Tea for two

       Я, конечно, не сразу поняла, что внесет в мою жизнь этот молодой, красивый и такой необычный мужчина и его «любимый джаз». Друг без друга - уже не можем, а как жить вместе - ещё не знаем. Наученная горьким опытом, я пыталась объяснить Герману свою позицию. Замуж - не хочу! Официальная печать для меня - формальность: она не  гарантирует  прочность союза. Брак - дело серьезное и большое испытание.  Нельзя бросаться в него, как в омут. Надо узнать и принять друг друга.  А у нас нет уединения и независимости, а ведь именно это дает возможность определиться истинным чувствам и характеру отношений.  Наша любовь - это «Tea for two»! И только для двоих! Иначе мы с тобой как на сцене, а зрители - в первом ряду партера! Ведь, жить придется в большой семье - нас теперь  семеро! Фактически  три семьи в трехкомнатной квартире. В одной комнате - пожилые родители, мама еще работает, а папа тяжело болен. Во второй комнате, проходной, за занавеской, - моя сестра Саня, студентка ВГИКа, с мужем-кинорежиссером. А в третьей - мы  с тобой и моя Анюта-первоклассница. В общем, «полна коробочка»! И у каждого своя жизнь! И каждый, в сущности, живет для себя, согласно своему характеру, опыту и ритму жизни, привычкам, интересам и целям, возрасту и здоровью, наконец, а также и обстоятельствам ЖИЗНИ.  Вот так… Задумаешься, как жить дальше. Всего  полтора года  назад здесь, в этом доме, моя «любовная лодка разбилась о быт». Сколько можно испытывать судьбу?! Я тогда ещё не знала пословицу Германа «Только глупый наступает на одни и те же грабли, умный – всегда на разные». «Ума» прибавилось, а новые «грабли», в чем я убеждалась всё больше, попались непростые.
      Все обсудили с Германом и договорились, что жить будем на два дома. Теперь это называют «гостевым браком», а в то время такие отношения осуждались и обычно скрывались.
      При наших, таких разных, профессиях и количестве домочадцев жить вместе постоянно исключается. Играть на инструментах и репетировать - только у себя, на Басманной. Ночевать - у меня, на Казакова, и то  не каждый день, по договоренности. Я рано встаю  проводить Анюту в школу, и у меня утренние часы занятий  в Военном институте иностранных языков, где я тогда преподавала кубинцам русский язык.  Как и где проводить свободное время, будем планировать отдельно, по ситуации. Благо, живем в получасе ходьбы друг от друга. Ведь, видеться каждый день - большая роскошь! Моя работа,  Анюта, родители,  дела и заботы по дому - это каждый день, будни. А наши отношения, наши встречи - это праздник! Нельзя смешивать одно с другим. И пусть только любовь правит нашим миром! «Tea for two»!  И только для двоих! Какой прекрасный, просто фантастический проект! (Кстати, позже, ради «красного словца», а может, и не только, Герман переделал русскую пословицу, вставив всего одну букву в слово «будни»: «Брак - это не только праздники, но и блудни»).
      Однако мой четкий план, по которому всем хватало места и каждый мог жить своей жизнью, Герман стал постепенно «расшатывать», как алкоголик вшитую «торпеду», стараясь  все  больше времени проводить у нас в квартире.  Сначала он выпросил ношеную,  плотную маленькую беретку моей Анюты, пришил к ней по кругу  резинку от трусов, прорезал в центре дырку и надел это сооружение на раструб флюгельгорна. Получилась мягкая сурдина. Потом сел перед сервантом, распахнул его дверцы, вставил вглубь раструб инструмента с надетой береткой и … заиграл.  «И-и! Звучит совсем негромко, звук глухой, но очень красивый. Как он может кому-то мешать?!» Действительно, кому? Не слышать  эти дивные звуки-упражнения нельзя, а слушать - невозможно: есть же неотложные занятия, требующие тишины и сосредоточенности. А  когда он, упражняясь на трубе или флюгельгорне, издавал невыносимые, пронзительно высокие звуки, тут я просто бросалась на него.
- Тише! Тише!
А он, будто размышляя вслух, говорил:
- Да-а… Тебе бы бухгалтера… с деревянными счётами… Он сидел бы за столом в уголке и пальчиком бы по счётам «щёлк-щёлк-щёлк». И тихо, и звук приятный!
- Ты прав! Для меня - это идеальный вариант. Надо подумать… 
       Первые попытки играть у нас в квартире я пресекала решительно и, как китаец, упрямо следовала своему плану. Но сердце надрывалось. Бывало, подойдет, обнимет, глаза по-собачьи преданные: «И-и, не прогоняй! Я немножко поиграю  в сервант, а скоро мне уже и на работу…». Ну, как тут устоять! Да еще и с особо сильным у русских женщин материнским инстинктом в отношении к своему мужчине - излишней  заботе и опеке.  Приготовить еду и одежду, накормить, проводить, не морочить голову бытовыми проблемами, встретить, выслушать… Это развращает,  освобождая от многих обязанностей, становится привычным и обыденным. А ведь эта незаметная работа и время, оторванное от себя, и есть ежедневный маленький подвиг выражения истинных чувств. Так постепенно, применяя тактику мягкой силы, хотя мы еще и не знали названия этого эффективного приема воздействия в отношениях, Герман не только стал часто заниматься на духовых у нас в квартире, но и перешел к дальнейшей «оккупации» территории. Правда, это произошло уже тогда, когда освободилась средняя, проходная, комната.
