Дорогая мамуля

ГЛАВА 13

Ева продуктивно использовала свой час. Она вернулась к самому началу и прошла весь путь шаг за шагом, используя записи с места преступления, свои собственные заметки, отчеты «чистильщиков», патологоанатома, лаборатории.

Она прослушала показания, взвешивая не только сами слова, но обращая внимание и на интонации и нюансы.

Она долго стояла перед доской, изучая под разными углами каждую фотографию.

Когда Рорк вошел, она повернулась к нему. Заметив огонек в ее глазах, он поднял бровь и улыбнулся.

– Лейтенант!

– Точно! Я вела себя, как коп, делала работу копа, но я не чувствовала себя копом. А теперь я вернулась.

– Добро пожаловать!

– Давай поедим. Что ты хочешь?

– Ну, раз уж ты чувствуешь себя копом, полагаю, уместнее всего будет пицца.

– Точно! Если бы я час назад не покаталась с тобой на простынях, прыгнула бы на тебя только за это.

– Запиши на мой счет!

Они сели друг напротив друга за ее рабочим столом, на который поставили пиццу и вино. «Он и сюда елочку поставил», – отметила Ева. Маленькую, конечно, по его меркам, но ей нравилось смотреть на эту елочку, храбро встречающую тьму за окном своими веселыми огоньками.– Видишь ли, в чем дело, – начала Ева, – все это не имеет смысла.

– Вот оно что. – Он невозмутимо отсалютовал ей бокалом и выпил. – Рад, что это выяснилось.

– Нет, я серьезно. Вот что у нас есть на поверхности, когда входишь на место преступления, ничего заранее не зная. Женщина, умершая вследствие многочисленных ударов по затылку, нанесенных сзади тупым предметом. Имеются телесные повреждения, нанесенные ранее и свидетельствующие о том, что на нее, возможно, напали и избили за день до смерти. Дверь заперта изнутри, окно не заперто.

Держа в руке кусок пиццы, Ева указала на доску.

– Судя по внешним признакам, злоумышленник проник через окно, размозжил ей голову и ушел тем же путем. Нет никаких следов оборонительных действий на теле жертвы, следователь может предположить, что она, вероятно, знала убийцу или не думала, что с его стороны ей грозит опасность. Но если кто-то тебя уже раз поколотил, логично было бы поостеречься, когда он появляется снова.

– Нет, если первоначальные повреждения были нанесены собственной рукой.

– Да, но ты же этого пока наверняка не знаешь. С какой стати тебе думать, что это она сама, когда ты только что нашел тело? Убийца не мог не видеть хотя бы фингала на лице, он же прямо на виду. И было использовано то же орудие. С учетом этого мы приходим к выводу: убийца хотел заставить нас поверить, что ее убил тот, кто раньше ее отделал. – Ева откусила громадный кусок пиццы, смакуя острые специи. – Наш убийца использует первоначальные повреждения как дымовую завесу. Это неглупо. Совсем неглупо. Это умно, как умно было и забрать ее сотовый телефон.

– Он эксплуатировал жадность и агрессивные инстинкты жертвы.

– Да. Но есть небольшие детали, подрывающие всю схему. Во-первых, отсутствие следов сопротивления на теле жертвы. Нет никаких признаков того, что она была связана, когда ее били, что она пыталась обороняться или прикрыться. Это не встраивается. А во-вторых, угол нанесения ударов. Выходит, она нанесла их сама.

– Что совершенно меняет всю картину.

– Точно. В-третьих, само место преступления, положение тела и время смерти. Если кто-то влезает в окно среди ночи, ты можешь вскочить с постели, бежать, звать на помощь. Она ничего этого не сделала. Значит, убийца вошел через дверь. Она сама впустила убийцу.

– И все-таки окно не исключается, – возразил Рорк. – Если у нее возникли разногласия с партнером, он мог предпочесть окно, а то вдруг она бы его не впустила? Он решил не рисковать.

– Окно было заперто. Память – штука хитрая, и это один из ее трюков. – Ева откусила пиццу и запила вином. – Вот в чем преимущество, когда следователь знает жертву. А следователь, стоит только поворошить память, ясно вспоминает, что жертва всегда запирала все окна и двери. В Евангелии от Труди говорилось, что мир полон воров, насильников и мошенников. Даже днем, когда мы все были дома, он был заперт, как сейф. Я об этом забыла, а теперь вспомнила. Она ни за что не оставила бы окно открытым в страшном городе Нью-Йорке. Это не в ее духе.

