Поэтический трактат

Поэтический трактат о эмпирическом чувственном познании .
                Часть 3
             Царегородцев Никита.


Элегия на тему конца мира.


Победоносная месса обременит время.
Изъявление всех закономерностей, причинностей и следствий воплотит себя в бесконечности.
Хоралы запоют звёздные небосводы.
Свет растворится в тьме.

А темнота в метаморфозе исполнится божественным танцем.
В системе законов, фактов и тождеств будет пируэты выполнять мрак.

И движения суетливо повелят мгновением.
Природа растворится в собственном величии.

И жизнь опрокинет саму себя.
Падёт золотое перо.

И в пространстве возникнет высшее равновесие.
Гармония всех времен и пор.
Всех трагедий, и каждого счастья.

Любое чувство разобьется об скалы этого творения.
Каждая случайность коснется своего же оформления.

И нива заполнит мир.
Феерия и идиллия мысли.

Юдоль растворится в реке Лета.
А фатум очистится в самом же себе.

Луч пройдёт сквозь хаос и облечёт его.

А ветер будет нести его сквозь туман вечности.




Тирада сокровенного чувства.



Сосуды минувших эпох вьюгой выражаясь, меня приветствует.
Протяни мне руку мой убийца.

Налей мне яду в бокал.

Или вместе со мной пройдись по улице туманной.

Посмейся со мной над восхождением сверхчеловека.

Облаков винные капли влей в мою душу.

Вспомни любви прикосновения.

Тайны осуществления.


Аккорд.


Постоянно этот глухой, ненавистный. Отвращением объятый как пламенем.

Аккорд.


Убийца!

Не ты ли мой спаситель?



Дай я тебя обниму когда ты ударишь мою спину ножом.

Бей сильнее аккорд.

Отголоском всего неизвестного стань.

Вспомни свой главный порок.
Таков нравственности урок.

Докажи жизни своей смысл.

А пока наитие не снизошло, обремени себя вином
Как пьяным сном.


Сосуд дай к тебе прикоснуться.

К твоему горю и счастью.


Дай забыться в тебе как в самой единственной, невинной любви.


Любви к существованию.

Почему не даёшь ты сделать мне глоток убийца?

Не ты ли мой спаситель?

Не ты ли со звёздных небосводов снизошёл?

Не ты ли величия посланник?


Давай убей.

Наполни мою жизнь.

Исполнись дерзновения!

Не оставляй меня немого.

Увядать муравьем земным.



Протяни мне руку.


Сосуд пламенем жизни объят.


Вот бы сгореть в нём дотла.


Как ведьмы в былые времена.



Строфы мои, реверанс моей самой сокровенной мысли.


Самого драгоценного треволнения. Самого откровенного безумия души.



Скрипки отчаянные пассажи.

Дымов парады.

Гениальности серенады.



Бесконечные мириады.



Обними меня мой убийца!
Налей яду в мой стакан!
Из кувшина жизни дай выпить глоток.
В бессмысленности утопая я тебя провозглашаю.
Единственной моей любовью.
Тенью моей единственной добродетели.

Спесь!

Искуситель!

Глупец!

На фортепиано искупают мои пальцы, В злости клавиши ломая свой главный грех.



Я к величию взываю.

Моё падение…

 
Дай коснутся тебя мой главный искуситель.

Единственный спаситель!


Познание сокровенного.
Духа надменного.
Фугой складной выцветая.
Родная стужа высыхает.


Величие чувства я касаюсь.
Луча истины проблеск вкушая.

Внемля его свету я в любви признаюсь тебе.

Мой единственный убийца!







         Гимн великой трагедии. (Предисловие написаное главным героем).



Обрекает очередную судьбу.

Скрипок непрекращающиеся пассажи.

Дионисия  и Аполлона игра в кости.

Игра Мельпомены на флейте.

Бренность нот.

Не вкусивших плоть выражений

Всех данных изъявлений.

Не постигших голоса Эрато в них.


Звук воплощения


Отчаянные последние возгласы безумия и жизни.


Гения и высшего томления.


Последних ветров дуновения.


Оправдания жизни.


Выпитого яда, и смерти.


Когда боги убивают жизнь?

Есть ли у жизни способ восстать?

Убийство…

И вот игра Мельпомены заканчивается.

Встаёт человек и последний раз вкусив величия и горечь жизни придаёт её забвению.


