Люблю абсурдность бытия

Я солью в суть противоречий. Душа - орган, роман наречий.
На рифмы пуст, беглец беспечен. Бал не окончен, Воланд - свечи!
К чему ночная суета? Быть маскараду, небеса!

Так романтическая пыль и сказку воцаряет в быль.
И негой слов трепещут веки. И позолотой неба скрепы.
Чернилам путь  неведомо куда, за тридевять веков, без сна.

Париж, Монмартр. Век - вчера. В "Проворный кролик" череда.
Поэтам в живописцев слог. Озябшим, ветер - в камень ног.
Стакан вина и кистям рок четвертовать холсты из строк.

Надменен Рим, черств Ватикан,  эпохе Возрожденья - храм.
Тут коронован Ренессанс, Лауры миф: любовь - капкан.
Венец лавровый, сан Петрарки. Средневековьем слог и арки.
Античным статуи, Вергилий, пруды кувшинок, старший Плиний.

Теперь огонь. Чернь инквизиций. Еретиками плач страницы.
Но хор ста тысяч торквемад, псалмы читает, вздору рад.
Костры пылают, казни ведьм, очерчен круг и  клеткам зверь.
Не прекословь, молчи душа, врата открыты в небеса.

А Воланд, Мастер, Маргарита? Им - в бал. Ловить Лолиту.
Открыть небесный сеновал для ног скрещений, в мадригал.
На  радость Солнцу - карнавал и тени масок, кто устал.
Столы ломятся, угощений и вин кувшины, облегченьем.

Труды напрасны, порчен слог. Но мед устами. Ты - продрог?
Тысячелетия столетий. Все об одном: пребудьте в детях.
Не будьте так серьезны, верьте. Одна судьба на всех: рык смерти.

Люблю абсурдность бытия. Его греховность так чиста.
Так любознательна, честна, усердна страхом жизни в Я.
Но вот опять, журчит весна, у изголовья, в сердце сна.
За вдохом выдох,  бег смычка. Рубином альт у ног ручья.