Дорогая мамуля

ГЛАВА 21

Это промелькнуло в ее глазах всего лишь на миг. Не шок, подумала Ева, не испуг. Злорадство. А потом они снова стали круглыми и наивными, как у ребенка.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я хочу уйти отсюда. – Губы, которые ей до того нравились, что она даже не стала их менять при операции, задрожали. – Я хочу к Бобби.

– Неужели? Неужели тебе и впрямь хочется к нему? – удивилась Ева. – А может, он просто подвернулся под руку? Но мы об этом еще поговорим. Хватит ломать комедию, Марни. Нам обеим будет легче. Неужели тебе не надоело изображать такой скучный персонаж, как Зана? Ни за что не поверю.

Марни жалобно всхлипнула.

– Оказывается, ты злая.

– Да, я обычно злюсь, когда кто-то мне врет. А тебя это здорово забавляло, да? Но ты кое-что упустила в комнате по соседству с комнатой Труди, когда прибиралась там. Оставила следы крови. А что еще лучше, оставила свои «пальчики».

Ева встала, обогнула стол и наклонилась над плечом Марни. До нее донесся слабый цветочный запах, и она подумала, что Марни этим утром надушилась духами Труди. Интересно, что она чувствовала, брызгаясь тем, что выбрала для себя покойница? Скорее всего, она чувствовала себя прекрасно. Может, даже хихикала, нажимая на головку баллончика.

– Над тобой отлично поработали, когда ты решила сменить внешность, – продолжала Ева. – Но идеал недостижим. И потом, есть еще телефон Труди. Мелочи, Марни. Все всегда прокалываются на мелочах. Ты просто не могла устоять, чтобы не стянуть у нее пару мелочей. У тебя липкие пальчики. Ты всегда этим славилась.

Ева протянула руку и ловко раскрыла лежащее на столе дело на том самом месте, где находилась распечатка двух изображений с разделенного экрана вместе с анкетными данными и уголовным досье Марни Ральстон.

– Деловая барышня. Вот что я увидела в тебе, мне кажется, в первую же минуту у дверей комнаты Труди.

– Ничего ты не видела, – пробормотала Марни.

– Думаешь, нет? Ну, не буду спорить. В любом случае тебе не следовало оставлять ее духи, Марни, не надо было брать этот красивый свитер и эту модную сумочку.

– Это она мне подарила. Мама Тру…

– Это чушь. И вот теперь ты врешь просто по-глупому. Было бы умнее, гораздо умнее, если бы ты опять включила слезные железы и призналась мне, что ты сама все это взяла, просто не удержалась, что тебе так стыдно. Мы ведь с тобой обе знаем, что Труди никогда никому ничего не дарила.

– Она меня любила. – Марни закрыла лицо руками и разрыдалась. – Она меня любила.

– Опять врешь, – спокойно возразила Ева. – Опять глупая ложь. Тебе не повезло: ты напоролась на копа, который ее знал, который ее помнит. Ты не рассчитывала, что я появлюсь там в то утро. Ты не успела все приготовить, подчистить за собой. Ты не рассчитывала, что я буду вести расследование. – Она легонько хлопнула Марни по плечу и присела на край стола. – Разве это можно было предусмотреть? Шансы были нулевые. – Она бросила взгляд на Пибоди. – Как считаешь?

– Никто не смог бы это предвидеть, – согласилась Пибоди. – А сумочка и вправду шикарная. Жалко было бы, если бы пропала. А знаете, что я думаю, лейтенант? Я думаю, с липовым похищением она перестаралась. Была бы умнее, не лезла бы вперед. Сидела бы в сторонке и молчала в тряпочку. Но она просто не могла удержаться, ее манили огни рампы.

– Пожалуй, ты права. Любишь купаться в лучах прожекторов, Марни? Столько лет тебе приходилось играть в эту игру! Копы, Служба защиты детей, Труди. Ну, ты сбежала, урвала свое, но тебе же все мало. И ты хитра. Когда случай пинает тебя в зад, ты знаешь, как повернуться и ухватить его за башмак.

– Ты все это придумываешь, потому что не знаешь, что было на самом деле.

– О нет, я знаю. Должна признаться, ты меня восхищаешь, Марни. Все эти планы, вся эта игра на публику. Ты здорово умеешь проворачивать такие трюки. Конечно, она попалась. Приехала сюда, решила меня шантажировать. Потом пустила в ход свой старый трюк: нанесла себе побои, чтобы потом свалить на кого-то. Если бы не это, тебе пришлось бы еще бог знает сколько месяцев изображать кроткую маленькую женушку и послушную невестку. А так ты все провернула по-быстрому. Ну, давай, Марни. – Ева наклонилась вперед. – Ты же хочешь мне рассказать? Кто поймет тебя лучше, чем я? Ведь я сама через это прошла. Она и тебя заставляла мыться в ледяной воде каждый вечер? Драить ее кухню зубной щеткой? Сколько раз она запирала тебя в темноте, сколько раз напоминала, что ты ничто и звать тебя никак?

– Что тебе за дело до того, что с ней стало? – тихо проговорила Марни.

– А кто сказал, что мне есть дело?

