Жизненные наблюдения - 27. Владимир Соколов. Тихая

                Жизненные наблюдения - 27
                Поэты-классики нашего времени.
                Тихая лирика Владимира Соколова.

 Годы буйного расцвета советской поэзии пришлись на 60-е и 70-е годы прошлого века. Сталинские репрессии, годы войны, послевоенная разруха отдалялись всё дальше и людей потянуло к прекрасному.
 Из колоний вышли сталинские сидельцы, оклемались, зализали раны участники войны, а новая поросль, не познавшая горечи и бед минувших годов, тем более хотела
жить и творить, не боясь ничего.
 С середины 50-х наступила "оттепель" и к солнцу потянулись ростки нового. Правда, сам же Хрущёв эту оттепель и заморозил, набросившись в 1963 году из президиума на стоявшего на трибуне щуплого Вознесенского. Хрущёв довольно быстро сообразил, что вольница в культуре может перевернуть умы "простого народа", который задумается о правильности "строительства коммунизма". Позже, когда он, низложенный вследствие брежневского заговора, выращивал овощи на даче, он во многом раскаивался, да поздно было.
 "Шестидесятники", как их называли, имели в своих рядах общепризнанных лидеров, всем известных ныне классиков поэзии:Евтушенко, Вознесенского, Рождественского и Ахмадуллину. Эти поэты и многие другие "громкоголосые поэты" выступали везде, где только можно: у памятника Маяковскому(напротив, кстати, были и есть ресторан и гостиница "Пекин", известные как вполне себе "конторские" заведения - таких абсурдов у нас всегда было много),в Политехническом музее, в Домах культуры, на стадионах, и так далее. В знаменитом фильме Марлена Хуциева "Застава Ильича" есть всем известный эпизод с их выступлениями и овациями зала, но далеко не все знают, что овации получили стихи Сергея Поликарпова, которые вырезали из фильма(уверен, что именно "контора" и Госкино об этом позаботились). Вот они:

Деревня пьёт напропалую –
Всё до последнего кола,
Как будто бы тоску былую
Россия снова обрела.

Первач течёт по трубам потным,
Стоят над банями дымки...
– Сгорайте в зелье приворотном,
скупые страдные деньки!

Зови, надсаживаясь, в поле,
Тоскуй по закромам, зерно.
Мы все досужны поневоле,
Мы все осуждены давно.
Своей бедою неизбытной –
Крестьянской жилой дармовой.
Нам и в ответе также сытно
За рослой стражною стеной...

Под Первомай, под аллилуйя
И просто, в святцы не смотря,
Россия пьёт напропалую,
Аж навзничь падает заря!..

Грех было это не вырезать - пьянка и строительство коммунизма несовместимы!
Об этом "самом греховном русском грехе" писали, практически, все известные поэты - от Симеона Полоцкого, Пушкина, Аполлона Григорьева, Карамзина, Есенина, Маяковского, Высоцкого и до ныне живущих поэтов.
  Извините,- "коль пошла такая пьянка", не удержусь и вставлю свои "5 копеек": в ранней молодости(лет 50 назад) написал стишок на эту тему:

                ***

                Кому-то Родина - чернеющий плетень,
                Пригорок дальний и опушка леса.
                Бутылка водки под воскресный день,
                Да мордобой с прыщавою невестой.

                Кому-то Родина - загоны СТФе,
                Бетонный узел и кривая баня,
                Каленый нож в отцовских галифе,
                Да "Прима" мятая в лоснящемся кармане.

                Ах, эта Родина, стоящая бочком,
                Вздохнешь, взглянув, и скажешь: "образина..."
                Ах, эта Родина, лежащая ничком
                С утра в вонючем рву у магазина.

