Из поэмы Поэты 4 31

Я соглашусь с собой и с вами,
что жить на Свете тяжело,
дышать и чувствовать стихами.
Но мне, однако, повезло:
родился в поле по-над Обью,
объятый лаской и любовью
в деревне древней под горой
осенней позднею порой.
Ходил березняком я в школу,
тропинкой с песенной судьбой,
но чаще всё-таки гурьбой.
Купались летом в речке вволю,
воспитывал нас сенокос
со звоном зорь, блестящих кос.

Теряюсь в собственных догадках,
в предположениях своих.
Как всё закручено в загадках,
не потому ли ветер стих,
записывает перехлёстом
ветвей и листьев, хлёстко
сгибая ветки до земли,
они снега чтоб замели.
А снег идёт и улетает,
ложится саваном в поля.
Позёмкой по тропе пыля,
там ветер календарь листает.
Читает будто бы своё
стихотворенье, не моё.

Когда в окно стучится ветер
и не найду никак строку,
искать я перестану вечность
и уплыву за Обь-реку.
А там цветущие поляны,
и я, как будто полупьяный,
пройдусь по заливным лугам,
прильну к своим спиной стогам
и посмотрю, как всходит солнце,
все исчезают разом звёзды…
И растворяются вдруг грёзы…
…и строчка в счастье запоётся,
хоть горизонт туманно-мглист,
но песня выльется на лист.

Экзотика порой волнует…
…душевности в ней никакой.
И пусть столетие минует…
потомки обретут покой,
быть может. Не уверен, значит,
а если посмотреть иначе,
то войн не надо допускать!
Экзотик в них, нет, не сыскать.
О, человек, но ты ж разумный,
пора избавиться от зла,
пургой война чтоб не мела,
чтоб сохранялся Мир подлунный, –
ты станешь счастлив, человек,
без тех кровавых горя рек.