Дорогая мамуля

ГЛАВА 11

Хотя отчет «чистильщиков» по бару «Пещера» не оставлял сомнений в том, что замки и сигнализация были взломаны, Ева отправилась на место лично и встретилась с владельцем.

Его звали Рой Чанси, и он был в равной степени разозлен тем, что его вытащили из постели, как и тем, что кто-то вломился в его бар.

– Шпана, наверно. Обычно так и бывает.

Он почесал выпирающий живот и широко зевнул, обдав ее тяжелым дыханием. Ему еще предстояло почистить зубы.

– Нет, это была не шпана. Скажите мне, где вы находились между семью и девятью часами сегодняшнего утра.

– В своей постели, где ж мне еще быть? Мы открыты до трех. Пока закроюсь, пока то да се, ложусь не раньше четырех. Днем я сплю. Днем все равно ничего нет, кроме солнца и машин.

– Вы живете наверху?

– Точно. На втором этаже у меня танцевальная студия, на третьем и четвертом – квартиры.

– Один? Вы живете один, Чанси?

– Точно. Слушайте, с какой стати мне вламываться к самому себе?

– Хороший вопрос. Знаете эту женщину? – Ева показала ему фотографию с удостоверения Труди Ломбард.

Надо было отдать ему должное: он внимательно изучил фотографию. Копы и бармены, подумала Ева, умеют разбираться в людях.

– Нет. Это ее сюда затащили?

– Нет. Ее прикончили пару дней назад.

– Эй, эй, эй! – В его водянистых глазах наконец-то вспыхнул огонек жизни. – У меня тут никого не прикончили. Напиваются мертвецки, бывает, но никто еще не умирал.

– Как насчет вот этой? – Ева показала фотографию Заны.

– Нет. Господи, ее что, тоже прикончили? Что за чертовня?

– Когда открывается танцевальная студия?

– Обычно в восемь. По понедельникам, правда, не работает, слава тебе господи. От нее один шум.

– Он не замешан, – сказала Пибоди, когда они вышли на улицу.

– Нет, не замешан. – Ева внимательно оглядела здание, дверь на уровне тротуара, обветшалую стену. – Очевидный выбор. Взломать – плевое дело. Замки вшивые, сигнализация еще хуже. Попасть внутрь мог любой с минимальным навыком. – Она оценила уличное и пешеходное движение. – Затащить ее внутрь – тоже риск ниже среднего. Парень с женщиной идут быстрым шагом. Ее голова опущена. Кто на них оглянется? Будь она посмелее, закричала бы, взбрыкнула, могла бы и стряхнуть его.

– Провинциальная девчонка, впервые в большом городе, свекровь убита. – Пибоди пожала плечами. – Неудивительно, что она не оказала сопротивления, тем более что он подбадривал ее ножиком.

– Но это было не больно-то умно. Вообще, все это – грязная работа. И зачем упираться рогом в два миллиона, когда знаешь, что скважина куда глубже? Разве это деньги? Это мелочовка.

– Это в вас говорит пресыщенность.

– Во мне говорит пресыщенность?

– Я хочу сказать, насчет денег, если вы говорите, что два миллиона – это мелочовка.

– Ничего подобного. – Ева почувствовала себя глубоко оскорбленной. – Из-за двух миллионов пошел на мокрое. Там, где кровь, ставки повышаются, начинаешь требовать большего. А тут мелкая суета. Нет, какая-то другая причина толкнула его убрать Труди.

– Может, любовная ссора? Или воровская разборка. Может, она пыталась лишить его доли?

– Да, жадность – фактор постоянный. – По пути к машине сработал ее мобильный. – Даллас.

– Осложнения? – спросил Рорк.

– Есть немного. – Ева ввела его в курс дела. – Тебе предложен статус гражданского консультанта по электронике, если есть время и желание.

– У меня есть пара дел, которые я предпочел бы не переносить, но я созвонюсь с Фини. Думаю, мне удастся выкроить время и поработать над этим сегодня вечером. В обществе моей очаровательной жены.

При этих словах Ева автоматически расправила плечи, тем более что заметила, как Пибоди смотрит на экран видеотелефона с трепещущими ресницами.