Сансара и нирвана, Брахман и Атман.

Сиддхартха и Бетховен.

Ницше и Фауст.

Являлись ли они подобием восставших против воли и представления?

Или каждая жизнь только закономерность природы воплощающая себя в действительности?

И нету в жизни собственного человеческого величия. Всё проделы божеств, или постоянное изменение природных систем под средством определённых правил.


Оправдал ли я своё существование?

Свою смерть?


Вот в чём вопрос.

Вопрос бытия и смысла.


Очередной ли я Томас Чаттертон?

Ганс, Рудольф Витгенштейн?


Или только глупец?

«О дивный новый мир»

Имеет ли это высказывание смысл?


Не всё ли метаморфоз одной системы.

Бифуркация физической действительности.


Все её возможные состояния.


Высший абсолют.


Высшая данность.


Grosse Fugue звучит во мне.


И это уже оправдывает меня.


Не достаточно слов.

Для описания пера.

Власти поэта.

Божественного наставления.

И великого становления познания, пронизывающего чувства единства. Гласности природы в себе.


Вот он мой монолог, элегия скоро мёртвого поэта. А это оправдания прожитых мною лет. Величие каждого цветка на горе по которой идёт одинокий мудрец. Цветка который сорвёт маленькая девочка. Мужчина дарящий его женщине как знак своей высшей любви и преданности. Учёный изучающий его для того чтобы утолить жажду познания. И поэт описывающий всё с ним связанное ради красоты слова.  Философ смотрящий на это, и восклицающий в экзальтации именование своей новой системы, описывающей всё естество выше описанного. Вот очерк о красоте маленького цветка на горе. И о его судьбе.

 А моя судьба в свою очередь, предаться забвени. 


Моя жизнь это рождение трагедии.

Её пролог.

Главный монолог.

И падение занавеса к полу.

Эпитафия:

Величие жизни в её хаосе. Во всех возможных метаморфозах которые включает одна система. Во всех становлениях, следствиях, причинах.

В познании этого, в прожитие этого.


Мне не было даровано величие, мне не была дарована полная жизнь. Но мне была дана возможность увидеть красоту, и постараться описать её.





             Трагедия:


Возвышается человек над склоном скалы. Благоухает природа окружающая его, лунный свет извивается в воздухе. Щебет птиц воплощает себя в его слуху. И плеяды звёзд кружатся над ним в танце.


Не это ли демон, обременивший меня на гибель?

Не это ли ангел даровавший мне возможность познать величие природы?


Юдоль снизойди ко мне своим образом лучезарным.

Покажись мне мой искуситель, мой убийца.


Заслужил ли я свою смерть?

Падает он на колени, и слёзы льются с его глаз.

Великим томлением обвит он как накиданной на шею плетью.

Почему душишь ты меня мир?

Почему не даёшь познать собственное красоту?

Разве я тебя не достоен?

И сгорающим пеплом в памяти начинают изъявляться образы нахлынувшие из былых времен.


Идиллия любви и познания.


Первый трепет,
Первое томление.
Первая страсть.

И тихо касается рука его плеча и шепчет: всё хорошо.


И начинают скрипки и литавры играть.
Арии звучать в исполнении муз музыки.


И поворачивается он и встречает своим взором высшее божество, оглядывает её и говорит: Я всем своим существом благоговею к вам. Моя любовь к вам невыразима, но также и мой гнев.

Вы абсолют моих чувственных выражений.


А она лишь присаживается и говорит: Хочешь я поведаю тебе историю времени, не поведённую не одному земному существу.


Он лишь обращает свой взор на её лицо, и нежно рукой прикасается к кончикам её губ.

Я тронул всё самое прекрасное, самое мною ненавистное, то что я презираю и почитаю безмерно.

И молвил он: Поведай мне историю мира, а потом я предамся забвению в твоих руках.


Та одарила его поцелуем, таким который выразил весь мир, всё знание, всё чувственное. Всё то чем пронизана вселенная. И после она исчезла.

И стоит он у склона горы, созерцая красоты миров, абсолютность знания и чувства и в этом божественном мгновении он произносит: Остановись, не уходи творение. Дай растворится в тебе. И в этот миг его сердце перестаёт биться и он падает. Птицы щебечут, леса и цвета благоухают. А он исчезает в природе, в слове, в дуновении ветра. В божественных ариях и текстах поэтов. В великой трагедии.