       В ней теперь занималась и спала Анюта. Я же решила со временем преобразовать ее в  гостиную, а пока купила большой овальный стол. Он  мог служить  для приема гостей, а главное - для моего домашнего бизнеса, кройки и шитья женских брюк разных фасонов. Стремительная мода на них околдовала русских женщин и уничтожила все запреты.
       Продолжая обустраиваться, Герман преобразовал маленькую кладовку в конце коридора, ведущего в гостиную, в свою мастерскую. Сначала он поставил туда чемодан со всякими слесарными инструментами.  Для них смастерил и повесил полки до потолка. Под полками – стол, на котором можно расположиться, делая мелкую работу. Столешница у стола откидная, а под ней притаился … токарный станок!  Выдвижной, на колесах! Встать-то он встал в этот проем, но, чтобы на нем работать, его нужно было выкатить … в гостиную! И вот тут-то мы поняли: звук трубы или флюгельгорна - это тихая, сладкая колыбельная в сравнении со звериным рёвом токарного станка. Сразу пришло осознание: этот железный монстр поставил точку в нашей жизни на два дома! Теперь уже ничто не сможет разлучить нас: мы вместе - станок и я! Да… Пора перейти от затянувшейся обороны к решительному наступлению! Покой и порядок в доме  необходимы. А чтобы прикрыть открытый зев домашнего  заводского цеха, повесила красивую, с большими  цветами, занавеску, осветив ее изнутри. И довольный Герман непременно перед гостями поднимал «занавес» и гордо произносил: «Каждый музыкант должен любить свой инструмент!».
       Шли годы… Конечно, прибавление второй, проходной, комнаты во многом решило квартирный вопрос. У нас появился не только токарный станок, но и полуконцертный рояль! Он занял свое достойное место в комнате, которая стала кабинетом Германа и нашей спальней. Рояль этот был перевезен из Ленинграда. Там он стоял в квартире бывшего отчима Германа, замечательного, очаровательного дяди Толи, и не использовался по назначению. Красавец, интересный человек и знаменитый инженер, Воронин Анатолий Николаевич за свои изобретения  получил ученую степень доктора технических наук без защиты диссертации и возглавил большое и важное конструкторское бюро. Фактически он заменил Герману отца, погибшего в самом начале войны. Все отроческие годы был рядом и повлиял на него, развивая интерес к технике, машинам, инструментам, шахматам, путешествиям на велосипедах, машине,  и даже брал его на охоту (правда, для отрицательных впечатлений хватило одного раза).   Ориентироваться на местности, разжечь костер,  поставить палатку, организовать ночлег в лесу - для Германа все было в охотку, знакомо и интересно. Дядю Толю вспоминал часто  с благодарностью и любовью. Я тоже его полюбила.
      Каждый год Герман делал мне предложение: «И-и, давай запишемся!»  «ЗАписаться», по его терминологии, значило зарегистрировать брак, а «РАСписаться»  - развестись. И каждый раз по разным причинам я отказывалась: «Зачем?» - «В гостиницу сможем заселиться вместе...».
      Мы проверили себя - десять лет прожили вместе. И теперь эта особо важная причина, помимо других, стала поводом, чтобы «записаться». При наших поездках с Германом на концерты в Тбилиси и Ленинград нам не позволяли поселиться в одном номере, что доставляло большие хлопоты и портило нам настроение. И печать в паспорте стала необходимостью.
      А-а, печать, старая знакомая… Привет! Давненько не виделись! Надеюсь, надолго! Я теперь больше не жду принца на белом коне - я его уже встретила, только без коня, зато … с трубой! И дала обет - служить ему и его делу, джазу! Беру на себя обязательство стойко переносить все испытания семейной жизни. И пусть мне помогает и дальше неистраченная сила любви, сострадания и нежности к моему спутнику жизни!
     А дальше - сухие формальности ЗАГСа. Записали на ближайший день, 17 апреля 1976 года, день коммунистического субботника. В  назначенный день нам позвонили проверить, все ли документы в порядке, и сообщили, что нужно прийти на два часа раньше и с двумя свидетелями. Герман призадумался: кого бы в такую рань позвать в свидетели? Все наши или спят после ночной работы, или  на субботнике. Свободен может быть только иностранец!  И тут же позвонил итальянцу Нелло.  Тот спросонья долго не мог понять причину столь раннего звонка, а когда, наконец, понял, сразу согласился - дело-то важное. Позже узнала, что Нелло уже несколько лет живет в Москве. Любит джаз, часто ходит на концерты, знаком со многими музыкантами. Приветливый, светский. Его мама-коммунистка, преследуемая властями, переехала с сыном жить в Россию, работает на радио, ведет передачи на итальянском языке. Оба неплохо говорят по-русски. Вот такой свидетель! А второго свидетеля Герман привел прямо с улицы.
