А5. Экспертный обзор Татьяны Рыжовой

А5. Экспертный обзор Татьяны Рыжовой*

* От ведущей конкурса:
Обзор написан экспертом «вслепую» – по лонг-листу, в котором авторство работ указано не было. Имена авторов добавлены мной в обзор после его получения – для удобства читающих. 

=====================================
ВСТУПЛЕНИЕ
=====================================
Итак, дорогие участники конкурса, я с удовольствием приветствую вас и, прежде чем приступить к собственно обзору, хочу сообщить, что стихи ваши я рассматривала не столько как поэт, сколько как читатель, но не простой – а вооружённый лингвистическими и литературоведческими знаниями, да ещё и владеющий навыками критического анализа поэтического текста. Но пусть вас это не пугает – здесь я использовала всё это совсем чуть-чуть, на уровне взыскательного читателя. «Почему не как поэт?» – спросите вы. Да потому что поэт едва ли может быть безупречен в стремлении сделать объективный анализ – он подсознательно будет исходить из своего поэтического опыта, своего представления о том, как надо и как не стоит писать. Замечу, что лучшими отечественными литературными критиками были не поэты, а литературоведы и филологи. Именно поэтому, берясь за такую важную работу, как обзор стихов, следует помнить: «Поэтом можешь ты не быть, а филологом широкого профиля быть обязан!»
Вот я и представила себя.

Думая, как выстроить свой обзор, я решила, что нужно хоть немного, но сказать о каждом стихотворении, по порядку – ведь каждый из вас ожидает встречи со мной «один на один». А итог и маленькое обобщение будут в самом конце.

================================
КОММЕНТАРИИ
================================
1. Море (Евгений Аксельрод)

Долго жил я, покорный судьбе,
В человечьей безжалостной своре,
Но теперь я вернулся к тебе.
Обними меня, море.

Словно дальний ручей с диких гор,
Все тревоги свои, муки, хвори
Нёс к тебе я, скрываясь, как вор.
Успокой меня, море.

Я немало изведал тоски,
День любой был по-своему горек,
И неважно писались стихи.
Вдохнови меня, море.

Судьбы женщин, как книги, листал,
Растворяясь в их ласковом хоре,
Но счастливым не стал – лишь устал.
Освежи меня, море.

Завтра снова смешаюсь с толпой,
Человечьим законам покорен.
И на жизнь, на разлуку с тобой
Дай мне мужества, море.

Издревле море воплощало для человека представление о стихии, вобравшей в себя всё самое значимое на земле – свободу, любовь, безудержность чувств, ласку и ярость. К морю всегда возвращаются – и об этом стихотворение, о котором идёт речь. Стихотворение-монолог, скупая исповедь поэта, обращение к морю почти как к целителю уставшей души – звучит искренне, без пафосных слов, которым здесь и не место. Вспоминается невольно «простота» поэтического монолога Пушкина: «Прощай, свободная стихия…»
Использование сквозных финальных строк в строфах с ключевым рифмующимся словом «море», содержащих эмоционально и лексически варьирующиеся к нему призывы лирического героя: «Обними меня, море. Успокой меня, море. Вдохнови меня, море. Освежи меня, море. Дай мне мужества, море», – придаёт стихотворению особую эмоционально окрашенную тональность. Ритмически она удачно подкрепляется намеренным изменением в строке размера относительно инициально заданного. Стоит отметить и неизбитый подбор рифмующихся с «море» слов: «своре», «хвори», «хоре», «покорен».
Посоветовала бы избегать соседства в строках слов с «ускользающим» ударением в одном из них (муки, хвори). «Все тревоги свои, муки, хвори» звучало бы интонационно правильно, например, так: «Все тревоги, печали и хвори».

2. Исповедь Д-503 (Алексей Бекорюков)

«Естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что ты – грамм и почувствовать себя миллионной долей тонны»
Е. Замятин, «Мы»

От бескрайней любви до потери себя
Я блистал, увядая… живя, умирал.
Одержимую душу на клочья дробя,
Исступлённо мечтал рассчитать «Интеграл»*.

Мне казалось: я счастье себе создаю…
Только был лицемерен, суров, нелюдим
И чеканил походку в безликом строю
Сырьевой биомассы, где все – как один.

В имитации жизни – большая игра,
Где система стирает зачатки любви:
Здесь в остывших сердцах нет ни зла, ни добра –
Только страх от свободы, что нравы мертвит…

Декорации рая, изящная ложь:
Изощрённого рабства бездушный творец
Создаёт государство, где чудится сплошь
Леденящий набат обречённых сердец.

Век сомнений недолог – закончится страх,
Возвеличат режим безъязыкие рты
И застынут навек в интегральных мирах,
Переплавивших память в котле немоты.

Порожденья системы снуют взаперти
Позолоченной клетки, о прошлом скорбя
И мечтая о том, чтоб не сбиться с пути –
От бескрайней любви до потери себя…

* Д-503 – главный герой романа-антиутопии Е. Замятина «Мы».
* «Интеграл» – космический корабль, название которого символизирует вершинную цель Единого Государства – «проинтегрировать бесконечное уравнение Вселенной».

Как любителя и знатока жанра классической антиутопии меня стихотворение привлекло уже своим названием и, соответственно, эпиграфом. Скажу сразу, что аллюзию на замятинский «Интеграл» автору «Исповеди» удалось раскрыть с успехом, в частности, с помощью использования в тексте реалий современного мира, имеющих в интерпретации автора ярко выраженный негативный оценочный характер: «И чеканил походку в безликом строю»; «Где система стирает зачатки любви»; «Декорации рая, изящная ложь» – и другие.
В плане поэтики интересны яркие антонимические образы, отражающие внутреннее противоречивое состояние как героя («Я блистал, увядая… живя, умирал. / Одержимую душу на клочья дробя»), так и представителей описываемого общества («И мечтая о том, чтоб не сбиться с пути – / От бескрайней любви до потери себя…»).
Эмоционально окрашенная лексика и метафоры такого же свойства: «Здесь в остывших сердцах нет ни зла, ни добра», «Леденящий набат обречённых сердец», «Переплавивших память в котле немоты» – они способствуют созданию мировоззренческого ощущения автора, принимать или не принимать которое – решать читателю.

