Мы есть и нас нет

Для тех, кто вечно тусуется в задней части автобуса, пока полевой ветер гонит их слух вдаль от прозрачного летнего побережья (великоравнинный дух истекает глубокой тоской полудня), вдаль от зелёного залива и древнегреческих виноградников, я занёс две надписи в гостевую книгу, словно сухую и влажную пыль инфекции в осевую вену (шипящее раскалённое масло паприки, разверзающее дьявольскую нору): надпись о том, что мы есть и нас нет, и надпись о том, что мы брошены и потеряны в своём доме.

Пребывая в опыте всепоглощающего царственного огня, надёжным и ясным приёмом ловца на разломе мгновения поймать единую, неизменную и таинственную картинку в автобусе (композиция, плоская и расцвеченная), где люди толпятся на задней платформе, а двигатель содрогается, словно гром инферно, чтобы хрупкое, слабое настроение, ещё не проснувшееся, бессильное в речи, уже истекало смолой от жары полудня, непрестанно преображающегося на своей разогретой поверхности, — и в свою собственную начищенную возможность многоразличных дел он смотрится, словно в зеркало, или в большую линзу, или в сферу большой слезы. И вот: внезапно обнаружится, что он уже очень далеко от благополучия, слишком далеко от всех больших городов — это машина в пустыне, скрежещущая, ползущая (полуживая рука делает осторожный знак, указывая, что душа моя не в порядке, в покое и не в покое). Я жду, когда путь прекратится, чтобы уставший день мог тихо уснуть в ночи.

Заёмный свет для ночного скитальца — праздного, безосновного, — на время вонзится в усталый нерв, изношенный, измождённый, но к финалу остынет и затвердеет в качестве утомительно сложной формулы крайней беды для конечной точки круиза, который отмечен невовлечённостью, — неизменно длящийся, тягостно протяжённый (время чувствуется как диссонанс рельефа на внутренней стороне грудины и черепной коробки), он будет бить коррозией мой непонятный, невнятный, неинтересный дух, а потом станет гнать до опустошения.

Высоко в темноте бредёт вихрь, и только холодный свет падает на его дорогу, словно ливень обманного серебра. Блуждая без цели по небу величественной синей глубины, он всё же вздрагивает в широко распахнутую явь, удерживаемый бодрствованием, ведь кто-то один сейчас не спит; когда время тянется, как беззвучие, душа своим содержанием не отличается от всего остального, и сонный взгляд пробавляется тусклым холодным светом (всё ощущается ржавым и неприятным, сброшенным с правильного места). Скоро мертворождённая слабость обозначит себя через небывалый страх смерти и чувство затерянности, которое стиснет сердце, не предвещая лёгкого эпилога; полное отсутствие жажды к риску.

Успокоить бы мозг, случайно влетевший на этот несветлый пик, заброшенный в жуткую турбулентность кризиса, крепко встрявший, — уж сам я легко успокоюсь, потерянный или спрятанный где-то в нём (там я есть и меня нет, там я как дым работы, остаточный след процессов).

31 мая, 2023 год.