Б23. Вероника Трунова. Замечания члена жюри
Свой обзор я хочу начать со слов благодарности всем Вам, авторам, которые принесли свои стихотворения на конкурс. Я получила удовольствие от общения с Вами, от обсуждения Ваших стихов. Да что там говорить - от Ваших стихов! Хочу сказать также спасибо моим замечательным коллегам Илине и Татьяне, профессиональными, зоркими, доброжелательным.
На конкурс было подано 56 стихотворений, и выбрать из них 20 – нелёгкая задача. Сразу скажу, что в мой шорт не попали несколько хороших, крепких, профессиональных стихотворений замечательных авторов. Не попали по банальной причине: я не расслышала их, они не отозвались во мне.
А те, что отозвались – перед Вами.
1. Ненужная
Колокольчик на небе звякнет,
из-за облака - рог коровий.
Баба вредная, баба-язва
проклинает родных по крови.
Ей бы к Богу уйти по кочкам
сквозь столбы дымов над домами.
А у дочки - своих две дочки -
не до мамы ей, не до мамы.
Тихий ветер ласкает кроны,
спрятав ножик за голенищем.
Тридцать лет уже нет коровы,
а она её ходит ищет.
Память бабе не залатаешь -
как сыночку-то потакала...
Осыпается золотая
осень гривнами, пятаками.
Дни плетут дождевые сети.
Стынет время уснувших почек.
Помнит Таню, Серёжу - дети ж.
Подзывает меня, лопочет: -
Зажилась я на свете - годи*.
От недуга не хорошеют.
Чуешь, Лыска моя там ходит,
колокольчик звенит на шее.
Вон идёт с облаками вровень.
Глянь-ка - близко, совсем уж близко.
Баба видит свою корову
и зовёт её: - Лыска, Лыска...
*годи - хватит, достаточно
Сага об одиночестве, неприкаянности и человеческом сочувствии. Она – не самый лучший человек на земле: "баба вредная, баба-язва", и зовёт-то её на небо не человек, а Лыска – корова, и живёт-то она на свете одна, при живых детях, никому не нужная. Но отчего так остро, так искренне сочувствует автор именно ей?
Сколько их таких, по свету бродит. А встречаем, невольно на себя примеряем. И грустно, и помочь нечем, разве выслушать. Удивительно цельное стихотворение, в котором в читателе отзывается всё: и речь, наполненная простонародными, корневыми словами, и обрывочность фраз, и точность деталей.
2. ***
Как ни старайся, просто невозможно
Проспать весну, где с ветром в унисон
У тополя срываются сережки
И падают, рождая перезвон.
И кто-то, торопящийся сутуло,
На кухонный вдруг водружает стол
Обычный одуванчик средь посуды
Под возглас ослепительный – "живем!"
Где в проходных дворах на «пьедесталах»
Подростков клан токует по весне,
Там одухотворенный дух подвалов
Рождает баркаролу в синеве
Овала Чистопрудного бульвара,
И лебеди плывут себе, плывут.
Беспечные, как парочки Шагала,
Забившие на мир и май… и труд.
Очаровательное, искреннее, оптимистичное стихотворение! Весна – время надежд, время безотчётной радости, которая принизывает весь текст от начала до конца. Образный ряд со спонтанным одуванчиком на столе, с баркаролой подвалов, со звенящими серёжками тополей, – такой сочный, яркий, такой созвучный весне. И такой созвучный мне. И, конечно, не могу не отметить чудесный финал.
3. В сети
Твой город спит. А ты не спишь.
В кромешной тьме за монитором
С тупым усердием сидишь.
А мир вокруг тебя, в котором
Найти себя не можешь ты,
Не дарит больше веры в чудо.
Лишь ощущенье пустоты.
Внутри, снаружи - в общем всюду.
И кажется, что жизнь - монтаж
Теней и гаснущего света...
Вбиваешь в поиск "Отче наш"
И ждешь от сервера ответа...