     И пошли в ЗАГС… С нами дело прошло очень быстро, по-деловому. Без цветов, шампанского и фотографий. Одеты мы были скромно, буднично. На все вопросы ответили «да, да», поцеловались и, довольные, покинули мрачноватое здание ЗАГСа. Вышли на улицу. Весна. Солнце. Сколько всего еще впереди… А Герман достает паспорт и, гордый, открывает страничку, а печати-то нет! Я решила, что он шутит: «Вот здорово! Ты женат, а без печати - вольная пташка!». Но по расстроенному виду поняла: это не шутка. «Подождите меня! Я - мигом!». И побежал назад. Минут через 15 возвращается гордый и счастливый. С печатью! Наконец-то «записались»! О нашей регистрации и своем обете известила друзей на дне рождения Германа, произнеся это сообщение в виде тоста, чем их поразила и заставила запомнить мои  слова.
     За долгие годы вместе произошло многое: и большие радости, и большие испытания. После длительной болезни ушел из жизни папа. Мама, невзирая на пенсионный возраст, продолжала работать. Сестра Саня переехала в свою новую квартиру. Я, сдав экзамены в очную аспирантуру, год работала над диссертацией, пока не заболела (перенесла сложную операцию на позвоночнике и училась снова ходить). Анюта, окончив школу, поступила в институт, вышла замуж и на третьем курсе родила первенца, Митю. И все  - по кругу, на новом витке… Молодая семья с новорожденным - в проходной комнате.
     Встал вопрос о расселении. Однако неожиданно произошло советское чудо. Узнали, что маме за заслуги полагалась  однокомнатная квартира. Все военные годы она была вторым секретарем (по кадрам) Первомайского райкома партии. На территории района завод «Серп и молот» - там ремонтировались танки прямо с фронта и ликеро-водочный завод. Она отвечала за работу этих важных для фронта объектов и готовила кадры для московского подполья «в случае изменения оперативной обстановки». К этому времени мама уже не могла жить отдельно и нуждалась в постоянной заботе. Пришли в райком с предложением отселить из  квартиры внучку Аню и дать её семье положенную маме квартиру, но двухкомнатную (их уже трое!), а в счет общей площади сдать комнату Германа в коммуналке, а его переселить к нам с мамой. Секретарь райкома сказал: «Сюда нечасто приходят с просьбой секретари райкома военных лет. Надо помочь!». И вынесли положительное решение: Ане дали «двушку» в Строгино, а Герман, сдав свою комнату, переселился на улицу Казакова, к нам с мамой. Так решился наш «квартирный вопрос».
     Однажды летом, проводив Германа на гастроли, осталась в Москве одна. Легла на диван, прислушалась к себе:  делать ничего не могу и  не хочу.  Устала. От бурной, интенсивной жизни. От постоянных конфликтов с соседями из-за громкой музыки. Оттого, что редко бываем вдвоем: вся жизнь - на людях. А главное - устала от музыки! Оказывается, я вышла замуж и за джаз! И мы постоянно живем втроем: я, Герман и джаз! Организм каждой клеточкой кричит: тишины! покоя! А джаз звучит везде и отовсюду. Даже ночью я засыпаю под  джаз  «Music USA» и  убаюкивающий, бархатный баритон Уиллиса Коновера.  Как жить дальше? И тут в мою голову сначала вкралась, а потом и угнездилась мысль о некоем … доме. Пусть не в Москве, пусть в пригороде, пусть со скромными удобствами. Но чтобы не было соседей даже близко! Чтобы было много места и для громкой музыки, и для репетиций. И чтобы не видеть больше милиции, вызванной соседями. Чтобы токарный станок разлучился со мной и занял своё достойное, полезное место. Чтобы быть единственной хозяйкой. Чтобы были покой и тишина. И чтобы можно было уехать туда на несколько дней, отдохнуть и пожить, наконец, вдвоем - «Tea for two»…
     Однако, прежде чем этот план осуществился, бурный поток нашей жизни был прерван одним драматическим событием - моей болезнью и операцией. Но это уже другая история.
     А с Германом прожили вместе 53 года 3 месяца и 8 дней. Дорог каждый день жизни вместе и памяти о ней. Это была трудная, но очень яркая, интересная, бурная, полная приключений и испытаний жизнь. Нерастраченная любовь помогла пережить многое.  Свой обет я выполнила: всегда помогала, защищала, охраняла, спасала, любила и очень жалела. Я не прощаюсь с тобой, мой милый иннапланетянин, мой дорогой «Иванушка-дурачок»! Ты постоянно со мной - в сердце и в драгоценных воспоминаниях.
     Теперь в доме нет ни одного живого музыкального звука, тем более - звука работающего производственного станка. Только через открытое окно музыкальной студии, где я пишу сейчас эти строки, еле слышны шорох шин редко проезжающих машин и еще реже  -  смех и говор прохожих. Нет и тебя. Нет  и  тихого  бухгалтера. Только тишина. И тяжесть необратимой утраты. Больше   Н И К О Г Д А …