Если наступит завтра

14
– Что ж, Трейси, двоих как не бывало, – хохотнула Эрнестина Литтлчеп. – В народе говорят, что твой любимый адвокат больше не сможет выступать в суде – угодил в серьезную аварию.

Они пили кофе с молоком и beignets[29] в маленьком уличном кафе на Ройал-стрит.

Эрнестина громко хихикнула:

– А ты девчонка с мозгами. Хочешь, возьму тебя в дело?

– Спасибо, Эрнестина, у меня другие планы.

– Кто следующий? – оживилась чернокожая.

– Судья Генри Лоуренс.

Генри Лоуренс начал свою карьеру провинциальным юристом в небольшом городке Луисвилле в штате Луизиана. Лишенный дарования к юриспруденции, он обладал двумя важными качествами: внушительной внешностью и беспринципностью. Согласно его философии закон был дышлом, которым следовало вертеть в угоду клиенту. Неудивительно, что при таком образе мыслей Генри Лоуренс, перебравшись в Новый Орлеан, быстро обзавелся соответствующей клиентурой. Начал с мелких нарушений и дорожных инцидентов и кончил тяжкими преступлениями, вплоть до покушений на убийство. И к тому времени, как попал в лигу тяжеловесов, вполне овладел искусством подкупа присяжных, дискредитации свидетелей и вручения взяток любому, кто мог принести пользу в процессе. Другими словами, Лоуренс представлял собой такой же тип, что и Орсатти, и рано или поздно их дорожки должны были неизбежно пересечься. Брак был заключен на небесах мафии. Лоуренс был выразителем интересов семьи Орсатти, и тот, когда настало время, посадил его в судейское кресло.– Не представляю, как тебе удастся прищучить судью, – покачала головой Эрнестина. – Он богат, влиятелен и неприкасаем.

– Богат – да, влиятелен – да. А вот неприкасаем – нет, – возразила Трейси.

Она разработала план, но, позвонив в кабинет судьи, сразу поняла, что придется менять его.

– Будьте любезны, я хотела бы поговорить с судьей Лоуренсом.

– Извините, судьи Лоуренса нет на месте, – ответила секретарь.

– А когда он будет? – спросила Трейси.

– Не могу сказать.

– Это очень важно. Я застану его завтра утром?

– Нет, он уехал из города.

– А нельзя ли позвонить ему куда-нибудь в другое место?

– Боюсь, это невозможно. Его честь находится в другой стране.

– А могу я спросить, в какой? – Трейси изо всех сил старалась скрыть разочарование.

– Его честь сейчас в Европе на международном юридическом симпозиуме.

– Какая досада!

– Кто его спрашивает?

Трейси лихорадочно думала.

– Я – Элизабет Ловейн Дастин, председатель южного отделения Американской ассоциации судей. На девятнадцатое число этого месяца мы назначили обед, во время которого произойдет вручение наград. Судью Лоуренса выбрали человеком года.

– Очень мило, – заметила секретарь. – Однако боюсь, что его честь к этому времени не успеет вернуться.

– Жаль. Мы все надеялись услышать одну из его знаменитых речей. Судью Лоуренса единодушно поддержали все члены нашего отборочного комитета.

– Он огорчится, что не сможет присутствовать.

– Еще бы! Вы же понимаете, какая это честь. Только самые выдающиеся судьи нашей страны удостаивались подобного выбора. Слушайте, у меня возникла идея: как вы думаете, не напечатает ли судья краткую благодарственную речь – несколько слов, не больше?

– Право, не знаю, у него очень загруженное расписание.

– Будет много журналистов общенациональных телеканалов и крупнейших газет.

Наступила пауза. Секретарь судьи прекрасно знала, как любил его честь, когда о нем упоминали средства массовой информации. Насколько она могла судить, теперешняя поездка Генри Лоуренса была посвящена именно этой цели.

– Я спрошу, – пообещала она. – Может быть, он найдет время записать для вас несколько слов.

– Было бы замечательно, – подхватила Трейси. – Это придало бы атмосферу всему вечеру.

– Вы хотели бы, чтобы он высказался по какому-то конкретному поводу?

– Само собой. Нам хотелось бы… – Трейси замялась. – О, это довольно сложно. Лучше бы мне объяснить ему напрямую.

Последовало недолгое молчание. Перед секретаршей возникла дилемма. Ей было приказано никому не выдавать расписание патрона. Но с другой стороны, ему не понравится, если по ее вине он лишится такой престижной награды.

– Мне в самом деле не велено предоставлять какую-либо информацию, но, полагаю, его честь не станет возражать, если я сделаю исключение ради такого важного случая. Вы найдете его в Москве, в гостинице «Россия». Он проведет там еще пять дней, а потом…

– Прекрасно! Я свяжусь с ним немедленно. Спасибо!