Подмена жизни, эрзац общения, слепая вера в то, что на любой вопрос можно быстро получить ответ в информационном поле, неизбежно превращаются в боль и безнадёгу одиночества. Такие, что однажды возникает острая потребность вбить в поисковик "Отче наш". Текст на экране появится быстро, а дальше что? Простыми словами о сложном, ровной интонацией – до горечи эмоционального отклика читателя. Как же важна и нужна в поэзии такая глубокая простота!
4. Возвращение блудной дочери
Так вышло, что рано рассталась я с домом,
И стал он из отчего просто знакомым,
Где люди чужие с чужими вещами
Любить и беречь его не обещали…
Вот так и узнала из писем соседки,
Что больше не тянутся гибкие ветки
Вишнёвого сада к калитке и ставням,
Что новый хозяин кота не оставил,
И ласточек нет,
И забыла про мальвы
Завалинка – место любимое мамы…
И мне бы приехать, ворваться как ветер,
В мой дом, что без солнца и лампочек светел,
Обнять его вместе с дровами, мышами!
Вот только, что делать с чужими вещами
И судьбами тех, кто купил за бесценок
Без мамы поникший
Родной пятистенок?
…Откуда взяла я, что жизнь бесконечна,
И люди на свете прописаны вечно?
Всё те же иконы и печь из самана,
Вот только твой голос не помню я, мама,
И трудно назвать три обрубыша садом,
И слёзы сдержать, что бегут водопадом!
…Давлюсь я чужими невкусными щами,
И давится дом мой
Чужими вещами.
Когда я прочитала это стихотворение, первое слово, что пришло мне в голову было: "честное", и уже потом "горькое". Может, потому и отзывается горечью сочувствия, что честное? Все мы неосознанно приукрашиваем и прошлое, и себя в нём, редко кто способен признаться, что дом "стал... из отчего просто знакомым," и " вот только твой голос не помню я, мама"
Но приходит день, и воспоминания становятся остры и неотвратимы, и тогда оживает всё: и вишнёвый сад, и завалинка, и сам пятистенок.
5. Сидеть у реки
Сидеть с друзьями у реки,
Сидеть, смотреть на поплавки,
Друг друга чувствовать плечом,
И вместе думать ни о чём.
Пасутся звёздные стада
И там, где тихая вода,
Мы среди звёзд отражены,
Глядим из чёрной глубины,
Как рыбы мимо нас плывут,
Как берег травянистый крут,
Как трое с этой крутизны
На нас смотреть обречены.
Скрипит уключина. Весло
По звёздам шлёпает не зло...
И берег пуст. Вода темна.
Мы каждый сам себе волна
К иным несёмся берегам,
Созвездиям и временам,
Чтоб, отразившись из реки,
Сидеть, смотреть на поплавки,
Друг друга чувствовать плечом,
И вместе думать ни о чём.
Прекрасное, чистое лирическое стихотворение, мне импонирует его негромкая философия, философия созерцания и размышления, его формула простого человеческого счастья:.
" Друг друга чувствовать плечом,
И вместе думать ни о чём."
6. Море синее
Море синее! Небо синее!
Море с небом на синь щедры.
Где же эта простая линия,
Разделяющая миры.
Горизонт растворился полностью,
Будто не было и вовек,
Песню радости, песню вольности
Синева поет синеве!
Всё сегодня с такими сдвигами,
Что так сразу и не понять –
То ли море мерцает бликами,
То ли неба сияет гладь.
Мы восторженны. Весла брошены.
И реалии таковы –
Околдованы мы (ах, Боже ж мой!)
Этим празднеством синевы.
Паруса зависают клиньями
В зыбком мареве, словно сон.
Где же эта простая линия
Под названием горизонт?
И кружится простор неистово,
И не ясно, хоть засмотрись –
То ли небо на землю брызнуло,
То ли море взметнулось ввысь!
Прочитала на одном дыхании, растворилась в синеве, в ощущениях чуда и счастья. Эти эмоции – то, что так необходимо всем нам. Спасибо автору за подаренное настроение, за летящий, искрящийся слог.