  В 60-е и 70-е годы всё в культуре, в поэзии, конечно же контролировали партейцы. Отдел пропаганды ЦК КПСС трудился не покладая рук: требовалась жизнеутверждающая, позитивная, зовущая вперёд к победе коммунизма, поэзия.
  Над этим удалось пошутить Эльдару Рязанову в "Карнавальной ночи". Товарищ Огурцов(Ильинский) сказал: "Нужно, чтоб музыка тебя брала, нужно, чтобы она тебя вела, но в то же время и не уводила".
  "Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо", - написал когда-то Маяковский.И приравняли: поэтов в массовом порядки посылали в так называемые "творческие командировки": на новостройки социализма, на целину, в колхозы, на заводы-фабрики и тому подобное. Надо было "воспевать!" Иначе - "стоп-кран" твоему творчеству.
  Воспевали, конечно - кто поталантливее был(Евтушенко, Вознесенский), у того получалось получше, у кого с талантом были проблемы - похуже. Но ничего - всё сгодилось!С 1956 года в стране начал выходить ежегодный альманах "День поэзии", заполненный "под самую ватерлинию" стихами и поэмами на темы, нужные Партии. Любители поэзии покупали эти альманахи, надеясь найти в них хоть что-то из настоящей поэзии, из запрещённой ранее. Иногда это удавалось, но уж больно мало.
  В те годы появились поэты, которых потом было принято называть "тихими лириками" - они не лезли на трибуны, на стадионы, на коллективные выступления - их "тихая лирика" не предполагала оваций публики, требовавший чего-то громко-революционного (или слегка контрреволюционного).
  Кто придумал термин "тихая лирика", неизвестно, - то ли Вадим Кожинов, то ли Эдуард Лавлинский, да это и неважно - главное, что "тихая лирика" была в то время, да и сейчас никуда не делась.
  К этой когорте поэтов критики причисляли:Николая Рубцова, Станислава Куняева, Владимира Соколова, Анатолия Жигулина, Алексея Прасолова, Николая Тряпкина, Анатолия Передреева, Сергея Дрофенко, Василия Казанцева и даже Юрия Кузнецова.
  Список этот получился довольно пёстрым, Тряпкин, - явно "поэт-деревенщик", есть и такие поэты(как и прозаики), сидельца Жигулина тоже с трудом можно причислить к "тихим лирикам", а Юрия Кузнецова и подавно.
  Однако,было много приверженцев этой поэзии - поэзии размышлений, следующей заветам Тютчева, Хомякова, Шевырёва, Бенедиктова, Боратынского, Вяземского и других.
  "О душе надо думать" - так можно было бы сказать о направлении их мыслей в поэзии.
 В начале 70-х годов мне случайно попалась в руки книжечка Владимира Соколова, которую я купил в букинистическом отделе. Прочитав на месте пару-тройку стихотворений, я понял, что это - моё. Стал искать другие его книги, с годами собрал почти все. Он стал моим любимым поэтом советской поры.
  Владимир Николаевич Соколов (18 апреля 1928, Лихославль — 24 января 1997, Москва)родился в Лихославле в семье интеллигентов.Стихи начал писать с семи лет.
За годы его жизни вышло 22 книги стихов и переводов.
  Когда я уже стал самостоятельным человеком, начал работать адвокатом, я написал несколько стишков, посвящённых любимому поэту и даже один акростих, послал ему в Москву. Ответа, конечно, не получил - стихи были дилетантскими, слабенькими.
  Однако, чуть позже, когда я приехал в командировку в Москву, я решил пойти к нему в гости и познакомиться с ним. Купил бутылку хорошего вина, прихватил пару его книг и отправился в Лаврушенский переулок, в огромный Дом писателей. В этом доме были квартиры всем известных писателей: М. Алигер, А. Барто, Д. Бергельсона, В. Билль-Белоцерковского, М. Бубеннова, П. Вершигоры, Н. Вирты, Вс. Вишневского, В. Герасимовой, Ф. Гладкова, Н. Грибачёва, И. Ильфа, В. Каверина, Э. Казакевича, Л. Кассиля, В. Катаева, С. Кирсанова, Ф. Кнорре, В. Луговского, А. Макаренко, Л. Никулина, П. Ф. Нилина, Ю. Олеши, Л. Ошанина, Б. Пастернака, К. Паустовского, Е. Петрова, Н. Погодина, М. Пришвина, И. Сельвинского,  С. Станде, К. Федина, В. Чивилихина, В. Шкловского, С. Щипачёва, И. Эренбурга, А. Яшина.
  Голова кругом пошла бы, если бы я это знал тогда. Я приехал и увидел, что на входной двери был кодовый замок - огромная редкость по тем временам. Стоял, ждал, когда кто-нибудь будет входить или выходить. Дождался. Поднялся и, с громко стучащим в груди сердцем, нажал на кнопку возле двери. Никто не открыл. Я ещё позвонил несколько раз. Безрезультатно. Набравшись наглости, я позвонил в дверь напротив.На двери красовалась блестящая латунная табличка:В.Луговской(знаменитый поэт, умерший ещё в 1957 году, через год после моего рождения). За дверью было шумно - громко разговаривали две женщины. Дверь открыла немолодая мадам в цветастом халате, видимо, выпившая. Я извинился, и запинающимся голосом сказал, что приехал из Краснодара, но Владимира Николаевича нет дома, не знает ли она, когда он бывает? Она резко ответила, что то, что я приехал из Краснодара, ещё не даёт мне права вламываться в чужие двери. "Небось, опять в Болгарию уехал!" И хлопнула дверью. "Да, не дружат" - подумал я, и уехал ни с чем. Больше я попыток с ним познакомится не предпринимал.
  Кто нынче знает этих "тихих лириков?" Кто знает, что был такой поэт Владимир Соколов? Немногие, уверен. А ведь у него много замечательных стихов, с которыми я хочу вас познакомить:
               ***
Ночевала тучка…
М. Лермонтов
               
Весь в перьях сад, весь в белых перьях сад.
Бери перо любое наугад.