– У тебя ничего нет. Эти вещи? – Она указала на мешок с уликами. – Мама Тру подарила их мне, она меня любила.

– Она никого на свете никогда не любила, кроме себя самой. Но не исключено, что ты сумеешь заставить присяжных в это поверить. Как ты думаешь, Пибоди?

Пибоди задумчиво поджала губы, словно размышляя над ответом.

– Шанс у нее есть, особенно если задействует свои водокачки. Но если учесть все остальное, шансы резко падают. Понимаете, лейтенант, против нее на одном умысле можно сшить целое дело. Она долго выжидала, долго готовилась. Выдала себя за другую… Само по себе это мелочь, но вкупе со всем остальным… – Пибоди пожала плечами. – Если учесть, что на это она пошла, планируя убийство… Черт, дайте это присяжным. Скажите им, что она вышла замуж за сына жертвы с единственной целью втереться в семью и убить свою бывшую приемную мать. Трезвый холодный расчет. Долго выжидала в засаде. Добавьте фактор денег, убийство из корыстных побуждений. Ей светит пожизненное. Тяжелый случай. – Пибоди перевела взгляд на Марни. – Может, вы сумеете нас убедить, что убийство было непреднамеренным? Может, представите это как случай самозащиты? Пока мы вам еще сочувствуем.– Может, мне следует пригласить адвоката?

– Прекрасно. – Ева оттолкнулась от стола. – Мне от этого ни жарко, ни холодно: я тебя приперла к стенке, Марни. Можешь приглашать адвоката, это твое право. Но попробуй только это сделать, и ты потеряешь львиную долю моего сочувствия и восхищения. У тебя есть адвокат на примете? – спросила она небрежно. – Если хочешь, защитник может быть назначен тебе судом.

– Погоди, погоди! – Марни схватила банку с вишневой шипучкой и торопливо глотнула. Когда она поставила банку на стол, наивная бесхитростность в ее взгляде бесследно исчезла. – А если я тебе скажу, что она собиралась обглодать тебя до костей? Тебя и твоего мужа? Я ее остановила. Это должно чего-то стоить, разве нет?

– Конечно. Мы об этом поговорим. – Ева опять села. – Но тебе придется все мне объяснить. Почему бы нам не начать сначала?

– Почему бы и нет? Видит бог, мне до смерти надоела Зана, это ты верно подметила. У тебя там мое досье? Колония для малолеток и все остальное?

– Да.

– Там еще не все сказано. Ты же знаешь, как это бывает. Меня все пинали, как мячик, когда я была еще вот такой соплей.

– Я видела твою медкарту. Тебе здорово досталось.

– Я научилась лягаться в ответ. Я сама о себе заботилась, потому что помощи мне было ждать неоткуда. – Марни с отвращением оттолкнула банку с остатками шипучки. – Можно мне кофе? Без сахара.

– Я принесу. – Пибоди встала и направилась к двери.

– Государственная система ни на хрен не годится. Хоть убей, не понимаю, как ты можешь на нее работать после всего, что она с тобой сделала.

Ева сидела с каменным лицом.

– Я люблю все держать под контролем.

– Ясно, ясно, это я понимаю. У тебя есть жетон, есть эта пушка. Можешь драть задницу кому угодно, когда угодно, сколько душе угодно. Могу понять, как тебе это нравится. Хоть немного душу отвести.

– Давай поговорим о тебе.

– Мой любимый предмет. Итак, они наконец забрали меня у моей ссученной мамаши, и что они сделали? Бросили меня на съедение Труди. Поначалу я подумала: «Эй, мне это нравится. Приличный дом, хорошая жратва, добренькая тетенька и ее сынок». Но она оказалась хуже моей матери. Ты же знаешь.

– Знаю.

– Она была сильная. Я тогда была хилая, а она сильная. Холодные ванны каждый вечер. Как будто это какой-то гребаный религиозный обряд. А потом она запирала меня в спальне. Каждую ночь. Ну, на это я не обижалась: хоть тихо было. Времени полно, чтобы подумать.

Вернулась Пибоди с кружкой кофе и поставила ее на стол.

– Знаешь, она один раз подсыпала мне какой-то дряни в еду, чтобы меня потом стошнило. Я позаимствовала пару ее сережек. – Марни глотнула кофе и поморщилась. – Давненько я не бывала у легавых. А вы, ребята, все никак не можете сорганизовать приличный кофеек.

– В борьбе с преступностью еще не все обстоит идеально, – сухо ответила Пибоди, и Марни засмеялась.

– Неплохо сказано. Ладно, вернемся ко мне. Ну вот, когда эта сука во второй раз меня поймала, она меня остригла. У меня были красивые волосы. Я их тогда носила покороче, но все равно они были красивые. – Марни подняла руку к волосам, откинула их назад. – Она остригла меня почти наголо, как будто я заразная… А потом она сказала социальному работнику, что это я сама себя обкорнала. И никто даже вникать не стал. Вот тогда я поняла, что когда-нибудь я с ней рассчитаюсь.

Ева ощутила в душе едва слышимый голосок сочувствия.

– Ты сбежала?

– Да. Хотела дом поджечь, чтоб она там внутри сгорела, но это было бы не слишком умно. Копы не оставили бы меня в покое, если бы я подожгла.

