Таланту Хемингуэя. Акулы!

   Ветер не ослабевал; он слегка отклонился дальше на северо-восток
и это означало, что  он  не  прекратится.
Старик  смотрел  вдаль,  но  не видел ни парусов, ни дымка 
или  корпуса какого-нибудь судна, даже  на горизонте ничего не видится.
    Только  летучие  рыбы поднимались из моря
и разлетались в обе стороны от носа его лодки
да желтели островки водорослей,
не было даже птиц, с которыми было бы веселей.
  Он  плыл  уже два  часа,  полулёжа  на корме, пожёвывая  рыбье  мясо,
ему казалось – он почти отдохнул
и старался поскорее набраться сил, когда заметил первую из двух акул.
     Ай! - произнес старик слово, не имеющее смысла,
скорее  звук, который невольно издает человек,
чувствуя,  как гвоздь, пронзив его ладонь, входит не в дерево –
а в его живое существо.
   Galanos (вид акулы (испанск.)), - сказал старик вслух.
Он увидел,  как за первым плавником из воды показался другой вдруг
и по этим коричневым  треугольным  плавникам акул,
так же как и  по размашистому движению хвоста, он понял, 
что это  род широконосых  акул. 
  Они  почуяли   запах  рыбы, взволновались и, совсем  одурев от голода,
то теряли, то вновь находили этот заманчивый запах.
Но они с каждой минутой приближались на этот запах.
      Старик намертво закрепил парус и заклинил руль.
Потом он поднял весло с привязанным к нему  ножом для акулы
и стал  наблюдать  за  тем,  как  подплывают эти отвратительные акулы.
Он видел их  приплюснутые, широконосые головы
и большие, отороченные  белым  грудные плавники, плывущие поодаль.
Это были самые гнусные из всех акул –
вонючие убийцы, пожирающие и падаль;
когда  их мучит  голод,  они  готовы  укусить  и  весло у лодки,
и  даже руль лодки.
   Такие  акулы откусывают лапы у черепах,
когда  те засыпают на поверхности моря,
а  сильно оголодав,  набрасываются в  воде и на  человека,
даже если от него не пахнет рыбьей кровью или рыбьей слизью,
как пахнет иногда от рыбака.
     - Ай! - сказал старик. - Ну что ж, плывите сюда, galanos.
      И они приплыли.  Но они приплыли не так, как приплыла мако.
Одна из них, сверкнув, скрылась  под лодкой, задев привязанную к лодке рыбу,
и  старик почувствовал, как лодка задрожала,  когда акула рвала  рыбу. 
   Другая акула следила за стариком  своими узкими жёлтыми глазками –
такими же злыми, как у мако,
затем, широко разинув  полукружье  пасти, 
кинулась на рыбу в том самом месте,
где её обглодала мако.
Старику была ясно видна линия,
бегущая с верхушки её коричневой головы на спину,
где мозг соединяется с хребтом, и он ударил ножом, надетым на  весло,
как раз  в  это место;
потом вытащил  нож и всадил его снова в жёлтые кошачьи глаза акулы -
в не менее опасное для неё место.
Акула, издыхая, отвалилась от рыбы - исчезла её сила -
и скользнула вниз, доглатывая то, что откусила.;     Лодка всё ещё дрожала от той расправы,
которую вторая акула чинила над рыбой,
и старик, отпустив парус, дал лодке повернуться боком,
чтоб видеть вторую акулу и выманить из-под неё эту кровожадную акулу,
которую не хотелось даже назвать рыбой.
Увидев её, он перегнулся через борт и ткнул  её ножом.
Он попал ей в мякоть,
а жёсткая кожа не дала ножу проникнуть глубже даже острым ножом.
   От удара у старика заболели  не только руки,  но  и плечо.
Но  акула, выставив из  воды пасть, бросилась на рыбу ещё раз;
и тогда старик ударил её в самую середину приплюснутой головы у глаз.
Он  вытащил лезвие  и вонзил его в  то же самое  место вторично.
Акула все ещё висела на рыбе, плотно сжав челюсти,
и старик вонзил ей нож в левый глаз.
Акула по-прежнему держалась за рыбу и в этот раз.;     Ах, ты так? - сказал старик и вонзил нож между мозгом и позвонками.;Сейчас это было  нетрудно, и он почувствовал, 
что рассёк хрящ, соединявший мозг с позвонками. 
Старик повернул весло другим концом и  всунул его акуле в пасть,
чтобы  разжать ей челюсти и прекратить её прожорливую страсть.
     О чём бы мне сейчас подумать?
Ни о чём.
Лучше мне не думать  ни о чём
И подождать новых  акул. 
Хотел бы  я, чтобы  это и в самом деле было сном, а не нашествием акул.;Впрочем, как знать? Всё ещё может обернуться к лучшему".
Желание было очевидно.
Старик  ждал, не появятся ли акулы снова, но их больше не было видно.;Потом он заметил, как одна из  них кружит возле лодки. 
Плавник другой акулы исчез вовсе.
 "Я и не рассчитывал, что убить их смог, -
подумал  старик. –  Раньше бы легко мог.
Однако я их сильно покалечил
и они вряд ли так уж хорошо себя чувствуют. Никто б их уже не вылечил.
Если бы я  мог  ухватить дубинку обеими руками,
я убил бы  первую наверняка, как в молодые годы.
Даже и теперь, в мои годы".
     Ему  не хотелось смотреть на  пойманную им рыбу.
Он знал, что  половины  её не стало.
Пока он воевал с акулами, Солнце совсем зашло
и медленно за горизонт ушло.
     Скоро  стемнеет, -  сказал себе он.  –
Тогда я,  наверно,  увижу зарево от огней Гаваны.