– Итак, она впускает убийцу, – подсказал Рорк. – Поздний визит.

– Да, очень поздний. И она даже не позаботилась халат накинуть. У нее висит халат в шкафу, но она его не надевает и принимает убийцу в ночной рубашке.

– Что намекает на определенный уровень интимности. Любовник?

– Возможно. Этот вариант исключать нельзя. Она держала себя в форме. Подтяжки на лице и на теле. Но я не помню никаких мужчин, – пробормотала Ева, пытаясь вновь заглянуть в прошлое. – Я пробыла там всего полгода, но я не помню, чтобы в дом приходили мужчины. И она не ходила на свидания.

– С тех пор и до сегодняшнего дня? Довольно долгий период засухи.

– Нельзя исключить вариант с любовником, – продолжала Ева, – но я просмотрела список того, что она держала в комнате: никаких секс-игрушек, сексуального белья, презервативов или защитных средств от ЗППП.[14] И все же у нее могла быть длительная интимная связь. Подтверждений я не нахожу, но исключать нельзя. Только это не партнер. Не на равных условиях.

– Почему ты так думаешь?

– Она должна была верховодить. Она должна была отдавать приказы. Она любила указывать людям, что надо делать, а потом следить, как они это делают. Взгляни на ее послужной список. За годы она сменила десятки мест и нигде не задержалась надолго. Она не подчинялась, она диктовала свои правила.

– Значит, для нее приемные дети были идеальным решением, – кивнул Рорк. – Она главная, она босс. Полная власть.

– Да, она рассуждала бы именно так, – согласилась Ева. – Ей было уже около шестидесяти и ни одного замужества. Одно-единственное официально зарегистрированное сожительство. Нет, она не была командным игроком. Она не смогла бы работать в партнерстве. Может, она позвонила этому типу по телефону: «Дуй сюда, надо перетереть». До его прихода она выпила вина, приняла таблетки. Может, ее немного повело. Она не сомневалась в своих силах.

– Вот почему она могла утратить бдительность, чего никогда бы не сделала при других обстоятельствах.

Ева кивнула.

– Она спокойна, она под воздействием лекарств. И она рассчитывает выжать из тебя два миллиона долларов. Ради этого она попортила себе портрет. Да, она собой довольна. Но как ей выжать из тебя два миллиона, если она вынуждена отсиживаться в гостиничном номере?

– Я об этом уже думал. Ты сбилась с ритма, – сказал Рорк, когда Ева нахмурилась, размышляя. – Думаю, она сделала съемку своих повреждений, сопроводив ее взволнованным, а может, и слезным рассказом о нападении, совершенном одним из нас, а может, и обоими. А если она не последняя дура, нападение совершено неизвестным, который предупредил ее: будешь рыпаться, они – то есть мы – позаботятся, чтоб тебе было еще хуже. – Рорк наполнил вином бокал. – Там – наверняка будет заявление, что эта запись сделана на случай ее внезапной смерти. Или чтобы защитить ее от более тяжких увечий. В противном случае запись будет отослана в массовые издания и в полицию. Держу пари, она собиралась послать эту запись мне: она не сомневалась, что я пойму подтекст. «Плати, или это станет достоянием гласности».

– Ну, допустим. – Ева взяла еще кусок пиццы. – Твои изыскания подсказали тебе, где может быть эта запись?

– У ее убийцы.

– Да, без сомнения. Так почему же запись не всплыла вместе с номерным счетом во время похищения Заны? Почему ты не получил копию?

– Убийца мог решить, что запись будет говорить сама за себя. И он мог быть так глуп, что доверил ее обычной почте.

– Вот видишь. – Ева взмахнула куском пиццы, а потом вонзила в него зубы. – Умно, глупо, умно, глупо. Меня это не убеждает. Нет здесь никакой глупости. Тут все умно. Настолько умно, что он может позволить себе выглядеть глупо. Преступление по страсти, попытка его замаскировать, мелкие ошибки. Более крупные ошибки. Но я думаю… Я начинаю спрашивать себя: а не были ли некоторые из этих ошибок сделаны намеренно? – Она оглянулась на доску. – Может, я просто хожу кругами?– Нет, продолжай. Мне интересно.

