Это я

1

Это я:
простое
              местоимение.
Это я,
             что место свое имею
на просторах
                самой Вселенной:
личную точечку бесконечности.
И имею имя свое:
                Елена.
И имею время свое средь вечности.
И имею жизнь:
на ветру необорном свечечку.
Честь имею веровать в миражи.
В окоем, что все-таки достижим,
если шибко туда спешить.
В то, что положен мне личный шип
каждой из страстных роз.
В то, что сердце – мой кровосос.
В то, что плод Эдема – земной инжир,
и, от него отъев,
приобщилась я к сонму беспутных Ев.
Но, от других в отличие,
я ведь сама владычица
сада,
где добро и зло вызревают рядом.

И одно на крутом берегу реки
– неуемной моей строки
(где растут сорняки-изгои),
а на пологом (в цветах) – другое.

Я люблю с крутого –  да прямо в омут…
А благие смыслы спастись помогут.
– Те, с пологого.
…Так и отдаст кесарь
                богу богово.


2

Это я:
             безысходная прорва прошлого
(сколько шариков, в синь упущенных!
сколько счастья, тоской поросшего…).
Это я: мгновение настоящего:
либо с сомнительным входом в будущее,
либо с выходом в черный ящик.


3

Это я,
             что, хотя не спятила,
все ж ищу себе ногу пятую:
две при мне,
две на той –
теневой –
моей стороне.
Есть и еще сторона:
                изнанка.
Там как раз для пятой ноги приманка:
чистенькая портянка.


4

Это я,
            что иду на вы.
Мимо рынка, где нет обо мне молвы.
Мимо святых пророчеств,
где обо мне есть прочерк.
Мимо зеркал,
                где не мое отражение.
Мимо судьбы,
                где нет обо мне решения.
Мимо темного тупика,
                где скопилось все,
что было б,
                если бы да кабы.
Мимо яви, которая чей-то сон.
Мимо снов, которые чья-то быль.

Мимо уставших идти в никуда
                часов.
Вечность скрутила их в колесо
беличье
и вселилась сдуру в свое изделие.

Мимо сумрачных образов,
с коих смотрят мои глаза.
Мимо в детстве не выученных азов.
Мимо лужи: она же – моя слеза.

Мимо церкви,
где истошно кричит: нельзя!
ангел-хранитель Церберу,
худеньким кулачком грозя.

Мимо скал,
где разбился мой дед Икар.
Но потом
был спасен Христом
и получил говорящее имя Лазарь.
"Бог помог" – вот что именем этим сказано.

…Не забыли?
Я иду на вы.
– По проулкам своих извилин
мозговых.

– Как положено:
по мосткам предпосылок ложных.

– Как обычно: по самой круче
участи неминучей.

– По пучинам ересей.
– По несбывшихся грез окрестностям.
– По безысходным теснинам бренности:
что ни шаг, то геройски погибший миг!
…Я иду на вы
в мир –
исчерканный черновик
самой сущей моей строфы.

…Я иду на вы.
– Но прихожу лишь к себе, увы.


5

Это я.
Жизнь пока что еще моя,
но стою уже на краю
ветра.
Где упаду – у ручья в раю,
где меня поджидает мама?
или в ямину, где друзья –
здравый смысл мой и злая память –
символ неверья
твердят упрямо?


6

Это я.
Опять.
Я, что прошу одного лишь:
                спать.
Но положено так, что сны
лишь глазами сомкнутыми видны.
Ох, не по шапке Сенька!
Как бездонный кошель богатого
для еще и еще одной горстки злата,
жадно открыты зенки.

Не могу наглядеться на эту жизнь,
что со мною по тропке одной бежит…
И однажды меня обгонит.
– У нее достославный опыт,
у меня же
                лишь
                баснословный гонор.

Вот тогда, наконец, усну.
Пока в час свой не выдворит тишину
трубный глас,
из могил на свет призывая нас,
(как когда-то из чрева мамы),
на великий, на Страшный суд.
– Коли спасусь, то одним спасусь.
Зенки-ставни я так раззявлю,
что не будет иной в этом мире яви,
кроме той, что в окошке ока.
(Может, смерть лишь оставлю сбоку…
в горя слепом пятне…
в сгинувшей тишине.)
Да и мама распишет могильный камень
рыжими петухами
(кто еще изгнать все, что темень, вправе?),
чтобы горло так на погосте драли,
что уже не уснут
даже те, кому заповедал Суд
сон пожизненный:
кто в сует суете божились.


7

Это я. Ни на что не надеюсь,
кроме того, что вернусь – 
                в детство.
То ли деткой
                (Леночки отражением:
так же сдуру спешащей в женщины),
то ли брошенной всеми зайкой,
что при втором пришествии
наконец-то станет себе хозяйкой.
То ли фамильным лихим азартом
в душу сына внедрюсь на старте
дела,
бега,
погруженья вглубь человека,
сбора плодов (самый смак: неспелых)…
– Да всего, что умела смело,
что отчаянно не успела.

Я однажды вернусь в ту рЕку,
куда не ступают дважды.
Все возможно для человека,
если он уже
не всхип,
                не взгляд,
                не вздох,
                не жест,
и не горсточка праха даже,
не безвестный след на ночной пороше:
он – прошлое.
…То ничто, в котором скопилось все:
что упрятано в сейф и что за борт брошено,
смысл Бытия и суеты быта…
…Обмусоленный
памятью-псом
                мосол.
А потом и память его забыла.
…Неисчислимых Вселенных сор,
что в несустветные дали: в нети
Летою
унесен.

Я вернусь отважно:
красным шариком на ветру.
Я вернусь, как трус:
манной остывшей кашей.
Важно,
что я вернусь.

А на конкурсе радужных пузырей
не успею созреть:
лопну.
Тем, кто настолько бренны,
вредно
грешить апломбом!

И еще я вернусь, как грусть
зайки, брошенного хозяйкой.
И найдет меня волк одинокий пусть.
Куклы не взяли его в игру.
А задиристая машинка
просто взяла – и сшибла.
Но у меня-то случится друг!

Грустный зайка – похоже, мой идефикс.
Сдвиг в мозгу.
И пока так странно мой смысл завис,
я веселым зайкой
не побегу
ни по строчке, ни по лужайке.


7

Честь имею веровать в миражи.
В непогрешимость своей же лжи.
В окоем, что все-таки достижим
(и не позже, чем в час кончины).
В то, что счастье за мною весь век бежит
– и никак, злосчастную, не догонит:
больно уж сердце неупокойно.
В то, что женщина – сущая часть мужчины:
нутрО его.
(Кое-кто говорит: ребро.
– Не смешите мое перо.)
В то, что ради Елены не жаль и Трои.
В то, что третье око мне не по чину.
В то, что слезы горше, когда сухие.
В то, что стих рождается беспричинно:
он – стихия.

Верю,
что приручит мой хранящий ангел
моего же из бездны зверя,
и один отпоет, а другой отвоет
(скорбных не так уж и мало: двое)
старых тетрадок моих останки.

Честь имею верить, что Вечный Жид
(вроде б нету участи тяжелее)
и на третьем тысячелетии
жуть и ужас как любит жизнь.
– Нет, больше:
он ее смерть как любит.
– Вдруг да больше,
               чем Тебя самого, мой Боже?
…Вдруг да вечность к чему-то еще прелюдия,
что куда насущнее и громадней!
…Что пока – строка на листке тетрадном.