3. Жёлтый тюльпан (Марина Быстрова-Докс)

Молчит телефон. И душа на замке.
Царапает нервы узор на обоях.
И падает сердце в крутое «пике»,
Под крики Кассандры о гибели Трои.

Вопросы «что делать?» и «кто виноват?»
Роятся внутри, оттесняя друг друга,
Как пули, слова бесполезно стучат,
Горохом от стен отлетая упруго.

А ревность, огнём застилая глаза,
Догадками целится в самое ухо,
И "пиковой дамой" меняя "туза",
Жужжит об измене назойливой мухой.

Раздался звонок - прерывается бред…
Пропавший герой - как живой на пороге!
Он, правда – живой? Вроде, да… или нет?
И, как неродные, ослушались ноги…

Развеялся в дым боевой арсенал,
Отпрянули страхи бесформием липким,
И натиск упрёков позиции сдал,
Растаяв в лучах бесшабашной улыбки.

- Да что я стою, право, как истукан?
И, делая шаг от распахнутой двери,
Извлёк из-за пазухи жёлтый тюльпан:
- Не верь, что к разлуке.
- А я и не верю.

Автор этого стихотворения с вечной темой переживаний влюблённых щедро насыщает и, увы, перенасыщает текст образностью, призванной, по-видимому, показать всю полноту смятения чувств лирической героини. Однако, как мне кажется, стилистически и по происхождению своему эти образы столь разноплановы и чужеродны друг другу, что создают пародийный эффект: «И падает сердце в крутое «пике» / Под крики Кассандры о гибели Трои» – и тут же, как чёрт из табакерки, из русской классики – «Вопросы «что делать?» и «кто виноват?» А слова – то как пули, то как горох… А ревность, которая вдруг почему-то начинает «жужжать об измене назойливой мухой», хотя только что и огнём палила, и в ухо целилась, и даже «пиковой дамой» меняла «туза»!
У меня при чтении пестрящего подобной образностью стихотворения происходит перефокусировка внимания: от собственно стихотворения и предмета нарратива – на лексическую и метафорическую избыточность.
Также посоветовала бы автору выстраивать стихотворение в плоскости одного грамматического времени – либо всё в настоящем, либо в прошедшем. Да, порой возникает необходимость в смешении времени в стихах, но едва ли в этом случае.

4. Васильки (Владимир Осипёнок)

Знойный полдень на землю упал,
Земляники дух вьётся блаженный.
Из ромашек, гвоздик и купав
Выткал червень ковёр совершенный.

По волнам колосящейся ржи
Свежий ветер скользит серфингистом.
Синь небес разлилась у межи,
Словно бросили горсть аметистов.

Там в беретах стоят васильки –
Храбрецы на поляне волшебной.
Помню, как ты, считая глотки,
Принимала отвар их целебный.

Я нарву васильков, как тогда,
Вспомню миф про кентавра Хирона.
Что бессмертье – я жизнь бы отдал,
Чтоб сошла ты ко мне с небосклона!

Прочитала стихотворение, а память услужливо подсказала строчки из Алексея Апухтина:

Ах, васильки, васильки.
Сколько мелькало их в поле,
Помнишь, у самой реки
Мы их сбирали для Оли….

Может, потому что роднит эти стихи о васильках настроение грусти и утраты. В анализируемом стихотворении оно появляется лишь в конце, а до этого автор рисует живописную картину летнего знойного полдня. Перечисление разных цветков, вкупе с запахом земляники, колосящейся ржи и олицетворёнными образами «Выткал червень ковёр совершенный», «По волнам колосящейся ржи / Свежий ветер скользит серфингистом» и другими, делает поэтизированную картину визуальной и осязаемой. Однако для меня, читателя взыскательного, не всё так безоблачно и безмятежно.
Например, о слове «серфингист» разговор особый. Следует избегать использования подобных словообразований в лирическом контексте, уже потому что оно стилистически и по сути инородно. А уж по ассоциации с его морфологическим и фонетическим строем так и напрашивается ещё более непоэтическое слово «пофигист». Думаю, поэту следует предвидеть такие вот нежелательные проявления лексики при её выборе.
Довольно часто у начинающих поэтов встречается «поэтическая аритмия», каковую я усматриваю в строчке «Земляники дух вьётся блаженный». Бедное слово «дух» потеряло здесь свою самостоятельность, в том числе, интонационную. Прочтите вслух эту строчку, и вы поймёте, что теперь оно стало частью другого слова – «духвьётся». Строчку следует переделать.

5. Фрези и Лигейя (Ида Лабен)

Цвет бирюзы расплавленной слепил нам глаза до рези
И слёз, и прорисовалось то, что превосходило
Всякое «сбудется». Прыгнув, сверкнула юбками Фрези,
Отговорить не успели, не удержали силой.

То тая в кружеве пены, то взлетая, как балерина,
Совсем исчезла на миг – опять вдали показалась,
И на бегу вздувалась батистовая пелерина,
Не хуже, чем на грот-мачте вскипает под ветром парус.

Но облака, сбежавшись, проём укрывали ватой,
И заглянуть в Иное у нас больше не было шанса:
Шкипер курил свою трубку и сплёвывал виновато,
И, зашивая разрыв, кололо пальцы пространство.

Остров дымчатых сумерек, алмазной ясности реки,
Море промыло пещеры в красных прибрежных скалах,
Плющ стекает с деревьев… Сомкнулись края прорехи:
На горизонте нет острова – словно и не бывало.

Несбывшееся мелодией текло по взвинченным нервам,
Шкипер, вцепившись в трубку, поглядывал недовольно.
Где-то в старинной книге, вспомнилось, пишет Гленвилл
О «немощи слабыя воли»… Но пусто, теснятся волны,

Нет нереид и ангелов, Ангела Смерти – тоже,
Нет острова, скрылась Фрези, но крепнет тоска по ней – и
Мы смотрим на горизонт, мужаемся, но не можем
С борта ступить на волны под пенье твоё, Лигейя!