Если я  отклонился  слишком  далеко  на восток, 
я  увижу огни одного из новых курортов близ Гаваны.
Но в темноте не было видно  ни огней,  ни зарева –
были только ветер да надутый  им парус, малиново-алый от зарева.
____
Старик и море. Эрнест Хемингуэй. (Отрывок 19)
  Ветер не ослабевал; он слегка отклонился дальше на северо-восток, и это
означало, что  он  не  прекратится. Старик  смотрел  вдаль,  но  не видел ни парусов,  ни дымка  или  корпуса какого-нибудь судна.
Только  летучие  рыбы поднимались из моря и разлетались в обе стороны от носа его лодки да желтели островки водорослей. Не было даже птиц.
  Он  плыл  уже два  часа,  полулежа  на корме,  пожевывая  рыбье  мясо и;стараясь поскорее набраться  сил  и отдохнуть,  когда заметил первую из двух акул.
     - Ай! - произнес старик слово, не имеющее смысла, скорее  звук, который невольно издает человек, чувствуя,  как гвоздь, пронзив его ладонь, входит в дерево.
     - Galanos (вид акулы (исп.) - Прим. перев.), - сказал он вслух.
     Он увидел,  как за первым плавником из воды показался другой, и по этим коричневым  треугольным  плавникам, так же как и  по  размашистому  движению хвоста,  понял, что   это  широконосые  акулы.
Они  почуяли   запах  рыбы, взволновались и, совсем  одурев от голода, то теряли, то вновь находили этот заманчивый запах. Но они с каждой минутой приближались.
     Старик намертво закрепил парус и заклинил руль. Потом он поднял весло с привязанным к нему  ножом. Он поднял весло  совсем легонько, потому что руки его нестерпимо болели. Он  сжимал и разжимал пальцы, чтобы  хоть немножко их размять.  Потом  ухватился  за  весло  крепче,  чтобы заставить руки сразу почувствовать  боль  в полную меру  и  уже больше не отвиливать от работы, и стал  наблюдать за  тем,  как  подплывают акулы. Он видел их  приплюснутые, широконосые головы и большие, отороченные  белым  грудные плавники. Это были самые гнусные из всех акул - вонючие убийцы, пожирающие и  падаль; когда  их мучит  голод,  они  готовы  укусить  и  весло, и  руль  лодки. Такие  акулы откусывают лапы у черепах, когда  те засыпают на поверхности моря, а  сильно оголодав,  набрасываются в  воде и на  человека, даже если от него не пахнет рыбьей кровью или рыбьей слизью.
     - Ай! - сказал старик. - Ну что ж, плывите сюда, galanos.
     И они приплыли. Но они приплыли не так, как приплыла мако. Одна из них, сверкнув, скрылась  под лодкой, и  старик почувствовал, как лодка задрожала, когда акула  рвала рыбу.  Другая  следила за стариком  своими узкими желтыми глазками, затем, широко разинув  полукружье  пасти,  кинулась на рыбу в  том самом месте, где ее обглодала мако. Старику была ясно видна линия, бегущая с верхушки ее коричневой головы на спину, где мозг соединяется с хребтом, и он ударил ножом, надетым на  весло, как раз  в  это место; потом вытащил  нож и всадил его снова в желтые кошачьи глаза акулы.
Акула, издыхая, отвалилась от рыбы и скользнула вниз, доглатывая то, что откусила.
     Лодка все еще дрожала от той расправы, которую  вторая акула чинила над рыбой, и старик, отпустив парус, дал лодке повернуться боком, чтобы выманить из-под  нее акулу. Увидев ее, он перегнулся через борт и ткнул  ее ножом. Он попал ей в мякоть, а жесткая кожа не дала ножу проникнуть глубже. От удара у старика заболели  не только руки,  но  и плечо. Но  акула, выставив из  воды пасть, бросилась на рыбу снова, и  тогда старик ударил  ее  в самую середину приплюснутой  головы. Он  вытащил лезвие  и вонзил его в  то же самое  место вторично. Акула все еще висела на рыбе, плотно сжав челюсти, и старик вонзил ей нож в левый глаз. Акула по-прежнему держалась за рыбу.
     - Ах, ты так? - сказал старик и вонзил нож между мозгом и позвонками.
     Сейчас это было  нетрудно, и он почувствовал,  что рассек хрящ.  Старик повернул весло другим концом и  всунул его акуле в пасть,  чтобы  разжать ей челюсти.
     О чем бы мне сейчас подумать? Ни о чем. Лучше мне ни о чем не думать  и подождать новых  акул.  Хотел бы  я, чтобы  это  и в самом  деле было  сном. Впрочем, как знать? Все еще может обернуться к лучшему".
  Старик  ждал, не появятся ли  акулы снова, но их больше  не было видно. Потом он заметил, как одна из  них кружит возле лодки.  Плавник другой акулы исчез вовсе.
 "Я и  не рассчитывал, что могу их убить, - подумал  старик. - Раньше бы мог. Однако я их сильно покалечил обеих, и они вряд  ли так  уж  хорошо себя чувствуют. Если бы я  мог  ухватить дубинку обеими руками, я убил бы  первую наверняка. Даже и теперь, в мои годы".
     Ему  не хотелось смотреть на рыбу. Он знал, что  половины  ее не стало.
Пока он воевал с акулами, солнце совсем зашло.
     - Скоро  стемнеет, -  сказал он.  - Тогда я,  наверно,  увижу зарево от огней Гаваны. Если я  отклонился  слишком  далеко  на восток,  я  увижу огни одного из новых курортов.
 Но в темноте не было видно  ни огней,  ни зарева - были только ветер да надутый  им парус.