Из ряда вон

Повидала я вдоволь стрёмного,
и сама до конца не вспомнена
той наивной и милой девочкой
с поливалкой и пастилой… 
Никакой вурдалак из погреба,
даже станом сухим и сгорбленным,
не охватит уже боязнями,
чтоб как лист на ветру трясло

каждый пальчик и что-то чёрствое —
за стеснёнными платьем рёбрами
и душа, не душа — навыворот
лунный камень в сплошных рубцах.
Ай-яй-яй, не срослось, не склеилось,
тьма злорадствует ахинеями —
я научена ждать и тешиться тем,
что я не боюсь впотьмах

ни грозы, ни немого оклика,
даже если все боги прокляли
на печаль, на тоску, на холодность
ко всему и ко всем подряд.
Что ни ночь и не ночь, то призраки
норовят свои руки высунуть
из стены с зеркалами битыми,
и поймать беспокойный взгляд…

Мне не надо серпа и молота —
я отбилась, сломалась, тронулась,
сосчитала все тени в комнате
и песчинки хромых часов.
И теперь хоть клыками волчьими
-ать за сердце, за боль, за шовчики —
не обломится ничегошеньки
от того, что из ряда вон.