Ах, какие полутона, какие реминисценции! Романтизм? Возможно. Ведь не зря на ум приходят такие имена, как Эдгар По, Генрих Гейне и Максим Горький. Но ни у Гейне в «Лорелее», ни у Горького в «Песне о Марко» «В лесу над рекой жила фея…» – нет второго плана, их поэтические повествования не окутаны флёром недосказанности. Тогда, быть может, символизм?
Так или иначе, здесь тот самый случай, когда стихотворение с его загадочностью и утаённостью смысла ориентировано на автора-соавтора, может даже, на элитарного читателя. И главное его предназначение, как мне кажется, – пробуждать воображение читателя, обострять и утончать восприятие прекрасного. Этому в стихотворении способствует и «изысканная» лексика – «цвет бирюзы», «алмазной ясности реки», «в кружеве пены», «остров дымчатых сумерек» – этот ряд можно продолжать – и абсолютно неземные реалии: нереиды, ангелы, Ангел Смерти. А персоналии Фрези и Лигейи с неожиданным появлением английского писателя и философа XVII века Дж. Гленвилла и цитаты из него(!) безоговорочно берут читателя в непредсказуемый эстетический плен.
А вот как интересно автор представляет романтическую неопределённость, неуловимость, туманную неясность: «…что превосходило ВСЯКОЕ «сбудется»; «И заглянуть в ИНОЕ…»; «ГДЕ-ТО в старинной книге…»; «На горизонте нет острова – СЛОВНО И НЕ БЫВАЛО»; «НЕСБЫВШЕЕСЯ мелодией текло по взвинченным нервам…» Удивительных по силе эмоционального воздействия развёрнутых метафор, подобных упомянутой выше, в стихотворение много, и они также созвучны общей тональности стихотворения. И перефразируя метафору автора, замечу, что и композиционно стихотворение, в гармонии с содержанием, «мелодией течёт по эстетически взвинченным нервам читателя».

6. Душа не прощается с юностью (Ника Гир)

Нас манили просторы бескрайние,
небо пело волшебными струнами.
Становились родными – случайные.
Так положено. Мы были юными
и встречали закаты бордовые,
тайной радостью пьяные вдребезги.
Где-то скромные, где-то бедовые,
мы свободными были и дерзкими.

Столько лет пролетело, растаяло,
отцвело, оттуманилось вёснами…
Пусть расстались мы с юности тайнами
и неведомо как стали взрослыми, –
словно птицы, мы в небе скитаемся
и не видим преграды колючие,
а попавшись в капкан, улыбаемся
и горим в свете солнца, живучие.

Ведь душа не прощается с юностью,
ей неведомы сроки старения.
Дай нам Бог всем удачи и мудрости
и на новый виток – вдохновения!
Дай нам Бог не давиться серьёзностью,
не вымучивать фразы фальшивые.
Будем радостны солнечной взрослостью
и как в юности, будем счастливыми!

Стихотворение уже умудрённого жизнью автора (так мне видится), почти принявшего философию нестарения либо искренне пытающегося убедить себя в этом, но в любом случае с долей ностальгии по прошлому и верой в то, что жить полноценно следует до конца. Тема очень популярная, реализуя которую, многие авторы, к сожалению, пользуются языковыми клише, декларируют известные истины. Рассматриваемое стихотворение не исключение, хотя его спасают искренность, некоторые неплохие метафоры: «тайной радостью пьяные вдребезги»; «отцвело, оттуманилось вёснами» – и финал, который с успехом может жить самостоятельной жизнью в качестве оптимистического пожелания друзьям «на случай»:

Ведь душа не прощается с юностью,
ей неведомы сроки старения.
Дай нам Бог всем удачи и мудрости
и на новый виток – вдохновения!
Дай нам Бог не давиться серьёзностью,
не вымучивать фразы фальшивые.
Будем радостны солнечной взрослостью
И, как в юности, будем счастливыми! («счастливые» лучше для рифмы).

7. Потом (Ольга Светова)

Я помню страхи самых юных лет, –
Запретов мир был попросту несносен:
Вот это можно, а вот это – нет!
Потом, потом, когда настанет осень;

Когда зажжётся новая звезда
И журавли потянутся обратно.
Потом, когда наступят холода,
Когда на солнце потемнеют пятна.

Всё – завтра, через день, чуть погодя...
А на дворе давно уж правит осень,
Взбухают капли серого дождя
И умирают, разбиваясь оземь.

Потом... И всё идёт своим путём,
Несётся время быстро, как цунами,
И обещание «Потом, потом...»
Всю жизнь упрямо следует за нами.

Думаю, что это стихотворение затронет любого читателя – ведь каждый из нас сталкивается с феноменом «потом», который автор с великолепной поэтической простотой и с явным философским подтекстом раскрывает в своём произведении. Неосуществимость прихода пресловутого «потом» наиболее удачно передаётся автором запоминающейся строчкой: «Потом… / Когда на солнце потемнеют пятна». Стихотворение не сразу отпускает – и это хороший признак.

8. «Как ни силишься прожить по-хорошему…» (Лев Щукин)

* * *
Как ни силишься прожить по-хорошему,
А посуда перебита-расколота.
Вот и нынче я стою огорошенный –
То ли поле лебеда, то ли суп с котом.
Неприятности идут – строй фалангами,
Злые личности кругом, злые улицы.

Но не бойся – велика доля ангелов,
Скоро всё само собой образуется.
Не печалься о пустом – будет день опять,
Будет церковь на холме колоколиться,
Будет солнышко светить, будет дом стоять,
От несчастий шар земной не расколется.
Под березами цветы и под ду;бами,
Поднебесье бирюзой разукрашено,
И еще такой беды не придумали,
Чтоб от собственной любви стало страшно нам.
Видно, рано мы судьбу подытожили,
По неверию бредя, словно по лесу.
Так давай же воздадим Богу Божие,
И последуем Ему, и помолимся.

