bbc black black context

bbc (black black context)

                «Единственной колыбелью
                наслаждения    
                служит воображение, только оно
                порождает удовольствия, придаёт им
                форму и нужное направление; там, где
                воображение спит или бездействует,
                мы видим лишь простой физический
                акт – скучный, скотский,
                неодухотворённый»   
   
                Донасьен Альфонс Франсуа де Сад
                «Жюльетта»
                -1-

Их тела будто состояли из пепла и при соприкосновении их формы изменялись и деформировались, трепеща как летящая от костра невесомая легчайшая зола, словно серые бабочки. Пирофрактальный коитус продолжался экстадинамическую минуту и завершался вертикальным распадением опепелованных тел на рассыпающиеся эферелотные полосы, и лёгкий лиловый дымок подымался почти эфенедической струйкой к левитирующим фрагментам одежды, некоторые из которых были безобразно разорваны. Радуга протянулась из открытого окна к тазику с водой, стоящем на краю стола в дисбалансном положении и готовом вот-вот упасть. Она набрала горсть крупного щебня и положила ему на лицо.
Дождь опускался на землю спокойно и тихо, словно гигантский игольчатый ковёр. Струи дождя превращались в эрегированные фаллосы. Тучи напоминали пучки подмышечных волос. Небо было плотно-серое, будто его залили расплавленным свинцом от горизонта до горизонта. Впрочем, горизонта в лесу не видно. Только серая тяжёлая масса над головой да равномерно падающие усыпляющие струи.
Полла и Мар пробирались сквозь заросли осин, малины, волчьей ягоды и другой неведомой ботаники. Они забрели довольно глубоко в чащу. Тут бы и остановиться, но не было простора: везде ветви, сухие сучья, паутина, колючие стебли. Порнелла и Маркиз искали полянку. Прозрачно-ртутные ручейки дождя стекали по чёрной поверхности их курток. Наконец они вышли к небольшому болотцу, окружённому зарослями низкорослых ив. Самое высокое из деревьев было обломано ниже середины и верхушка его упиралась в землю. Два сексуальных морбид-ангела стояли друг против друга. Они уже давно покинули тот мир, где сохраняются названия, выработанные историей человечества. Они жили теперь в антимирах богини Порнейи. Сейчас они стояли, одетые в кожаные куртки и джинсы и словно дёгтем обмазывали себя чёрными мыслями. Вода прозрачно-стальными ручейками стекала по их лицам, полным предстоящего катарсиса, и собиралась большими крупными каплями на подбородках. 
Сколько длилось это переплетение и коитус взглядов сказать трудно. Наконец Полла сняла куртку. Её тонкая блузка моментально стала прозрачной и прилипла к телу, обрисовав маленькую острую грудь, словно помещённую в мягкие бокалы с тающим льдом. Мар впился в её рот своим и тоненькая красная струйка смешалась с серыми струйками на подбородке Поллы. Мар продтолкнул её к поваленному дереву, она спустила джинсы с трусами до самых щиколоток и упёрлась руками в скользкий мокрый ствол. Её овальные, идеально белые ягодицы лоснились от дождевых струй как огромные свежие экзотические фрукты и возбуждали аппетит своей белоснежной высокогорной нетронутостью. Ниже такие же белые стройные ноги с родинкой на внутренней стороне левого бедра и ещё ниже такая же белая изнанка трусов среди чёрных изломов брюк.
 Сейчас эта идеальная белизна ягодиц превратится в идеальную багровость, затем в идеальную пурпурность и после в идеальную синеву. Мар сломал несколько длинных упругих ивовых  прутьев, очистил их от листвы и принялся за дело.
Когда ивовые прутья измочалились, Мар отшвырнул их и наклонился к Полле. Она тяжело дышала и поскуливала. Мокрые волосы живописно-сюрреалистически облепили её экстатически перекошенное лицо. С носа и с подбородка стекала густая жижа из слёз, слюны и дождя. Маркиз схватил её за волосы, развернул её голову к себе, яростно оттягивая её одновременно назад, так что кожа на лице Поллы натянулась как на барабане, и поцеловал её в дрожащие искусанные губы. Потом отстранился, не выпуская её космы, долго смотрел на её вакхическое, излучающее похоть лицо, на то как дождь изменяет узор облепивших его волос, на её раскрытый, чёрносексуальный рот, готовый принять в себя всё, что ему предложат, на обезумевшие, расплавляющиеся в мутных туманных оргазмах, сапфиры глаз, и наконец рыкнув, как возбуждённый лев, швырнул девушку на землю. Слёзы брызнули из глаз Поллы, и радостно-неистовый крик, как «эвой!» менад, вырвался из её груди.
А в голове у него проплывали тяжёлые угарные мелодии Gotic Doom “Tiamat”. 
Он схватил девушку за волосы и поволок её по земле через кусты в чащобу. Она лишь глухо хрипела, закатив глаза. Её искромсанные ягодицы теперь бороздили землю, песок и прелую мокрую прошлогоднюю листву. Мар, накрутив волосы на руку, тащил Поллу как бревно, не разбирая дороги. Член его, высвободившийся из джинс, торчал железно и победно, как нос пиратского миопарона в виде дикого кабана и дерзко рассекал пространство леса, как бригантина волны. Мар так неистово тащил её, что Полле казалось, что он сорвёт ей скальп, а ягодицы и бёдра сотрутся до костей. Было ужасно больно и ужасно хорошо. Клитор постоянно пульсировал, будто между ног у неё появилось второе сердце, и тайфуны оргазма плясали по всему телу.
Наконец Мар остановился, стёр пот с лица и посмотрел на партнёршу. Она лежала, закрыв глаза, с блаженной улыбкой на устах. Дождь смывал грязь с её живота и с бритого, но уже покрытого отростающими маленькими колкими волосиками, лобка. Мар наступил грязным ботинком на эту идиллически раздвоенную чуть разведённую в стороны и показывающую свои ало-лиловые прелести, ракушку. Полла застонала и прогнула спину. Мар расстегнул ей куртку, разорвал чёрную футболку, сорвал одним движением чёрный ажурный лифчик, и теперь его нога уже прижимала её маленькую левую грудь. Грязь, смываемая дождём с ботинка Мара, стекала вязкой массой по ключицам и шее. Полла дрожала всем телом от бившего её оргазма. Правая её рука была зажата между ног, глубоко впиваясь в горячую пунцовую мякоть. Неожиданно Полла высвободилась из-под беспощадной власти рифлёной подошвы, схватила Мара за член и повалила на себя.
Когда всё было кончено, последние капли дождя упали на длинные ресницы Поллы . У Мара кружилась голова, и он погружался в тяжкие, вязкие омуты и безвыходные чёрные лабиринты композиций Tiamat. Он отлетал  на чёрных перепончатых крыльях в какие-то спиралевидные воронки в свинцово-фиолетовых облаках, в какие-то бесконечные мрачные ущелья и низкие давящие сверху сыростью и глухотой подземелья. Полла плавала в белых молочных озёрах, поднимаясь словно по спирали от одного к другому всё выше и выше. Круглые капли на ресницах отражали изумрудную радужку глаз, излучающих перманентное блаженство.
Мар взвалил Поллу на плечи, и раздвигая ветви правой рукой, двинулся вперёд.

