Стражи детства

В далёкой деревне приятно зимою
Каникулы всласть проводить,
Где можно, дивясь белоснежной порою
И с отрочеством не имея покою,
Сугробы в игре разносить.

Я власть не имел над собою в те годы,
Меня одевала родня.
Коль платину хочешь потрогать природы,
Её пожевать и другие методы
Проверить, даёт что гульня,

То будь добр родителям повиноваться,
Что опытом разным полны.
В носки шерстяные готов будь вдеваться,
В ушанку, в две куртки, в трико облачаться,
В свистящие громко штаны...

Я стал сумоистом в таком одеяньи,
Что сносно вполне для игры.
Поскольку упасть мне трудней при толканьи,
То будет со мной перевес в состязаньи,
И стану царём я горы.

Пришли ребятнёй мы к сугробу большому,
Что вдвое был выше всех нас,
И, к чувству игры в плен попав озорному,
Взбираться взялись по холму снеговому,
А после сражались там час.

Взопревшие, с ярким румянцем, с ничьёю
Мы все разбрелись по домам.
Меня б накормили чудесной ухою,
Но талый снег лился с куртейки рекою,
Пестрел он во мне тут и там.

За шиворот, в валенки и в рукавицы,
А также за пояс чуть-чуть
Сумел он попасть, обойдя все границы.
Но тут на меня домочадцев зеницы
Уставились, мол, отряхнуть!

Отправив комочки из снега на волю,
Встряхнув их, отхлопав метлой,
Почувствовал детства я сладкую долю —
Родителей, бабушки, дедушки холю —
И съел суп из рыбы речной.

Когда подсушилась одёжка гуляки,
Семья поспешила домой,
Где мигом сомкнулись глазницы вояки,
Приход отделив от него передряги
Несвязною грёзой ночной.

Наутро и сопли, и кашель с чиханьем
Пленили собою меня.
Сперва я был в силах владеть состояньем,
Звал чушью всё это, не заболеваньем,
Мне верила вроде родня...

Я будто б хотел показаться всесильным,
Что всюду, во всём сам с усам:
Нельзя докучать мне уходом сенильным,
Советом полезным, но очень обильным,
Не то по столу я как дам!

С зазнайки судьба уж назавтра спесь сбила:
Заставила горло зардеть,
Меня на кровать бездыханно свалила
И температурой большой возвестила,
Что время пришло заболеть.

Ничком я и навзничь на койке вертелся —
Раскалывалась голова.
Меж тем никуда мой характер не делся:
Хоть явно больной вид родителям зрелся,
Я молвил такие слова:

«Здоров я как бык! Вы не видите, что ли?
Оставьте в покое меня!
Неужто своей не имею я воли?
Избавлюсь я сам от какой-то там боли,
Потрачу не боле полдня!»

Однако сполна за слова расплатился
Уже я чрез пару часов.
Добрёл до родителей и извинился,
А также за помощью к ним обратился —
Лечиться теперь был готов.

Родители мудро мой пыл переждали,
Заставив меня повзрослеть.
Ведь, право, не вынесет чадо морали,
Кичливость в нём будет расти по спирали,
Коль шанс не давать поумнеть!

Солёной водою сперва угостила
Сопатку забитую мать,
Тем слизи с инфекцией стоки открыла,
А после сморканья слизь жизнь облегчила,
Позволив мне носом дышать.

А батюшка взялся за кашля леченье,
Стал сахар над спиртом он жечь.
Лишь выпил разбавленное угощенье,
Так сразу почувствовал я облегченье,
Бронхиту смог крылья подсечь.

Ромашку мне мать кипятком заварила,
Чтоб горло я прополоскал.
Побулькал я ею, лишь та подостыла,
И мной овладела целебная сила —
Цвет горла уж не был так ал.

Была со мной тридцать семь температура.
Казалось бы, надо сбивать,
Но маме известна была процедура,
Лекарства прекрасная кандидатура —
При маленьком жаре поспать.

Мамуля медвежьего баночку сала
Взяла, и сыскала шаль к ней,
И жиром мою грудь намазывать стала,
А после колючим платком обвязала
Мне перси, спалось чтоб теплей.

И тут же я в сон стал клониться нехило
Да в койку, укутанный, лёг.
В моём за ночь теле болезни страшило,
Оставив свои рубежи, отступило,
А я за сон долгий весь взмок.

День следующий повторял предыдущий
В методе боренья со злом.
Отец лишь привнёс аргумент всемогущий —
Прополис на зубик и кисло-сладкущий
Мёд с маточным в нём молочком.

С такой медициной и с чуткой заботой
Я смог на поправку пойти,
И через два дня я расстался с мокротой,
Потом и с соплями, потом и с ломотой,
Что с жаром идёт по пути.

Отвар из ромашки и мёд благотворный
Смогли о себе заявить.
Сошёл на нет в горле багрянец упорный
И в лету смог кануть мой жар ратоборный:
Нет хвори — нет повода быть.

Пройти так дня три иль четыре сумело,
И я как огурчик вновь стал.
Восполнило массу и силушку тело,
На мир перестал я зреть посоловело
И буйно опять заскакал.

А после всё так же за мной наблюдали
И детство моё стерегли
Те люди, что время своё мне отдали,
Те стражи, что не получили медали —
Родители, что жизнь спасли.