Стихотворение в жанре «народного стиха», выдержанного, если я не ошибаюсь, в ритме четырёхкратного четырёхдольника. Народной стилизации способствует также подбор слов, словосочетаний, присказок, выражающих народную мудрость: «То ли поле лебеда, то ли суп с котом», «Не печалься о пустом – будет день опять», «Так давай же воздадим Богу Божие, / И последуем Ему, и помолимся».
Считаю, что автору удалось таким образом выразить и сформулировать «народную мудрость», как это и должно быть в стихах подобного рода.
Не могла не обратить внимание на интерес автора к составной рифме – явлению, к сожалению, редко встречающемуся теперь в поэзии: «разукрашено – страшно нам», «подытожили – Богу Божие» и другие. Правда, вот рифму «перебита-расколота – то ли суп с котом» я бы оспорила, и дело здесь в ударениях в словах «расколота» и «котом» – они не совпадают.

9. Королевский шут (Елена Чалиева)

Жизнь двора – веселье и забавы,
Роскошь и беспечность бытия.
Для придворных ряженой оравы
Лишь король – владыка и судья.

Королю все внемлют в королевстве.
Жаждет смеха он, тряхнув мошной,
И к нему в притворном раболепстве
Шут спешит, нелепый и смешной.

В колпаке с ослиными ушами,
Бубенцы тихонечко бренчат,
Он ступает лёгкими шагами,
Королю как будто друг и брат.

Предсказуемо непредсказуем
И на грани зла и шутовства,
Для него спасение в безумстве,
Он не отвечает за слова.

И легко справляется с врагами,
Все препоны для него – пустяк.
Нужно только шевелить мозгами,
Чтоб король сказал: «Какой дурак!»

Как же стара тема «Короля и шута» в мировой литературной традиции! Достаточно «Короля Лира» Шекспира вспомнить. Стара, но актуальности своей не теряет, как показывает и современная история «дворцовых» отношений. Автору стихотворения удалось весьма нетривиально сформулировать суть искажённых, перевёрнутых представлений о правде – удобной и востребованной Королём: «Нужно только шевелить мозгами, / Чтоб король сказал: "Какой дурак!"». Построенная на алогизме, парадоксальная, по сути, концовка – удачная точка в стихотворении, которое удалось в целом.

10. Неспешность (Наринэ Карапетян)

Октябрь – а в Лавре розы доцветают –
прямы, стройны, бутончаты, красны.
Набухшая брусчаткой мостовая
каблук низводит боком с крутизны.
Вписав листву торжественным уставом
в дороги свиток, выпрямленный вдаль,
листает осень, мешкая устало,
отпущенный ей годом календарь.
Взгляд в купола, где солнце отдыхает
и полыхает ровно и тепло,
и золото его в листву стекает,
в листву стекает прямо с куполов.
А на Никольском полумрак тенистый –
от памятников мраморных, литых
тропа ведет туда, где мостик низкий,
болотист грунт, покошены кресты.
Пристанище монаха и солдата,
архиерейский двух веков синод –
и время, торопливое когда-то,
замедлится, рванет, совсем замрет.

По поводу стихотворения «Неспешность», следует прежде всего сказать, что в нём преобладает описательность. Здесь немало эпитетов, имеется и такой её синтаксический признак, как однородные члены предложения, сочинённые и придаточные предложения с присутствие союзов «и», «где» и т.п. Замечу, что стихи с большой долей описательности имеют свои подводные «камни преткновения», о существовании которых следует знать. Это и избыточность в использовании эпитетов, и появление тавтологии,  и синтаксическая «неуклюжесть». На мой взгляд, в рассматриваемом стихотворение присутствует избыточность эпитетов во второй строке (прямы, стройны), эпитет «бутончаты» в одном ряду с «красны» явно не на месте – да и бывают ли не бутончатые розы? Усматриваю тавтологию в «мешкая устало», а в «полыхает ровно и тепло» колет глаз несоразмерность степени интенсивности (между глаголом «полыхать» и наречиями «ровно и тепло»).
Возникает вопрос к стилистике и лексической правомерности словосочетания «каблук низводит боком с крутизны». Глагол «низводит» здесь явно «не в своей тарелке»!
«…и золото его в листву стекает, / в листву стекает прямо с куполов». Здесь логичней союз «и» заменить союзом «где», повтор «в листву стекает» кажется мне необоснованным. Избыточность вижу в «мраморных, литых», кроме того, мрамор едва ли может быть литым.
Интересен посыл финального четверостишья, хотя, на мой взгляд, он был бы ещё более выпуклым, если бы в последней строчке присутствовало не только будущее, но и настоящее время – и сейчас уже это происходит и вот-вот совсем скоро!
Думаю, определённые поправки сделают это яркое и экспрессивное стихотворение ещё лучше!
А в свете вышесказанного, думаю, уместно вспомнить позицию Гоголя относительно пушкинской поэзии: «Здесь нет красноречия, здесь одна поэзия… Слов немного, но они так точны, что обозначают всё. В каждом слове бездна пространства; Каждое слово необъятно, как поэт».

11. Тусклая лампочка (Татьяна Павлова-Яснецкая)

Тусклая лампочка улицу
не освещает почти.
Старые избы сутулятся,
в землю глядят, как сычи.

Хочется чёртовой матери
лоб опустить на плечо.
Столько всего мы утратили!
Сколько утратим ещё?

Время шипит вороватое:
– Шла б подобру ты отсель
в царство своё тридевятое
кушать с тоскою кисель.

В мире гешефта ветвистого
брезгуешь делать деньгу,
каешься в чём-то неистово,
гонишь о прошлом «пургу».

Что пред его цитаделями
мой поэтический свей?
Ночь, соловьиными трелями
злую кручину развей!

Песня любви вдохновенная
справится с нею легко,
душу затопит Вселенная –
тёплая, как молоко.

Удачное контрастное сочетание настроения безысходности – с доброй и мягкой лиричностью.
Образ олицетворённого современного, с точным эпитетом «вороватого», времени с его наступательным, наглым, монологом, языковыми реалиями-сленгизмами, характерными для лексикона рвачей, «хозяев жизни», ёрничающих над духовностью – прошлого (… Шла б подобру ты отсель / в царство своё тридевятое/кушать с тоскою кисель. / В мире гешефта ветвистого/брезгуешь делать деньгу, каешься в чём-то неистово, / гонишь о прошлом «пургу»…) с одной стороны, и, с другой, – непреходящая и всесильная красота мироздания («Ночь соловьиными трелями…», «Песня любви вдохновенная….», «…тёплая, как молоко»). И едва ли остаётся сомнение, на чьей стороне выбор читателя.
Как взыскательный читатель нахожу это стихотворение безупречным.

