Остров спокойствия

Глава 8




В апреле 2013 года Эсси родила здорового мальчика, которого счастливый отец назвал Диланом. В том же месяце ее напарник ушел на пенсию, и она сделала запрос, чтобы новым напарником ей назначили детектива Рида Квотермейна.

Даже в декретном отпуске она держала руку на пульсе, получая от будущего напарника регулярные оповещения, сплетни и репортажи.

«В жизни столько неожиданных поворотов», – думала Эсси, выскользнув из спальни, где спали ее муж и ребенок.

Она никогда не ожидала, что станет детективом второго класса и будет работать в Отделе по расследованию особо опасных преступлений. Она никак не ожидала, что в ее жизни появится такой милый, веселый, умный и сексуальный мужчина, как Хэнк. И совсем не ожидала головокружительной волны любви, которую испытывала всякий раз, когда смотрела на своего сына или думала о нем.

Однажды июльской ночью в ее жизни произошел поворот, и после трагедии ее путь, надо признать, был чертовски хорош.

Эсси налила травяного чая в стакан со льдом, взяла из стопки журнал, вышла из дома и села на веранде. Ей следовало бы остаться наверху и поспать, – мама советовала всегда спать, когда спит ребенок. Но так хотелось вдохнуть весеннего воздуха и погреться на солнышке!

Может быть, потом они положат ребенка в коляску и прогуляются.

И, может быть, свежий воздух поможет трехнедельному Дилану проспать дольше, чем его рекордные два часа тридцать семь минут.

Все может быть.

Или они с Хэнком залягут в кровати и посмотрят фильм. И если она сперва сцедит молоко, может быть…

Она задремала.

Проснулась резко, от испуга, и машинально потянулась за оружием, которого при ней не было.

– Прости! Прости! – Рид вскинул руки. В одной из них он держал букет бело-розовых тюльпанов. – Я не хотел тебя будить. Хотел просто оставить…

– Который час?

  – Около половины шестого.

– Ладно. – Она вздохнула. – Я задремала на несколько минут. Ты принес мне тюльпаны?

– Сестра напомнила мне, что после первых двух недель люди склонны забывать про измученных недосыпом мам. Почему ты не спишь в доме?

– Да я и не собиралась спать… Садись. Мои мальчики спят наверху. Я рада компании, лучше поболтаю с тобой, чем пускать слюни на крыльце. Погоди. Сначала иди и налей себе выпить. Есть такой чай и есть пиво.

– Возьму пива.

Рид вошел в дом, достал из холодильника бутылку, открыл ее. Затем вернулся, сел.

– Как дела?

– Честно говоря, не представляла, что можно быть такой счастливой. Хэнк сказал мне сегодня, что решил взять творческий отпуск на год. Будет папой-домоседом. Мне не нужно думать о том, чтобы оставить Дилана с няней или в яслях.

Ее глаза наполнились слезами, и она похлопала себя по щекам.

– Гормоны гуляют. Придут они когда-нибудь в норму? Отвлеки меня, расскажи о полицейских делах.

– Мы закрыли дело Бауэр.

– Ты ее поймал!

– Ага, коварная и алчная вдовушка села. Ее парень заговорил, пошел на сделку со следствием, и она ответит за убийство.

Рид рассказал еще о нескольких расследованиях, посмешил офисными сплетнями.

– В выходные я посмотрел пару домов…

– Ты их уже почти год смотришь.

– Ни один пока не сказал мне: «Это я!»

– Ты, наверное, слишком привередливый. Так и проживешь всю жизнь в той дерьмовой квартире.

– Квартира – просто место для сна. А дом должен быть идеальным.

С этим она не могла поспорить.

– Тот дом, что мы с тобой смотрели пару месяцев назад, был отличный.

– Почти. Не «прямое попадание». Я сразу узнаю, когда его увижу.

– Может, дело в Портленде?

