задышал,
средь вод продолжив путь.
И Мир признал мой новый Старт
и свет рассеял тень.
И снова вынырнул я в март,
в морозный третий день.



-8-

Пролился в окна свет зари,
я пил его до донца.
За ним ворвались янтари,
ликующие - солнца.
Ворвалась жизнь - снега, ветра
и белая палата.
С кроватью рядом медсестра -
её узнал я: Страта!

Я по глазам её узнал
и сердце, стукнув глухо,
ровней забилось: ты признал,
ведь это та старуха.
Та, с кем сквозь Смерть и Тьму прошел.
Взглянул на грудь ей, прямо.
Там - Елистратова прочел,
а ниже чуть, Татьяна.

Я жив! Я здесь! Нет, не конец!
Простое Тани Слово.
Она шепнула: «Молодец,
что возвратился снова!».
- Прощай! - На девичьем лице
мелькнул морщинок росчерк.
- Прощай! И помни об отце,
он был тот Перевозчик…»                -                               
Лицо девчонки молодой
и прядок русых волны,
но видел я ее седой!
А, где, уже не помнил.