Еще раз про любовь-9

Виктор Васильевич Младший приезжал с правого берега Днестра на левый с магнитофоном, включал его, а Виктор Иванович наговаривал заранее приготовленный текст или что-либо экспромтом. Приходили также друзья. Затевался какой-либо диспут (спор). Так у правобережного Виктора получался по-настоящему народный стиль речи.
Однажды он приехал вместе с Ивановичем к своей маме в Харьковскую область, где обсуждал написанное со старшим братом, имевшим литературное образование. Тот отыскивал недочёты шаблонно, по науке, почерпнутой в вузе. Он называл своеобразные стихотворения «неправильными» и нередко разбивал их в пух и прах. Больше всего досталось «Вместо коня мама и я».
Потом его прочитали с паузами между строками и внутри них. Брат сказал ему: «Форма никудышная».
После ужина прямо за столом прочитали это «неправильное» стихотворение другим членам семьи. Вот оно.
 
Это - мой сон… Наполовину…
Мама и я… Вместо коня…
Мама моя… С нами кручина…
Я - и пацан… Я - и мужчина…
Мамы ладонь... Вечный огонь…
Пост у огня… Стоит он не зря!

Войны всегда… Отцов половинят…
Спят вечным сном… Порой на чужбине…
В крыше звезда… Сарай без скотины…
Всюду руины… Бандам малина.
Гулкий вокзал – Бандам причал.
Чуть зазевал, Груз полегчал…

Манят меня… Снега на оконце…
И на стекле… Мороза седины…
Мама моя… Задолго до солнца…
До самого донца… Войны кляня…
Будит меня… Ни свет, ни заря…
Мама моя – Раба в Украине.

Пил молоко… Козы нашей Зины…
Масло несли… Всегда на продажу...
Эх! Хорошо б… Яйцо из корзины...
Хочется, но… Опять же…
Туда же…
Смерть без вины… Стон тишины...
Жизнь без цены… Окоп у сосны …

Из глубины… Осень весны...
Дети войны… Осуждены…
Обручены… С лямкой мошны…
Чьи-то штаны… Малой длины…
Судьбы полны… Горем войны...
Гитлер подлец – Сын Сатаны.

Мы - храбрецы… Мы – сорванцы...
Где ты, отец? Детству конец…
Степь Украины… Костыль и руины…
Вместо коня… Пашем поля…
Мама моя… Мама и я…
Это - мой сон… Наполовину…

Мама и я… Вместо коня…
Вместо коня… Мама и я...
Мама и я... Вместо коня...
 
– Маме очень понравилось это стихотворение. У неё слёзы на глазах. Она сказала: «Вот так и было после войны! Точь-в-точь! И сегодня не на много лучше. Ваучеры за бутылку водки скупили. Люди без земли, без работы остались. Разъехались, разбежались. Ты напиши об этом… тоже «неправильно».

Бабушка слышала плохо, поэтому взяла исписанные листы, надела очки, начала читать. Достала платочек. Вытерла слезу. Продолжила чтение. Опять слёзы вытерла, а окончив чтение, заплакала.
– И то тебе, внук – не так. И это! Ты учись стихи писать вот так, а не как тебя пять лет учили, но ничему не научили!

– А вот еще «Дорога домой».
 
Лежали снегами здесь вешние воды,
Потом бездорожьем и в грязи, и в броды
В день солнечный летом, весной, в непогоду…
Пленит ожиданием путь наш домой,
Любить научают любовью другой
Цветы у дороги, маня бахромой,
Приветствием дышит волшебник-лешак -
Пугавший нас сказочный злобный большак.
Теперь он - заросший - мой верный вожак.
Он мне - не чужак…
 
Глаза прикрываю слегка, вспоминаю,
Ловил чернохвостых в саду горностаев…
Здесь кролики… утки… Не был шалопаем.
С улыбкой Даждьбожка горячей лепёшкой.
Стрибожка пшеницу качает немножко.
Вот Прошка с рогожкой бредёт из сторожки.
Хозяин бахчи - он, печёной картошки.
Первач недопитый запрятал в лукошко.
Ружьишко-двустволка поверх поварёшки...
Собака и кошка...
 
А ноги шагают всё шире, быстрее…
Вот здесь напрямик… Нет здесь больше аллеи…
От этого сердце стучит и немеет…
Знакомо до боли горланят грачи.
И привкус полыни… Вот куст алычи…
А где же колодец? Иссохли ключи…
Глазницы у дома ударами грома…
И страшным погромом Стрибог с буреломом…
Я прошлому тихо с душевным надломом:
– Давай, помолчим!
 
Зачем ты тревожишь надсадно, былое?
Зачем окунаешь в себя с головою?
До воя в душе тебе дело какое?
Возврат косогором, где горечь полыни,
Шиповник колючий над ямою с глиной,
Гнилое болото, поросшее тиной,
И жалкое солнце за пыльной плотиной
Печально поникло над этой картиной,
Чужбиною съеденной наполовину,
В степях Украины.