– Она была трудной женщиной. Даже ее сын это признал. И ты прав, – добавила Ева, увидев выражение лица Рорка, – я не вычеркнула его из списка подозреваемых. Я потом объясню, почему он не на первом месте в моем списке. Итак, ты делаешь черную работу для женщины с трудным характером. Тебе обещана доля, но ты ни за что не получишь половины. Может, она сказала, что запросила миллион, а ты получишь десять процентов за все твои труды. За грязную работу это не так уж плохо. Допустим, расклад таков, и она отдает тебе запись, чтобы доставить лично или послать.

– Она должна была быть очень уверена в себе, – заметил Рорк.

– О да. Это вписывается в ее психологический портрет. И она должна быть уверена в своем посыльном. Но если что-то пойдет не так, это отбросит ее на шаг назад.

– Однако ее посыльный оказался не таким послушным, как она предполагала, – подхватил Рорк. – Вместо того чтобы быть хорошей собачкой и нести посылку, он сначала просмотрел содержимое. И начал смекать, что оно стоит гораздо дороже.

«Вот мой ритм, – поняла Ева. – Погонять с ним мячик взад-вперед, увидеть ходы, возможности, кусочки головоломки».

– Верно. Допустим, он вернулся, сказал ей, что хочет долю побольше. Допустим, он сказал, что можно выжать куда больше, чем какой-то жалкий миллион, – сказала Ева вслух.

– Это должно было ее разозлить.

– Еще как! – Она улыбнулась Рорку. – И она пошла вразнос. Она пила, принимала лекарства. Перестала следить за своим языком. Она могла проболтаться, что запросила два лимона.

– А может, она просто наотрез отказалась увеличивать его долю пирога.

– Ну, как бы то ни было, теперь уже он разозлился. И в любом случае мы возвращаемся к тому, что он с ней в комнате наедине. То ли поздний вечер субботы, то ли раннее воскресное утро. Она повернулась к нему спиной. Запись у него, оружие у него. Мотив у него есть, возможность тоже. И он проломил ей череп. Забрал ее телефон, ее копию записи, все ее диски, вообще все, что может его изобличить или, наоборот, помочь ему. Он отпирает окно и исчезает.

– И теперь у него весь пирог.

Рорк взглянул на то, что осталось от лежавшего между ними круга пиццы. Они его почти уничтожили. Энергоемкая работа.

– Давай зайдем с другого конца. – Ева слизнула каплю соуса с большого пальца. – С утра пораньше в понедельник он уже на стреме, он уже готов схватить Зану, как только она выйдет. Надо же, какое счастливое совпадение! Она как раз вышла совсем одна.

– Может, это вовсе не у Труди был любовник?

– Это мысль! – Ева отодвинула пиццу, опасаясь, что еще один кусок добьет ее окончательно. – Надо будет поближе приглядеться к прелестной маленькой женушке Бобби.

– А не к самому Бобби?

– Я в нем покопаюсь. Но дело в том, что при убийстве собственной матери все выглядит куда ужаснее. Тут все замешено на бешеной, слепой ярости.

«Как и при отцеубийстве», – добавила Ева мысленно. Она сама чуть не захлебнулась в крови, когда убила своего отца.

Сочтя это воспоминание абсолютно излишним, Ева сосредоточилась на настоящем.

– Тут мотив не просматривается. Если это деньги, почему бы не дождаться, пока она их получит? И тогда можно подстроить «несчастный случай» по возвращении в Техас и унаследовать все. Конечно, не исключен импульс, минутный порыв, но…

– Ты питаешь к нему слабость, – сказал Рорк.

– Дело не в этом. – «А может, отчасти и в этом», – призналась себе Ева. – Если Бобби разыгрывал сцену в дверях того гостиничного номера, значит, он даром растратил свой талант, занимаясь недвижимостью. И я была с ним, когда кто-то захватил Зану, то есть если это он, значит, у него есть партнер. Или они с Заной замешаны в этом вместе. Все это не исключено, поэтому мы проведем проверку. Но мне в это не верится.

Рорк внимательно изучил ее лицо.

– Но во что-то тебе верится? Я же вижу.

