Второе Сердце - элегия
шумы сирен полицейских,
каждое беглое слово,
оставляя свой облик энейский
на заборах и стенах, на снежных
следах, на метелях и вьюгах.
Я с этим городом смежный
проводник, современник стука
в двери, арестов невинных,
беспредела убогой власти,
соплеменник молодой рябины,
по-прежнему, суки, красной,
мертвой смородины, журналистов,
голых осенних деревьев,
любви, как самоубийства,
смерти, как барса, зверя,
ночных стонов, стрельбы под окнами,
уплотнения населения,
скорости вперемешку с локонами –
я знаю свое поколение.
Я знаю криптоторговцев,
обладательниц жёлтых билетов.
Я знаю сожженных солнцем.
Я знаю прекрасных поэтов.
Я видел весь мир в помаде,
в трипе, в мешках, в отделеньях,
видел мертвых, живых и, кстати,
был не последним – первым,
кто получал в квартирах,
кого били в подъездах, дворах,
кому в руки давали лиру,
учили играть на губах.
Я слышал музыку снега
даже в толчеях метро,
как птицы поют по средам
между вагонов во
время паденья закатов,
наводнения хилых рассветов.
Я улавливал ритмику такта
жизни. И стал поэтом.
Я любил, я терял, я падал,
я писал, я старался в лад
вступить с хаосом и с распадом.
И я описал распад.
Я состою из уроков
судьбы, из пинков её.
Я знаю, что значит плохо –
это, когда хорошо.
Я состою из книжек,
из кривых парадоксов слов,
из отсутствия, из излишков –
в этом суть всех моих стихов.
Я носитель проклятья и дара,
ни черта и при этом – всего.
"Немель" – название жанра,
стиля, размера, чело-
века вообще – это мой
лавр, куст роз и тернии.
И я, как поэт любой,
наперво состою из потери.
Мне предлагали уехать,
бежать, никогда не вернуться.
Но я спокоен, как Енох,
и тверд в смиреньи, как Луций.
Мой город – награда, отрава,
прекрасно-несчастный день
несчастно-прекрасный до грамма,
до пыли твоих площадей.
Мой город – годки в трамваях,
в суммах сидений такси,
производная времени (суть развалин) –
из этого вышли мои стихи.
Мой город – некто в пальто у входа,
санитар, полицай, иль отец с работы,
или я, который всегда инкогнито.
Но кто из них? Точней, я – который?
Мой город, страна и остатки суши
упраздняются вовсе в этой строчке ломанной.
Откуда мне знать, что надо и как вам лучше,
если весь мой мир вмещается в одну комнату?
В Маркса, где родился я, где стихи
родились, где бросил я тень и след.
В Новосибирск и в ближайшие городки.
В Россию. Вообще во весь свет.
Благодарю, а после плюю на руку,
потом расплачусь и раскаюсь, не соврав,
признаюсь, что не выдержу разлуку,
опомнюсь, что не выдержу расправ.
Спою ещё с десяток вам куплетов,
не замолчу, а, поперхнувшись лишь,
умру вашим самым любимым поэтом,
и тогда уже ты – замолчишь.
А там зима, январь подступит к горлу,
ресницы задрожат, как не дыши.
И Площадь Маркса, как мою основу
наполнят чьи-то свежие стихи.
Мои и ваши. Верую, друзья,
что день настанет, ночь от воскресенья,
когда признают и узнают в городах
о нас (о чем пишу в стихотвореньях).
И встанем мы из сереньких могил.
И будем цвета – ярче небосвода.
На перекрестке жизни, потери всяких сил
нас вдруг узнает, помахает кто-то.
Это место – может и так.
Оно сложено сложно и странно,
как бывает лишь в этих стихах,
в открытых собой же ранах.
Это место – всегда и во всем
наставляло, потом подставляло,
убаюкивало, как вагон,
не любило, но обнимало.
Это место же – и дало нас,
оно же впитает нас в землю.
Не Фобос, но Уроборос –
поэма, ставшая тенью.
Это место – всего причина:
лестниц, стихов, бессмертья.
А жизнь? Она просто случилась.
Второе сердце. Издание третье.
Немель, (конец сборника)
6 – 24 ноября 2022
Площадь Маркса
Свидетельство о публикации №123062601518