Роза ветров
и вслед плевали пеной, как угрозой.
Желали волны, чтобы ветры в гневе
моей душе свою вручили розу –
ту самую…
…Ту самую, чьи лепестки суть вихри;
и что ни шип –
то шквал,
то смерч.
Ту самую, которой песню свищет –
любовную, конечно! –
смерть:
раздувшийся от тухлой пищи,
но вдохновенный воробьище.
…Нет, это ветер голосит отходную,
надсадно воя,
тем душам, что, как я, бесхозные:
запропастились, сгинули на воле:
бесчеловечно вольной: вольной слишком.
И кроме смерти, кто еще людишек
между бунтующими вОлнами
и их карающими молниями
отыщет?
…Ах, отчего не певчей, а немой
быть суждено курносой!
Ах, если б, как сирена, смерть нас завораживала
сладкоголосо,
а не являлась в судьбы
силой вражьей…
– Пусть будет так хотя б в немногих строчках.
(Вдруг будущее напророчу
я ненароком…)
А ветры в свой черед швыряли сердце
с пустого неба в бездну между волн.
И было и душе, и сердцу потрясение:
у розы всех ветров
гнилая рыбья вонь.
Эол натягивал на арфу мои нервы.
Душа на сладкий миг взмывала в небо,
а сердце в бездну волн рвалось: домой!
Преддверием аида стал мой мозг:
через кривые, темные извилины
пробраться к Лете память моя силились.
…Но то ли буря кончилась, то ль вымысел
о буре.
То ль шансы выжить у меня повысились
в рисковой, но уже привычной авантюре…
Как хочется поверить: я жива.
– Как прежде, рифма к "счастью" у судьбы под спудом.
– Как прежде, я строкой раздета догола.
– Как прежде, я люблю неверные слова:
ведь лишь они мне обещают чудо.
И не люблю дела.
– Как прежде, я лишь мозг без оболочки.
– Как прежде, я то сердце, где сама я
в одной из камер маюсь…
И словно гвоздь, в ладонь мне карандаш вколочен,
чтоб по нему слова в тетрадь стекали:
кровавые отравленные капли –
как прежде.
– Как прежде, льщу себя несбыточной надеждой,
что нынче будет все не так,
как прежде!
Как хочется поверить: я жива!
– Что ж: репортаж теперь мой не из ока
тайфуна:
он страшнее, чем из пасти льва:
из пасти рифмы!
Ведь она необорима,
когда ее неволят выйти из берлоги.
"Жива – слова":
та рифма, что единственна.
Не поделом ли с ней мне повезло?
Ах, если б просто истинна! – убийственна.
– Мой персональный смертный грех:
"нет
слов".
Их недобор похлеще передоза!
Тогда-то попаду я в мир иной
и перейду на праведную прозу,
грехи былые оплатив достойною ценой:
строкою:
"роза всех ветров благоухает… розой".
И наконец-то обрету покой.
И с той строки размеренный рассказ
начну для вас:
о пене
– но уже не волн, а пива;
не о ветрАх:
о струйке воздуха ленивой…
И о себе. Счастливой.
Свидетельство о публикации №123061802501