– Благодарю вас, мисс Дастин.

Телеграммы были отправлены судье Генри Лоуренсу в Москву, в гостиницу «Россия».

«Информируем, что следующая встреча комитета судебного права назначена. Сообщите удобную дату согласно своему расписанию и договоренности.

Борис».

«Самолет сестры опоздал. Планы нарушены, но пассажиры прибыли. Утеряны паспорт и деньги. Сегодня вашу сестру поместят на время в первоклассный швейцарский отель. Не беспокойтесь, счет оплатите позже.

Борис».

«Теперь вашей сестре необходимо как можно скорее получить временный документ. Передам информацию, как только смогу. О новом паспорте узнаю в русском консульстве. Отправлю на корабле.

Борис».

НКВД не дремал и дожидался новых телеграмм, но поскольку они не поступили, Лоуренса арестовали.

Допрос длился десять дней и ночей.

– Кому вы передавали информацию?

– Какую информацию? Не понимаю, о чем вы говорите.– Говорим о тех самых планах.

– Каких таких планах?

– Чертежах новой советской подводной лодки.

– Вы, должно быть, сошли с ума! Что я могу знать о новых советских подводных лодках?

– Вот это мы и намерены выяснить. С кем вы имели тайные встречи?

– Какие тайные встречи? У меня нет никаких тайн.

– Отлично, тогда расскажите нам, кто такой Борис?

– Борис – это кто?

– Борис – это тот человек, который переводил деньги на ваш швейцарский счет.

– На мой швейцарский счет?!

На него разозлились.

– Упрямый дурак! – сказали Лоуренсу. – Мы выведем вас на чистую воду. Вас и других американских шпионов, которые подрывают мощь нашей великой родины.

К тому моменту, когда к арестованному допустили американского посла, судья Генри Лоуренс потерял пятнадцать фунтов. Он не мог припомнить, когда тюремщики в последний раз разрешили ему поспать, и превратился в дрожащее подобие человека.

– Почему они так поступили со мной? – прохрипел он. – Я американский гражданин. Судья! Ради Бога, вытащите меня отсюда!

– Я делаю все, что могу, – заверил его посол, пораженный видом Лоуренса. Две недели назад он встречал судью и других членов комитета судебного права. Тот Генри Лоуренс ничуть не походил на этого забитого, съежившегося от страха человека.

«Что русские имеют против него? – недоумевал посол. – Судья Лоуренс такой же шпион, как я. – Посол криво усмехнулся и оборвал себя: – Мог бы придумать пример получше».

Он потребовал встречи с Президентом Политбюро[30] и, когда ему в этом отказали, добился аудиенции у одного из министров.

– Я заявляю официальный протест! – сердито начал посол. – Поведение вашей страны в отношении судьи Лоуренса не имеет никаких оправданий. Человека его положения смешно называть шпионом!

– Вы все сказали? – холодно осведомился министр. – В таком случае взгляните вот на это. – Он подал послу копии телеграмм.

Посол прочитал текст и удивленно поднял глаза.

– Что в них такого? Они вполне невинны.

– Вы так считаете? Тогда извольте ознакомиться с этим. – Министр протянул послу расшифрованный вариант телеграмм. В тексте было подчеркнуто каждое четвертое слово:

«Информируем, что следующая встреча комитета судебного права назначена. Сообщите удобную дату согласно своему расписанию и договоренности.

Самолет сестры опоздал. Планы нарушены, но пассажиры прибыли. Утеряны паспорт и деньги. Сегодня вашу сестру поместят на время в первоклассный швейцарский отель. Не беспокойтесь, счет оплатите позже.Теперь вашей сестре необходимо как можно скорее получить временный документ. Передам информацию, как только смогу. О новом паспорте узнаю в русском консульстве. Отправлю на корабле».

«Черт меня побери!» – подумал посол.

Журналистов и публику на процесс не допустили. Осужденный упорно отпирался, утверждая, что прибыл в СССР не в целях шпионажа. Суд обещал снисхождение, если он назовет своих боссов. Генри Лоуренс заложил бы душу, только бы что-нибудь сказать, но он никого не знал.

После суда в «Правде» появилась короткая заметка о том, что разоблачен известный американский шпион. Осужден на четырнадцать лет и отправлен в Сибирь в трудовой исправительный лагерь.

Дело судьи Лоуренса поставило в тупик американские разведывательные круги. В кулуарах ЦРУ, ФБР, Секретной службы[31] и министерства финансов носились разные слухи.

– Он не из наших, – говорили в ЦРУ. – Наверное, из финансов.