* * *

Слезой омыты косогоры-горы,
Но пахнет горечью полынь...
Прошу я Бога, утопил чтоб в море…
Прошу я слёзно и Богинь,
Чтоб в том болоте утопили горе,
Сказали порошенкам: - Сгинь!
 
– Ты о 1933 напиши! Тоже «неправильно»! Какой «неправильной» судьба многим досталась. И ещё… как мы мужиков на войну провожали». Это бабушка сказала, предварительно попросив читать громче.

– Есть и о 1933, и о войне. Вот, слушайте! Это из самой жизни, быль, а не художественный вымысел.
 
В позабытом селе
В сон-траве, ковыле затерявшийся холмик.
А в земельном дупле куст колючий – терновник.
На душе заскребло.
Всё вокруг заросло. Голод был в тридцать третьем…
И пришло на село той поры лихолетье.
 
На пригорке пустом
У дороги был дом. Здесь лежит вне могилы –
Не отмечен крестом – стар и млад – люд невинный.
Полстолетья прошло.
Ничего не ушло. Вновь я вижу старушку.
В узелке барахло и с краюхою кружка.
 
Не сошла ли с ума?
По тропинке сама шла по жгучей крапиве.
По ней плачет сума, но она говорлива.
Говорок-обушок:
– Подойди-ка, сынок! Здесь была моя хата…
Где стоишь, был тынок... Там игрались ребята...
 
Здесь кипел чугунок...
Но чихнул воронок... и в Сибири гнилушки...
(Ох! Болит позвонок! Очень просит подушки.
Фу! Чуть-чуть отлегло...)
Подружилась с кайлом. Так и надо болтушке...
Тут Степан и Павло... Сберегла их игрушки...
 
Принесла. Тяжело...
Вот конфет полкило для моей хохотушки -
Дочки Грушки-трепло... и Настёнки, Марфушки...
Настоящих княгинь...
Помоги мне! Подвинь… узелочек… в нём кружка.
Угощу берегинь* самой младшенькой – Лушки.
 
Огонёк угасал...
Как везли на вокзал... трупы деток в кюветах...
Ангел добрый не дал... Лушу спас в лазаретах.
Сорок пятый. Весна...
Не спала допоздна... Похоронка... Андрюшка...
Все хлебнули сполна... Ты подай мне чекушку!
 
Ты прости ворчуна!
Я осталась одна, - причитала старушка, -
Понимаю. Война. Там, как муху хлопушкой...
Ну, а ты? Что тут ты?
Собираешь цветы? Кто ты есть и откуда?
Может, ждёшь темноты и своей пышногрудой?
 
– Нет! Родился тут я.
Дом стоял у ручья. Прямиком. Там, где ряска...
– Так ты – сын Василя? Твоя мама – Параска?
Мы же были друзья!
Я тебя средь дубья на коляске катала.
А теперь... бугая... извини! Не узнала.
 
Ну, иди! Не держу.
А я к деткам схожу. Посижу у сирени.
Если спят, разбужу. Посажу на колени.
Ты подумаешь – бред,
Глядя бабушке вслед? Вот такая их доля!
А мне выпал билет только так их и холить.
-----
 
Много вод утекло.
А я вижу село, деток мёртвых, игрушку,
Бабку в дружбе с кайлом и на кружке краюшку.
Вижу нынче Донбасс.
Пищи скудный запас... Там голодные дети!
Но фашист-свинопас и насильник в расцвете.
 
У дороги был дом.
А за тем блокпостом судьбы деток вершили.
Не лежат под крестом те, кто жизни сложили.
Не сошла ты с ума?
Не страна! Сатана! Я тебе, Украина!
Ты с петлёй и сумой остаёшься спесивой?**
 
Вразуми её, Бог,
(сердцем что ли убог?) тех фашистов с трезубцем!
Как позволить Ты мог то творить душегубцам?
Обезумевший Львов!
Захотелось оков и свободы со стоном?
Безутешности вдов? Может, дочкам притонов?
 
Иль качать байстрюков
От господ-барчуков? Им же быть гайдуками
До надгробных венков... или жить батраками.
Ты (потомок бандер)
Насмотрелся химер, усмотрел в них мессию?
Ты – ничто, эфемер***, коль задавят Россию!
 
*Берегиня – русалка (в славянском фольклоре).
**Спесивый – высокомерный, чванливый, кичливый.
***Эфемер (от греч. ephemeros – однодневный) – растение, которое растёт и цветёт лишь в течение короткого периода.
 