7. Дед
Отгремело. За давностью лет
тень войны изменила привычке.
В свояках с одиночеством дед,
и уже в строевой перекличке
рядового не ставят в графу,
отступили, тревожить не стали;
отдыхают на полке в шкафу
все его ордена и медали.
Не смыкает прищуренных глаз,
глядя в небо, в цветущие дали,
привыкает: уже много раз
на обед из окна не позвали…
И не греет накинутый плед
по погоде прохладной и зябкой;
греет с неба цветной трафарет
колобка, испечённого бабкой.
Ещё одно стихотворение об одиночестве. Об одиночестве человека, зажившегося на этом свете. Все, кто были дороги, уже за чертой, всё, что было жизнью – стало покоем, воспоминанием, прошлым. Но человек продолжает жить, и продолжает нести эту жизнь со смиренным достоинством.
8. Мышь
В окна вползет ночь
ночью не спит мышь
точит в двери ход
ищет в полу дыр
мышь не дает спать
в этом ее смысл
стану я вспоминать
с кем развела жизнь
и над листвой пихт
стайкой лесных эх
будет витать их
легкий как пух смех…
где-то в ночи - щелк
кто-то в дыру нырк
серая мышь - боль
сердца грызет сыр
выгляну за окно
выведать как рассвет
в черную чай - ночь
льет молоко - свет
солнечный луч сквозь
гроздь росяных призм...
вот и прошла ночь
вот и прошла жизнь
Интересное стихотворение, которое заставляет вчитываться в него, вгрызаться. Само движение мысли, раскручиваясь по спирали, подводит к яркому точному финалу, и простота двух последних строк работает на усиление впечатления. Автор в совершенстве владеет "великой и ужасной" короткой строкой, требующей особой точности каждого слова и умения концентрировать мысли.
9. Рыба по имени Сахалин
Шепчут торосы, плюются желчью морской,
Злятся, ползут, тени сжимая сопок.
Белая рыба мой будоражит сон –
Лёд поедая, плещется на востоке.
Хочет отбросить старую чешую,
Трётся прозрачным брюхом о мелководье.
Бьют плавники штормами, торосы бьют,
Шкура трещит, пластами на дно уходит.
Зазеленеет рана. Помятый бок
Хвоей пропахнет, морошковой сладкой кровью.
Чаячьим криком из глотки раскрытой боль
Вырвется с ветром и полетит над взморьем.
Рыба откроет саранковые глаза,
Шумно вздохнёт и... рассеется безвозвратно.
Вспомнить?.. забыть?..
Знаю точно: забыть – нельзя!
Я просыпаюсь.
Рыба, приснись мне завтра.
Завораживает. Держит в эмоциональном напряжении. Погрузилась в этот сон, нырнула в глубины подсознательного. Очищение – всегда через боль и кровь. Что победит в итоге: страх перед болью или потребность души в очищении? Ответит ли белая рыба?
10. неотправленное
милый друг увы моему письму
до тебя добраться не суждено
много лет одну пустоту и тьму
в дом пропускает моё окно
я тебя угадаю издалека
различу отпечатки твоих подошв
и когда ты грустишь у меня с потолка
начинает литься холодный дождь
посмотри убегает под мост вода
знай я люблю тебя как никто
никого не любил ещё никогда
обнимаю крепко
твой
конь в пальто
Любовная лирика – сложный жанр. Стихи о любви должны говорить так, как до этого никто не говорил, тогда им веришь безоговорочно. "Неотправленному" я поверила сразу: тонкое, пронзительное, жертвенное. И этот конь в пальто в финале. Адресанту не важно, помнит ли тот, кому он пишет эти строки, его. У него есть чувство, оно живёт и болит, и просит выхода.
11. Чат-рулетка
У неё пирсинг под носом, на шее татушки, ты для неё современник Пушкина, ну или, по крайней мере, деда-БГ. Она расскажет, как сдавала ЕГЭ, тут же интересуется, слышал ли я Коржа; отвечаешь, что ты с него откровенно ржал. Обижается: сам-то и так не сможешь, хоть тресни! Ну давай баклан, изобрази что-нибудь интересное.