В министерстве финансов отрицали всякую причастность к делу судьи Генри Лоуренса.

– Этот тип не из нашей конторы. Не иначе долбаное ФБР опять сует свой нос на чужую территорию.

– Никогда о таком не слыхивали, – открещивались в ФБР. – Поинтересуйтесь в администрации и разведывательном управлении[32].

В разведывательном управлении тоже пребывали в полном неведении и откликнулись коротко:

– Без комментариев.

Каждая служба не сомневалась, что судью Лоуренса за бросили в СССР другие.

– Остается восхищаться его упорством, – заметил директор ЦРУ. – Крепкий парень. Ни в чем не признался и не назвал имен. Скажу откровенно, побольше бы нам таких.

В последнее время у Энтони Орсатти все как-то не клеилось, хотя он сам не понимал почему. Впервые в жизни удача отвернулась от капо. Началось с предательства Джо Романо, затем Перри Поуп, а теперь сгинул судья Генри Лоуренс – впутался в какое-то идиотское шпионское дело. Все эти люди были необходимыми винтиками, благодаря которым крутилась машина семьи Орсатти. На этих людей он мог положиться.

Романо был словно чека в колесе, и Орсатти никак не удавалось подобрать другого человека на его место. Делами управляли кое-как, и вскоре посыпались жалобы от тех, кто раньше никогда не осмелился бы жаловаться. Стали поговаривать, что Тони Орсатти В последнее время у Энтони Орсатти все как-то не клеилось, хотя он сам не понимал почему. Впервые в жизни удача отвернулась от капо. Началось с предательства Джо Романо, затем Перри Поуп, а теперь сгинул судья Генри Лоуренс – впутался в какое-то идиотское шпионское дело. Все эти люди были необходимыми винтиками, благодаря которым крутилась машина семьи Орсатти. На этих людей он мог положиться.

Романо был словно чека в колесе, и Орсатти никак не удавалось подобрать другого человека на его место. Делами управляли кое-как, и вскоре посыпались жалобы от тех, кто раньше никогда не осмелился бы жаловаться. Стали поговаривать, что Тони Орсатти стареет, не в состоянии приструнить людей и его организация рассыпается.

Последней каплей стал звонок из Нью-Джерси.

– Тони, мы слышали, что у тебя неприятности. Хотим помочь тебе выпутаться.

– Никаких неприятностей! – ощетинился Орсатти. – Была парочка проблем, но с ними я без вас разобрался.

– У нас другие сведения, Тони. Поговаривают, будто твой город маленько спятил, потому что его никто не контролирует.

– Я его контролирую!

– Может, он тебе не по зубам? Может, ты перетрудился и тебе пора на покой?

– Это мой город! Его у меня никому не отобрать!

– Ай-ай-ай, Тони! Разве речь о том, чтобы что-то у тебя отбирать? Мы просто хотим помочь. Семьи на востоке собирались на совет и решили подать тебе руку помощи – послать несколько человек. Что тут плохого? Ведь мы старинные друзья!

Энтони Орсатти прошиб озноб. Плохо было то, что рука помощи станет подгребать под себя все больше и больше. И этот снежный ком ему не остановить.

На обед Эрнестина задумала сварить суп из стручков бамии с креветками, и он кипел на медленном огне, пока они с Трейси ждали Эла. Сентябрьская волна жары допекла всех, и как только Эл появился в маленькой квартирке, Эрнестина не выдержала:

– Где, черт побери, тебя носило? Суп давно кипит, и я вместе с ним!

Но радужное настроение Эла не удалось испортить.

– Разнюхивал, где и что. И ты послушай, женщина, что я нарыл! – Он повернулся к Трейси. – Судачат, будто кое-кто решил наложить лапу на собственность Энтони Орсатти. Семья из Нью-Джерси хочет отстранить его от дел. – Эл широко улыбнулся. – Ты все-таки достала этого козла! – Он заглянул Трейси в глаза, и его улыбка угасла. – Ну как, счастлива?

«Счастлива? – подумала Трейси. – Какое странное слово». Она успела забыть его значение. Интересно, сможет ли она когда-нибудь снова испытать счастье, обычные человеческие чувства? Долгое время все мысли Трейси подчинялись одному: как отомстить за то, что сделали с ее матерью и с ней. И теперь, когда расплата почти свершилась, внутри осталась одна пустота.

На следующее утро Трейси зашла в цветочный магазин.

– Я хочу послать цветы Энтони Орсатти. Похоронный венок из белых гвоздик на каркасе с широкой лентой. На ленте пусть будут слова: «Покойся с миром». – Она подписала карточку: «От дочери Дорис Уитни».стареет, не в состоянии приструнить людей и его организация рассыпается.

Сидней Шелдон