Голос сочувствия смолк.

– Поджог, убийство… Да уж, они затравили бы тебя, как зайца.

– И вообще, я тогда была еще так молода, времени для расплаты впереди полно. Но они все равно меня достали. И почему вы, копы, никогда не можете оставить человека в покое?

Марни покачала головой и отпила еще кофе.

– Ты сбежала от нее, когда тебе было тринадцать. Для тебя это полжизни назад, Марни. Долго же ты помнишь обиду.

Голос Марни был так же горек, как кофе.

– А на хрен обида, если ее забываешь? Она сказала мне, что я шлюха. Родилась шлюхой, шлюхой и помру. Говорила, что я уродина, что я никому не нужна. Говорила, что я ничто. Твердила мне об этом каждый божий день, что я у нее пробыла. Ей хотелось сменить мебель в гостиной, так она старую всю разломала и все на меня свалила. Власти штата выписали ей чек, а меня посадили под домашний арест. Я почти год у нее промучилась. Она превратила мою жизнь в ад.

– И ты ждала полжизни, чтобы ей отплатить?!

– Мне и без нее было чем заняться. Но я не выпускала ее из виду. Просто на всякий случай: вдруг представится возможность? И она представилась.

– В ту ночь, когда взорвали клуб в Майами?

– Бывает, сама судьба дает тебе шанс. Что я могу сказать? Я в ту ночь приболела, попросила одну деваху меня прикрыть. В такой дыре всем начхать. Отдала ей ксиву и кодовый ключ, чтоб вошла с черного хода и шкафчик мой в раздевалке открыла. Там костюмы. А потом я слышу об этом в новостях. Все заведение взорвали к чертовой матери, почти все погибли, разлетелись на куски. Вот я и думаю: черт, надо же, как мне повезло! Если бы я туда пошла, меня бы разнесло в клочья. Меня все это здорово встряхнуло, уж ты мне поверь. Заставило кое о чем задуматься.

– И ты подумала: «Почему бы не стать кем-то еще?»

– Ну, тут дело вот в чем. Я кое-кому задолжала по мелочи тут и там. Ну, раз я мертва, с меня взятки гладки, так? Я взяла удостоверение своей подружки, забрала все деньги, что у нас были на двоих, и поминай как звали. У нее был неплохой загашник.

– Имя у нее есть?

– Что? О черт, как же ее звали? А, да, Рози, вот как. Рози О'Хара. А что?

– Может, у нее есть родственники, которые ее ищут?

– Вряд ли. Она была уличной шлюхой и нюхала «химку». – От женщины, которая погибла вместо нее, Марни отмахнулась, как от скверного кофе. – С ее ксивой я не смогла бы долго продержаться. Я знала, что надо от нее избавиться и завести себе новую. Вот тут-то я придумала Зану. Новый документ получить не так уж трудно, если знаешь, кому подмазать. Портрет я себе подправила. Без регистрации. Я решила, что это хорошее вложение денег. Особенно когда я проверила Бобби.

– Симпатичный, одинокий, честолюбивый.

– И все это, и еще кое-что. Он все еще был крепко привязан к мамочкиной юбке. Только давай сразу проясним одно: я не собиралась ее убивать. – Марни подняла руки и наставила на Еву оба указательных пальца. – Я хочу, чтоб тут была полная ясность. Никакого «долгого выжидания в засаде» и прочей твоей мути. Я просто хотела украсть ее сына, а потом превратить ее жизнь в ад, как она превратила мою. А может, и денежек огрести при этом.– Симпатичный, одинокий, честолюбивый.

– И все это, и еще кое-что. Он все еще был крепко привязан к мамочкиной юбке. Только давай сразу проясним одно: я не собиралась ее убивать. – Марни подняла руки и наставила на Еву оба указательных пальца. – Я хочу, чтоб тут была полная ясность. Никакого «долгого выжидания в засаде» и прочей твоей мути. Я просто хотела украсть ее сына, а потом превратить ее жизнь в ад, как она превратила мою. А может, и денежек огрести при этом.

– То есть это была просто большая мошенническая комбинация.

– Точно. С Бобби было просто. Он, в общем-то, парень неплохой. Скучный, но ничего. Плюс кое-какие ходы в постели знает. А Труди? – Марни откинулась на спинку стула, широко улыбаясь. – С ней получилось просто здорово. Решила, что у нее есть новая рабыня, послушная маленькая Зана. О мама Тру, я с радостью сделаю это для вас! Надо сделать какую-нибудь грязную работу? Я ваш кандидат! И вот тут я налетела на большой сюрприз. Оказалось, у нее есть сбережения. Весьма приличная сумма. Так почему бы мне у нее не позаимствовать? Раз уж я стала ее маленькой помощницей, весь дом оказался на мне. У нее были неплохие вещички, довольно-таки дорогие. Вот интересно: откуда? Я кое в чем покопалась, поработала детективом. Шантаж. Я могу повернуть это против нее. Нужно только немного времени, нужно все подготовить. – Поставив локоть на стол, Марни оперлась подбородком на сжатый кулак. – Я искала лучший способ вытянуть у нее часть денег, а потом разоблачить ее. Они бы заперли ее, как она когда-то меня запирала.

