Владимир Радкевич

ВЛАДИМИР РАДКЕВИЧ
(1927 - 1987)

ЛЕТО

Гудок. И ветер за окном.
И вдалеке едва виднеется
Перрон под солнцем и дождем
И выцветший флажок путейца.
И вот уже неразличим
За далью рощ, лугов, полянок,
Вдруг ставший в пять минут родным,
Мелькнувший мимо полустанок.
И хоть ты здесь не рос, не жил,
Но словно на себя в обиде,
Что эти травы не косил,
Людей, живущих тут, не видел.
И словно новой встречи ждешь
Вот с этим утром, с этим краем,
Что на любой другой похож
И потому – незабываем.
Какой-то строгой красотой,
Тебе почти с рожденья милой,
Он навсегда достоин той
Любви, что грудь твою щемила…
А по нескошенным лугам,
Шумя листвой и беспокоясь,
Березки тоненькие к нам
Бежали, догоняя поезд,
Махали ветками, отстав,
И мы увидели впервые,
Как на цветах, на стеблях трав
Дрожали капли дождевые.
Сквозь теплый воздух голубой,
Сквозь буйные потоки света
Все дальше мы везли с собой
Цветами пахнущее лето…

СТУДЕНТЫ 41-ГО ГОДА

Мы – земля, мы – трава, мы – глаза незабудок и льна,
В чистом поле берёзы над нами, как сёстры, нагнулись...
На суровую практику нас посылала война,
Мы с войны до сих пор не вернулись.

Мы – в дождях, мы – в слезах материнских заплаканных глаз.
Мы – простой обелиск, что над братской могилою замер.
Но мы просим: считайте поныне студентами нас,
Мы сдавали России последний нелёгкий экзамен!

Пусть останется в памяти каждый и весел, и юн,
Как в то время, когда из студенческих песен и сессий
Вырвал нас навсегда этот год сорок первый, июнь,
И поставил пред выбором новых, военных профессий.

Ваша юность – другая. И в песнях другие слова.
И меж нами иные не видят ни капельки сходства.
Но мы в жизнь вашу входим по честному праву родства
Или, если хотите, по строгим правам первородства.

Ах, какие дожди над осенней Россией опять!
Тихо падают капли с ветвей наклонённой берёзы.
Словно плачет над нами Россия, как старая мать, –
Столько лет всё не выплачет те материнские слёзы...

КАСКА

В болоте за Ржевом валяется каска.
Её облепила зелёная ряска,
И свастики крест не видать из-за вмятин,
Пробоин и бурых подтёков и пятен.
Когда-то владельцу была она внове,
Наденет – красиво и грозно – по брови.
В ней любо под грохот ликующей меди
Нах Вестен, нах Остен – к победе, к победе!
В добротной – поротно по Бельгии топать,
Над ней не осядет окопная копоть!
Быть может, ту каску видали в Париже:
Одни перед нею сгибались пониже,
Сжав зубы, другие припомнили снова,
Что всё ж «партизаны» – французское слово!
В те годы, в те грозы ничуть не померкла
Сталь каски фашистской в пожарах Дюнкерка.
Не в жёлтых песках Аравийской пустыни –
За городом Ржевом, в болотной трясине,
Та каска, ржавея, валяется ныне!
Пусть вспомнит об этом, кто сызнова в Бонне
Хотел бы её приспособить для бойни,
Подкрасить, надраить до блеска, до глянца
И снова – на голову новобранца,
И в спину прикладом – нах Вестен, нах Остен,
По старым дорогам, по новым погостам…