– К Портленду у меня претензий нет. Живу близко к семье, теперь вот буду работать вместе с тобой. Это все компенсирует – до тех пор, пока не будет прямого попадания.

– Я сказала бы, что тот же подход к отношениям мешает тебе найти пару, но я сама была такой же – до Хэнка.

– Нет прямого попадания, – кивнул Рид. – Я получил приглашение на свадьбу Элоизы. В июне.

– Она все-таки решилась.

– Да. У нее все отлично.

– Есть еще что-то. – Эсси тронула его руку. – Я же вижу.

Мгновение Рид молча смотрел в свое пиво, потом встряхнул копной волос, которую больше не требовалось коротко стричь.

– Ты не получила оповещения?

– Черт. Я даже не помню, где мой телефон. Кто?

– Маршалл Файнштейн. Которому пуля попала в бедро. Он сумел отползти…

– И дал весьма подробные показания о Полсоне. Файнштейн консультировал в документальном фильме. И каждую годовщину появлялся на телеэкранах.

– Больше не появится. Сбит машиной. По утрам он бегал трусцой – встав на ноги после ранения. Машина даже не снизила скорости, выбила его из «адидасовских» кроссовок и помчалась дальше.

– Свидетели есть?

– Тихий участок дороги, раннее утро. «Лендкрузер» со следами наезда найден в полумиле от места происшествия. Владельцы – родители двух детей, бухгалтер и педиатр – сообщили об угоне почти в ту самую минуту, когда машина врезалась в Файнштейна. Мы их еще проверим, но это не они.



– Кто-то, знавший распорядок дня и маршрут Файнштейна, угнал машину, чтобы его убить.

– Уже шесть смертей, связанных с «Даун-Ист». Три убийства, включая Файнштейна, два самоубийства и несчастный случай с Марсией Хобарт. Тут наверняка есть связь, Эсси.

– Одно самоубийство было в Делавэре, другое – в Бостоне, третье, как считается, связанное с преступной группировкой, произошло в Балтиморе. – Она подняла руку, прежде чем он возразил. – Я не говорю, что ты ошибаешься, Рид. Но это все еще натяжка. Связь действительно прослеживается, однако, по статистике, в любой большой группе людей будет смерть, самоубийства и несчастные случаи. Способы убийства разные. Пистолет с глушителем, нож, автомобильный наезд.

– Общее в них – излишнее усердие, – настаивал он. – Три пули в Роберте Флиск. Тринадцать ножевых ран в Мартине Боулингере, Файнштейн сбит огромным внедорожником, ехавшим на большой скорости. Боулингер тогда первый месяц работал охранником торгового центра, а когда началась стрельба, запаниковал и сбежал. Не смог с этим жить, начал употреблять наркотики. Он был в отключке, когда его ударили ножом, умер после первых двух ударов, но убийца не остановился. Перебор. А самоубийства? – взволнованно продолжал Рид. – Что, если это были не самоубийства? Добавь сюда случай с матерью Хобарта…

– Ситуация с матерью Хобарта выбивается из шаблона. Она не пострадала в перестрелке. Она не была жертвой, как остальные.

– Она была жертвой! – Зеленые глаза Рида горели. – Может, она не была идеальной матерью, может, она была слишком слабой, но она была жертвой. Сын сделал ее жертвой.

– А мотив?

– Для мотива иногда достаточно безумия.

Лед в стакане растаял, разбавив чай, но Эсси все равно его допила.

– Может, потому ты и сидишь до сих пор в той дерьмовой квартире. Нельзя все время об этом думать, Рид. Надо жить дальше.

– Я не стал бы копом, если бы не та ночь и если бы не ты. И коп во мне видит тут умысел. Я собираюсь внимательно расследовать самоубийства и несчастный случай. В свободное время, конечно.

– Хорошо, хорошо. Если найдешь что-нибудь, я первая помогу тебе открыть дело.

– Договорились.

Из окна наверху послышался плач ребенка.

– Меня зовут, – сказала Эсси. – Не хочешь зайти, остаться на ужин?