– Вернемся к убитой. Она любит командовать, держать людей под каблуком. Ты верно заметил: она брала детей не только ради денег. Она брала их, чтобы командовать, помыкать, вселять страх. Если ей верить, она сохранила личные дела своих подопечных. Но тогда кто сказал, что я первая, на кого она наехала?

– Ну, тогда не партнер. Скорее клеврет.

– Мне нравится слово «клеврет», – кивнула Ева. – Совершенно непонятно, что оно означает, но звучит здорово и, по-моему, подходит. – Она несколько раз качнулась взад-вперед в кресле. – Клеврет. Да, это ее профиль. Я уже кое-что проверила из ее прошлого. Она всегда брала на попечение девочек. Вот и ответ на вопрос, почему она была в ночной рубашке. С какой стати ей брать халат, если это всего лишь женщина? И нечего тревожиться, нечего бояться, она ее в детстве гоняла, куда хотела, и сейчас по не выясненным пока причинам она у нее под контролем.

– Но Зану похитил мужчина, если верить ей на слово.

– И если мы ей поверим, согласно этой теории, их двое. Или все-таки Труди завела себе мужчину? Я повнимательнее пригляжусь к ее подопечным.

– А я поиграю со своими цифрами.

– Что-нибудь проясняется?

– Это вопрос времени. Финн получил ордер. А это значит, что я могу использовать свое оборудование, не прячась от компьютерной охраны.

– Но тогда для тебя весь кайф пропадает.

– Приходится мириться с тем, что есть. – Рорк встал из-за стола. – Пойду займусь этим.

– Рорк! О том, что я говорила раньше. Ну, про то, что я приношу работу домой и привожу с собой ораву полицейских. Надо было добавить, что я и тебя в это втягиваю.

– Я сам не раз в это втягивался, да еще и через твою голову. – Его губы дрогнули в легкой улыбке. – Я стараюсь дождаться приглашения.

– Я очень многого требую. И я не забыла, как ты пострадал. Тебя здорово зацепило. У меня была пара крупных дел за последнее время, я сама тебя приглашала, и в результате у тебя были тяжелые ранения.

– Не я один, ты тоже пострадала, – напомнил он.

– Я на это подписывалась.

Теперь он широко улыбнулся – одного этого было довольно, чтобы сердце женщины подпрыгнуло в груди, – обогнул стол, взял ее за руку и потер пальцем обручальное кольцо.

– Я тоже на это подписался. Идите работайте, лейтенант.

– Ладно. Ладно, – повторила Ева, когда он скрылся за дверью своего кабинета. Она повернулась к компьютеру: – Ну что ж, будем отрабатывать нашу зарплату.Она вывела на экран список девочек, побывавших на попечении у Труди, и начала копаться в их жизни.

Одна мотала третий срок за нападение с отягчающими обстоятельствами. Хорошая кандидатура, подумала Ева, если бы она не сидела сейчас в камере в Мобиле, штат Алабама. На всякий случай она позвонила начальнику тюрьмы и получила подтверждение.

Вычеркиваем.

Другая была разорвана на куски во время выступления в подпольном стриптиз-клубе в Майами, когда на вечеринку ворвалась пара психов, обвешанных взрывчаткой. Фанатики-бомбисты, припомнила Ева, протестующие ценой собственной и сотен чужих жизней против того, что они считали эксплуатацией женщин.

Следующая проживала в Де-Мойне, штат Айова, была замужем, работала учительницей в начальной школе. Один ребенок, мальчик. Муж – компьютерный аналитик. Зарабатывали вдвоем совсем неплохо. Труди могла зачерпнуть из этого колодца.

Она позвонила в Айову. Лицо женщины, появившееся на экране видеотелефона, казалось изможденным. На заднем плане что-то грохотало и взрывалось.

– Счастливого Рождества, помоги мне бог. Уэйн, пожалуйста, сделай потише хоть на пять минут. Извините.

– Без проблем. Карли Твин?

– Совершенно верно.

– Я лейтенант Даллас, Департамент полиции Нью-Йорка.

– Нью-Йорк? Мне надо сесть. – Послышался тяжелый вздох, видеоэкран накренился, позволив Еве разглядеть грандиозный беременный живот. Опять вычеркиваем, подумала она, но довела разговор до конца.

– А в чем дело?