– У меня на сегодня плотное расписание. Сейчас еду в лабораторию… О черт, нет, сперва Надин, потом лаборатория. Надо устроить освещение в прессе, вот я и застолбила встречу с Надин. Постарайся все-таки помочь Фини. Буду признательна.

– Без проблем. Постарайся втиснуть еду в свое расписание.

– У меня ленч с Надин в какой-то дурацкой точке.

– В «Сказочных ароматах», – услужливо подсказала Пибоди.

– Ну что ж, мир полон сюрпризов. Дай мне знать, что ты думаешь об этой точке.

Еве понадобился всего лишь миг.

– Твоя?

– Ну, надо же на чем-то практиковаться. У меня самого сегодня встреча за ленчем. Попробуй салат из одуванчиков. Он очень неплох.

– Когда в аду мороз грянет. Ладно, до связи. Одуванчики же цветы, так? – повернулась она к Пибоди, закончив разговор.Под полом прозрачного зеленого стекла переливалась радужными красками цветочная теплица. Пол был многоуровневый, к некоторым столикам вели две-три ступеньки. Над стойкой бара раскинулся цветочный шатер. В баре посетители могли заказать травяные и цветочные коктейли или более прозаические вина.

Надин сидела за столиком возле маленького бассейна, в котором среди кувшинок плавали золотые рыбки. Ева заметила, что она что-то сделала со своими волосами. Привычные волны и торчащие пушистые прядки исчезли, уступив место гладкому, блестящему колоколу, обрамлявшему лицо. Концы были выстрижены углами разной длины.

Она как будто похудела, черты лица заострились. На ней был бархатный костюм лиловато-сиреневого цвета. Она тихо говорила в телефон-наушник, прихлебывая что-то ярко-розовое и очень пенное.

– Мне пора. Все задержите на ближайший час. Да, все. – Она сняла наушник и бросила его в сумку. – Ну, разве не шикарное местечко? Я просто умирала, как мне хотелось сюда прийти.

– Твои волосы выглядят просто потрясающе, – сказала Пибоди, пока они усаживались.

– Тебе нравится? Я впервые сделала такую прическу на экран. – Типично женским жестом Надин пригладила свою мелированную ступенчатую стрижку. – Я экспериментирую.

Официант в темно-зеленой униформе материализовался рядом со столиком подобно духу.

– Добро пожаловать в «Сказочные ароматы», дамы. Я – Дин, и я сегодня имею честь обслуживать вас. Могу я предложить вам коктейль?

– Нет, – сказала Ева, хотя у Пибоди загорелись глаза. Сама она сохранила невозмутимость, и взгляд Пибоди погас. – Пепси есть?

– Разумеется, мадам. А для вас?

– Можно мне то же, что у нее? – Пибоди указала на бокал Надин. – Неразбавленный.

– Безусловно.

– Кстати, фантастическая позавчера была вечеринка, – начала Надин, когда официант отправился выполнять заказ. – Я до сих пор прихожу в себя. Правда, у нас не было случая толком поговорить, но я не считала, что вечеринка – это подходящее время и место для серьезного разговора. Поэтому…

– Притормози. У меня кое-что есть, и мне нужна утечка.

Брови Надин изумленно взлетели.

– У тебя уже есть горячее дело? А почему я ничего не знаю?

– Убита женщина, череп раскроен, гостиничный номер в «Уэст-Сайде».

– М-м-м… погоди. – Надин закрыла глаза. – Да, я об этом слыхала. Туристка, неудавшееся ограбление. А что тут особенного?

– Я нашла тело. Я ее знала. Это не было неудавшееся ограбление.

– Дай мне все это записать.

– Нет, только не сейчас. Никаких записей. Держи в уме.

– Вечно ты создаешь мне сложности. Ладно, валяй. – Надин откинулась на спинку стула и чуть подняла бокал.

Ева кратко изложила суть.

– Департамент считает, что в интересах следствия следует с самого начала придать гласности мою, пусть и поверхностную, связь с убитой. Я была бы благодарна за… – Она никак не могла подобрать подходящего слова. – Ну, скажем, за деликатность. Не хочу, чтоб все трубили об этом деле с опекой.