– Не сегодня, спасибо. В следующий раз я сам принесу ужин.

– Не откажусь. – Она собрала тюльпаны. – Спасибо за цветы, напарник.

– Не за что. Развлекайся, мама.

– Я научилась спать стоя. – Эсси остановилась у двери. – Мои сиськи – молочная фабрика, и я уже месяц не занималась сексом. Но знаешь, что? Это здорово. Приноси ужин.

– Будет сделано.

Он пошел к своей машине, думая о том, как сейчас вернется в свою дерьмовую квартиру, сунет в духовку замороженную пиццу и займется теми самоубийствами.



Симона перетаскала чемоданы и коробки вниз по четырем лестничным пролетам к автомобилю подруги. «Просто небольшая развилка на дороге», – бодро сказала она себе. Развилка на дороге, и большое яркое событие для Ми – переезд в Бостон, должность в больнице «Масс-Дженерал».

Ми много работала ради этого, и у нее все получится.

– Куда ты все сложишь? Нужно было отправить книги по почте.

– Ничего, войдет. – Ми приложила палец к виску. – У меня все спланировано. Это как тетрис.

Понимая, что больше она тут ничем не поможет, Симона отступила от машины и наблюдала, как Ми загружает, расставляет и передвигает коробки. Длинный хвост черных волос Ми был просунут через заднюю петлю бейсболки «Бостон Ред Сокс». Обрезанные джинсы, розовые кроссовки, футболка «Колумбийский университет». Миниатюрные руки, – думала Симона, запоминая каждую деталь. Короткие ногти, никогда не знавшие лака. Маленький вьетнамский иероглиф, вытатуированный под большим пальцем правой руки: «Надежда».

Красивые темные глаза, мягкая линия подбородка, нос с тонкими ноздрями.

Большие часы на тонком левом запястье, крошечные золотые гвоздики в мочках ушей.

И, конечно, мозг – ведь Ми в считаные минуты загрузила в машину все коробки.

– Готово! Видела?

– Да. И как я могла сомневаться?.. Только вот тебе еще одна. – Симона протянула ей коробку, которую до сих пор держала за спиной. – Открой ее, когда доберешься до места и найдешь комнату.

– Я найду комнату, но открою прямо сейчас.

Ми стянула ленту, сняла крышку, откинула ткань.

– Ой… Сим…

Миниатюрная скульптура, размером не больше руки Ми, изображала три лица. Ми, Симона и между ними – Тиш.

– Я хотела сделать тебя и меня, но… она захотела быть здесь. Я думаю, так она выглядела бы. Если…

– Очень красиво, – промолвила Ми сквозь слезы. – Мы красивые. И она с нами.
– Она гордилась бы тобой, будущий доктор Юнг.

– До доктора мне еще далеко. Она гордилась бы и тобой. Смотри, какая ты талантливая! – Ми нежно провела пальцем по лицам на миниатюре и прошептала: – Тиш стала бы звездой.

– Непременно.

– Первое, что я сделаю в новой квартире, это найду для нее место. – Ми осторожно прикрыла миниатюру тканью и закрыла крышку. – О боже, Сим, я буду так скучать по тебе!

– Мы будем переписываться, созваниваться и общаться по «фейс-тайм». И навещать друг друга.

– С кем я буду говорить, когда не смогу заснуть?

– Со мной. Ты мне позвонишь. – Симона крепко обняла Ми. – Разрешаю тебе заводить новых друзей. Только не заводи новую лучшую подругу.

– Ты тоже.

– Ни за что. Ну, пора, – сказала она, не выпуская Ми из объятий. – Напиши мне, когда приедешь.

– Я тебя люблю.

– И я тебя люблю. – Симона заставила себя отойти. – Поезжай. Задай там жару, Ми-Хи. Задай жару, исцели все болезни и будь счастливой.

– Задай жару, Симона, твори великое искусство и будь счастливой.