«Ей это нравится, – поняла Ева. – Она наслаждается собой, смакует каждую минуту».

– Потом она увидела тебя по телику и страшно возбудилась: вынь да положь ей поездку в Нью-Йорк. Я собиралась завернуть это дело в золотце и преподнести тебе рождественский подарок. А сама я просто отошла бы в сторонку и смотрела бы круглыми от ужаса глазами: мать моего мужа оказалась шантажисткой! Я могла бы лопнуть со смеху.

– Хороший план, – согласилась Ева, – но опять тебя сбила с толку золотая возможность.

– Вот если бы ты прогнулась, все могло бы закончиться иначе. Подумай об этом, – сказала Марни, жестикулируя кружкой с кофе. – Я думала, ты ей заплатишь или хотя бы возьмешь пару дней на раздумье. Тогда я пришла бы к тебе, расстроенная, вся в слезах, и рассказала бы, что я узнала о моей дорогой свекрови. – Она отодвинула кофе. – Мы бы с тобой обе кое-что от этого получили. Все дети, которым она испортила жизнь, могли бы от этого выиграть. Но ты разозлила ее до чертиков. Рорк? Он так ее пнул, что она вылетела в озоновую дыру. Она хотела заставить тебя заплатить, заплатить по-крупному. Ни о чем другом думать не могла. Вы поломали ей игру, и она в ответ готова была поломать вам жизнь. Ты же видела, что она с собой сделала.

– Да, видела.

– И это не в первый раз, как ты сама сказала. Хочешь знать, что я думаю? По-моему, у нее были большие проблемы с психикой. Она уже избила себя к тому времени, как позвонила мне. Позвонила, заметь, не сыну – он бы такого не потерпел. Бобби не дал бы ей сделать то, что она задумала, он попытался бы ее остановить. Но я? Ее милая, послушная невестка? Она знала, что может на меня рассчитывать, знала, что может мне приказать. Мне даже не пришлось очень стараться, чтобы прикинуться ошеломленной, когда я вошла в ее номер. Ее лицо напоминало свежий фарш. А знаешь, что она мне сказала? Хочешь знать?

– Я затаила дыхание, – ответила Ева.

– Она сказала, что это твоих рук дело.

Ева отшатнулась от стола, словно пришла в ужас.

– Правда?

– О да, она толстым слоем намазала масло на хлеб. Все мне расписала. «Смотри, что она со мной сделала. И это после того, как я взяла ее к себе, дала ей кров. Подумать только, она же в полиции работает!» Ну, я ей, конечно, подыграла. «О боже, какой ужас! Надо отвезти вас в больницу, надо позвать Бобби, нет, надо вызвать полицию!» Тут она меня, конечно, тормознула. «Нет-нет, ни в коем случае. Она это сделала, но она сама в полиции работает, и муж у нее человек всесильный». В общем, дает мне понять, что опасается за свою жизнь, понимаешь? И вот она заставляет меня сделать запись. Для защиты, говорит она. А я-то вижу, как она это поворачивает. Довольно-таки тонко. Не впрямую, но все сказано ясно и понятно. Если не сделаешь, что надо, она пошлет копию записи в газеты, мэру, шефу полиции. Они все узнают. Я должна сделать копию – оригинал сохранится у нее – и лично доставить ее тебе в полицейское управление. И ни слова не говорить Бобби, клятву с меня взяла. – Марни со смехом перекрестилась. – Потом она велела разогреть ей супа, а я сунула в него немного успокоительного. Ну, и вино тоже подействовало. Она и отключилась. Я могла бы убить ее уже тогда. Тебе и об этом стоит подумать.

– Я думаю.

– Я обыскала комнату, нашла носок с монетами. И копию дела с компроматом на тебя я тоже нашла. Любопытный матерьяльчик. Я все забрала с собой. Она позвонила позже, но я сказала, что не могу говорить. Бобби был рядом. Я сказала, что перезвоню позже, когда мы вернемся с ужина, когда он заснет. Должна тебе признаться, ей это очень не понравилось. Хотя, раз у тебя ее телефон, можешь сама послушать.

– Она на тебя надавила, – подсказала Ева. – Труди не любила, когда ее заставляли ждать.

– Нет, не любила. Ну а я тоже не промах. «Ой, давайте я скажу Бобби. Мы никуда не пойдем, мы придем к вам и позаботимся о вас». Я знала, что она на это не пойдет. Ну, словом, она приняла еще одну таблетку, а я пошла ужинать в городе. Долгий был вечер, но – бог свидетель! – это было здорово. Стоило мне состроить глазки: «Бобби, можно нам выпить шампанского?» – как он уже вынимает бумажник. Готов кутить – в рамках своих возможностей, конечно. Для меня это был просто кайф, понимаешь? – Марни втянула носом воздух, запрокинула голову и закрыла глаза, вспоминая, как это было здорово. – Я так завелась… Трахнула его, как только мы вернулись. Ему тоже кое-что сунула, чтобы заснул. А потом пошла к Труди – надо было закончить разговор.

– Ты взяла с собой орудие убийства?

