Он сам тяготел к этой скользкой дороге...

Он сам тяготел к этой скользкой дороге,
ведущей в забвенье по тонкому льду,
учил затянувшейся жизни уроки
и шёл у абсурдного на поводу.

Он старился, горбился. Время мельчало.
Летели снежинки, и солнце пекло.
Конец всякий раз превращался в начало,
порывы в растерянность, слёзы в стекло.

Душа каменела, он нёс этот камень,
земля леденела, он врос в этот лёд.
Возня с пустяками, хожденье кругами,
и ползанье, что принимал за полёт.

Слабели эмоции, голос стал тише,
порядок вещей перерос в кутерьму.
Кому в этом мире сдались его вирши?
Но так и задумано, что никому.

Итог – отчуждённость. Её километры
пространственным пасынком лезли в окно.
А он всё хлестал словесами по ветру,
но ветру не больно, ему всё равно.

Тускнел напряжённого взгляда фонарик.
Утратился смысл. И какой же резон
писать затянувшейся жизни сценарий –
туманный сценарий с размытым концом?

Конечной судьбы бесконечная проза!
Стремясь к идеалу, которого нет,
он тешился тем лишь, что ставил вопросы,
без всякой надежды нащупать ответ.