– Да я-то не буду, а вот за других не ручаюсь. Ты готова с этим справиться?

– А какой у меня выбор? Дело в том – и главный упор надо делать именно на этом, – что женщина была убита, и полиция это расследует. Улики свидетельствуют о том, что жертва знала своего убийцу.

– Давай сделаем интервью. Ты сможешь все рассказать своими словами. Заодно засветишь свое личико на экране. Публика еще не забыла дело Айкона, Даллас, поверь мне. А как увидит и услышит тебя, тем более вспомнит. «Ах да, это та самая леди-коп, что вывела на чистую воду докторов-психопатов!» Я так все поверну, что они зациклятся на этой истории куда больше, чем на твоей связи с жертвой нового убийства. Тем более это было так давно, что ею вообще можно пренебречь.

– Может быть. Может быть.

Ева замолкла, потому что тут им принесли напитки, и официант завел свою песню о фирменных блюдах и рекомендациях шеф-повара.

Поскольку восторженные описания, пересыпанные эпитетами вроде «пропитанный тем-то», «ароматизированный тем-то», «бережно обжаренный в том-то», растянулись до бесконечности, Ева перестала слушать и задумалась над предложением Надин.

– Мне макароны, – сказала она, когда пришел ее черед делать заказ. – Как скоро ты сможешь организовать интервью?

– Камеру я вызову, это не проблема, можем сделать хоть сейчас, сразу после ленча, если не будем тут рассиживаться. Мне все равно придется пропустить десерт.

– Ладно. Хорошо. Спасибо.

– Ты всегда повышаешь рейтинги. Кстати о птичках – мой личный пробил стратосферу. Одна из тех вещей, которые я хотела с тобой обсудить. Я первая вышла с историей об Айконах – спасибо тебе, – и теперь на меня дождем посыпались предложения. Написать книгу, снять кино, и самое главное для меня… Вот тут прошу дать барабанную дробь, – лицо Надин осветилось торжествующей улыбкой, – я получу свое собственное шоу!

– Твое собственное шоу! – Пибоди подпрыгнула на стуле от возбуждения. – Обалдемон! Суперобалдемон! Поздравляю, Надин. Это не супер, это мегасупер!

– Спасибо. Целый час, раз в неделю, и мне дают карт-бланш. У меня будет свой персонал. Боже, я до сих пор не могу это осмыслить. Свой персонал, свое шоу. – Надин со смехом схватилась за сердце. – Я буду придерживаться криминальной тематики. Это моя специфика, она сделала меня знаменитой. Мы назовем это «Сейчас»: я буду освещать горячие новости, то, что происходит вплоть до минуты выхода в эфир. Даллас, я хочу, чтобы ты была моей первой гостьей.

– Надин, поздравляю, и все такое. Серьезно. Но ты же знаешь, я терпеть не могу все это.

– Это будет великолепно, замечательно. Ты позволишь нам заглянуть в мозговую лабораторию крутейшего нью-йоркского копа.

– О, черт!

– Как ты работаешь, как ты рассуждаешь, в общем, весь набор. Ход следствия, все этапы. Мы поговорим о деле Айконов…

– По-моему, эта лошадь давно сдохла. Какой смысл ее стегать?

– Смысл есть, пока люди проявляют интерес, а они проявляют. Я начинаю работать с одной писательницей над книгой и сценарием. Я должна тебя с ней познакомить.

Ева прорубила воздух пальцем.

– Черта подведена.

Надин коварно усмехнулась.

– Дело будет сделано – с тобой или без тебя, Даллас. Ты же хочешь, чтобы все было сделано правильно?

– Это что же – ты возьмешься за сценарий? Кто будет играть тебя в кино? – спросила Пибоди. Тут ей подали цыпленка с померанцем, и она яростно атаковала его.

– Пока не знаю. Мы же только начали.

– А меня ты упомянешь?

– А как же? Молодой энергичный детектив, выслеживающий убийц вместе со своей более опытной и закаленной, жутко сексуальной напарницей.– Меня сейчас стошнит, – пробормотала Ева, но на ее слова не обратили внимания.