И ты расчехляешь свою гитару, поёшь ей "Солнечный остров". Она говорит: Ну, ни фига себе, какой ты старый! Это же вроде из девяностых? Поправляешь: вообще-то я её пел в восемьдесят втором. Кстати, шла на ура под вьетнамский ром. (Жуткое пойло, но правда цепляло сразу. Пару стаканов и отшибало разум). Потом споришь с ней, что в общем-то ты не так уж и стар. Что вот недавно из-за девчонки прыгнул с моста (вдруг осознаёшь: с тех пор прошло уже сорок лет), впору поплакаться в чей-то жилет, что жизнь пролетела быстро (такая стерва), И ты все никак не освоишься в двадцать первом. Впрочем тебе есть чем поделиться (пятьдесят пять за плечами) ,но уже через пару минут она откровенно скучает. Зачем ей твой опыт, картина мира и мысли? У неё все своё: и кумиры и коромысло.
Думаешь как спасти разговор (вари, горшочек, точи, точило).
А всё... тебя отключили...
Чем больше ускоряется жизнь, тем чаще чувство одиночества проникает в неё. Не удивительно, что стихов об одиночестве на конкурс поступило много. В этом стихотворении тема показана через вечный диалог, нет, скорее, монологи поколений. "Они не такие, как мы". Да, не такие. Но они такие, какими когда-то были мы. Нам хочется быть услышанными, им хочется быть услышанными, но где найти те точки соприкосновения, чтобы два монолога стали диалогом? Автор очень достоверно, и при этом поэтично всё сказал. Именно "Чат-рулетка": одна реплика в разговоре может всё изменить, повернуть в другое русло, но как нащупать эту реплику? Грустное, да. Финал пронзительный, финал об одиночестве, о чувстве ненужности своей.
12. Апрелевский
.
.
Ты меня проводи –
лишних слёз у любви не бывает.
Волю вольному! –
ты не хотел – я авансом даю:
на маршруте «Желанье» устали не только трамваи...
Проводи под «Гавайскую песню»!
Пускай подмосковный июнь
продаёт эскимо на перроне, а сам тихо тает...
Та ли это платформа? А голос? А те ли слова?
В расписании летних измен – изменения –
больше не тайна!
Извиняться не стану –
ну да, – я опять не права...
Проводи, –
заждались меня дом, тишина и прохлада.
В мягких складках у чувства запутаться – это ли грех?
Греет, что не приходится врать
и лукавить не надо.
Будем вместе грустить,
только каждый – в своём сентябре...
Грейся подле меня – до поры, от порога, порока...
Роковые ошибки топи в шоколадном суфле.
Даже лету случается быть иногда одиноким –
не жалей ни о чём,
я прошу, – ни о чём не жалей!
А прощания долгие стоят того чтобы помнить
слов ненужных запои
и соль на горячих устах,
но от первой платформы отходит «апрелевский» поезд –
поезд детства, – из тех,
на которые не опоздать…
Хорошее, живое, просторное! Чудесная любовная женская лирика. Сквозь лёгкость изложения отчётливее слышны ноты горечи и отчаяния, и этот контраст работает на эмоциональный ответ читателя. Ну и за "Апрелевский" поезд спасибо – мой ежедневный маршрут на электричке как раз через ту самую станцию Апрелевка проходит.
13. Мифические сады
Вижу – чернильные облака
Свесились лозами свысока,
Будто сады Ассирии.
Вижу террасы седьмой ступень,
В волны шагнувшую светотень
Полной луны.
Там синие
Стены мифического дворца,
Сада цветущие деревца
В зеркале вод красуются.
Древний садовник тревожно спит,
Дух его видит во сне сильфид.
Танцами их любуется.
Этот садовник, наверно, я –
Всплыл миражом из небытия.
Вавилонянин – предок мой.