– Труди Ломбард. Помните такую?

Лицо Карли изменилось. Напряглось.

– Да. Несколько месяцев я находилась на ее попечении, когда была ребенком.

– Припомните, пожалуйста, когда вы в последний раз вступали с ней в контакт.

– А что? Уэйн! Прекрати немедленно! А в чем дело? – повторила Карли.

– Миссис Ломбард была убита. Я веду следствие.

– Убита? Погодите минутку, я должна перейти в другое место, а то я ничего не слышу. – Последовала пауза, затем женщина заговорила снова: – Она была убита? Как?

– Миссис Твин, я хотела бы знать, когда вы в последний раз разговаривали с миссис Ломбард или имели с ней какие-либо иные контакты.

– Я под подозрением?

– Тот факт, что вы не отвечаете на простой вопрос, сам по себе кажется мне подозрительным.

– Мне было двенадцать лет, – возмутилась Карли. – Я была на ее попечении восемь месяцев. Потом моя тетя сумела получить права опеки, и я уехала жить к ней. На том дело и кончилось.

– Тогда почему вы так рассердились?

– Потому что нью-йоркский коп звонит мне домой и задает вопросы об убийстве. У меня семья. Я на восьмом месяце беременности, ради всего святого! Я педагог!

– Но вы так и не ответили на мой вопрос.

– Мне нечего сказать о ней или об этом деле. Нечего. Без адвоката я ничего говорить не буду, так что оставьте меня в покое.

Экран погас.

– Душевно поговорили, – вслух заметила Ева. Она не могла себе представить, как Карли Твин со своим животом добирается до Нью-Йорка и вышибает мозги Труди Ломбард, но из списка ее не вычеркнула.

При следующем звонке она нарвалась на автоответчик. Два восторженных голоса.

– Привет! Это Прю!

– А это Алекс!

– Мы не можем ответить вам сейчас, у нас медовый месяц на Арубе!

Перезвоните, когда вернемся. Если вернемся.

Значит, кто-то и впрямь пользуется снижением цен и летит на тропические острова, подумала Ева. Но если Прю и Алекс сказали «да» у алтаря, значит, они сделали это буквально на днях, и данные еще не попали в федеральный учет.

Она запросила подтверждение в отделе регистрации Нови, штат Мичиган. Прю и Алекс действительно подали заявку на брачную лицензию и пустили ее в ход не далее как в прошлую субботу.

Вряд ли они сделали крюк и заехали в Нью-Йорк, чтобы совершить убийство, по пути к трем заветным «С»: солнцу, серфингу и сексу.

– Ладно, Макси Грант из Лос-Анджелеса, послушаем, что ты нам скажешь. Адвокат, да? И у тебя собственная фирма? Значит, дела у тебя идут неплохо. Держу пари, Труди была бы не прочь оттяпать кусок.

С учетом разницы во времени Ева первым делом набрала рабочий номер Макси Грант.

На звонок ответили на втором гудке. Ответила весьма деловито женщина с копной рыжих кудряшек, обрамлявших волевое, четко вылепленное лицо с серо-зелеными глазами.

– Макси Грант, чем я могу вам помочь?

– Лейтенант Даллас, Департамент полиции Нью-Йорка.

– Нью-Йорк? Вы засиделись на работе, лейтенант.

– А вы всегда сами отвечаете на звонки, мисс Грант?

– Бывает, и притом частенько. Чем я могу помочь Нью-Йорку?

– Труди Ломбард.

Улыбку, искривившую губы Макси, никак нельзя было назвать дружеской.

– Сделайте мне подарок к Рождеству. Скажите, что вы из отдела убийств и что сука лежит на плите в морге.

– Именно это я и собираюсь вам сказать.

– Серьезно? Ну тогда созывайте оркестр, я буду играть на геликоне.

– Как я понимаю, вы не член ее фанклуба.

– Я ненавидела ее до печенок. Я ненавидела атомы, составлявшие ее печенки. Если вы взяли тех, кто с ней это устроил, я хочу пожать им руку.

– Может быть, вы мне скажете, где вы были с прошлой субботы до понедельника?