Большие дети неба и земли,
Здесь ночевали, спали журавли.

Остался пух. Остались перья те,
Что на земле видны и в темноте,

Да этот пруд в заброшенном саду,
Что лишь у птиц и неба на виду.

Весь в перьях сад, весь в белых перьях сад,
Возьму перо любое наугад.

И напишу о маленьких синицах
И о больших взметающихся птицах.

И напишу, что сад синицу в руки
Взял, с журавлями белыми в разлуке.

Листвой сухой, седой, расхлопотался.
Красавицей своей залюбовался.

Весь в перьях сад, весь в белых перьях сад.
И пруд, и вся прорешливость оград.

Он не шепнет, как кто–то там и сям,
Что журавли завидуют гусям.

Он знает сам, что каплями зари
В нем замелькают скоро снегири,

Что в ноябре в нем хрупко и светло,
От перистого инея светло…

       ***

Вдали от всех парнасов,
От мелочных сует
Со мной опять Некрасов
И Афанасий Фет.

Они со мной ночуют
В моем селе глухом.
Они меня врачуют
Классическим стихом.

Звучат, гоня химеры
Пустого баловства,
Прозрачные размеры,
Обычные слова.

И хорошо мне… В долах
Летит морозный пух.
Высокий лунный холод
Захватывает дух.

          ***

Когда смеются за спиной,
Мне кажется, что надо мной.

Когда дурное говорят
О ком-то ясного яснее,
Потупив угнетенно взгляд,
Я чувствую, что покраснею.

А если тяжкий снег идет
И никому в метель не выйти,
Не прогуляться у ворот,
Мне хочется сказать: простите.

Но я хитрец. Я берегу
Сознание того, что рядом
На москворецком берегу
Есть дом ее с крутым фасадом.

Она, не потупляя взгляд,
Когда метель недвижно ляжет,
Придет ко мне и тихо скажет,
Что я ни в чем не виноват.

           ***

Пластинка должна быть хрипящей,
Заигранной… Должен быть сад,
В акациях так шелестящий,
Как лет восемнадцать назад.

Должны быть большие сирени —
Султаны, туманы, дымки.
Со станции из–за деревьев
Должны доноситься гудки.

И чья–то настольная книга
Должна трепетать на земле,
Как будто в предчувствии мига,
Что все это канет во мгле.


           ***

Я славы не искал, зачем огласка?
Зачем толпа вокруг одной любви?
Вас назовут, в лицо метнется краска,
Сбежит со щек, и где она — лови.

Он целый мир, казалось, приобрел,
Но потерял товарищей немногих,
Зато нашел ценителей нестрогих,
Их ослеплял незримый ореол.

Когда проходит, глаз с него не сводят,
Его же взгляд для них под стать лучу.
Но просто так, как раньше, не подходят,
Ну хоть бы кто–то хлопнул по плечу.

Уйти бы в лес, оставив пустяки,
Собрать минут рассыпанные звенья
И написать прекрасные стихи
О славе, столь похожей на забвенье.

         ***

Спасибо, музыка, за то,
Что ты меня не оставляешь,
Что ты лица не закрываешь,
Себя не прячешь ни за что.

Спасибо, музыка, за то,
Что ты единственное чудо,
Что ты душа, а не причуда,
Что для кого-то ты ничто.

Спасибо, музыка, за то,
Чего и умным не подделать,
За то спасибо, что никто
Не знает, что с тобой поделать.

          ***

На остановке автобусной
В чёрном осеннем пальто...
Не понимаю я — что бы с ней
Связывало? Да ничто.

Так почему же по городу
Осенью, а не весной
Еду в обратную сторону
Я у неё за спиной.

Так отчего же, встревоженный
Чувствуя косвенно взгляд,
На остановке непрошеной
Я выхожу наугад.

И в молодой неизвестности,
В лиственный канув обвал,
Долго шатаюсь по местности,
Где никогда не бывал.