                -2-

Старый огромный заброшенный механический цех. Он располагался на втором этаже допотопного бетонного здания. В цеху пахло пылью и голубиным помётом. Везде был разбросан старый ржавый металлолом. Полла сорвала с себя футболку и швырнула её на пыльный пол. Груди её встали и заострились. Они были похожи на маленькие карликовые задницы с лиллипутскими фаллосами посредине. Полла провела руками по груди, по бёдрам и выгнула зад, обтянутый серыми блу-джинсами. Тёмно-серые глаза Мара загорелись синим огнём, ноздри раздулись, почуяв добычу.
Он бросил её на кучу щебня и облил машинным маслом. Она размазывала коричнево-зелёное масло по своему белоснежному телу и швыряла щебень в широкую грудь всё сильнее и сильнее возбуждавшегося хищника. Голова у Мара закружилась, он сорвал с себя одежду, схватил лопату и стал забрасывать Поллу щебнем. Закопав её почти всю, он упал голым телом на острый щебень и стал неистово раскапывать предмет своей страсти.
Машинное масло обеспечивало идеальное скольжение, которое создавало замечательный контраст жёсткому и жестокому субстрату. Полла орала как толпа истеричек на тонущем корабле и выла как стая ночных зимних волков. Стены старого цеха дрожали и казалось вот-вот рухнут и погребут навеки в своём постиндустриальном саркофаге сумасшедших любовников.
Сизари ворковали в грязных оконных проёмах, в которых ещё кое-где торчали остатки битого стекла. Запахи машинного масла, ржавого железа и спермы создавали неповторимый аромат сомнамбулической оргии, видения которой постепенно исчезали в алой суспензии заката.

                -3-

Мар читал своего любимого Уильяма Берроуза, а из динамиков вываливался, как щебень из самосвала, саунд black-metal-группы B.B.S.[то ли Black-Brawn-Star, то ли B.B.-Style или B.-B.-Sex, а может и всё сразу] [ а возможно и Black-Brawn-Sound] ?+?+?
Зауроподный закат растворился в жидком карбоне плауновой ночи, и луна, как плазма плезиозавра сияла своим мыльным меловым мутным светом над кататоническими деревьями.
Потом Pungent Stench, которых называют «альпийская несвежесть». А я назвал бы их – гнилая промежность. Фантазмофония и химерофония. Под такую антимузыку только погружаться в коитальные грёзы, размером с Крабовидную туманность. Планеты обрамлены карминным гребенчатым ореолом.  Космонавт-галлюциноген, путешествующий без скафандра и без ракеты, просто в свободном полёте невесомости среди этих объектов, в пространстве между ними…
Мар вышел на балкон. Полла лежала в ванной – только две ноздри и два острых соска выступали над поверхностью маслянистой жидкости. На одном из них пристроилась бледно-голубая, как глаз дохлой рыбы, луна. Мар накрыл ртом эту миниатюрную композицию и погрузил руки… Ванна была наполнена вязкой желеобразной жидкостью. Руки из неё вытащить было уже невозможно – напротив хотелось погрузить в неё всё тело. Мар медленно накрыл своим телом тело Поллы, и их также медленно покрыл студенистый слой. И ещё слой, и ещё. Дна не было. Головы их были на поверхности, а тела погружались всё глубже и глубже, сливаясь в сексуальной тригонометрии запредельного ритма. Чем плотнее тела сплетались друг с другом, тем глубже погружались они, тем студенистая масса становилась всё гуще и вязче. Наконец с последним толчком и криком оргазма, Мар и Полла оказались замурованными в бездонном прозрачном веществе, словно мухи в янтаре. На рассвете их пронзил дерзкий фаллический луч солнца, и их тела засияли веерами спектральных драгоценностей.