– Бога ради! Я была здесь. Я хочу сказать, на побережье. Даже я не торчу на работе круглые сутки. В субботу, с восьми до полудня, у меня общественная работа в монастыре Святой Агнессы. Я тренирую волейбольную команду девочек. Могу дать вам список участниц, если хотите проверить. Потом прошлась по магазинам с приятелем. Рождественские покупки. Потратила слишком много, но это же Рождество! Могу дать имя приятеля и предъявить чеки. В субботу вечером была на вечеринке. Домой вернулась в третьем часу ночи. И вернулась не одна. Секс и завтрак в постели воскресным утром. Сходила в спортзал, прибралась дома. Воскресным вечером немного поработала дома. Ну, поделитесь деталями! Она страдала? Ну, я вас очень прошу, скажите мне, что она страдала!

– Лучше вы мне скажите, почему вам так хочется это услышать.

– Девять месяцев она держала меня в аду. Если вы не полная недотепа, а этого вроде не скажешь, у вас сейчас перед глазами мое личное дело. Я попала в детский дом, когда мне было восемь, после того как мой старик забил мою мать до смерти и довел-таки свою жалкую задницу до тюремной камеры. Никто не захотел меня взять. Госсистема спихнула меня этой подлой садистке. Она заставляла меня тереть полы зубной щеткой, запирала в спальне каждую ночь. Иногда даже электричество перекрывала, чтобы я сидела в темноте. Говорила, что моя мать получила по заслугам и что я кончу, как она. Я начала воровать, копить деньги на побег, но она меня подловила. Пожаловалась копам, показала им синяки у себя на руках и на ногах, заявила, что это моих рук дело. Будто бы я на нее напала. Я эту дрянь ни разу в жизни пальцем не тронула. Меня упекли в колонию. Я озлобилась, стала ввязываться в драки. Вам такая картинка знакома?– Да, мне случалось ее видеть.

– К десяти годам я уже начала толкать наркотики. Совсем пропащая, – сказала Макси. Ева поняла, что она стыдится своего прошлого. – Не вылезала из колоний, пока мне не стукнуло пятнадцать. Сделка накрылась. Меня порезали. И это было самое лучшее, что со мной случилось за всю мою жизнь. Там был один священник… Знаю, это звучит как «Лучший фильм недели», но со мной это случилось на самом деле. Он боролся за меня, он не сдавался. Он меня наставил на путь истинный.

– И вы пошли в юриспруденцию.

– Это было как раз то, что мне нужно. К этой садистской сволочи я попала, когда мне было восемь. Я была запугана. Я видела, как умерла моя мать. А эта сука использовала мою историю, она из кожи вон лезла, чтобы меня уничтожить. И ей это почти удалось. Я не пошлю цветов ей на похороны, лейтенант. Я надену красные туфли на шпильках и буду пить французское шампанское.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– Я не встречалась с ней лицом к лицу последние четыре года.

– Лицом к лицу?

Макси медленно отпила еще глоток.

– Я юрист, дело свое знаю. Я прекрасно понимаю, что сейчас мне нужен адвокат. Мне не следует с вами разговаривать. Но я вправду рада, что она мертва! В общем, я рискну. Четыре года назад я работала на одну влиятельную фирму. Младший партнер. Я была помолвлена с парнем, который метил в Сенат и имел все шансы. Я получала хорошую зарплату, правда, я и вкалывала как проклятая. И вот она появляется у меня в кабинете. На работе, разрази меня гром! Вся так и тает от улыбок. «Ну-ка дай-ка мне на тебя посмотреть!», «Надо же, как ты выросла!» Меня чуть не стошнило.

Макси умолкла на секунду, чтобы перевести дыхание.

– Надо было вышвырнуть ее пинком под зад, но она застала меня врасплох. И тут она меня оглоушила: у нее есть копии моего дела, и там все. Наркотики, тюремные сроки, нападения, кражи. Нехорошо будет, не правда ли, если все это выйдет наружу? Что ж хорошего, когда у меня такая шикарная работа в такой важной фирме. Да еще с таким женихом, фаворитом гонки, главный приз которой – Вашингтон.

– Она вас шантажировала.

– Я сама ей позволила. Так глупо! Я дала ей пятьдесят тысяч. Через три месяца она опять возникла: добавки захотела. Я не зеленая дура, знаю, как это работает. Я все знала, но заплатила ей еще раз. Даже когда моя помолвка полетела ко всем чертям. По моей вине. Я так нервничала, так старалась, чтобы он не узнал… В общем, я сама все разрушила.

