Стансы метрополитену

1.
У стен твоих, у камешков твоих
стою. Я здесь стоял и семилетним,
встречал глаза прохожих, мне чужих,
задумывался, как же стать бессмертным –

таким же, как и ты! Грести дверьми
ветра, людей и, в массе, все невзгоды.
Я сочинял с тобою первые стихи,
из-за тебя ввязался я в болото

поэзии и прочей чепухи.
А годы шли вагонами в метро,
пока стоял я около двери,
не выражая, в общем, ничего.

2.
Но сплюнь, распни и выкинь мою оду.
Она тебе, конечно, не нужна.
Мне Площадь Маркса подарила лишь свободу
и объяснила, что такое тишина.

А та – в вагоне, в ритме поездном,
когда под ляпкой строчишь свой стишок
про возвращение из колледжа в свой дом,
как в школе, во всей жизни – одинок.

Не превозмочь поэту этого тряпья
мирского – про страдания его,
в коих ни строчки про проблемы бытия.
Так и работает сибирское метро.

3.
Студенческая и Речной проспект,
Октябрьская, Плаха и КэПа,
Гагарка, Заельцовская, момент –
назад до Красной веточки, а там:

Сибирская, Покрышкина, ещё
Березовая роща, Золотая
Нива – везде метро, всегда будет метро,
и станция всегда будет случайна.

Конечная! Назад надо успеть
вернуться до другой моей конечной.
А после Маркса – лишь тупик, а после Маркса – только смерть,
там всё другое, там всё бесчеловечно.

4.
Нет ели рядом, яблони и дуба.
Здесь не найдешь сирени и ракита.
Здесь меж хрущёвок я себе придумал
деревья из порчи и малахита –

последний писк, не ретро – раритет.
Прекрасное скрывается в ужасном.
Я для людей запомнюсь, как поэт,
застрявший в мире ужасном (в том прекрасном).

Веди, моя строка, до изголовья,
до станции конечной, до несчастья,
до проигрыша, боли, стихотворья,
до смерти, до молчания, до страсти.

5.
Быть человеком, это знать свой угол,
поэтом же – не вписываться в
квадрат, фигуру, раму грязных стекол,
за всем, во всем искать своей вины.

Стоять у Рима, ротора большего
империи изъезданной своей.
Отсутствовать в плеяде городского
шума, шуметь по-своему – нежней.

Поэт и жизнь. Он вынужден и впредь
оной доказывать своё существованье.
Я и Метро. И между нами – смерть.
А вся поэзия – попытка оправданья.