Ми села за руль, надела темные очки, пряча слезы, и, в последний раз взмахнув рукой, выехала на дорогу.

Симона вошла в подъезд, вернулась в квартиру и впервые в жизни начала жить одна.

Она могла себе это позволить, да и не хотела никаких соседок. У нее была работа, она получала гонорары за позирование и даже продала несколько маленьких скульптур через местную галерею.

Спальня Ми станет ее студией, ее мастерской.

Симона немного поплакала, затем перенесла в комнату Ми художественные принадлежности из своей спальни и из своей части гостиной. Теперь не надо будет перелезать через кучу вещей, чтобы лечь в кровать.

Свет в комнате Ми – поправка: в ее студии – был неплохой. Она сможет приглашать сюда моделей, и больше не придется платить за место в чужой студии.

Без Ми не будет такого соблазна поболтать вечерком или пойти прогуляться. Освободится время для работы.

Есть и другие друзья, уверяла себя Симона. Не «лучшие друзья» и, возможно, их не так много, но ей есть с кем общаться. Так что она не осталась совсем одна. Просто хотела некоторое время побыть одной.

Проведя в квартире два часа, Симона схватила сумочку и вышла. А вернулась три часа спустя с новой прической: короткая стрижка с длинной косой челкой и синие пряди того оттенка, который в салоне назывался «Ледяной индиго».

Она сделала селфи и отправила его Ми – та уже приехала в Бостон.

Затем огляделась и вздохнула. Взяла один из набросков, которые приколола к доске, села и начала делать точные измерения своей модели: обнаженная женщина с длинными волнистыми волосами застыла, полуприсев, кончики пальцев одной руки касаются земли, другая рука вытянута вперед, ладонью вверх.

«Что она делает? – думала Симона. – На что смотрит?»

Продолжая измерения, Симона придумывала истории, размышляла над ними, отвергала. Выбирала.

– Ты шагнула в неизвестность, – пробормотала Симона. – Это мужество. Ты рассчитываешь исключительно на себя.

Она достала проволоку для каркаса, разложила ее на своем шаблоне.

«Слишком тихо», – решила она и включила музыку.

Поняла, что нужен не рок, не классика.

Этническая музыка. Ее женщина ищет свое племя.

Она его возглавит.

Уже с четким изображением в голове, подготовив каркас, Симона выбрала глину, разложила инструменты и приступила к освобождению женщины, которая возглавит племя.

Ноги длинные, изящные; щиколотки крепкие; икроножные мышцы четко очерчены.

Она выстраивала, убирала лишнее, скребла щеткой, сбрызгивала глину водой.

Симона продвигалась от ног вверх, пока не осознала, что свет изменился.

Наступал вечер.

Она закутала фигуру, потянулась, заставила себя встать с табурета, пройтись. Решила выпить немного вина и заказать на дом китайскую еду, потому что часто забывала есть, пить, двигаться, и это плохо отражалось на работе.





Три недели она придерживалась одинакового распорядка. Работа – та, что приносила деньги, – учеба, работа – та, что питала ее душу.

После пятнадцатичасового рабочего дня, проведенного на ногах, Симона вернулась домой, к пугающей тишине квартиры. Ми не хватало, словно собственной руки или ноги. Но дело было не в этом. Она села, рассматривая скульптуру, которую начала в тот первый вечер.

Скульптура была хороша – по-настоящему хороша. Одна из лучших ее работ. Но она не могла заставить себя отнести ее в галерею.

– Потому что она мне нужна, – сказала Симона вслух. – Она мне что-то говорит, а я говорю сама с собой… Пора сделать прыжок в неизвестность. Я сделала то, ради чего вернулась в Нью-Йорк. Пришло время двигаться дальше. Больше никакого обслуживания столиков, никакого позирования за деньги, за материалы или за аренду студии. Я скульптор, черт побери.

За квартиру было заплачено на два месяца вперед. Остаться на это время или наплевать на деньги?