– Полегче. Я не собиралась пускать его в ход. Давай проясним этот момент, – добавила Марни. – Пусть это будет внесено в протокол. Я чего хотела? Я хотела показать ей носок, оставаясь в образе еще какое-то время. «Что вы наделали? Вы мне солгали! Я все расскажу Бобби! Я иду в полицию!»

Марни буйно расхохоталась, ухватившись за живот.

– Боже! Видела бы ты ее лицо! Она этого не ожидала. Закатила мне оплеуху. Сказала, что у меня истерика, и закатила оплеуху. Сказала, чтоб я делала, что мне велено, и чтоб не смела ей перечить. Если я хочу сохранить свое теплое местечко возле ее сына, лучше мне заткнуться и помалкивать. И делать, что велят. А не то она вышвырнет меня на улицу. Да, она об этом позаботится. – Лицо Марни стало мрачным, в глазах вспыхнула ненависть. – Она сказала, что я ничто. В точности как тогда, когда я была маленькой. «Ты ничто, – сказала она, – и не забывай, кто здесь главный». И тут она повернулась ко мне спиной. Носок все еще был у меня в руке. Я об этом не думала, просто не думала. Это просто случилось. Я ее здорово саданула. Она рухнула прямо на колени, и тут я еще добавила. В жизни мне не было так хорошо. И кто теперь ничто? – Она подняла пустую кружку. – А можно мне еще? Кофе дерьмовый, но все-таки возбуждает.– Пожалуйста. – Ева сделала знак Пибоди, а сама встала, чтобы налить воды из кувшина, стоявшего в комнате.

– Я этого не планировала, – продолжала Марни. – Но иногда приходится отклоняться от плана. У тебя там кто-то есть за этим зеркалом?

Ева изучила свое отражение.

– А это имеет значение?

– Просто хочется знать, есть ли у меня публика. Я ее не собиралась убивать. Я просто на минуту потеряла голову. Она меня ударила прямо по лицу.

– Раскрытой ладонью, – кивнула Ева, вспоминая. – Жгучая боль, но следа практически не остается. Она здорово научилась бить, не оставляя следов.

– Ей нравилась боль. Нравилось причинять боль, нравилось чувствовать боль.

Марни повернулась к зеркалу, и их глаза встретились в его серебристой глубине. Что-то мучительно сжалось внутри у Евы. Она хорошо понимала, что это такое – держать в руке оружие и пустить его в ход. Слепо. Яростно.

– Она была из таких, знаешь, – продолжала Марни, – с садомазохистскими вывертами, но только без секса. В общем, вот что я тебе скажу: она была извращенкой. Но я не собиралась ее убивать. Она даже не дала мне шанса сказать ей, кто я такая на самом деле. А мне так хотелось полюбоваться на ее рожу, когда я ей скажу. Чертовски жаль, но ничего не попишешь. Мне это во сне снилось.

– Да, вероятно, это было большое разочарование. – Храня непроницаемое выражение лица, Ева оглянулась, когда вошла Пибоди со свежей порцией кофе, а потом снова повернулась к Марни: – После этого тебе пришлось действовать оперативно.

– Сначала мне хотелось просто убежать. Но головы я не потеряла. Наверно, не надо было брать этот пуловер и все остальное. Но я не смогла устоять. Надо было выждать, взять все это позже. Но на меня как будто что-то нашло.

– Ты знала, что соседний номер свободен?

– Да. Горничная об этом упомянула. Думала, может, мы захотим поселиться рядом, дверь в дверь. Нет уж, спасибо. К счастью, окно там было открыто, а то пришлось бы мне чиститься да переодеваться прямо на платформе пожарной лестницы, а потом спускаться, топать за угол и входить через парадное. Гостиница паршивая, служба безопасности – полное дерьмо. Я не думала, что кто-нибудь заглянет в соседний номер. Я же оставила след, ведущий вниз по лестнице. Открытое окно, мертвая женщина, кровавый след. Я была осторожна.

– Ты действовала неплохо, – согласилась Ева. – Только не надо было утром самой идти. Надо было, чтобы Бобби ее нашел.

– Зато так было гораздо веселее. Надо же когда-то и свой законный кайф словить. Но вот чего я не ожидала, так это – что вы с Рорком там появитесь. Чуть было не упала от неожиданности. Вот уж не думала, что вы сами придете к старой суке. Пришлось импровизировать.

– Тебе небось пришлось попотеть. Ты же оставила телефон, носок, окровавленные полотенца в соседнем номере, пока мы осматривали место убийства.

– Да, пришлось. Но я решила: даже если вы их найдете, все равно у вас нет причин меня подозревать. Ну, а на следующий день я немного подстраховалась. Взяла барахло, вышла, распихала все по разным утилизаторам, пока гуляла, осматривалась, подыскивала подходящее место. Я знала этот бар. Я когда-то жила в Нью-Йорке.

– Я знаю.

– Знаешь? – недоверчиво фыркнула Марни. – Откуда?

– Ты проболталась, когда вы покупали сосиски. Не то сказала. В тот день я прикрепила «маячки» к вам обоим. Немного подстраховалась.

На миг лицо Марни лишилось всякого выражения, потом на нем промелькнула досада. Она пожала плечами.