– Это экстаз! Макнаб обалдеет, когда я ему скажу.

– Надин, все это замечательно. Я очень за тебя рада. Еще раз поздравляю, и все такое. – Ева покачала головой. – Но сама я во все это влезать не хочу. Я такими вещами не занимаюсь, это не мое.

– Было бы здорово, если бы мы могли поснимать и для шоу, и кино у тебя дома. Даллас дома.

– Не в этой жизни.

– Я так и знала, – усмехнулась Надин. – И все-таки подумай об этом, не отметай с порога, хорошо? Я не стану на тебя давить.

Ева попробовала лазанью и с сомнением покосилась на Надин.

– Да неужели?

– Точно. Я буду напоминать время от времени, врать, если придется, попробую использовать свою хитрость, но давить не буду. А знаешь, почему? – Надин взмахнула вилкой. – Помнишь, как ты спасла мне жизнь? Когда этот психопат Морс заманил меня в парк и захватил? Он готов был порезать меня на кусочки.

– Что-то смутно припоминаю.

– За это стоит выпить. – Надин сделала знак официанту. – Всем еще выпивки. Поэтому давить я не буду, – продолжала она. – Во всяком случае, не сильно. Но если бы ты поймала сочное дельце в середине февраля, когда мы стартуем, – было бы неплохо.

– У Мэвис срок подойдет, – напомнила Пибоди.

– О боже, а ведь и верно! Мама Мэвис, – добавила Надин со смехом. – До сих пор не могу привыкнуть. Вы с Рорком уже начали посещать занятия, Даллас?

– Никогда об этом больше не упоминай.

– Они резину тянут, – объяснила Пибоди. – Откладывают в долгий ящик.

– Ты хочешь сказать «избегают», – поправила ее Ева. – Вечно люди мне навязывают что-то противоестественное.

– Рождение ребенка – это как раз естественно, – возразила Пибоди.

– Не в моем мире.

«Вот пойти в лабораторию и пнуть чью-то задницу, – размышляла Ева, – это естественно». Она обнаружила Дика Беренски, завлаба с паучьими лапками и яйцеобразной головой, за рабочим столом. Он шумно прихлебывал кофе.

– Давай данные.

– Вот вы, копы, только и знаете, что дай да дай. И каждый думает, будто его дело важней всего.

– Где мои волокна?

– В отделе волокон. – Он фыркнул, явно довольный собой, подъехал на стуле на колесиках к экрану и набрал какую-то команду. – Над ними Харво работает. Иди отыщи ее. Твои волосы она уже обработала. Из стоков, из обеих комнат. Они небось в этой дерьмовой дыре трубы прочищают раз в сто лет. Есть волосы жертвы и другие, не установленные – пока, – на месте преступления. Во второй комнате следов крови в стоке нет. На месте преступления только кровь жертвы – в раковине в ванной. Идентифицированы волосы жертвы, ее сына, невестки, горничной, пары бывших постояльцев, указанных в твоем рапорте. Вся кровь на месте преступления принадлежит жертве. Сюрприз, сюрприз.

– Другими словами, ты не сказал мне ничего нового.

– А при чем тут я? Работаю на вашем сырье.

– Дай знать, когда сравнишь волосы и отпечатки из гостиницы и из бара.

– Учи ученого.

– Весел, как никогда, – пробормотала Пибоди, пока они пробирались по состоящему из стеклянных стен лабиринту лаборатории.

Они нашли Урсу Харво в ее отсеке за изучением экрана компьютера. Ее рыжие волосы, стоящие дыбом, как у дикобраза, резко контрастировали с бледной, почти прозрачной кожей. С ушных мочек свисали сережки в виде маленьких Санта-Клаусов.

– Привет, – сказала она.

– Это мое волокно?

– Оно самое. Волосы я уже сдала.

– Да, Дикхед меня просветил. Я думала, ты – Королева волос, а не волокон.

– Королева волос, – подтвердила Харво, щелкая надувной жевательной резинкой, – Богиня волокон. Короче, я местный гений.

– Буду знать. И что мы тут имеем?