И не какой-нибудь свинопас,
А архитектор живых террас –
Семирамиде преданный.
Я и теперь среди клумб хожу:
Розы сажаю и госпожу
Царственную глоксинию.
В сумраке неба висят сады,
Падают в море его плоды –
Ах, нереально синие!
Удивительное стихотворение, завораживающее, изящное, с многослойными образами. От него веет первозданным созерцательным покоем – покоем архитектора садов, любующегося своим творением. Утончённое, философское, оно, как спелый плод, упавший из небесного сада.
14. Старая усадьба
Луна над крышей.
Черви в саду.
Я покупаю этот дом.
Аллен Гинзберг
*
В усадьбе бабушки поэта
С дорожек сдвинуты скамьи.
И вынесен из кабинета
Весь Рубенс жадными людьми.
Не чищен пруд, покрытый ряской.
Изъела ржавчина замки.
Давно ключи от дома связкой
Зарылись в ил на дне реки.
Подобно юности сбежавшей,
Бесследно вся вода стекла
Со дна литой фонтанной чаши.
И следом трещина легла.
Блуждая с палочкой по саду,
Какой-то родственник, старик,
Снимает с вымокшей ограды
Прилипшие листы из книг.
И в летних сумерках аллеи
Закатным пламенем горят.
Среди дубовых крон белея,
Стоит камен скульптурный ряд.
Их руки сломаны по плечи.
Ветшает старый барский дом.
Но стая ласточек щебечет,
Порхнув под арочный пролом.
Там ты со мной в библиотеке,
У растворенного окна...
Нас ждут долины, горы, реки…
И золотые времена.
Простыми словами о простом и понятном, а получилось глубоко и метафорично. Очень тонкое и наблюдательное стихотворение. Автору удалось погрузить меня в атмосферу заброшенной старинной усадьбы, где следы былого величия, в первую очередь, духовного, более выпуклы, чем картина запустения. Но главное, чем дышат эти строки – это любовь и надежда.
15. Стиль
В канале Грибоедова полощет небо тучи,
но как оно ни мается, вовек не отстирать -
висят они над городом проклятием летучим,
дождят холодной моросью в открытую тетрадь.
Здесь осень въелась ржавчиной в рифмованные строки -
не вывести ни уксусом, ни марочным вином,
а город возвышается - таинственный и строгий,
над временем негаснущим, как музыка «Кино».
Кружится сон нечаянный исписанной страницей,
взлетает с ветром северным, цепляется за шпиль.
Пойдем гулять по Питеру! Тебе он тоже снится.
Пойдём туда, где пасмурно, где осень - это стиль!
Не просто стиль, атмосфера. Вот я и погрузилась в атмосферу питерской осени вместе с автором. Тоже захотелось погулять по Питеру осенью, подставить свою открытую тетрадь под чернильницы-тучи: вдруг и на мою долю хватит дождевых чернил? Очень понравились строки:
"Здесь осень въелась ржавчиной в рифмованные строки -
не вывести ни уксусом, ни марочным вином."
16. Музей
В воскресный день с сестрой моей мы вышли со двора.
- Я поведу тебя в музей! - сказала мне сестра.
Сергей Михалков
В Египте не сочтёшь людей и не сочтёшь дорог.
Одной из них в воскресный день к евреям шёл пророк.
Он проповедовал и шёл, и больше – ничего,
но проникала в каждый дом святая речь его.
- На свете, братья, место есть, где - мир и благодать,
мечтаю я пойти в музей и вас туда забрать.
Вставай, потерянный народ, очнись от жизни сей,
я поведу тебя в музей! - воскликнул Моисей.
Евреи встали, взяли скарб, щепоть родной земли,
запас еды на сорок лет, вздохнули и пошли…
В воскресный день, в такой-то год, как летопись гласит,
поляки шумною толпой болтались по Руси
и разоряли то амбар, а то обоз с треской,
тут подошёл случайно к ним крестьянин костромской.
- Панове, так заведено, что дорогих гостей
первейшим делом на Руси всегда ведут в музей.