– Бобби сам поскользнулся.

– Ты все равно завязла по уши, Марни. К тому же за сотрудничество тебе зачтется, так что не начинай морочить мне голову сейчас. Труди мертва, и у нее остались все эти деньги. А между ними и тобой стоит Бобби. Скучный Бобби.

– Думаешь, все дело в деньгах? Деньги – это всего лишь глазурь, но не торт. Главное – это расплата. Она получила по заслугам. Сама прекрасно знаешь, она получила по заслугам. Бобби – болван, но парень он неплохой. Если я его слегка подтолкнула, это был просто минутный порыв, больше ничего. Ну, просто небольшой штрих. Между прочим, специально для тебя. Чтобы ты продолжала искать невидимку. И я пыталась втащить его назад. У меня свидетели есть. – Марни с обиженным видом отхлебнула кофе. – Давай подведем черту. У тебя на руках мертвая шантажистка. И она первая меня ударила. Я уничтожила диск с записью, которую она заставила меня сделать. Я все диски уничтожила, твое досье тоже. Услугу тебе оказала. Если бы я хотела бабки срубить, я бы эти диски тебе предъявила. Но я этого не сделала, а знаешь почему? Потому что тогда – давным-давно – она посадила нас с тобой в одну лодку. Я могла бы подождать и разругаться с Бобби после возвращения в Техас. Чего-чего, а времени у меня навалом.

– Но ведь ты не собираешься возвращаться в Техас. Ты летишь на Бали, верно?

Опять на губах у Марни промелькнула улыбка.

– Я об этом подумываю. Многие люди, которым она отравила жизнь, будут рады, что я с ней поквиталась. Тебе бы спасибо мне сказать. Она издевалась над нами, Даллас. Она из нас все соки высасывала. Как кот с мышками играла. Ты же знаешь, ты знаешь, что она получила по заслугам. Мы с тобой обе там были, знаем, что к чему. Ты бы на моем месте сделала то же самое.

Ева вспомнила, как они встретились глазами в зеркале. Что она увидела в глазах Марни. Что увидела в своих глазах.

– Это ты так считаешь.

– А так и есть. Меня за это не осудят. Нет, не осудят, когда узнают, что она собой представляла, что она делала. Может, нападение с причинением. Я отсижу за это пару лет. И за фальшивое удостоверение. Но убийство? Ты мне это не пришьешь.

– Думаешь, не пришью? А вот посмотрим. – Ева вскочила на ноги. – Марни Ральстон, вы арестованы за убийство Труди Ломбард. А также за покушение на убийство Бобби Ломбарда. Далее мы включим в обвинение подделку удостоверения личности, ложные показания, данные полиции. Ты просидишь больше, чем пару лет, Марни. Это я тебе гарантирую.

– Да иди ты! – возмутилась Марни. – Выключи запись, выставь отсюда свою напарницу, чтобы остались только мы с тобой. А потом скажешь мне, что ты на самом деле чувствуешь.

– Я тебе прямо сейчас скажу, что я на самом деле чувствую. Под запись или без, мне все равно.

– Ты рада, что она мертва.

– Ошибаешься. – То, что стискивало ее изнутри, вдруг ослабло. Потому что Марни была не права. Абсолютно. – Если бы это зависело от меня, Труди сейчас была бы в тюрьме. Точно так же, как и ты. Она сидела бы в тюрьме за то, что сделала со мной, с тобой, за всех девочек, которых она мучила, за всех женщин, которых шантажировала. Это правосудие.

– Это чушь собачья.

– Нет, это моя работа, – поправила ее Ева. – Но ты не оставила мне возможности ее выполнить. Ты взяла кистень и раскроила ей череп.– Я тебе прямо сейчас скажу, что я на самом деле чувствую. Под запись или без, мне все равно.

– Ты рада, что она мертва.

– Ошибаешься. – То, что стискивало ее изнутри, вдруг ослабло. Потому что Марни была не права. Абсолютно. – Если бы это зависело от меня, Труди сейчас была бы в тюрьме. Точно так же, как и ты. Она сидела бы в тюрьме за то, что сделала со мной, с тобой, за всех девочек, которых она мучила, за всех женщин, которых шантажировала. Это правосудие.

– Это чушь собачья.

– Нет, это моя работа, – поправила ее Ева. – Но ты не оставила мне возможности ее выполнить. Ты взяла кистень и раскроила ей череп.

– Я этого не планировала…

– Может, и нет, – перебила Ева, – но ты на этом не остановилась. Пока она лежала на полу, истекая кровью, ты украла ее вещи. А чтобы добраться до того места, с которого тебе удобно было планировать свою месть, ты использовала ни в чем не повинного человека. Ты вылезла из постели, где занималась с ним любовью, и убила его мать. А потом ты смотрела, как он оплакивает свою потерю. Ты отправила его в больницу просто смеха ради, чтобы, как ты сама говоришь, немного подстраховаться. Ты сделала с ним то, что она пыталась сделать со всеми нами. Ты превратила его в ничто. Если бы я могла, засадила бы тебя только за одно это.

Ева оперлась руками о стол и наклонилась так, чтобы их лица оказались на одном уровне.