– Белый синтетический полимер с примесью лайкры. Тот же состав, что и в частицах, найденных среди костей и серого вещества несчастной жертвы. Что тебе надо искать, так это носок или эластичный бинт. Но, я сказала бы, не утягивающий пояс: слишком мало лайкры.

– Носок, – сказала Ева.

– И тебе полагается приз. Сравнила волокна с белым носком без пары, изъятым с места. Точное совпадение. Новый носок, ни разу не надеванный, не стиранный. Сохранились следы клея от этикетки, и вот что я нашла в пальцевой части: маленький кусочек пластмассы. Знаешь, как они соединяют пары носков такой пластмассовой перемычкой?

– Да, я их терпеть не могу.

– А кто ж их любит? Их приходится разрезать, а у кого найдется под рукой нож или ножницы, когда нужна новая пара носков? – Харво опять щелкнула резинкой во рту и обвела пальцем круг в воздухе. Ноготь был покрыт ярко-красным рождественским лаком с аппликацией в виде елочки. – Да ни у кого! И тогда мы… – Она сложила сжатые кулаки и крутанула в разные стороны. – При этом сплошь и рядом либо носки рвутся, либо внутри остается пластмасса и колет пальцы.

– Есть от чего взбеситься.

– Точно.

– Что насчет этикетки? – спросила Ева.

– Сегодня твой счастливый день: «чистильщики» поработали на совесть и принесли содержимое мусорной корзины. Она стояла в ванной. Я взяла этикетку, раз уж все равно работала по волокнам.

Харво показала Еве этикетку.

– Она была скомкана – ну, ненужная бумажка, – и край надорван. К клеевой стороне прилипли волокна. Ну, словом, расправила ее, подклеила – и вот пожалуйста: логотип и штрих-код. – Харво постучала ногтем по прозрачному пластиковому конверту, защищавшему улику. – Женские спортивные носки, размер с седьмого по девятый. И тут тоже есть от чего взбеситься. Я это рассматриваю как личный выпад. Сама ношу седьмой, и, когда покупаю носки вроде этих, вечно они мне велики. Почему они не могут делать носки по ноге? Технология есть, материал есть. Ноги есть.

– Действительно, – согласилась Ева, – есть над чем поломать голову. Пальчики?

– Жертвы, на этикетке и на носке. На этикетке нашла еще один. Пробила по базе. – Харво повернулась обратно к экрану. – Хитч Джейн. Работает в магазине «Блоссом Бутик» на Седьмой авеню продавщицей. Можете считать меня сумасшедшей, но мне почему-то кажется, что Джейн недавно продала жертве пару носков.

– Отличная работа, Харво.

– Сама себе удивляюсь.

Отследить Джейн было нетрудно. Она стояла за прилавком и пробивала чеки с решимостью солдата на передовой.

Магазин был забит покупателями. Наверняка, решила Ева, их привлекли большие оранжевые плакаты «Распродажа», которыми пестрели все вешалки, полки, прилавки и стены. Уровень шума, усиленного непрерывной праздничной музыкой, ужасал.«Если уж так приспичило покупать, – думала Ева с раздражением, – можно же покупать через Интернет». Что влекло людей в магазины, где толпы других людей осаждали прилавки в поисках одного и того же товара, хотя озлобленные продавцы жалили, как крапива, а бесконечные очереди перекрещивались, смешивались и запутывались, как какой-то кошмарный лабиринт, было выше ее понимания. Когда она поделилась своими мыслями с Пибоди, ее напарница бодро объяснила:

– Но это же интересно!

Не обращая внимания на возмущенные протесты покупателей, Ева вклинилась в очередь и локтями проложила себе дорогу вперед.

– Эй! Сейчас моя очередь!

Ева обернулась к женщине, изнемогающей под грудами одежды, и показала жетон.

– Здесь сказано, что сейчас моя очередь. Джейн? Надо поговорить.

– Но почему? Я занята!

– Как странно! Я тоже. Задняя комната есть?

– Черт. Сол? Прикрой меня на второй кассе. Сюда. – Она протопала по короткому коридорчику. – Ну что? Слушайте, у нас была вечеринка, черт бы ее побрал. Да, на вечеринках бывает шумно. Это же Рождество, мать его! Моя соседка по площадке – первостатейная сука.

