Разговор с художником

                Посв. Александру Горматюку

Х. – художник
Ф. – Фома, человек с прирождёнными когнитивными способностями

Ф. Вижу не только сединами лик у тебя просветлён, ну а всё же ты кто? Знаю точно, со старой иконой ведёшь диалог ты – она  оживает тайной красок, твоей приготовленных кистью. Но кто в искусстве своём, кем себя называешь?

Х. Знаешь, это непросто, быть может спросить надо прежде, собирался в мечтах кем ты стать и что получилось, куда провидение шагом неспешным склонило.

Ф. Было так, знаю, первым отец увидал тебя призванным в списке, который тебя озадачил.

Х. Так ведь отец…

Ф. И всё же: доволен ты был поворотом таким и, что дальше чрез годы с тобой приключилось? 

Х. Стать художником, жизнь рассыпать на полотнах я поначалу стремился,  но вершины далёко, в лобовом этом приступе живописуя животворенье в самостояньи…

Ф. Ну и задачка, однако…ого… в ракурсе этом она не для смертных, да-а-а...И, кажется, я понимаю…

Х. Вот и намёк промелькнул: не в служеньи ли дело на этой священной дороге…
    Да и пожалуй,  отвечу, кто я. Я – служитель.

Ф. Чем же ты служишь, открой поподробнее смысл сокровенный: не в том уж, толочь чтобы в ступе свои минералы для красок?

Х. Видишь ли, я наблюдаю монахов давно на Афоне, камне цветущем в обьятьях Эгейского моря, и святость в их ликах средь пыли мирской как же по-детски и чистотой, и невинностью светит!.. Вижу и подвиг их крайне физически трудных усилий в нашей реальности необъяснимый: тонны чрез узкие в гору врата…

Ф. …креста тяжелее. И всё же вернёмся к искусству, изображенью. Пусть вне икон…

Х. Всё искусство религиозно, как вспомнишь процесс его трудный, дорогу к…

Ф. Да, да. Хорошо, но вот… как не обидеть тебя…, не могу простоять и минут двадцати я пред рамой полотен любых даже и мастеров Возрожденья… Дело другое – музЫка, театр – динамичные блески искусства.

Х. Разные люди бывают: слепые, глухие – для каждого путь свой открыт постиженья несметных сокровищ…

Ф. Но как может радовать труд монотонный годами с материалом,  который не полностью твой достояньем, а растворён был в веках  неизвестными часто творцами? Как может..?  О, кажется, я понимаю и это…

Х. Сосредоточиться кисть помогает в раздумьях, далёко меня уносящих. Кто медитацией этот процесс назовёт, кто души параллаксом, а кто-то молитвой. 

Ф. Мне подумалось вдруг, ведь поэты не заняты ль тем же, если только поэты они – не тщеславья пустые. Служат они на опасной и трудной дороге проводниками к вершинам великим – крючья проверят, верёвки навесят… и дальше в дорогу, сливаясь порою с пейзажем...

Х. …вот прозвучало и слово, мне кажется, здесь ключевое – пейзаж…
Видишь ли, служим ему мы, плоды возвращая детством взращённые в душах невинных. Душах, подспудно вскормлённых пейзажем печальным и тусклым под бесконечным унылым дождём иль светозарным под небом бескрайним, стремящимся землю обнять как бушующий сад, но и те бесконечно печальные дни помятуя однако и даже подспудно тоскуя о них…

Ф. Но почему всё же так для тебя много значит Афон, так созвучный раздумьям твоим, понимаю, но ведь в пустынном краю среди древнего моря?

Х. Мы, одинокие странники ночи, пейзаж принимаем всем сердцем обученной в детстве душою. Всё в нас овеяно красками и ароматами детства, а это душа в нас играет укутана нашим пейзажем. Также душою мы чувствуем волны Эллады как детство души потаённой сокрытой за тенью столетий и без неё мы не можем достичь просветленья души просвещённой пришедшей к единому свету…   
 
2023

Фото: гора Афон (из интернета)