– Мама и бабушка заплакали. Они часто вспоминали те годы. И имена умерших родственников были такими же… Лушка, Нюшка, Марфушка…
– У него и о проводах мужиков на войну есть. Ещё допишет…
– Прочитай то, что уже написано!
– Сейчас найду… Вот… Это из рассказа фронтовика… на 9 Мая. Почти готово. Ещё будет два или три блока в увязке с этим. Наброски готовы. Надо доработать. А это можешь забирать (в последней главе приведены упомянутые блоки о войне).
 
Сегодня вечер... Завтра будет завтра…
Будь проклята война… Покончить с ней...
В повестке писано: «С вещами быть!».
Нам бить фашиста-динозавра…
Приказано: «Вам с яростью рубить!».
Повсюду клич: «Дави и режь! Убейте!
Грызи! Постойте за родную землю!
Вы люто мстите гаду за своих детей!
А Родину любите вы до смерти…
Любите Родину вы до мозгА костей!
 
Вот ночь… Тиха украинская ночь…
Да так тиха, что ты уснуть не можешь…
С детьми, с женой последний раз, быть может…
Припомнилось, как первый раз я с ней…
Мужчина я… Мне образ женских ножек…
Ещё милее образ ноженек моих детей,
Родная пыль протоптанных дорожек…
Тихи украинские ночи… Они корёжат,
Бурлят и с замиранием клокочут…
И их унять… детей… отцу нет мочи.
 
Давным-давно замёрзшее… кипит…
Оно уснуть никак… Уснуть не может…
Звенит, клокочет… успокоится, быть может…
Освободить… до мОзга… до костей…
Во сне я слышу голос… эту сволочь…
Подъём! Разбей до мОзга! До костей!
Вокзал с гармошкой… Береги детей!
Обрывки фраз… в последний, может, раз…
Ты жди… Ты жди меня… надейся…
 
– Ты береги себя, любимый…
Ты гадину разбей! До кончиков ногтей!
– Ты береги детей! Ты очень береги детей!
 
Бабушка затронула вопрос веры в Бога.
– Мы с тёзкой атеисты, то есть не верим ни в каких богов, ни в дохристианских, ни христианских, ни мусульманских, в любых. На Земле порядка 2000 верований всяких. Насчитывают даже в два раза больше. Каждый считает свою веру истинной, а остальные ложными. Получается, как минимум 1999 религий – это ложь, надувательство. Если Бог есть, то как Он мог терпеть богохульство попов, которые говорили о многих богах? За что людей сжигали на кострах? За то, что они правду говорили, а именно: Земля вертится? И всё это делалось от имени Бога? Почему Бог не наказал тех, кто порочил имя Его? Вот стихотворение "Всевышний право дал убийцей быть?"
 
Всевышний право выбора всем дал:
Одним – убийцей быть?
Другим – невинно убиенным?
Одним – от горя выть?
Другим на горе то взирать со скал
И первого считать презренным?
Давить детей невинных, как удав,
И незабвенным слыть
Построив мир криминогенным,
В нём проявляя прыть
Лишь ради вожделеннейших забав?
При этом Ты - Благословенный!
Предельно буду откровенным
И даже очень дерзновенным
(И скажут пусть – несовременным
И апокрифом отреченным).
Скажу Тебе я непременно
С любовью к людям незабвенной
Не раз, не два, а неотступно:
Такой Ты, Боженька, – преступник!
 
И ещё... "Всевышний! Войны по воле Твоей?"
 
Войны бедой безразмерной всегда
Дружат с могилой, жестокой руиной...
Дом без хозяев, сарай без скотины,
В крыше звезда, с братом вражда,
Слёзы любимых, смерти невинных...
Радость убийцам и подлым шутам
Скорби, печали, объятья кручины,
Стоны в подвалах безногих, беспалых,
Деться куда? Жизнь не свята?
Лица усталых – старых и малых…
Ты – Вседержитель? Тебе всё подвластно?
Боже! Взираешь на мир беспристрастно?
Или внутри Ты - есть изверг ужасный?
Волей Твоей с ликом зверей
Мир пред Тобою? Та, что с косою?
Всевышний? Мира такого творец?
Ты – Благодетель? А кто же – подлец
По воле Твоей?

Сегодня, перечитывая те стихи, Виктор-Автор спрашивает суд города Дубоссары, где он нашел «разжигание межРЕЛИГИОЗНОЙ вражды»? Видать, выросли те судьи в тепле, голода не знали, отцов на войне не теряли. Они утверждают: «Все по воле Его!». Все эти беды, страдания по воле Его? Он создал всех возбудителей заболеваний? Зачем? И Он благословенный? Как бы Его не называли… Бог Отец, Бог Сын или Бог Дух святой… или Аллах и так далее? Где здесь разжигание межРЕЛИГИОЗНОЙ розни? Где противопоставление одной веры другой? Здесь нет и в помине разжигания какой-либо вражды.

Не проделки тут недобитых националистов 1990 г.?
Не пробрались они в высшие эшелоны власти ПМР?
Не сведение здесь счетов с политическими противниками?