12. Без поводка (Светлана Тимашева)

Брюзжа, сажает пса на цепь сосед.
Дрожит на травах росяное просо.
Блуждают мысли в лесополосе,
там рыжиков, маслят и белых – россыпь.

Давно один я и привык всё сам.
Пораньше лягу и пораньше встану.
Пусть ветер подметает небеса,
как смуглый дворник из Таджикистана,

пусть память хороводит допоздна
и спаивает забродившей грустью –
не избежать неволи в лапах сна,
пока не сжалится и не отпустит.

В окошках небо в клеточку, как плед,
а я спросонок злой и негуманный.
Корзину, нож, обувку потеплей –
иду лакать кисельные туманы,

юродствовать и ветру потакать,
терпеть уколы подростковых сосен –
где по утрам, спуская с поводка,
меня, как пса, выгуливает осень.

Интересное по замыслу стихотворение, построенное на метафорической параллели – «Брюзжа, сажает пса на цепь сосед» и «Где по утрам, спуская с поводка / Меня, как пса, выгуливает осень». Автору с успехом удаётся передать внутреннее состояние лирического героя, в частности, через неожиданное сочетание образных ассоциаций и сравнений с реалиями повседневности. Читатель стихотворения, без сомнения, проникнется настроением одиночества и в то же время свободы героя «без поводка», идущего «лакать кисельные туманы».
Рекомендую быть требовательней к рифмам: просо – россыпь, как плед – потеплей, потакать – поводка.

13. "Ворёнок" (Айк Лалунц)

Ивашка Ворёнок, трёхлетка, малыш курносый,
Не выбрался толком ещё из своих пелёнок.
Живёт в каземате. Какие к нему вопросы?
Он словно из гнёздышка выпавший воронёнок.

Рождённый в палатах, на шёлке да на атласе,
Теперь он опальный царевич, ворёнок подлый.
И брошен Ивашка в темницу при новой власти.
Он «ворог поганый» для царской продажной кодлы.

И нет ни игрушек – ни платьев, ни щей – ни пышек.
К тому же ещё он и чёрен, и смугл, на притчу.
А вся-то вина, что сынок он Марины Мнишек,
Да Тушинским Вором папашу мальчонки кличут.

На что ему трон? Он дитя, поиграть-попрыгать.
На кой ему власть? Вот игрушку б ему да маму,
Но некто уже заклеймил его прощелыгой.
Но некто уже разработал сценарий драмы.

Ивашка Ворёнок – росточек в тюремной клетке.
А против него и бояре, и царь, и Дума.
Суда повеленье: «За «злые дела» трёхлетку
Казнить, аки татя!» Казнить, что тут долго думать!

Декабрьское подлое стылое утро. Морок.
Трепали ветра, рвали люто на нём рубашку.
Дитя вопрошало: «А к маме пойду я скоро?»
Доверчивый кроха. Трёхлетка. Малыш. Ивашка.

А царь улыбался, и что-то твердил он свите.
А бедный Ивашка… Застыли слова в вопросе...
На площади принял он кару. За что скажите?
Ну как же, Земля, ты убийц ребятишек носишь?

Стихотворение «Ворёнок» не может оставить, на мой взгляд, читателя равнодушным и по теме своей, и по искренности чувств автора, поставившего в сильную позицию страшный по сути, но, увы, актуальный во все времена вопрос нравственного плана «Ну как же, Земля, ты убийц ребятишек носишь?» Контрастное использование деминутивов – уменьшительных и уменьшительно-ласкательных слов, таких как «ворёнок», «трёхлетка», «воронёнок», «мальчонка», «сынок», «росточек», «кроха», «житя», «малыш», «Ивашка» – и слов с негативной коннотацией: «подлый», «ворог поганый», «прощелыга», «убийцы», «казнить», «рвали люто», «царская продажная кодла» и другие – позволило автору создать в стихотворении необходимую атмосферу сочувствия ребёнку и неприятия зла, ему противопоставленного. Вот только использование жаргонного слова «кодла» – стилистически очень низкого функционального уровня – вызывает у меня сомнение. Даже в узком контексте стихотворения. Эмоционально усиливают экспрессивность стихотворения многочисленные риторические вопросы, удачно вписавшиеся в канву повествования.
Пожелала бы автору избегать «неточных» и даже небрежных ритм: «атласе – власти», «попрыгать – прощелыгой», «в вопросе – носишь». И хотя неточные рифмы встречаются и у классиков поэтического слова, всё же следует обращаться с ними очень осторожно, а лучше избегать вовсе. Возможно, вам будет интересно узнать, что у Блока, например, нетерпение вызывало присутствие рифмоидов (неточных рифм) в стихах Ахматовой, таких как: свечей – парче, грехи – епитрахиль и некоторых других.

14. Запахи красного цвета (Белый Ящик)

Здесь не слышно ни крика, ни стона.
Здесь земля тишиною согрета.
Только небо над полем бездонно.
Только запахи красного цвета.

Только солнце и пепельный ветер
выжигают поникшие травы.
Здесь земля, тишиною согрета,
пропиталась кровавой отравой.

Здесь к земле не приложишь ладони,
чтоб не тронуть костей человечьих.
Только небо над полем бездонно –
и не помнит кровавую сечу.

Здесь не слышно ни крика, ни стона.
Всё забылось, всё кануло в Лету.
Только маков кровавы бутоны.
Только запахи красного цвета.