«Наплевать», – решила она.

Симона взяла телефон, посмотрела на часы и прикинула, есть ли вероятность, что Сиси еще не спит.

Она слушала гудки и, когда ей ответил ясный голос бабушки, улыбнулась.

– Не поздно?

– Для тебя никогда не поздно.

– Именно. Думаю, что пора мне повидать Европу. Ты знаешь кого-нибудь, скажем, во Флоренции, у которого имеется квартира в аренду?

– Детка, я знаю всех и везде. Поехали вместе, я вас познакомлю.

Симона засмеялась.

– Собирай чемодан.



Она провела во Флоренции восемнадцать месяцев. Учила язык, выращивала помидоры и герань на балконе квартиры с видом на площадь Сан-Марко и завела итальянского возлюбленного по имени Данте.

Данте, умопомрачительный красавец, играл на виолончели и любил готовить для Симоны пасту. Он часто ездил на гастроли с симфоническим оркестром, так что их отношения не мешали ей и оставляли время для работы. Ее не волновало, что Данте встречался с другими женщинами; он просто был частью прекрасной интерлюдии в ее жизни – из секса, солнца и скульптуры.

Она общалась с художниками, мастерами, ремесленниками, техниками. Обливалась потом в литейном цеху, чтобы узнать побольше о работе с бронзой. Училась, экспериментировала, открывала для себя новое и наконец приобрела достаточно уверенности, чтобы договориться о показе своих творений в модной художественной галерее. После чего провела четыре месяца, создавая работы для серии, которую она назвала «Боги и богини».

Симона пригласила на показ родителей – из вежливости. Они отговорились делами, но прислали в галерею две дюжины красных роз и открытку с пожеланием удачи.

Наблюдение за погрузкой и разгрузкой скульптур и споры с менеджером галереи по поводу их размещения не оставили ей времени для страхов и сомнений. Симона говорила себе уже сотни раз: если показ станет провалом, значит, она недостаточно хороша.

Пока.

Но и тогда она не признает поражения. Хотя родители могли бы счесть – поправка: наверняка сочтут – ее неудачницей. Она все равно никогда не будет соответствовать их стандартам. Для этого у них есть Натали.

Как одеться? Симона выбирала между строгим деловым черным платьем и дерзким, сексуальным красным. «Мама проголосовала бы за черное. Будь сдержанной, изысканной».

Она выбрала красное и к нему – золотые босоножки на убийственном каблуке, от которых сразу заныли ступни. Зато в босоножках был виден ее педикюр того же гранатового оттенка, что и основной цвет волос, к которому она, подчеркивая геометрию прически, добавила бирюзовые, сливовые и алые пряди.

Чтобы добавить в образ богемности, она надела серьги с каскадом золотых дисков и стопку тонких браслетов на руку.

Слишком ярко? Наверное, все-таки черное.

Прежде чем она успела достать его из шкафа, в дверь позвонили. Еще цветы от Данте, думала она, семеня через гостиную, уже благоухающую белыми розами, которые он прислал накануне вечером, красными лилиями, присланными сегодня утром, орхидеями и розовыми тюльпанами днем.

Симона открыла дверь и, взвизгнув, обняла бабушку.

– Сиси! Сиси! Ты здесь!

– Где еще я могу быть?

– Ты приехала! Так далеко…

– Для бешеной собаки семь миль не крюк.

– Ой, ну заходи, садись. Ты приехала только что? Давай мне свою сумку.

– Я как приехала, сразу сюда. Но ты не волнуйся, я поселюсь у Франчески с Изабель.

– Нет, нет, я им тебя не отдам! Ты останешься здесь. Пожалуйста!

Сиси откинула назад длинные волосы, теперь цвета меди.

– А как же твой итальянец?– Данте в Вене. Не смог вырваться. Но он здесь повсюду.

Она указала на комнату, полную цветов.