– В следующий раз пригласите ее на вечеринку, – посоветовала Пибоди. – Трудно жаловаться на шум, когда сам его производишь.

– Да я лучше буду есть птичий помет.

Задняя комната была забита мешками, коробками, ящиками с товаром. Джейн села на ящик с нижним бельем.

– Ну ладно, хоть посижу минутку. Что там творится – сдохнуть можно. В Рождество люди с ума сходят. И кто сказал про рождественский дух благоволения? К розничной торговле это не относится.

– Вы продали пару носков одной женщине где-то между четвергом и субботой, – начала Ева.

Джейн принялась кулаком растирать себе поясницу.

– Милая, я продала сотни пар носков между четвергом и субботой.

– Лейтенант, – поправила ее Ёва, постучав по жетону. – Белые спортивные, размер семь—девять.

Джейн сунула руку в карман. У нее их было не меньше дюжины на черной рубашке и черных брюках. Она вытащила и развернула карамельку. Ногти у нее, заметила Ева, были длинные, как ножи для колки льда, и покрыты лаком карамельного цвета.

Да, Рождество сводит людей с ума.

– Белые спортивные, – проворчала Джейн. – Броская примета, что и говорить.

– Взгляните на фото, может, вспомните.

– Да я своего-то лица не помню к концу рабочего дня. – Карамелька с легким стуком перекатывалась у нее на зубах. Но она покорно взяла фотографию. – Черт, кто бы мог подумать! Да, я помню ее. А я еще говорила о первостатейной суке! Ну, слушайте. Приходит она, хватает пару носков. Одну вшивую пару! Еще возмущается, что продавцов мало. Ну вот, подходит ее очередь, выкладывает она передо мной эту пару и требует скидки. Там ясно написано: носки со скидкой – от трех пар. Так прямо и сказано. Одна пара – девять девяносто девять. Покупайте три за двадцать пять пятьдесят. А она требует одну пару за восемь пятьдесят. Понимаете, она все подсчитала, и вот сколько она готова заплатить. За ней очередь выстроилась аж до Шестой авеню, а она разоряется из-за вшивой мелочовки. Пристала ко мне с ножом к горлу.

Джейн яростно разгрызла карамельку и захрустела.

– Я не имею права снижать цену, а она стоит, как каменная стена. Люди вот-вот взбунтуются. Пришлось позвать менеджера. Менеджер уступил, потому что дело не стоит такого шума и нервов.

– Когда она приходила?

– Черт, разве упомнишь? Все сливается. – Джейн почесала затылок. – Я работаю со среды. Семь дней подряд в этом пекле. С завтрашнего дня у меня два выходных подряд, и я собираюсь провести их, просто сидя на заднице. Помню, это было после ленча. Да, я еще подумала: еще немного, и из-за этой суки я выдам на-гора рогалик с кремом. Рогалик с кремом! – Она щелкнула пальцами, вскинула вверх указательный, украшенный нарядным рождественским ножиком для колки льда. – Пятница! В пятницу мы с Фанни перехватили по рогалику. Ее выходные пришлись на выходные, я еще помню, как я ей позавидовала.

– Эта женщина приходила одна?

– Да кто на такую польстится? Если с ней кто-то и был, я их не видела. И вышла она одна, я за ней проследила. – Джейн коварно усмехнулась. – Показала ей средний палец за спиной. Кое-кто из покупателей зааплодировал.

– Диски наблюдения есть?

– Конечно, есть. Эй, а в чем дело? Кто-то ей наподдал? Я бы им ботинки почистила.

– Да, кто-то ей наподдал. Мне хотелось бы просмотреть диски за пятницу, послеобеденное время. Нам придется снять с них копии.

– Ни фига себе! Ладно. О, черт! Слушайте, а у меня не будет неприятностей?

– Нет. Но диски нам нужны.

Оттолкнувшись руками, Джейн поднялась с ящика.

– Придется позвать менеджера.

Вернувшись к себе в кабинет, Ева еще раз просмотрела диск. Она пила кофе и наблюдала, как Труди входит с улицы. В строке хронометража было указано: четырнадцать двадцать восемь. У нее было достаточно времени, чтобы повариться в собственном соку и осмыслить результат своего визита к Рорку. Времени вполне достаточно, чтобы обсудить ситуацию с партнером или просто побродить по улицам, пока в голове не сложился план.