Стихотворение с удивительной синестетической метафорой, стоящей в сильной позиции – в заголовке и в финальной строчке, образуя рамочную конструкцию, внутри которой спрессованное, но мощное по внутренней силе повествование. Я сравнила бы это стихотворение с пружиной – разожмёшь и поразишься её силе.
Экспрессивной компрессии здесь подчинены и повторы в начале строк (анафоры) – повторяются слова «Здесь» и «Только», и малое количество эпитетов. А те немногие, что есть, раскрывают подтекст стихотворения – война, горе, смерти, поле кровопролитной битвы: «пепельный ветер», «земля пропиталась кровавая отравой», «кровавая сеча», «кровавы бутоны» и всё та же синестетическая метафора «запахи красного цвета». Метафоры такого рода очень «экономичны» и экспрессивны, поскольку построены на переносе по ассоциации из одной сферы чувственного восприятия в другую (обоняние – зрение; зрение – слух; осязание – слух и т.п.). Видимая тишина и спокойствие («Здесь не слышно ни крика, ни стона. / Здесь земля тишиною согрета…») на контрасте усиливают эмоциональную составляющую стихотворения.

15. Ах, осень... (Дэн Мартини)

Ах, осень, ты жива!?..
Тобой бы
насладиться,
Плетущей кружева,
Своих метаморфоз...
Жевать бы – проживать
Пейзажи цвета пиццы –
Возьми мои слова,
Прими мой скромный взнос...
И я приму скорбя
И войны, и больницу,
Упадок октября,
Предательство и ложь...
Ах, как бы съесть тебя –
Да чтоб не подавиться,
Взвалить крест – не плодя
Наивный бред "святош".
Ах, осень, "не убий" –
Полгода как "не в тренде"
"Не в тренде"– "всех прости",
"Покайся -возлюбя"...
Кружит зловещий змий –
И мы войдём в легенды...
Латунь, свинец в горсти,
Гранатка для себя...

Ах осень ты жива?
Нас снова обманули...
Стеклянные слова
Сжимаются в горсти.
Седая голова,
К виску наставлю дулю ...
На праздник "покровА":
--Прими, спаси, прости.

Ах, осень, ты жива?
И мы покуда живы...

В этом стихотворение я усмотрела выплеск чувств и щемящей боли, хотя по тону повествования стихотворение кажется эмоционально ровным и даже ироничным. Односторонний диалог с осенью – а есть ли для такой ситуации собеседник лучше, чем она? И жива ещё, слава Богу: «Ах, осень, ты жива!?../ Тобой бы насладиться, / Плетущей кружева, / Своих метаморфоз...» Осень прекрасна, и цвет у неё «цвета пиццы» – неожиданное, но, согласитесь, в этом контексте очень удачное сравнение. А быть может, это вовсе и не художественный приём, а намёк на то, что герой голоден? Всё не так однозначно в этом стихотворении. И в умиротворяющий фон вновь врываются непоэтические реалии – «Латунь, свинец в горсти, / Гранатка для себя...»
Можно только догадываться, кто он, герой этого стихотворения – со своим состоянием потерянности, обречённости, напрасной жертвенности и вынужденной смиренности: «Прими мой скромный взнос... / И я приму скорбя / И войны, и больницу, / Упадок октября, / Предательство и ложь...»
Не усматриваются ли в этих настроениях мотивы, характерные для произведений писателей времён потерянного поколения? Если так, то стихотворение «Ах, осень...» найдёт сегодня своего читателя.

16. Караван-сарай (Фидель Сагитов)

Устав от бесконечного пути,
К вратам подходишь караван-сарая,
Желанный миг покоя предвкушая,
Что может наконец-то снизойти.

Дать отдых своим вьючным лошадям,
И снять с усталых спин у них поклажу,
Всё то, что вёз сюда ты на продажу,
Снести в айван скорее по частям.

А завершив последние дела,
Дремать в тиши, в дневной прохладной тени,
Забыв тревоги и свои сомненья,
И долю, что порой так тяжела.

Темнеет. В небе искры первых звёзд.
Затихли звуки, ранний вечер стынет,
А за стеной бескрайняя пустыня,
Где мир так совершенен и так прост.

Мелодию в волшебной тишине
Ты различишь, услышишь непременно,
И ночью той гармония Вселенной
Царит в бездонной синей вышине.

Но вдруг тебе покажется опять –
На свете есть важней покоя что-то,
Что ничего дороже нет свободы,
И ты прикажешь караван поднять.

Вновь утром слышно ржанье лошадей,
Врата открыты караван-сарая,
И до тебя сквозь стены долетает
И скрип колёс, и голоса людей.

Кто знает, что за горизонтом ждёт,
Какие тайны вновь тебя позвали
В далёкие сиреневые дали,
Которым имя жизнь. Иди вперёд.

За экзотическим названием стихотворения обнаруживается свойственное человеку стремление двигаться вперёд, познавать мир – где покой лишь временное состояние. И караван-сарай – символ такого покоя, передышки так желанной человеком, утомлённым трудным жизненным путём. Для передачи состояния ожидания и предвкушения отдыха автор пользуется возвышенной лексикой: «К вратам подходишь караван-сарая, / Желанный миг покоя предвкушая, / Что может наконец-то снизойти», которая, как и ожидаемо, контрастирует с негативно окрашенными языковыми реалиями, относящимися к повседневной жизни: «бесконечный путь, тревоги и сомненья, доля, что порой так тяжела».

Кульминация стихотворения – композиционно и на смысловом уровне – оказывается в последних трёх строфах, и здесь происходит перекодировка смыслов: оказывается, «мир так совершенен», «ничего дороже нет свободы» и… «тайны вновь тебя позвали / В далёкие сиреневые дали, / Которым имя жизнь. Иди вперёд».
Думаю, что именно благодаря поэтическому чутью в подборе лексики и владению техникой описания происходящего автору удалось создать привлекательное и понятное по ощущениям для читателя произведение.
Обращаю внимание на две строчки, в которых присутствуют огрехи:

Дать отдых своим вьючным лошадям,
И снять с усталых спин у них поклажу…

В первой строчке явно «тесно» слогам, и всё из-за неудачного соседства слов «своим вьючным».
Во второй – неудачное фонетическое, да и метрическое, расположение – «спинуних».

17. Падают звёзды (Неутомимый Читатель)

Я помню, как утром ранним
Упала с небес звезда,
И я загадал желанье –
Быть вместе с тобой всегда.