– Гляди, какой романтик. Ну, раз только ты и я, буду рада остаться. Скажу Франческе и Изабель. Они придут сегодня вечером, и я потом вас всех веду в ресторан праздновать. Боже! – Сиси с восторгом разглядывала любимую внучку. – Посмотри на себя! Твоя прическа – настоящее произведение искусства. А платье!

– Я как раз хотела переодеться. У меня есть черное платье, и оно могло бы…

– Это клише, дорогая. Не надо.

– Правда?

– Ты выглядишь смелой, уверенной и готовой ко всему. Только побереги свои ножки и сними эти туфли, пока мы дома. Сколько у нас осталось?

– Больше часа.

– Класс. Хватит времени, чтобы ты принесла мне бокальчик вина, а я пока прихорошусь.

– Ты и так самая красивая женщина в мире. Не могу передать, как много это для меня значит, что ты приехала ради меня.

– Не смей плакать! – Сиси приложила палец к носу внучки. – Твои глаза выглядят фантастически. Пожалуй, попрошу тебя сделать и мне макияж. Но сперва вино.

Скинув туфли, Симона прошла на кухню, взяла бутылку домашнего красного вина, быстро побросала в тарелку сыр, хлеб и оливки.

– Я знаю, галерея не самая престижная… – начала она.

– Прекрати немедленно! Запрещаю распространять негативные флюиды. Любые показы важны, а этот особенно. Твоя первая европейская выставка. – Раскрыв стеклянные двери, Сиси вышла на балкон, села на металлический стул и взяла бокал с вином, который Симона поставила на столик рядом с ней. – Салют, мое сокровище.

Они чокнулись.

– Я очень благодарна за предоставленный мне шанс. Но не хочу подогревать свои ожидания.

– Что ж, вижу, я приехала не зря. Сегодня вечером твоя звезда будет сиять, поверь мне. Ты ведь знаешь, я немножко ясновидящая. И ты позволишь своей звезде сиять, не то мне придется надрать тебе задницу.

– Я так рада, что ты здесь. Надолго сможешь остаться?

– Думаю, на пару недель. Пообщаюсь с тобой, с друзьями, порисую. Какой прекрасный город, – тихо проговорила Сиси, оглядывая площадь, крыши из красной черепицы и залитую солнцем штукатурку. – Как тебе здесь, Симона?

– Прекрасно. Великолепный свет, прекрасные люди. Здесь сам воздух дышит искусством. Мне нравятся яркие краски и богатая история, еда и вино. Пребывание здесь не просто открыло что-то во мне; оно меня напитало.

– Но есть «но»?

– Да. Хотя я захочу снова сюда приехать, это место – не мое. Если задержишься на три недели, я вернусь с тобой. Я готова.



На открытии выставки Симона играла свою роль, разговаривала с посетителями на итальянском и английском, отвечала на вопросы о своих творениях. Да, многие заглядывали сюда ради маленьких стаканчиков вина. И все-таки они пришли.

Когда прибыли Франческа и Изабель, Симона тепло обняла их и поцеловала – пару, которая взяла ее под свое крылышко, когда она впервые приехала во Флоренцию.

Менеджер галереи – женщина лет пятидесяти, на которой даже строгий черный костюм смотрелся необычайно эффектно, – прошептала Симоне на ухо:

– Мы только что продали вашу «Пробужденную».

Симона открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Одна из немногих ее работ, выполненных в бронзе, потребовала многих недель планирования, обдумывания и бесчисленных переделок – и долгих споров о цене, установленной галереей.

«Пробужденная» – женщина на цветочном поле, вытянувшая руку вверх, словно она хотела потрогать солнце, с полунамеком на улыбку, которая Симоне казалась мучительно знакомой.

– Кто… О боже, только не говорите, что ее купила моя бабушка.

– Не она. Пойдемте, я познакомлю вас с покупателем.

В ушах у нее звенело, когда она шла по лабиринту галереи, чтобы познакомиться с бизнесменом и его стильно одетой женой – с ее первыми серьезными покупателями.

