Нестандартное решение

       Лето.  Мы вдвоем в нашем первом деревенском доме - в незабвенной Головлинке. Из Москвы приехали только к вечеру. Я простужена, сильно кашляю и укладываюсь спать одна в передней комнате. Германа  оставляю  во второй, условно, гостиной, на нашей большой тахте за уютной печкой.  Не  будить же его каждый час после утомительного переезда и суматохи городской жизни!  Полечившись народными средствами, после полуночи засыпаю. Вдруг слышу крики: «И-и! Скорей ко мне! Что-то с головой!  Ой-ой! Такой шум, точно гром гремит!» Вскакиваю и - сразу к нему. Герман, в одних трусах, босиком, обхватив голову руками, бегает вокруг большого обеденного стола, отбрасывая в стороны стулья. Крики усиливаются: «Что делать? Что делать? Это, наверное, муха… Но почему так громко? Я глохну! Ой! Ой!». Я бегаю за ним и тоже не знаю, что делать.  Ночь. До Москвы – 120 километров,  до Каширы – 25, до Ступина - 15! Ждать нельзя. Надежда только на Германа: он человек нестандартных решений, никогда не падает духом и ищет выход из любого трудного положения. И,  как правило, находит!  Но сейчас он в шоке… Сквозь стоны и оханье слышу в голосе знакомые твердые нотки: «Дай срочно щипчики для бровей!». Вынимаю из косметички любимые щипчики и, подавляя жалость расставания с ними (достать очень трудно, а купить - невозможно!),   кладу их в протянутую руку. И слышу прерывистое бормотанье: «Так… ничего,   ничего… (Боже, берет плоскозубцы!) - Как там… в учебнике анатомии для 8-го класса…  справа…  на страничке внизу – рисунок… ушной проход в разрезе». Со стоном работает плоскогубцами,  ловко придавая  щипчикам воображаемую линию изгиба. Ка-ак! Эту железяку в нежное  музыкальное ухо?! Пытаюсь препятствовать опасному для жизни эксперименту. Но, видно, маленькое ухо мудрее головы: острая боль  прекращает движение щипчиков! И теперь к шуму в голове прибавилась еще и боль в ухе! Но это не останавливает творческих поисков.
         Снова команда - уже слабеющим голосом: «Пылесос из сарая! Срочно!" (первый раз называет свой уважаемый «многофункциональный комплекс» его истинным названием  - «сарай» -  видно, для скорости понимания и действий).  Не одеваясь, в длинной ночной рубашке бегу к сараю-«комплексу».  На дворе почти светло: круглый  блин луны равнодушно смотрит на притихшую деревню.
       Пылесос был новый, знаменитой импортной фирмы. Начинается эксперимент. Герман вместо щетки прикрепляет к трубе маленькую воронку, вставляет ее узким концом в ухо(!), и включает пылесос на полную мощность. Увы! Не помогло. Муха по-прежнему живет активной  жизнью – завывания мощного пылесоса ей нипочем! А  Герман, измученный шумом  и болью, продолжает наматывать круги вокруг стола,  и его согнутая фигура и осипший голос красноречиво говорят о  страдании. «Что делать!? Я ничего не слышу… только вижу твой открывающийся рот. А как же музыка? Ну, ничего, ничего… Бетховен был глухим… Да и Левиновский не слышит на одно ухо…».
      Опасность экспериментов  возвращает мне способность рассуждать  здраво.  А то еще что-нибудь придумает! Быстро предлагаю: «Давай вольем в ухо немного воды. Это намочит ей крылья. И вреда никакого: во время плавания вода попадает же в ухо, потом - вытекает». Герман согласно кивает. Пипетки под рукой нет - вливаю чайную ложку воды из чайника. О, радость! Муха плохо переносит душ: наступают короткие перерывы в ее борьбе за жизнь.  В секунды покоя Герман в изнеможении падает на тахту и тут же вскакивает … с новым решением, нестандартным, конечно: «Лучше влей  мне масло, любое, только не машинное!» Слава богу, уже шутит. Выбор ограниченный. Недолго колеблюсь между импортным -  для швейных машин и нашим - подсолнечным. Первое привлекает чистотой и прозрачностью. Второе – доверием. Вливаю - подсолнечное. Заставляю Германа лечь на левый бок, чтобы масло добралось до мухи.  И вот, наконец, последние, короткие  трепыханья мужественного насекомого - и …  тишина.  Какое же это блаженство слушать тишину!  В  ней столько разных звуков окружающего мира, которые, совсем не раздражая, знаменуют сопричастность с  жизнью. А главное - слышишь себя, свою душу… Но тишина и глухота – не одно и то же!