Сверкнула опять в тумане
Звезда, хоть иссякла ночь,
И я загадал желанье,
Чтоб ты родила мне дочь.

Потом, сквозь зари сиянье,
Обрушился звездопад!
И я всё шептал желанья,
Поспешно и наугад.

Как много желаний было,
Как сладко они лили'сь!
Казалось бы, их хватило
На всю без остатка жизнь.

...С тех пор пролетели годы,
Пожухла надежд трава.
Из всех тех желаний вроде
Исполнились только два.

Теперь мир до боли познан,
Получен на всё ответ,
И падают так же звёзды,
Вот только желаний нет.

Немного печальное стихотворение. «Вот только желаний нет» – говорит нам автор последней строчкой. Но есть стихотворение, а в нём есть память, которую автор воплотил в простой истории о звездопаде и загадывании желаний. Ощущения автором ожидания чуда от падающих звёзд передаются в стихотворении по нарастающей, а значит можно сказать, что автор владеет таким приёмом, как градация: «Упала с небес звезда», «Сверкнула опять в тумане», «Обрушился звездопад!», или о желаниях: «Быть вместе с тобой всегда», «Чтоб ты родила мне дочь», «И я всё шептал желанья…», «Как много желаний было…» Этот приём, сопровождающийся нарастанием напряжения в стихотворении, способствует концентрации внимания у читателя, пробуждению интереса к возможному финалу. Удался автору и «спад» – «Из всех тех желаний вроде / Исполнились только два» и «И падают так же звёзды, / Вот только желаний нет». Читателю грустно – автор и хотел этого эффекта.
Укажу на неточные рифмы, которые здесь, к сожалению, имеются: «Ранним – желанье», «лили'сь – жизнь», «годы – вроде», «познан – звёзды».

18. Мой Бог (Светлана Мирошина)

Ты свернись в клубок
тихим шёпотом,
Поделись судьбой,
беглым опытом.
У семи дорог
переменчивых –
Мой забытый Бог
гуттаперчевый.
С силой смутного
Притяжения
Трогай тень
своего отражения,
В черных бликах
дорогу манящую,
Вспоминай же себя
настоящего!
Были дни,
били вина игристые,
В каждом слове –
созвучия чистые,
В каждой прихоти –
формулы точные;
Вспоминай же себя,
непорочного.
Встречной боли –
загадки решённые,
Правда,
вымыслом обожжённая.
Всем расчётам
уже неподвластные,
Слишком дерзкие,
слишком страстные.
Труден путь сквозь огонь
– в воскрешение,
Через Бога –
опять в прегрешение.
Причаститься,
да в электричество,
После смерти –
и снова в язычество!

Стихотворение, приближенное к интонационно-фразовой форме, известной в стиховедении под названием «фразовик», разновидностью которых являются «плачи» и «причитания». Поскольку в таких стихах рифма, как правило, случайная, то и здесь я не буду касаться этого аспекта. Отмечу неизбитые эпитеты: «беглым опытом», «…забытый Бог гуттаперчевый», «…смутного
притяжения» – и другие, некоторые из которых образуют семантически смелые и неожиданные метафорические конструкции: «Ты свернись в клубок тихим шёпотом, / Поделись судьбой беглым опытом».
Построенное на основе контекстуальных ключевых антитез – «…сквозь огонь в – воскрешение», «через Бога – опять в прегрешение», «Причаститься, да в электричество, «После смерти – и снова в язычество», – стихотворение может вызвать у читателя философские настроения, смягчённые, впрочем, его ироническим подтекстом.

19. В Пушкинских горах (Ольга Флярковская)

Пол-июня откушено
Земляникой с куста.
Сан-Сергеича Пушкина
Ныне кружка пуста.

Цвета вишен Тригорского
Зори белых ночей.
Сад уютный Петровского,
Да в кувшинках ручей.

Да проказы потешные
Для господских утех...
Поцелуя поспешного
Обжигающий грех.

Всё аллеи да мостики,
Да от писем зола...
Как под ситчиком простеньким
Грудь русалки бела!

В синей роще за Соротью
Сныть раскрыла зонты.
Ну а мы, коль по совести,
Все пред Богом чисты?

Катит лето каретою,
Льёт туман молоко.
Это время заветное
Так от нас далеко!

От гусиного пёрышка
На коленях труха.
Александр-наш-солнышко,
Светлый ангел стиха...

Сыплет деревце вьюжное
Белым цветом с плеча.
Панихида отслужена...
Но не гаснет свеча.

И вот оно – стихотворение, которое вызвало столь желаемое состояние катарсиса, состояние нравственного возвышения и сопереживания при восприятии произведения искусства! Отчего же это произошло? Во-первых, от прикосновения к святому для каждого русского человека месту, которое автор стихотворения живописует так зримо, так узнаваемо, благодаря характерным деталям и милым реалиям: «Цвета вишен Тригорского / Зори белых ночей / Сад уютный Петровского, / Да в кувшинках ручей».
Во- вторых, от чистых, живых образов, что под стать атмосфере пушкинской поры, пушкинской лире: «Поцелуя поспешного / Обжигающий грех», «Как под ситчиком простеньким / Грудь русалки бела!», « Катит лето каретою, / Льёт туман молоко», «В синей роще за Соротью / Сныть раскрыла зонты».
В-третьих, от вызванной стихотворением лёгкой поэтической грусти: «Сан-Сергеича Пушкина / Ныне кружка пуста», «От гусиного пёрышка. / На коленях труха»... И в то же время от ощущения, что поэт всегда где-то рядом: «Александр-наш-солнышко, / Светлый ангел стиха...», «Панихида отслужена... / Но не гаснет свеча».

20. Лети (Марго Сергеева)

сонный день
опускаешь ладони в траву
и умывшись росой
вдруг поймёшь я живу

хмурый лес
вдалеке огоньки фонарей
в антраците небес
бледный клин журавлей

день тягуч
будто небыль
на часах без пяти
боль отпустишь
журавликом в небо

лети

Стихотворение-ощущение, стихотворение-рефлексия. Такой маленький поток сознания, который не требует никаких знаков препинания, но при этом хорошо работает на образное восприятие.
Вдруг вспомнилась строчка из Константина Бальмонта: «Глубокая тишь. Безглагольность покоя». В рассматриваемом стихотворении всего лишь три глагола – может, потому при его прочтении и возникает состояние покоя…

21. Вона как... (Борис Балицкий)

Она молчала много лет –
сбывалось давнее пророчество.
А он с собою говорил, горланил песни, водку пил,
спасаясь тем от одиночества.

