Моё послание Папе Римскому

Скорым поездом под названием "Сбывшиеся Мечты" совсем недавно я прибыл в Рим на встречу с Микеланджело и Рафаэлем.

До этого я уже встречался с ними. Точнее не с ними, а творениями их рук и их души. Творения эти настолько ёмко воплотили в себе их душу, что, рассматривая оные, у меня складывалось впечатление, что я непосредственно беседую и с самим Микеланджело, и с самим Рафаэлем.

Так, во Флоренции в Академии изящных искусств, едва я приблизился к прекрасной статуе Давида, исполненной Микеланджело ( теперь статуя храниться в Академии  ), мне почудилось, когда я разинул рот от изумления перед великолепием этой скульптуры, что мраморный Давид, чтобы привести меня в чувство, переложил камень, зажатый в правой руке, в левую, ласково погладил меня мраморной десницей по голове и промолвил : "Не тужи, Вольдемар, что твои стихи и прозу никто не читает. Зато у тебя новенькие отличные кроссовки !" При этом суровые морщины у переносицы на его челе разгладились, а на мраморных устах мелькнула улыбка. И только после того, как рот мой закрылся, а сердце перестало биться учащённо, он опять вложил камень в правую руку и насупил брови.

Я смотрел на Давида и снова убеждался в том, что душа человека, в особенности гения, бессмертна и остаётся с нами в его творчестве и в его добрых делах навсегда.

Да, увы, Микеланджело давным-давно покинул нас, отправившись в спальном вагоне экспресса "планета Земля - Вселенная" куда-то очень-очень далеко, чтобы радовать своим искусством иные Галактики, иные земли. Но его творения, так чудесно выразившие его душу, позволяют нам встречаться с ним и даже вести с ним беседу. Правда лишь после того, как наш открывшийся от изумления рот снова закроется, а язык наш вернёт утраченную в момент встречи с гением способность к беседе.

Итак, я прибыл в Рим, чтобы встретиться с Микеланджело, а заодно и с Рафаэлем.

Место этой встречи было определено прежними столетиями и изменить его было нельзя. Называется это замечательное место "Базилика Святого Петра. Музей Ватикана". Именно там оставили частичку своей бессмертной души Микеланджело и Рафаэль. Первый - в росписях Сикстинской капеллы. Второй - в росписях, которые носят название "станцы Рафаэля" ( итальянское слово " stanza" в переводе означает "комната", "помещение" ). В этих комнатах, предназначенных для аудиенций римских пап, частичка бессмертной души Рафаэля запечатлелась на фресках, самой впечатляющей из которых является, как известно, фреска под названием "Афинская школа", где среди философов, мудрецов и учёных античности Рафаэль изобразил и Микеланджело, и самого себя.

Таким образом, на встречу с ними - с Микеланджело и Рафаэлем, с их бессмертными душами, чтобы почерпнуть из них, как из живительного источника, новых сил и немного отвлечься от удручающих событий наших дней, я и прибыл в начале лета сего 2023 года в знаменательный для Италии день 2 июня - День Республики.

День выдался знойным, если не сказать больше - в столице Италии стояло пекло. Солнце, которое я очень люблю, но только в том случае, когда оно пригревает меня, а не печёт, как лепёшку в тандыре, жарило немилосердно с самого раннего утра.

Зонтика, защищающего от солнечных лучей, как дам на прелестных картинах импрессионистов, у меня не было, а очередь в музей Ватикана, где я намеревался встретиться с Микеланджело и Рафаэлем, выстроилась длиннющая и извилистая, словно хвост динозавра.

Тот, кто бывал в музеях Ватикана, хорошо знает это место. Очередь выстраивается у высокой стены, наподобие крепостной, слегка наклонённой в сторону собора святого Петра. Ширина дрожки, где очередь выстраивается, невелика - метра два с половиной и зажата эта дорожка между стеной и проезжей частью, по которой непрерывно мчатся автомобили.

В виду того, что был праздничный день, очередь была длиннее, чем обычно, и двигалась медленно, как сонная улитка.

Увидев эту длиннющую очередь, я сразу понял, что стоять мне, чтобы благодарно пожать руку Микеланджело и Рафаэлю за их великолепные произведения, придётся долго.

Толпа в очереди, представляла из себя довольно живописную и пёструю смесь представителей разных национальностей. Кого в ней только ни было, каких только говоров и наречий в ней ни звучало !

Музыка человеческой речи, возможно, слегка развлекла бы меня и скрасила время, но полдневное солнце, как строгий дирижёр, стукнуло палочкой по пюпитру. Языки стали заплетаться и вскоре все "оркестранты" смолкли. Только чирикание воробьёв да визг автомобильных шин вносили оживление в наши ряды.

Искатели приключений, как и я, ожидавшие встречи с творениями гениев, укрывали свои головы, спасая их от палящих солнечных лучей, чем только могли. Самые предусмотрительные - заранее припасённым зонтиком, простофили - кто журналом, кто газетой, кто железнодорожным билетом, кто салфеткой, кто носовым платком, кто просто ладонью.