Макси замолчала, а когда снова заговорила, ее тон изменился, как будто смягчился.

– Я до сих пор об этом жалею. Ну, словом, я платила ей два года. Она выкачала из меня четверть миллиона. Я не могла больше терпеть. Я ушла с работы. И когда она опять явилась, я ей сказала: полный вперед. Валяй, делай свое черное дело! Мне больше нечего терять. Я уже все потеряла, – тихо добавила Макси.

– И как она это восприняла?

– Взвилась под небеса. По крайней мере, этот кайф я словила. Она так вопила, будто я тыкала горящие палки ей в глаза. Да, для меня это был кайф. Она пригрозила, что меня исключат из адвокатуры. Ну, это она, конечно, загнула. Что ни одна фирма меня больше никогда не возьмет на работу. В этом есть доля правды, но мне было плевать. Я ей так и сказала, и она ушла. А теперь, слава богу, она больше никогда не вернется.

– Вам надо было обратиться в полицию.

– Возможно. Да, я могла бы, я должна была, мне бы следовало… Но я выбрала свой путь. Теперь у меня своя фирма, уж такая, как есть. Я счастлива. Я ее не убивала, но я готова безвозмездно предложить свои услуги тому, кто это сделал. Она заставляла меня мыться в холодной воде каждый вечер. Говорила, что мне это полезно. Остужает горячую кровь.

Ева не удержалась и невольно вздрогнула. Она хорошо помнила эти холодные купанья.

– Мне понадобятся имена людей, которые могут подтвердить ваше алиби, Макси.

– Без проблем. Скажите мне, как она издохла.

– Проломленный череп, тупое орудие.

– У-у-у… Я-то надеялась на нечто более экзотическое. Ну что ж, надо довольствоваться тем, что есть.

«Хладнокровная, – подумала Ева, положив трубку. – Хладнокровная и откровенная до жестокости». У нее эти качества вызывали уважение.

А главное, Ева нащупала схему шантажа.

Ева нашла еще двоих. Хотя они не были с ней так откровенны, как Макси, Ева поняла, что им есть что скрывать. Надо будет проверить и их алиби. И еще двоих она не застала на месте.

Ева встала, чтобы налить себе кофе, и зашла в кабинет к Рорку.

– Успехи?

– Все еще в тупике. – Он отодвинулся от стола в явном раздражении. – А мы уверены, что она правильно запомнила цифры?

– Она была в шоке, могла и перепутать. Но она повторила их дважды в той же последовательности. Без запинки.

– Результат – ноль. Я пропущу их через компьютер в разных последовательностях. Посмотрим, может, что и выплывет. А у тебя что?

– Один подтвержденный шантаж. Женщина-адвокат в Калифорнии. Она не убивала, но утверждает, что выложила четверть миллиона за пару лет, прежде чем перекрыла Труди кислород. Это немало из одного источника, а я готова спорить, что это не единственная кормушка и у Труди была пара тайных счетов, не внесенных в налоговую декларацию.

– Ну, вот это я найду запросто.

– Женщина-адвокат дала мне номера двух счетов. Она переводила на них деньги для Труди. Но это было несколько лет назад, может, с тех пор Труди перевела их на другие счета в других банках.

– Тасовать счета – лучший способ сбить со следа налоговую службу. Я начну с этих счетов и найду остальные.

– Если это были электронные переводы, мы смогли бы проследить их до самого начала.

– Детская игра! И она поможет мне отвлечься от этой головной боли.

– Кофе хочешь?

– Моя заботливая женушка! Да, спасибо.

– Я все равно собиралась налить себе.

Выходя из кабинета, Ева услышала его смех у себя за спиной. Но она не сразу прошла в кухню, а остановилась у доски. Если у Труди были доходы от шантажа, где-то спрятанные деньги, сколько же теперь унаследует Бобби?

Неплохое вливание в его бизнес.

Ева вспомнила мальчика, тайком приносившего бутерброд к ней в комнату, когда она бывала одинока и голодна. Он ничего не говорил, только застенчиво улыбался и прижимал палец к губам.

Потом она сделала кофе, размышляя над тем, не убил ли этот повзрослевший мальчик свою мать.

Нора Робертс