«Злющая», – отметила Ева. Она остановила запись и увеличила лицо Труди. Ей казалось, что она чуть ли не слышит скрежет зубовный. Кипящая злоба, а не холодный расчет. По крайней мере, в этот момент. Может быть, импульс. «Я им покажу».

Ей пришлось искать носки, расталкивать людей локтями, огибать прилавки. Но она нашла, что хотела… и притом со скидкой.

Ева наблюдала, как Труди, оскалив зубы, хватает пару носков с полки. Но она задержалась у полки и нахмурилась, взглянув на цену, произвела подсчет и только после этого встала в очередь.

Притопывая ногой, сверля злым взглядом покупателей, стоящих впереди нее в очереди. Она сгорала от нетерпения. И она была одна.

Ева продолжала следить. Вот перепалка с продавщицей. Труди смотрит на Джейн, как на ком грязи под ногами, ее руки висят по швам, но она стискивает их в кулаки. Не желает уступить. Оглядывается и огрызается на женщину, стоящую позади нее в очереди.

Устраивает скандал из-за карманной мелочи.

Покупает орудие собственного убийства задешево.

Она не стала ждать, пока ей упакуют товар и пробьют чек. Просто запихнула носки в сумку и ушла, раздуваясь от возмущения.

Ева откинулась на спинку кресла, задумчиво изучая потолок. Ей надо где-то достать монеты. Никто не носит с собой столько монет, чтобы заполнить ими носок. И, судя по тому, как она размахивала сумкой, та не была тяжелой.

– Компьютер, найти и перечислить все банки между Шестой и Десятой авеню, между… Тридцать восьмой и Сорок восьмой улицей.
Поднявшись с кресла, Ева проверила время. Банки уже были закрыты до следующего дня. Но Труди хватило бы времени – пусть и в обрез, – чтобы наменять целый мешок монет. Надо будет завтра проверить.

– Распечатать данные, – приказала Ева, когда компьютер начал диктовать список банков. – Скопировать в файл, скопировать на мой домашний компьютер.

Принято. Работаю…

Ева уже это видела. Конечно, ей придется найти банк и все перепроверить, но она уже это видела. Это будет ближайший к магазину банк. Ева видела, как Труди входит в него, все еще кипя от бешенства. Она воспользовалась наличными, если еще не совсем утратила способность соображать. Нет смысла оставлять след такой трансакции в чековой книжке или на кредитной карточке. Надо менять наличные. И надо избавиться от банковской упаковки еще до возвращения в гостиницу.

Она была одна, вновь напомнила себе Ева. Одна пришла в управление полиции, потом в «Рорк Индастриз». Ни малейших признаков того, что кто-то ждал ее в вестибюле.

Может, она позвонила, воспользовалась своим телефоном, когда вышла из здания? Проверить невозможно: телефон пропал. Да, это был умный шаг – изъять телефон с места убийства.

Ева прошлась по кабинету, размышляя. Труди была испугана, когда вышла от Рорка. Позвонила своему приятелю, своему сообщнику. Может, поплакалась. Может, план Б они разработали вместе.

Повернувшись к доске, Ева пристально вгляделась в изуродованное кровоподтеками лицо Труди.

– Что нужно, чтобы сотворить с собой подобное? – пробормотала она вслух. – Сильная мотивация. Большой запас злости. Но как, черт побери, ты рассчитывала доказать, что отделали тебя мы с Рорком или кто-то, кого мы на тебя напустили?

Ева покачала головой. Только что отметила умный шаг, и вот опять глупость. Это было сделано в порыве ярости, чисто импульсивно, в припадке безумия. Умнее было бы выманить одного из них или обоих из дома под каким-нибудь предлогом. Выманить куда-нибудь, где им было бы не так легко доказать свое алиби. Глупо было считать, что у них нет алиби. Грязная работа.

Какое-то смутное воспоминание вдруг проснулось в ее голове, готовое вот-вот вновь растаять. Ева закрыла глаза, крепко зажмурилась и сосредоточилась.