– Я не такая, как ты, Марни. Ты выглядишь просто жалко: отнимаешь и разрушаешь чужие жизни ради того, что давным-давно прошло, закончилось.

Вот теперь появились настоящие слезы, слезы гнева, засверкавшие в глазах Марни.

– Это никогда не заканчивается.

– Ну, у тебя будет много времени, чтобы об этом поразмышлять. От двадцати пяти до пожизненного. Я не такая, как ты, – повторила Ева. – Я коп. И я доставлю себе удовольствие: лично отведу тебя на оформление.

– Ты лицемерка! Лгунья и лицемерка.

– Можешь думать, что хочешь, но сегодня ночью я буду спать в своей постели. И я буду спать крепко. – Ева подхватила Марни под руку и заставила ее подняться. Вытащив наручники, она застегнула их на запястьях у Марни. – Пибоди, будь добра, закончи тут все.

– Меня выпустят через полгода, – сказала Марни, когда Ева вывела ее в коридор.

– Мечтать не вредно.

– А Бобби оплатит услуги моих адвокатов. Труди это заслужила! Признай это! Она это заслужила. Ты ее ненавидела не меньше, чем я.

– Ты меня просто раздражаешь, – устало ответила Ева. – Ты украла у меня шанс встретиться с ней лицом к лицу, сделать мою работу и заставить ее заплатить за все, что она натворила.

– Мне нужен адвокат. Мне нужна оценка психиатра.

– Получишь и то и другое.

Ева втолкнула ее в лифт и повезла вниз, в отдел регистрации арестов.

Когда она вернулась к себе в кабинет, к ней пришла Мира. Она закрыла за собой дверь.

– Вы отлично провели допрос.

– Мне просто повезло. Ее тщеславие сыграло мне на руку.

– Вы ее раскусили. Ей не удалось раскусить вас.

– Она промахнулась, но совсем ненамного. Мне приходилось убивать, и я знаю, что во мне есть склонность к насилию, поэтому я способна убивать. И тогда, и сейчас. Но умышленное убийство – это совсем другое. Я не увидела этого в моем отражении. Но все дело в том, – добавила Ева, – что и она в своем отражении этого не увидела.

– Но вы увидели правду, а она нет. Она не хочет видеть. Знаю, вам нелегко далось то, что вы сделали. С самого начала вам было нелегко. Как вы себя чувствуете?

– Мне придется съездить в больницу и рассказать несчастному Бобби, что она сделала и почему. Мне придется поехать туда и разбить ему сердце. Этот шрам останется у него навсегда. Если бы не это, я могла бы чувствовать себя гораздо лучше.

– Хотите, я поеду с вами?

– Потом. Потом ему может кто-нибудь понадобиться. Это ему решать. Но, мне кажется, дурную весть я должна сообщить ему сама. Поговорить с ним с глазу на глаз. Мне кажется, я ему обязана. Как вы думаете, может, мне связаться с его партнером? Они близкие друзья. Скажу ему, чтобы летел сюда.

– Я думаю, Бобби повезло, что у него есть такой друг, как вы.

– Друзья для того и существуют, чтобы протянуть руку помощи, даже если вам кажется, что вы этого не хотите, что вам это не нужно. Спасибо вам, что пришли сюда. Вы могли бы протянуть мне руку помощи, если бы она мне понадобилась. Но со мной все в порядке.

– Тогда заканчивайте. Не буду вам мешать.

Час спустя Ева сидела рядом с Бобби в его больничной палате, беспомощно глядя на слезы, текущие по его щекам, и чувствуя себя глубоко несчастной.

– Этого не может быть. Это какая-то ошибка. Ты допустила ошибку.

– Никакой ошибки нет. И мне очень жаль, но я не знаю, как еще тебе об этом сказать. Я умею только так. Напрямую. Она тебя использовала. Она все это спланировала. Кое-что она задумала давным-давно, когда ей было тринадцать лет. Она утверждает, что не собиралась убивать твою мать. Возможно, это правда. Это был спонтанный порыв. У нее это всегда похоже на спонтанный порыв, может, так оно и есть на самом деле. Но все остальное, Бобби… Я знаю, это удар кулаком в лицо, но все остальное правда: она все спланировала заранее, она лгала, она использовала тебя. Она не та, за кого себя выдавала. Той женщины не существует.

– Она… она просто не способна…

– Это Зана Клайн Ломбард была не способна. А вот Марни Ральстон вполне способна. Была и есть. Она созналась, Бобби, она все мне рассказала от начала до конца.

– Но мы же были женаты все эти месяцы. Мы жили вместе. Я знаю ее.

– Ты знаешь только то, что она позволяла тебе знать. Она профессиональный манипулятор, у нее уголовное досье длиной в мою руку.

– И кто же я такой после этого? – Бобби сжал руку в кулак и стукнул по постели. – Кто я теперь такой?

– Ты жертва. Но тебе не обязательно оставаться жертвой. Она попытается сыграть на твоих чувствах. Она будет плакать и просить прощения, она скажет, что задумала все это еще до того, как узнала тебя по-настоящему, что она полюбила тебя, но было уже поздно. Она скажет, что в этом она никогда не лгала, она будет уверять, что сделала это для тебя, она найдет все правильные слова. Ты не должен поддаваться, Бобби. Ты же не хочешь снова стать жертвой.

