Пойми как умеешь

                Пойми, как желаешь. Пойми, как умеешь.
                Пойми, как поймешь.
                И. Северянин


Радуга – это, конечно, ворота.
– Конечно, ворота:
                в рай.
СОлнца луч – это, конечно, дорога.
– Конечно, дорога.
                И мне – пора.

Конечно, пора! Ведь ворота открыты.
Дорога манИт сиреной…
Разбитое жизнью-старухой корыто
сгодится в пути каретой.

Пушкин –
               поэзии русской бог он! –
поэтов обрек с этой утварью мыкаться.
Лучше, конечно же, было бы пёхом…
Но сколько всего в том корыте мылось!

- Вера, что продана.
                Счастье, что проспано.
Милые лжинки.
                Постылые страсти.
– Столько алмазов бы в строк моих россыпях,
в трудной моей тетради…

Худое корыто. А проще –
                совесть.
Решившись вручить свою душу дороге,
по наущенью бесстыжих бессонниц,
подкинуть бы все, что томило, к порогу!

(Так мать, чтобы прану пискун не высосал,
в срок от соска его отлучает…)
– Но чтО есть грех, коли арка в высях:
радуга:
              пройдешь – и счастье!

Когда сирена прельщает раем –
язве в памяти
                быть избытой!
…Меж хижиною и дворцом выбирают
миряне место, где нет корыта.


2

А мне отчего-то осмелиться сложно.
Оно ведь родное: все то, с чем бедую!
Ноше своей, говорят, не положено
оттягивать знойные плечи Фортуны.

– Тянет, конечно… – Ох, кАк она тянет,
своя
            ноша!
Коли же сбросишь – то, словно к дитяти,
сто раз вернешься.

Поэты не все ли жадны непомерно:
в мечтах –
                упоеньях –
                грехах –
                покаяньях…
Любая из мер – изначально неверная.
Мера для чувств? – мера для океана!

Немыслима… –
Как абсолютная истина.

Все, что под солнцем ни есть, соберу:
яд мака,
               мед тли,
                слизь любви,
                слезы жабы –
жертвой голодному вечно перу.
Кара, как в сказке: конечно, за жадность!

Русской рыбачки греховные страсти…
Моря взыскала она, заполошная,
в славе его…
                – Поделом ей награда:
лужа земным, а не море, положена!

Страшно и думать, что было бы, если б
Неба взыскала – дурища такая!
…Русская байка арапа-песельника…
– Только вот каждый свое постигает.

Вдруг бы она тайны ада сведала?
вдруг ей открыло бы радостно небо
дали свои пресветлые?
Но это же байка!
                И значит – небыль.


3

…Мирянин поэту жалует
шубу с крутого плеча своего
Мирянин поэту, как детскую шалость,
прощает, что тот – не от мира сего.

Поэты мирян жалеют
(нет, не за то, что душа не лилейна:
мы все изначально из глины сделаны):
за то, что душа их не больше тела.

Не виноват мирянин,
что уродился таким не-странным.
Но не виновен ведь и поэт
в том, что и в люльке уже отпет.

Пушкин, сложил о старухе ты притчу.
– Тебе-то хватило б корыта? пусть нового?
или взалкал бы,
                опрИчь того,
владыкой быть морю
                и Богом – слову?..

Во имя защиты всех душ, что меньшие,
конец твоей притчи – святая ложь!
"Пойми, как желаешь. Пойми, как умеешь.
Пойми, как поймешь".

Здесь, как в девятой главе, все спутано.
В зарослях строчек спит суть беспробудно…

Ждет принца: жаль:
                он не Пушкин сам.
…Долго еще течь вину по усам,
не попадая во рты… – что жаждут
просто водицы, чтоб впредь не страждать.

…Но в свой срок та, что спит, очнется
– красной девицей вместо былой старухи
обернется.
И проснется байка, уже как Весть,
что достигнет любого уха.
– В мире Божьем мы все – поэты:
жаждем все, что на свете есть
этом.
– И все, что на том на свете.