Воробышек

               
               
                Кот Тасян сибирской породы, крупный и гибкий, шерсть богатая, с завитками, чёрно-белая, с отливом, глазища зелёные. Дочь с мужем почти всегда брали его с собой на дачу. Здесь он охотился на мышей, дрался с соседскими и бродячими котами; ночевал по обыкновению где-нибудь в кустах на свежем воздухе под звёздным ночным куполом. Утром объявлялся, иногда, правда, помятый и поцарапанный, но по настрою всегда чрезвычайно довольный и счастливый и в тенёчке дрых без задних ног до обеда.
       Дачу за Сергиевым Посадом мы купили пару лет назад – какого же русского не тянет к землице с цветочными клумбами, клубничными и овощными грядками да разлапистыми яблонями и колючими, с гирляндами сладчайших ягод, кустами малины вдоль забора!
      Солнечный майский полдень. Перекопав участок под картошку, мы с зятем Александром направились перекусить и отдохнуть в прохладе дома. Площадку под веранду перед двухэтажным, оббитым сайдингом зданием зять выложил плитками еще в прошлом году, нынче дело осталось за навесом, но всё равно хорошо: всегда твёрдо и ровно под ногами и грязь в сени от порога уже не затащишь. Прямо перед площадкой цветник, где сейчас благоухают тюльпаны с разными оттенками, начиная с атласно-оранжевых и заканчивая тугими красно-жёлто-белыми бутонами; здесь же разноцветными взбитыми ковриками разбросаны солнечные нарциссы, кукушкины слёзки, небесные незабудки, примулы и другие весенние соцветия. За цветником на лужайке груша с воздушной белоснежной кроной, а позади нас отвесная семиметровая внешняя стена со стальной дверью по центру и аккуратным окошком второго этажа над ней. Венчает стену конёк двускатной крыши, откуда из застрехи с утра и до ночи разносится весёлое воробьиное чириканье. Две юркие серенькие птички, сменяя друг дружку, хлопотливо приземляются с мушками в клювиках, ныряют в застреху и тут же отлетают обратно на грядки за новой порцией корма.
      Кот Тасян выходит из-за угла дома, вальяжно ложится на бок перед нами и томно вытягивается, показывая, что рад нашему появлению и неплохо бы получить за это кусочек жареной курицы.
- Сейчас, сейчас, - улыбается Саша, - дай только в дом зайти…
      Зять еще не закончил говорить, а кот уже пружинисто подпрыгнул и метнулся к стульям, что рядком стояли у стены. И здесь же что-то под одним из них пискнуло. Мы переглянулись.
- Наверно, мышь словил, - высказал догадку Саша.
       А я тем временем раздвинул стулья, чтобы лучше рассмотреть кота с добычей.
- Однако не мышка это, - я разглядел в зубах у Тасяна птичье крылышко и, как показалось мне, скомканное тельце птенца. – Ну-ка, котяра, давай-ка его сюда, - рука моя потянулась к настороженно прижавшемуся к плитке коту.
      Но не тут-то было, Тасян с птенцом в зубах крутнулся на месте и бросился по тропинке вдоль забора в глубь сада. В два прыжка я нагнал кота, поймал, пальцами разжал ему пасть и освободил птенца. Тот на моё удивление оказался жив и даже помят не очень. Я его разместил в лодочке своей ладони. Вполне оперившийся, две жёлтые едва приметные полоски вдоль клювика, испуганные глазки-бусинки, цепкие лапки и… я никогда не видел прежде, чтобы так мелко и обречённо дрожали частые крохотные серые пёрышки по всему птичьему тельцу.
       Кот стоял у меня под ногами и подняв усатую мордочку с недоумённым напряжением глядел на мою ладонь, видно, ждал, что я, как более сильный зверь, поиграю с его добычей маленько и отдам её ему доигрывать, как они это любят делать с мышами, чтобы потом с аппетитом съесть. Цыкнув на Тасяна, я обернулся к зятю.
- Думать будем, как этого пушистого парнишонка вернуть родителям…
- Ни лестницы такой длинной, ни чего другого у нас нет, - Саша задрал голову вверх. – Может, встать на подоконник и как-то передать? Вроде должен дотянуться.
- Ты не сравнивай себя с невесомым воробышком, - усмехнулся я. – Это он с такой высоты шмякнулся на бетон, побывал в лапах у кота и – хоть бы что! А тебя, если сорвёшься, сколь потом соскабливать с плиток?.. Здесь бы надо что другое… Во! Придумал!
