Блок и Рубцов продолжение

  Все лучшие стихотворения Николая Рубцова дорастают до символа. В глубине их мы несомненно видим тайное влияние поэзии Александра Блока. Оно – в обретении нашим современником размаха гения. Конечно, мы иногда противимся лобовому столкновению авторов, натужному поиску в разных поэтических мирах сходства. Что и говорить, такого нарочитого сближения, высасывания из пальца параллелей хватает. Но ещё и ещё раз отметим, насколько настойчиво Рубцов возвращается к имени и поэзии Блока в последние годы!
  Конечно, символизм поэтических картин того и другого имеет разную природу, различную подоплёку, отличный один от другого метафорический строй, свои приметы времени, оттенки настроения.
  Глеб Горбовский точно сказал, отвечая тем, кто излишне привязывал творчество Николая Рубцова к лирике Есенина. Эти слова абсолютны будут справедливыми и в нашем случае:
  «Знаю, что многие из критиков, а также собратьев моих по перу, рассуждая при случае о поэтической судьбе Николая Рубцова, сразу же причисляют его чуть ли не к апологетам Есенина. Наивная несправедливость. Преодолимая близорукость. Рубцов жил в своё время, Есенин – в своё. То, что ощутил, выстрадал, впитал своим дарованием один, не мог до него выстрадать, ощутить другой, каким бы провидцем последний не оказался. Чувства индивидуальны. Чувства индивидуальны. Можно исповедовать одни и те же идеи, устремления мысли, но восторгаться или страдать, возгораться и гаснуть каждый обречён самостоятельно. И здесь нужно чётко отделить одно понятие от другого: понятие школы и поэтической судьбы, нутряной сути поэта, что всегда целостна, всегда первозданна.
  Так и мы скажем вслед этим мудрым словам: Рубцов был необыкновенно захвачен поэзией Блока, но в творчестве своём оставался самобытным и «первозданным».
В его стихотворениях «Я буду скакать...», «Старая дорога», «Видения на холме», «Осенние этюды», «Русский огонёк», «Поезд», «Скачет ли свадьба...» и некоторых других символизм имеет свойство обобщения какой-то характеристической черты русского национального духа, что, простите, почти непереводимо и необъяснимо человеку иноплеменному. Этот символизм, объёмность и глубина, тайна и непереводимость вырастают из совокупности деталей, картин, диалогов и монологов.
  Здесь с ног до головы нужно обрасти нутряным русским, нашей историей, «страданиями и битвами» - русским духом!
  Символ спасительного и охранительного русского огонька разрастается из беспредельного пространства глуши, «томительного мороза» нашей зимы, разрушительной войны, сиротства и великого терпения, семейных фотографий, пребывания в горестных эхах прошлого, почти в оцепенении от звучащих внутри голосов этих самых «страданий и битв»... Нужно же самому продраться сквозь эти леса и болота, пережить явное и неявное сиротство, проникнуться со-чувствием, со-страданием друг ко другу, внять всей душой доведённый тоже до символа образ «снимков в такой простой и бережной оправе». Вот, милые мои, если ты «наелся» досыта всего такого русского, тогда и унесёт тебя «Русский огонёк» в такие глубины русского духа, русского бытия, которые не то что западному человеку, но нынешнему русскому не всякому далеко откроются... Не в упрёк я. Но так это, так.
  «Кому об этом рассказать смогу!» – воскликнул другой русской поэт, Юрий Кузнецов, также обросший грубой и страдальческой корой русской жизни и истории.
  А над какими пространствами горестной и возвышающей судьбы России распластался в полёте «таинственный всадник» Николая Рубцова! «Я знал, что такая песня должна родиться», - со слезами роняет герой фильма «Зеркало для героя», повторяя знаменитые строчки песни о «слезе несбывшихся надежд»... Слепой, обгоревший в танке русский солдат, каждую ночь разрываемый страшной войной, мечущийся и кричащий... Должен, должен  был родиться и рубцовский всадник, объявший собой трагическое столетие русской истории. И одновременно, читая величественное «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны…», я не могу никак избавиться от «рыщущего  на белом коне» лирического героя Блока из цикла «На поле Куликовом».
  Это и есть звенья одной цепи жизни, искусства, литературы! Но каждое звено в этом ожерелье сверкает инако. И природа символов того и другого тоже иная.