Звон сменился внутренним ликованием, пока она пожимала им руки и говорила с ними.

Нужно немедленно рассказать Сиси.

Симона побродила по галерее и наконец нашла ее возле скульптуры, которую она назвала «Возникновение». Голова и плечи поднимались из воды; голова запрокинута, волосы ниспадают гладкими мокрыми прядями, глаза закрыты, на лице – радость. Она исполнила ее в бледно-голубых тонах.

– Сиси… что с тобой? – встревожилась Симона, увидев в глазах бабушки слезы. – Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет. Нет. – Сиси сжала ее руку. – Выйди со мной на минутку, пока я не опозорилась.– Хорошо, пойдем. – Она обняла Сиси за талию и повела ее наружу. – Здесь жарко и душно. Я найду тебе стул.

– Я в порядке. Бог мой, не относись ко мне как к старушенции. Мне просто нужна передышка.

На улице пахло цветами и вкусной едой. Во внутреннем дворике ресторана сидели люди, наслаждались ужином, беседовали. Мимо прошла женщина – короткая юбка, длинные ноги – с собакой на поводке.

– Я знала, что ты талантлива. Знала, что выберешь глину. Я ведь немного ясновидящая. – Сиси забрала у внучки бокал с вином (про который та и забыла) и сделала глоток. – Когда ты приезжала, я видела, как ты развиваешься. Ну и ты присылала мне фотографии, видео. Но они всего не отражают, детка. Текстура, детали, ощущения… Здесь так много таланта, что я не в силах вычленить главное. А ведь ты только начала!

Сиси смахнула слезы.

– Я говорю тебе это как художник художнику, и не спорь со мной, потому что твое «Возникновение» должно быть моим. Я покупаю ее не потому, что ты моя внучка. Я покупаю ее, потому что она заставила меня плакать, она коснулась моей души.

– Это… это Тиш.

– Да, я знаю. И ты, и она затронули мою душу.

– Тогда это подарок.

– Нет. Можешь подарить мне что-то другое, но не это. Теперь беги и скажи им, что она продана, пока кто-нибудь ее у меня не перехватил. А я пока допью вино и возьму себя в руки. Поторопись!

– Я быстро.

Когда она вернулась, Сиси уже улыбалась.

– Между прочим, я все еще пользуюсь успехом! Очень обаятельный мужчина – чуть старше тебя – предложил угостить меня еще бокальчиком вина. Пойдем, пока я не стала тут причиной беспорядков.

– Подожди, теперь мне нужно прийти в себя. – Она взяла бабушку за руку. – Сиси, я продала четыре скульптуры… пять с твоей. Анна-Тереза в восторге. Клянусь, я готова была возжигать свечи и творить заклинания, чтобы не опозориться и продать хотя бы одну.

– Нельзя колдовать ради личной выгоды, – сказала Сиси, допивая вино. – Это непорядочно.

– Верно. Данте порадуется, ведь он позировал для двух из проданных скульптур.

– И еще не вечер. А после выставки мы устроим настоящий пир. И смотри-ка, кто будет пировать вместе с нами!

– Кто?

Симона повернулась в том направлении, куда указывала Сиси, и увидела бегущую девушку с черными волосами, стянутыми в узел. Кроссовки, рюкзак.

– Ми! О боже мой, Ми!

Забыв про каблуки, Симона побежала ей навстречу.

– Мой рейс из Лондона задержался. Я не успела переодеться. Но я здесь. И даже не слишком опоздала.

Симона сжала подругу в объятиях.

– У тебя же конференция. Ты должна выступать. Ты…

– У меня есть несколько часов. Рано утром я улетаю обратно. Боже, Сим, ты выглядишь потрясающе. Я не достойна стоять рядом с тобой.

– Доктор Юнг. Моя дорогая доктор Юнг… – Она притянула к себе Ми и Сиси, крепко обняла их обеих. – Это самый прекрасный вечер в моей жизни!