       Я прошёл к сарайчику за домом, взял из штабеля плинтусную трёхметровую рейку, с рабочего стола прихватил нож и пустую литровую пластиковую бутылку, открутил крышку, обрезал горлышко и, расщепив один край доски, насадил на тонкую расщепину эту пластиковую «розочку». Получилось что-то наподобие полупрозрачного «гнёздышка». Поднялись с этим изделием на второй этаж. Саша распахнул створки окошка и, взяв переданную рейку, вытащил наружу и приопустил её вниз так, чтобы «гнёздышко» оказалось на уровне его груди. Я бережно переложил птенчика туда и, зять начал, перебирая рейку, поднимать её вверх. Окошко было узким и мне, даже если протиснуться, всё равно не выглянуть из него, поэтому за происходящим я наблюдал из комнаты. Но не прошло и минуты, как Саша, чертыхнувшись, принялся опускать рейку вниз.
- Тьфу ты! сорвался, бедняга… снова выпал… - и он отошёл от окна, давая и мне увидеть, что там внизу.
- Теперь-то уж точно разбился… - глянув на лежащий на плитке серенький комочек, я уже и не рад был, что отобрал воробышка у кота, вмешался, так сказать, в процесс выживания видов в природе, и теперь вот должен расхлёбывать своё грёбаное милосердие… Но это лишь мелькнуло раздосадовано на мгновенье, пока мы быстро спускались по лестнице вниз и пока меня снова не накрыло какой-то необъяснимой жалостью. Почему-то вспомнилось некстати, как мы с соседскими мальчишками и девчонками в несказанно далёком детстве, найдя где-нибудь мёртвую синицу или воробья, выкапывали в садике ямку и, предварительно устлав дно широкими листьями клёна, клали туда птичку и, накрыв такими же резными листьями, зарывали могилку. Некоторые наши умельцы даже выкладывали из прутиков или спичек на земляном бугорке пятиконечную звёздочку, чтобы всё было по правде.
       Саша значительно моложе меня и энергичней, и вот он уже весёлый несёт в ладонях и показывает мне, выходящему из дома, нашего спасаемого. Как ни странно, опять живого и невредимого! Вот что значит муравьиная лёгкость и умение планировать.
- Я, когда поднёс его к застрехе, - между тем делится со мной зять, - надо было чуток наклонить горлышко – борта оказались высоковаты – а он возьми и вывались… Сейчас я еще подрежу «розочку» по кругу, сделаю помельче, чтобы птенец смог легко перепрыгнуть к себе.
- А не вывалится опять?
- Посмотрим…
        В этот раз пёрышки у воробышка не дрожали, или птичка привыкла, смирилась со своим положением, или тепло, исходящее от моей ладони как-то её успокаивало, потому что, когда Саша подставил «гнёздышко» и я попробовал легонько перенести птенца на пластику, тот попытался лапками вцепиться в мою ладонь, видимо, так пригрелся… А напоследок даже и серенькой своей головкой покрутил, поозирался на нас и, нахохлившись, притих.
      Зять осторожно приступил к поднятию рейки вверх, а я неожиданно даже и для самого себя вдруг истово перекрестился, и этот порыв был настолько искренним, насколько и мгновенным: «Господи, сделай так, чтоб всё получилось!». Я еще не остыл, а зять уже поворачивается ко мне и говорит:
- Готово!
- Что готово, - не понял я.
- Птенец в гнезде.
- Так быстро?
- А ему что? Только поднёс, он и перепрыгнул… Вон как расчирикались, бедолаги!
     Мы спустились вниз и еще минут пятнадцать постояли на плитках, понаблюдали, не десантируется ли наш подопечный снова. Но нет.  Опять залетали челноками воробьиные родители, которых во время наших действий не было видно вообще, наверное, притаились где-то в ветках цветущей груши и ждали оттуда развязки этого происшествия.   
      Пообедали. Я сам лично выбрал жирный ломтик жареной курицы и подложил в миску Тасяну, чтобы хоть как-то восполнить тому потерю его законной добычи и сгладить возникшую шероховатость в наших отношениях. Кот жадно вцепился в кусок и довольнёхонький умчался куда-то в кусты пировать.
       Отдохнув, мы вернулись докапывать участок и садить картошку. В какой-то момент меня привлекло звонкое чириканье, разносившееся откуда-то сверху. Я поднял голову. Напротив нас на протянутом между двумя столбами электрическом проводе сидел воробей и, поглядывая сверху вниз в нашу сторону, что есть мочи чирикал, будто слал нам свои благодарственные рулады, да так у него это ловко и самозабвенно получалось, что мы с зятем переглянулись и невольно оба улыбнулись прежде чем продолжили копку и посадку.