Темно. Заснуть невозможно. Есть хочется. Но дверь ее комнаты заперта снаружи. Труди не позволяла ей бродить по дому… Шляться, устраивать пакости, – так говорила она.

Все равно Ева была наказана.

За то, что поговорила с мальчиком, жившим на другой стороне улицы, и его друзьями. Эти мальчики были старше ее. Они дали ей покататься на скейтборде. Труди не нравился мальчик с другой стороны улицы, не нравились его друзья.

Хулиганы. Малолетние преступники. Вандалы. А может, и еще хуже. А ты – самая настоящая шлюха. Всего девять лет, а уже путаешься с мужиками. Тебе же это не внове, так? А ну марш наверх! И можешь забыть об ужине. Я не кормлю всякое отребье в своем доме!

Не надо было говорить с тем мальчиком. Но он сказал, что покажет ей, как кататься на доске. Ведь она никогда раньше не каталась. Они на своих досках выделывали такие головокружительные трюки! Делали петли, ездили на одном заднем колесе, кружились волчком. Ей нравилось на них смотреть. Тот мальчик заметил, что она смотрит, и улыбнулся ей. Знаком пригласил ее подойти.

Не надо было ходить. Знала же, что потом хуже будет. Но он протянул ей эту ярко раскрашенную доску и сказал, что она может прокатиться. Сказал, что он ее научит.

И когда она полетела стрелой на этой доске, он присвистнул сквозь зубы. А его друзья засмеялись. Он сказал, что она крутая.

Это был – она не сомневалась, что это был, – самый счастливый, самый очистительный момент в той ее жизни. Даже сейчас она помнила, как непривычно было ощущать на своем лице улыбку. Как растянулись ее губы, напряглись щеки, и смех вырвался из горла. Она ощутила даже боль в груди. Но это была легкая, приятная боль. Ничего такого с ней никогда раньше не бывало.

Он сказал, что она может покататься еще, что у нее здорово получается.

Но тут из дома с криком выбежала Труди, и лицо у нее было такое… «Я тебе покажу, – говорило это лицо. – Ты у меня взвоешь». Она кричала, орала на Еву, чтобы та немедленно слезла с этой проклятой доски. Я тебе говорила: ни шагу со двора? Я тебе говорила? Кто будет отвечать, если ты сломаешь свою дурацкую шею? Ты об этом подумала?

Она не подумала. Она думала только о том, как здорово кататься на доске впервые в жизни.

Труди наорала и на мальчиков, пригрозила, что позовет полицию. Хулиганы, извращенцы. Я знаю, что у вас на уме. Но они только смеялись над ней и издавали неприличные звуки. Тот, который дал Еве свою доску покататься, назвал Труди старой сукой прямо в лицо.

Ева подумала, что такой отчаянной храбрости ей никогда видеть не приходилось.

Он улыбнулся Еве, подмигнул и сказал, что она может сколько угодно кататься на его доске, как только избавится от старой суки.

Но ей больше так и не довелось покататься на его доске. Не довелось еще раз пообщаться с ним и его друзьями.

И она заплатила за момент счастья и свободы голодным желудком.

Урчащий от голода желудок не давал ей уснуть. Она встала и подошла к окну. И увидела, как Труди выходит из дома. Она смотрела, как Труди берет камни и разбивает ветровое стекло своей машины, а потом и боковые стекла. Она видела, как Труди распыляет краску из баллончика по капоту, и различила в темноте светящиеся буквы: «Старая сука».

Потом Труди пересекла улицу, обтерла баллончик тряпкой и забросила его в кусты перед домом мальчика.

Она улыбалась, когда возвращалась назад к дому. И эта улыбка напоминала звериный оскал.
Работаю…

– Съедобные.

– В моем мире цветы в меню не предусмотрены.

А вот в мире Рорка они явно были предусмотрены. Их можно было вдыхать, пробовать на вкус и даже пить в изысканной обстановке ресторана, где каждый столик на изящной, похожей на стебель ножке представлял собой островок цветения.

Воздух благоухал свежим лугом. Наверное, это хорошо, подумала Ева.