Героическая поэма 16 плюс часть 4

По-прежнему всё, рассказанное в поэме – чистая выдумка.
Никаких ЛГеев, мадамов и прочих персонажей в природе не существует,
значит, ни  о каких оскорблениях или обидах реальных людей речи быть не может.
И, да, спасибо за вдохновение Александру нашему Сергеичу Пушкину родному!

++++++++++++++

В некоторых царствах, в разных государствах
жили-были три девИцы.
возрастом…  как бы помягче… не молодИцы, 
друг дружке  не сестрицы,
и, хотя языками чесать мастерицы,
но под окошком вместе ни разу не сидели,
да по нынешним временам, в самом деле,
чтоб лясы поточить, этого и не надо –
болтай в интернете хоть до упада…

Перва  мадама была  шибко к грешникам строгой.
Не той,– кликушествовала,– идёте религиозной дорогой.
Всё вам аукнется, и за ваши грехи пренепременно,
гореть вам в геенне огнЕнной,
а я вам, вероотступникам, в костёр дровишек подброшу,
потому, что запах у вас изо рта нехороший…

Втора мадама  чуток посубтильней  была  фигурой,
и вела себя странно, да и на вид – глазки выпучила, ну дура-дурой,
смотрите,– говорила,–  я,–  говорила, – мангуста,
и борюсь с этим… как его… змеем, чтоб ему было пусто!
ужо как щас каркну во всё своё горло,
чтобы у змея дыхание спёрло.
Ей: «так мангусты ж не каркают»,– бают в ответ.
Она: «закаркают, у них выхода нет»!
и так веско это  сказала,
что всем стало ясно: с ней спорить дураков отыщется мало.

Третья мадама, хоть и следила за своим телом,
но с возрастом, как говорится, обабилась, на алкоголь подсела,
бывало, с утра уже со стаканом, да не одним,  во лбу
и такую  трагичным голосом  начинает нести лабуду,
и так правдиво, что сама себе верит,
мол,  всюду  завистники,  злобные хищные звери,
ироды, кровавые нелюди, сатрапы  и негодяи,
кружат над головой без обеда и выходных, словно вороньи стаи,
всё норовят прям на причёску капнуть мерзким таким веществом.
В общем,  не выйти иначе, как под раскрытым зонтом.

Случилось так, что  однажды мадамы эти
наткнулись друг на друга в интернете.
Искры от столкновения не полетели –
каждая была в мягком дородном теле.
Оглядели друг дружку, собираясь вцепиться в волосья
(а чего драку откладывать на после),
но вдруг  младшАя  как ляпнет, у всех челюсти поотвисли:
А «друг дружку», это же про мужчин в некотором смысле.
Я  заявляю, как ответственная феминистка,
что  это неприемлемо,- да как  затрясёт сиськами,-
что оскорблена  чрезвычайно мужским шовинизмом,-
подкрепляя слова брызгами слюны и противным визгом.
А остальные,  как образовать феминитив – ни сном, ни духом,
а феминистка всё громче визжит над каждым их ухом,
и ей разные небинарные сущности поддакивают хором,
мол, и для них это жуткая жуть и хоррор.
Ну, с «подруга подружке» всё понятно более-менее,
а как с остальными? Тут нужно экспертное мнение гения.
А где ж эксперта найти? Решили позвать ЛГойку.
Того, который боролся с врагами стойко,
ну, вы же помните – во всех предыдущих сериях,
стреляя с двух рук и, скача на бобрах по канадским прериям,
весь удал, красив и неистов
лихо крошил опоньшистов.

«И пришёл медведь,
и давай реветь»(с)
И пришёл  ЛГой,
и (там дальше запикано)… ой…
«ой, цветёт калина в поле у ручья» (с),
ждёт его сегодня епитимия…

В общем,  пришёл на зов  наш знакомец ЛГой,
весь внезапный,  непредсказуемый весь такой,
я, говорит,  так вам, подруги, скажу:
(отхлебнул, с причмоком,  кефира для куражу):
«жалуйтесь всем кагалом на злобных врагов».
Зевнул, почесался в разных местах, да и был таков.
А мадамы остались торчать как три тополя на Плющихе.
Ой, извините, конечно,  не тополя, как три тополихи.
Тут средненькая глазки как выпучит, как заорёт –
вздрогнул и начал креститься окрестный народ –
«Знаю! Знаю, чем приманить ЛГейку:
и, главное, здесь трудов всего на копейку –
на весь его юмор, сатиру и лирику
не лениться и сочинять панегирики.
Что-то читать, во что-то вникать не надо,
написали, мол, «хохотала всю ночь до упада»,
или «как мудро, сам Соломон нервно курит в сторонке»,
ну что, согласны девчонки»?

Старшая с младшей переглянулись: уж больно шустра.
Но не торчать же им тополихами до утра –
трудновато это, когда очень сильно двадцать.
В общем, решили писать. А куда деваться?
Тут старшая  ставит условие
без лишнего многословия:
мол, ей  не писать панегирики – тяжкий грех,
так что ждёт похвал в ближайшее время от них, ото всех.

С той поры нет мадамам ни дна, ни покрышки,
каждый публичный выплеск ЛГишки
нахваливают, но подустали уже заметно,
уже повторяются,  чушь несут несусветную.
ЛГейчику  похвалы каждодневные  нравятся,
подбадривает: «давайте, старайтесь, красавицы»,
а про  себя  думает: «Вот же бабы. Старшая точно с приветом,
вдруг проклянёт» и  сплёвывает через плечо при этом.
Средняя – старательна, но  как чайный гриб,
не лечит, не помогает, хотя никто ж от неё не погиб.
А  вот с младшенькой, не будь она алкоголичкой
с удовольствием бы познакомился лично».

Так и живут по сей день:
ЛГейчик  несёт дребедень,
а бабьё его потчует хором
стандартным хвалебным набором:
ах, как же всё ладно, да складно,
талантлив ты, ЛГишуня, изрядно
и мы с тобой,
как за каменной стеной,
вместе всех по ветру развеем
с нашим любимым ЛГеем!