Обычай надобно блюсти, давно на том стоим,
и я вас поведу в музей, - сказал крестьянин им.
Поляки спели «Отче наш», поцеловали крест
и за крестьянином пошли в непроходимый лес…
Года, как волны по реке, торопятся, бегут,
а старый лодочник, один, сидит на берегу.
Вот, человек пришёл к реке, не зная почему.
- Я повезу тебя в музей, - сказал старик ему.
- Я всех в музей вожу с тех пор, как здесь течёт река,
и за провоз беру всего два медных пятака.
Слаб человек. В земную жизнь впервые сделав шаг,
к искусству тянется его заблудшая душа.
Еврей ли, русский ли, поляк, от века всё одно -
идёт, когда его ведут в музей,
в театр,
в кино…
Сплав юмора с философией, ненавязчивым историческим экскурсом, некой психологической подоплёкой, очень симпатично смотрится. Текст живой, читать его интересно. Такая кажущаяся лёгкость предполагает серьёзную работу над каждой деталью.
17. Миндаль
В этом марте опять без меня на бульваре миндаль расцвел.
Сладко пахнет - и пчелы гудят в вышине, наполняя слух.
Узловатой неверной тенью зацепился на склоне ствол.
Под обрывом изгиб шоссе повторяет извивы бухт.
Лепестки заметают редут, налетая, как поздний снег.
Где тропинка, петляя, вилась, склон зарос молодой травой.
В эполетах зеленой бронзы Тотлебен смотрит поверх
Суеты современности. Долу клонится ствол кривой.
А стемнеет под вечер - когда канут в море следы зари -
В амальгаме агатовой вод и небес огни задрожат.
Лабиринтами узких улиц обозначатся фонари,
Тьму разгонят в провалах лестниц и пустотах ночных аркад.
Глажу выгнутый ствол, улыбаясь гудящей юной пчеле.
Ты укроешь меня светотенью, наклонишься, храня мой сон
В каменистой, сухой и чистой, бесконечно родной земле,
Там, где память, ярость и боль затихают под говор волн.
Стихотворение течёт, как медленная река, за каждым поворотом открывая новые картины, наполняясь новыми образами. Филигранная работа с деталями, неспешный, тягучий ритмический рисунок создают эффект 3-Д присутствия, погружают в атмосферу весеннего севастопольского дня. Но созерцательная тишина пронизана чувством острой тоски, идущим от чудесной первой строки. И, конечно, замечательны финальные строки.
18. Трамвай по имени "Букашка"
Жёлтый трамвайчик в карминовых шортах,
Утром подросток, а к ночи старик -
Катится звонко на рельсах потёртых,
В искрах от токоприёмных вериг.
Транспорт без отчества, просто "Букашка",
Сам себе воз и Конёк-Горбунок!
Форточки вон и душа нараспашку -
Он вне депо и в депо одинок.
Рельсы-артерии полные тока,
Гонят вперёд непоседу вагон,
Что ж на Садовом Кольце одинока
Жизнь железяки за счастьем вдогон.
Центнер билетов в утробе трамвайки,
Скушан народом, а может и впрямь...
Всё же правдивы путейные байки,
Что у Букашки в окошках герань.
В доме не жил, а депо тот же хостел:
Краны цехов на втором этаже,
Взять бы да грохнуть об рельсы компостер,
Да успокоиться в ломе уже!
Но, не судьба, ведь столица не верит,
Впрямь, ни людским ни трамвайным слезам.
Рупор хрипит: "Открываются двери,
Выход для всех: остановка Сезам!"
К дворникам-векам дождинки пристали,
Дружно кричат: "Улыбнись баламут!
И закаляйся, раз сделан из стали,
Рельсы поддержат, потомки поймут"...
Очаровательное и живое, и такое... до самых печёнок московское. По первым строкам вспомнился паровозик из Ромашково из мультика нашего детства. Вот только жизнь паровозика была лёгкая и радостная, чего не скажешь о трудной трудовой жизни "Букашки".