          Герман сидит на тахте, подперев руками уставшую голову. Радость гибели мухи омрачена дурными предчувствиями: он почти ничего не слышит. Убираю разбросанные вещи, кладу белую салфетку на его подушку. Стараясь утешить, говорю спокойно, ласково, но четко и громко, чтоб слышал: «Это - от масла. Ложись на бок и не переворачивайся – масло потихоньку вытечет, а может, и с мухой». – «Я не смогу спать на одном боку  -  обязательно перевернусь…». Небольшая пауза, напряженно смотрит куда-то в свою даль  - и снова… нестандартное решение: «Я лягу на край тахты – на правый бок с вытянутой рукой.  А ты привяжи мою руку…  к ножке стола - вот тогда уж точно не перевернусь!». Подчиняюсь безропотно. Быстро связываю два пояса: один - от банного халата, второй - от мужского плаща. Тяжеленный большой стол двигаем к тахте вдвоем, и я осуществляю последнее нестандартное решение – соединяю два объекта: ножку стола и руку. Герман сразу проваливается в сон. Тихо закрываю дверь и ложусь на свой диван. Уже светает.      
       Просыпаемся рано. Отвязываю Германа от стола – не перевернулся! Весело вспоминаем ночное происшествие. Каждый рассказывает свою картину. Изображая друг друга в сценках, радостно хохочем.  Совсем другое дело! Слух к Герману вернулся, а кашель мой куда-то пропал! Муха тоже пропала. Чудеса!  Только маленькое масляное пятнышко на белой салфетке – реальный свидетель всего пережитого. Вышли на крылечко, сели на отмытые мной и  дождем деревянные ступеньки, обнялись и… затихли. Тишина, покой. Внизу плещется речка, рядом большие ветлы с отражением в пруду, вокруг дали дальние, а над головой неоглядное небо и солнце. Природа благославляет мир и покой на земле. Как божественно хорошо вокруг. И на душе. Благодать.
        Выходит соседка, Дуня, из дома напротив, через дорогу. Здороваясь, машет рукой, спускается к нашей калитке. Видно, хочет что-то сообщить – давно не виделись. Приглашаю войти. «День добрый! Здрасьте! Вчера из Москвы-то… позненько приехали.  Сидите, как голубки, будто молодожены. Ну, что... помирились?» Мы с недоумением смотрим на нее, а она - на нас и продолжает: «А говорила: не бьет. Ночью-то  как бегал за тобой, да еще с палкой! А ругался-то как  громко – первый раз! Видать, разъярился сильно. Но ты тоже молодец! За себя постояла: все за голову потом хватался. Я уж хотела тебя к себе зазвать - куда ж тебе раздетой-то бежать? Но ты быстро сама  одумалась: после драки объятья слаще… Ну, да  ладно… Пойду я – дел невпроворот, хоть и воскресенье… А мы-то  к вам прикипели,  думали: вы ... особенные, а вы, выходит, …как все…» -  то ли с грустью, то ли с удовлетворением завершает монолог Авдотья. Мы спустя время поняли:  к нам не только «прикипели», нас - приняли! Мы, хоть и московские, но такие же, как все. Свои!
        А виной всему наши восемь маленьких окон по длинной стороне дома, смотрящие на деревенскую дорогу. Дома за дорогой – на более высоком уровне холма. И, если приглядеться хорошенько, можно, как по телевизору, увидеть много интересного из необычной жизни москвичей. Но ждали, видно, обычного и привычного. И  наконец-то - дождались!