          ***

Когда смеются за спиной,
Мне кажется, что надо мной.
Когда дурное говорят
О ком-то ясного яснее,
Потупив угнетённо взгляд,
Я чувствую, что покраснею.

А если тяжкий снег идёт
И никому в метель не выйти,
Не прогуляться у ворот,
Мне хочется сказать: простите.

Но я хитрец. Я берегу
Сознание того, что рядом
На москворецком берегу
Есть дом её с крутым фасадом.

Она, не потупляя взгляд,
Когда метель недвижно ляжет,
Придёт ко мне и тихо скажет,
Что я ни в чём не виноват.

          ***

О, расскажи о том, что происходит,
Когда не происходит ничего.
Перелетела бабочка дорогу.
Мужчина с женщиной переглянулись.
Дом рухнул.
В этот дом вбежали шумно дети…

О, расскажи о том, что происходит,
Когда не происходит ничего.
Ведь это ты сквозь землю провалился.
Ведь это ты возник из-под земли
С горящими от новостей глазами.

Часы отстали. Площадь опоздала.
Застрял вперед ушедший переулок
В ближайшем будущем.
Найди его.

О, расскажи о том, что происходит,
Когда не происходит ничего.

            ***
               Памяти А.Фатьянова    

Друзья мои, не умирайте.
Не засыпайте насовсем.
Ложитесь спать, но и вставайте,
Неважно, в десять или в семь.

Друзья мои, не исчезайте,
Не покидайте мрак и свет.
Что люди есть, не уверяйте.
Других таких на свете нет.

Но если час придёт, и свалит,
И погребёт ваш лик земной,
Я буду с вами, буду с вами,
Как вы, хоть изредка, со мной.

            ***

Я устал от двадцатого века,
От его окровавленных рек.
И не надо мне прав человека,
Я давно уже не человек,
Я давно уже ангел, наверно,
Потому что, печалью томим,
Не прошу, чтоб меня легковерно
От земли, что так выглядит скверно,
Шестикрылый унёс серафим.
 
            ***

Почему ты не спишь и глядишь в окно?
За окном никаких происшествий нет.
Только листья шумят, только дождь идет.
Ты кого-нибудь ждешь? Не придет никто.
Потому что все спят. И дождь прошел.
Даже мокрая бабочка в раме спит.
Отдохни, никаких происшествий нет.
За окном не горит ни одно окно.
Я не сплю потому, что не спит трава.
И влажнеет земля от большой росы.
И кузнечик задумался: может, встать
И оспорить какие-нибудь часы?
Я не сплю потому, что у всех застав
Отдыхают стволы от дневной жары.
Я не сплю потому, что не спит вода,
А куда-то бежит, как твои года…
          
            ***

Прошу тебя, если не можешь забыть
И если увидеться хочешь,
Придумай, о чем нам с тобой говорить
(Ты женщина, ты и хлопочешь)
О прошлом не скажешь моим языком:
Как дождик оно перестало.
Увяло под беглым твоим каблуком,
Крапивою позарастало.
Прошу тебя, если надежд не унять
И тянет, убив, повидаться,
Придумай, как лучше тебя мне узнать,
Во множестве не обознаться.
Скажи: мой единственный, под фонарем,
В толпе, задохнувшись от бега,
Стоять буду в шляпке, с вуалью, с пером
В слезах прошлогоднего снега.

  "Тихая лирика"... Какая же она тихая, если стучит в висках, когда читаешь ТАКИЕ стихи?!
  Владимира Соколова высоко ценили как поэта и очень уважали как человека его собратья по перу. Он никогда не метался из стороны в сторону, не примыкал ни к каким сообществам, не подписывал подмётных писем - он просто писал отличные стихи, давно вошедшие во все антологии советской поэзии. Он ничего не прославлял, он любил свою землю, свою малую родину - Тверской край, просто любил. Не многим такое было дано - он был одним из них.
  Поэтическим манифестом Владимира Соколова стало стихотворение, опубликованное в его второй книге "Трава под снегом" в 1958 году:

                Как я хочу, чтоб строчки эти
                Забыли, что они слова,
                А стали: небо, крыши, ветер,
                Сырых бульваров дерева!
                Чтоб из распахнутой страницы,
                Как из открытого окна,
                Раздался свет, запели птицы,
                Дохнула жизни глубина.

Поэт полностью выполнил свою задачу, поставленную перед самим собой в молодости, мы, его читатели, - тому свидетели.               
  Прекрасный поэт. Уверен, что он вам понравился, как понравился мне в далёкие
семидесятые годы, чьи стихи, давным-давно многократно прочитанные, я помню наизусть до сих пор и никогда не забуду.

                16.06.23