– Я люблю ее.

– Ты любишь дым. Вот все, что она собой представляет. – Ева нетерпеливо вскочила на ноги. Угли гнева тлели у нее в груди. – Делай, что хочешь. Я не могу тебе помешать. Но одно я могу сказать: ты заслуживаешь лучшего. Я думаю, двенадцатилетнему мальчишке требовалось немалое мужество, чтобы тайком приносить мне еду, чтобы попытаться хоть немного облегчить мне жизнь. И сейчас тебе потребуется мужество, чтобы взглянуть в лицо тому, что тебя ждет. Я сделаю все, что смогу, чтобы тебе было легче.– Моя мать мертва. Моя жена в тюрьме по обвинению в ее убийстве. В покушении на меня. Ради всего святого, что ты можешь сделать, чтобы мне стало легче?

– Наверное, ничего.

– Мне надо поговорить с Заной. Я хочу ее видеть.

Ева кивнула.

– Что ж, прекрасно. Ты имеешь право на свидание, как только тебя выпишут.

– Всему этому есть какое-то объяснение. Вот увидишь.

«Ты не увидишь, – подумала она. – Наверно, ты просто не можешь увидеть. Или не хочешь».

– Удачи тебе, Бобби.

Ева уехала домой. Ее преследовало тягостное чувство: она закрыла дело, но ей казалось, что она проиграла. Ей не удалось прекратить манипуляции Марни Ральстон: им подвергнется Бобби, а может, и государственная система. Она закрыла дело, но оно так и не закончилось.

Некоторые дела, подумала Ева, никогда не кончаются. Она вошла в дом, хмуро глянула на Соммерсета.

– Давайте продлим мораторий еще на несколько часов. Я чертовски устала, у меня нет сил возиться еще и с вами.

Ева поднялась прямо в спальню. Рорк был там, голый по пояс. Он как раз вынимал футболку из ящика комода.

– Лейтенант, мне даже нет нужды спрашивать, как прошел день – у вас на лице все написано. Она ускользнула?

– Нет, я взяла ее. Полное признание. Прокурор предложит предумышленное второй степени за убийство Труди, безрассудный риск, подвергающий опасности жизнь человека, за случай с Бобби. Она сядет, и надолго.

Рорк натянул футболку, приблизился к Еве.

– Тогда в чем же дело?

– Я только что из больницы. Рассказала все Бобби.

– Я знал, что ты не передоверишь это никому, – прошептал Рорк, коснувшись ее волос. – Это было ужасно?

– Хуже не бывает. Он не верит. Он просто не может поверить. Знаешь, это страшно. Было видно: он понимает, что я говорю правду. Но дело в том, что он не хочет видеть правду, не приемлет ее. Он собирается просить свидания, поговорить с ней. Она уверенно заявила, что он заплатит за ее адвокатов, и знаешь что? Боюсь, она окажется права.

Рорк обнял ее.

– Любовь! С ней не поспоришь.

– Он – жертва. – Ева прижалась лбом к его лбу. – И я не могу до него достучаться.

– Он взрослый человек, сам принимает решения. Он не беспомощный ребенок. – Рорк приподнял ее лицо за подбородок. – Ты свое дело сделала.

– Я сделала свое дело. Так чем же я недовольна? Все закончилось не так, как я хотела. Меня это мучает. Но хорошо, что ты здесь. Я рада, что ты здесь.

Ева высвободилась и подошла к елке.

– Что еще?

– Она сказала, что мы похожи. Это неправда, я знаю, что мы не похожи. Но что-то во мне есть, что есть и у нее. И эта часть моей души понимает, как она могла взять кистень и начать махать. Какая-то часть моей души это понимает.

– Ева, если бы у тебя не было этой части твоей души, как ты говоришь, если бы ты не понимала, почему кто-то поднимает кистень, а ты нет, ты не была бы таким хорошим копом.

Тяжесть просто упала с ее плеч, когда она повернулась и посмотрела на него.

– Да, ты прав. Я знала, что не зря держу тебя при себе. – Ева вернулась к нему, дернула за рукав футболки. – Что за прикид, умник?

– Я думал немного размяться в зале, но моя жена вернулась с работы раньше, чем я думал.

– Я и сама не против того, чтобы размяться, развеять эту досаду. – Ева сняла кобуру, потом вопросительно наклонила голову набок. – Вот если бы ты узнал, что я ломаю комедию, что я тебя подцепила только для того, чтобы добраться до твоих золотых запасов, что бы ты сделал?

Он облучил ее злодейской улыбкой и электрической синевой своих глаз.

– Что за вопрос, дорогая Ева? Я вышвырнул бы тебя отсюда, а затем потратил бы значительную часть вышеупомянутых запасов, чтобы превратить твою жизнь в ад.

На душе у Евы стало легче. Она улыбнулась.

– Да, я так и подумала. Мне крупно повезло в жизни.

Ева швырнула кобуру на кресло, бросила рядом свой жетон. Потом она взяла его за руку, сплела пальцы с его пальцами и в тот же миг забыла о своей работе.

Нора робертс


Конец