Она не знала что он есть,
а он её искал отчаянно.
Искал по запаху волос, по вкусу губ, по каплям слёз,
по звёздам шёл к её молчанию.

И длилось это тыщщи лун.
Ссыпалась вечность мелким крошевом.
А он всё шёл, глядел-искал,
и матом в голос поминал того кто знал, но не сказал,
где для него назначенное брошено.

... на зорьке жёнин мягкий бок пробудит главные инстинкты.
На предложение его, она хихикнет:- да иди ты.
И он пойдёт курить.
Потом.
Пока она с ковшом и тазом.

Он будет тёплый дым глотать, лениво что-то вспоминать,
не вспомнит, выстрелит бычком,
и припечатав всё плевком,
потянется и выдохнет:
- Зар-р-раза!

Специфическое стихотворение. Безнадёга какая-то для тех, кто до сих пор через «тыщщи лун» всё ещё в поиске «по запаху волос, по вкусу губ, по каплям слёз». И снова ассоциации – вспомнила пьесу-фарс Бена Джонсона «Молчаливая женщина». Почти та же проблема, но выраженная хорошим литературным языком. А вот в нашем стихотворении (тоже, считаю, фарсе) автору, на мой взгляд, удалось как раз создать колоритный образ приземлённого «лирического» героя, который «с собою говорил, горланил песни, водку пил», «…и матом в голос поминал того кто знал, но не сказал», «… выстрелит бычком, и припечатав всё плевком, потянется и выдохнет: – Зар-р-раза!» Ну, что ж, создать образ антигероя тоже непростая задача.

22. Синяя птица (Екатерина Чаусова)

«Родишься в чистом поле,
а умрешь в темном лесе.»
/русская пословица/
"Для чистых все чисто"
(из Послания апостола Павла,
гл.1,ст.15,Н.З.)

Ночь глаза откроет: неужели снег?!
Мощною волною – двадцать первый век
всех сметает к бесам, пеной взбеленясь…
Что всплывёт? – известно:
Здесь – прямая связь.

Зябко в главной роли, холодно во сне.
Выдержит ли кровля в этакой возне?
Истину сокроет скрип морозных звёзд.
Утренней порою птица Алконост
Спрячет под водою будущих птенцов.
Синий зимородок – против подлецов…
Норы-гнёзда роя, славит мир и свет!
Искренность героя – вот залог побед…

В чистом-чистом поле стынет трын-трава.
Нет желанья спорить… всё – слова-слова…
Наше разнотравье вряд ли повторить.
День в простой оправе…
Так тому и быть.

Стихотворение, отсылающее к древнегреческому мифологическому образу, известному, как птица Алконост (она же зимородок, прячущий свои яйца в водных глубинах). Однако не уверена, что её стоит отождествлять с Синей птицей, ставшей нам известной гораздо позже из пьесы бельгийца Метерлинка.
Тем не менее образ этот, олицетворяющий в контексте стихотворения, как мне видится, Мать, пытающуюся сохранить своих детей во имя жизни на земле в XXI веке, приравненном автором к «мощною волне», которая «всех сметает к бесам, пеной взбеленясь…», получил очень сильное эмоциональное и этическое звучание.
Концовка стихотворения, неожиданная по тональности и лексическому наполнению, переносящему читателя на исконно русскую почву, представляет собой «спад» в композиционном плане, но в смысловом и поэтическом понимании может вполне рассматриваться как квинтэссенция стихотворения о загадочной птице Алконост:

В чистом-чистом поле стынет трын-трава.
Нет желанья спорить… всё – слова-слова…
Наше разнотравье вряд ли повторить.
День в простой оправе…
Так тому и быть.

23. Вечерний путь (Чен Ким)

Иду, все время замедляя шаг,
И попадаю в ритм стихотворенья.
Иду, любуюсь ею, как дурак –
То исчезающей, а то растущей тенью.

В которой я, при свете фонарей
То великан, то карлик. И дорога
Ведет сама туда, где у дверей
Нас ждет покой. И воля, слава богу.


Лаконичное, но удивительно глубокое по мысли стихотворение. Жизнь поэта, представленная почти аллегорически, в которой ты то «как дурак, любующийся, то исчезающей, а то растущей тенью», «то великан, то карлик». Выражать себя лапидарно, особенно когда речь касается такой категории, как смысл жизни, дано не каждому поэту. Автору рассматриваемого стихотворения это удалось.

===============================
РЕЗЮМЕ
===============================
Прочитан обзор, и настало время узнать, каким стихам я отдала предпочтение. Задача эта довольно сложная, особенно когда большинство из рассматриваемых тобой стихов достойного уровня, когда трогает душу искренность поэтических повествований, раскрывающих и сокровенные чувства авторов, и их представления о добре и зле в этом мире, о смысле жизни и о том, как они ощущают себя в современных реалиях.
Подкупали стихи, в которых авторы обращались к историческим сюжетам, затрагивали нравственно-этические проблемы, актуальные во все времена. Всё это и даже больше было в ваших стихах.
Но выбор сделан, и он таков:

1 место – В Пушкинских горах (Ольга Флярковская)
2 место – Фрези и Лигейя (Ида Лабен)
2 место – Тусклая лампочка (Татьяна Павлова-Яснецкая)
3 место – Король и шут (Елена Чалиева)
3 место – Запахи красного цвета (Белый Ящик)
3 место – Ворёнок (Айк Лалунц)

Также хотела бы отметить ещё несколько стихотворений, которые пришлись мне по душе: «Потом» (Ольга Светова), «Без поводка» (Светлана Тимашева), «Ах, осень...» (Дэн Мартини), «Вечерний путь» (Чен Ким), «Синяя птица» (Екатерина Чаусова).