И только птицы - в основном это были воробьи - не унывали. Они порхали туда-сюда, по кирпичной кладке стены, перелетали через неё в сторону собора, где на площади били фонтаны, и, напившись воды и выкупавшись, снова возвращались обратно, чтобы посмеяться над нами - людьми.

И вот в этой ситуации, когда от немилосердно палящих лучей добравшегося до точки зенита солнца голова моя слегка закружилась, решив исполнить тарантеллу наподобие бабочек, что кружатся на зелёной поляне перед собором Санта-Мария-Ассунта в Пизе, стали залетать в неё довольно еретические мысли.

"Как же так ? - шептали мне мысли-еретики  - Почему ни один из римских пап не позаботился о нас - о своих чадах, о странниках, прибывших со всех концов света на встречу с прекрасным ? Почему они, папы, сильные мира сего и пастыри половины человечества, не расположили здесь ни одной скамеечки, почему не установили навеса, который мог бы спасти стоящих в очереди и от лучей солнца, и от дождя ? Весьма странно."

Время шло, солнце палило без устали, народ в очереди совсем приуныл. И тогда я, очумев от нестерпимой жары и духоты, а затем от отчаяния, острым концом домашнего ключа, имевшего вид отвёртки, начал в стене между кирпичами кладки, сам не ведая зачем, царапать цемент.

Цемент оказался податливым Он, как мрамор под резцом Микеланджело, крошился и осыпался под действием моего стального и острого ключа.

Вдохновлённый успехом, воображая себя если не Донателло, то его учеником, я так увлёкся процессом выцарапывания цемента, что даже перестал замечать время.

Часы томительного ожидания наполнились для меня глубоким содержанием - содержанием творческого труда.

Видимо, нечто подобное испытывал и Микеланджело, когда из бесформенной грубой глыбы мрамора высекал свои скульптуры, а именно : Утро, Вечер, День, Ночь, Юного лучника, Святого Петрония, Спящего Амура, Бахуса, Скорчившегося мальчика, Умирающего раба ( то есть меня под лучами палящего солнца ), Раба восставшего ( то есть меня, выцарапывающего цемент).

Никто не обращал внимания на мои творческие старания. Все в очереди были заняты только собой и тем, как бы не помереть от жары и жажды. Лишь воробьи, подлетая изредка ко мне и цепляясь острыми коготками за выступы кирпичной кладки, с любопытством следили за тем, как мой ключ-резец всё глубже и глубже вонзается в поверхность стены.

Примерно через час отверстие в стене между кирпичами кладки я проделал довольно объёмное - сантиметра три-четыре глубиной.

Удовлетворённый результатом своей работы, я достал из дорожной сумочки-рюкзака клочок бумаги и остро заточенный карандаш, который ношу всегда с собой ( этим карандашом я делаю дорожные зарисовки, пишу стихи и продеваю шнурки в кроссовках ).

На клочке буквами латинского шрифта я сделал запись следующего содержания :

"Аз, прибывший в Рим из Детской Мечты безвестный поэт, благодарю всех Богов за возможность снова лицезреть произведения гениев. Однако, к сожалению для себя, папиным гостеприимством аз, окаянный грешник и Божий раб, остался недоволен. Умоляю папу установить навес перед входом в музей Ватикана, бо меня и всех вокруг стоящих здесь чуть не хватил солнечный удар. Дата. Подпись."

Старательно скрутив бумажку с посланием, я засунул её в проделанное отверстие и затем, достав из сумочки отличный клей под названием "суперцемент", носимый мною в сумочке на все случаи жизни, замазал отверстие.

Через пару минут под лучами полуденного римского солнца клей застыл, как стекло, и моя "булла" осталась в стене навеки. Возможно, археологи будущих столетий, отыскав её, долго будут трудиться над расшифровкой текста, а расшифровав, прольют слезу сочувствия.

Время за работой пролетело незаметно. Очередь вдруг начала двигаться быстрее, увлекая меня за собой, и вскоре так долго ожидаемая встреча с Микеланджело и Рафаэлем состоялась.

В конце своего рассказа хочу добавить : не уверен, что записка моя папе будет им прочитана. И вся моя надежда остаётся только на воробьёв, которые имеют возможность беспрепятственно залетать всюду, даже в папины апартаменты, так как именно они, а не мы, люди, получили от богов привилегию наслаждаться жизнью, не имея при этом ни паспортов, ни виз, ни дорогостоящих билетов в музеи.

Папа, я в этом уверен, являясь полиглотом, понимает язык кого угодно, в том числе и воробьёв. И если воробьи, что шныряли вокруг меня, когда я писал свою "буллу", передадут папе её содержание, то убеждён - не только навес и скамеечки для стоящих в очереди в музеи Ватикана появятся у стены, но даже и фонтанчики с питьевой водой.

Аминь.