Я люблю стихи, наполненные зрительными образами, когда читаешь, и видишь всё, от яркого трамвайчика, окрашенного так, как было в нашем детстве, до тоски одиночества в его старческих фарах-глазах.
19. Мы сегодня кормили уток
Серых будней уходит скука
Неприятностям вопреки.
Мы сегодня кормили уток
В парке стареньком, у реки.
Утки двигались в возбуждении
Вслед за хлебом вперёд-назад.
Ты смеялся, и наслаждение
Отражалось в твоих глазах.
Сколько счастья тебе поистине
Доставлял сей простой досуг,
Что казалось, забыл ты искренне
Про тяжёлый большой недуг,
Что, как червь, точит плоть безвременно,
Приближая худой порог.
Сколько жизни тебе отмерено –
Это ведает только Бог.
Трудно спорить, порой, с судьбою,
Неизбежность её круша.
Но смеялась и я с тобою,
Хоть рыдала моя душа.
Маленький эпизод из большой жизни. Маленький, но так о многом говорящий: о том, что место радости есть всегда, что она порой таится в обыденных мелочах, о том, что главное в жизни – наши близкие, и что основная поддержка – это разделить радость с дорогим человеком, сумев спрятать боль и слёзы. Что осталось за кадром, то осталось за кадром, да разве важно, что там? Главное, это искренность и глубина, отзывающиеся в читателе.
20. Перевод с июньского
Сбросив белорозовые пачки,
Яблони ушли в декрет до Спаса...
У июня сборник рифм в заначке -
Вот бы растрясти его запасы!
Чтоб душе стихами плодоносить
Спелыми - а не с боков припёка!
Но июнь - любитель поматросить -
Не даёт ни форы, ни намёка.
Впрочем, у него свои резоны
На любые степени свободы...
Неспроста же прячут горизонты
Золотые крылья небосвода.
Неспроста, когда палитру цвета
Окунает в сумеречность вечер,
Хочется подслушать шёпот лета
И перевести на человечий.
Прикоснусь к заждавшемуся грифу,
Только снова струнам промолчится -
Ведь июнь упрямо прячет рифму
К твоему дыханью на ключице...
С какого неожиданного чудесного образа начинается стихотворение! С таким началом ох, как нелегко бывает выдержать установленную самому себе планку по всему тексту, но в этом случае, мне кажется, автору это удалось. Мне нравится мимолётное, но очень трогательное девичье страдание в финале, открывающее второй, любовный, подтекст, нравится напевность, какая-то внутренняя народность текста.
Мой выбор:
1. Светлана Тимашева "Ненужная"
2. Нина Баландина "*** Как ни старайся, просто невозможно"
3. Чен Ким "В сети"
4. Аля Воронкова " Возвращение блудной дочери"
5. Александр Ганул "Сидеть у реки"
6. Айк Лалунц "Море синее"
7. Евгений багрянцев "Дед"
8. Владимир Горьков "Мышь"
9. Фадей Максимов " Рыба по имени Сахалин"
10. Саша Сикирина "неотправленное"
11. Виктор Вороненко "Чат-рулека"
12. Екатерина Чаусова "Апрелевский".
13. Дульсинея Ейская "Мифические сады"
14. Ольга Королева "Старая усадьба"
15. Елена Биронт "Стиль"
16. Александр Быстров-4 "Музей"
17. Ида Лабен "Миндаль
18. Сеня Протуберанцев "Трамвай по имени "Букашка"
19. Людмила Денисова 2 "Мы сегодня кормили уток"
20. Ариша Сергеева "Перевод с июньского"
Свидетельство о публикации №123061006537
Стихи все замечательные, работа "судьи" - мучительна :)
С со-чувственной улыбкой,
Екатерина Чаусова 14.06.2023 22:12 Заявить о нарушении
Спасибо!
В отборочном туре было очень много хороших стихов, хотелось бы выбрать больше, но...
Вероника Трунова 15.06.2023 07:25 Заявить о нарушении