Забытый автограф. Мозаика воспоминаний

 На фотографии поэт Евгений Винокуров
         
«В прошедшие годы много было потеряно времени, много случаев было пропущено, мало было ответов на призывы моего Господа»!* Как хочется думать, что по милости Божией, хотя бы отчасти удастся восполнить утраченное… «Береги каждый час, их не много у нас»… Я понимала, что батюшка напоминает мне о ежедневной работе над собой, об усилии, необходимом для спасения души. А теперь думаю, что невольно это относилось и к кратковременности нашего общения с ним. И хотя знала старца много лет, все же эти годы промчались как один день. А все ли я делала, что могла, находясь рядом с ним, при его молитвенной помощи и поддержке? И приезжать могла бы почаще, и трудиться усерднее.  Вот, так незаметно и жизнь промелькнет…
«Все пророки от сотворения мира вопиют к душе моей…Чтобы стала она лествицей, по которой Бог сойдет в мир, а человек взойдет к Богу» **.
Мой бывший учитель, известный поэт, фронтовик, Евгений Михайлович Винокуров говорил нам (студентам его творческого семинара) что необходима дисциплина, и каждый день надо писать, работать – этого требует профессионализм, мастерство, оттачивание формы. Сам он поступал так в течение многих лет. А что же тогда можно сказать о работе над спасением своей души? Наверное, здесь уместно привести так же слова и другого замечательного поэта Николая Заболоцкого:

      «Не позволяй душе лениться,
       Чтоб воду в ступе не толочь,
       Душа обязана трудиться,
       И день и ночь, и день и ночь..."

Вспоминается, что Евгений Михайлович жил в новом большом доме, в Токмаковом переулке, совсем недалеко от Елоховского собора.  А из его окна (сверху вниз) открывался вид на старую, заброшенную церковь (только в последние годы она стала действующей). Не раз мы с ним говорила о духовных предметах и, хотя в детстве он не был крещен, но был уверен в Бытии Божием. Однажды сказал, что как-то, поднимаясь по лестнице, к своей квартире, вдруг ощутил Бога. Казалось бы, как обыденно, буднично то, что он проделывал каждый день и вдруг при этом Посещение Божие!
(Но именно так и происходят непредсказуемые вещи... Божие посещение души среди суеты  жизни озаряет внезапно, словно вспышка молнии)… И только недавно я подумала о том, что этот подъем по ступеням невольно вызывает в памяти глубоко символичный христианский образ духовного восхождения, «Лествицу небесную». Хотя отдаю себе отчет в том, что учителю в то время этот образ, скорее всего, был незнаком, как человеку совершенно не воцерковленному. Тогда я только ответила, что, возможно, это был призыв Божий, для того, чтобы лучше осознать свое отношение к Нему и чем-то ответить. Я даже предложила похлопотать о тайном крещении (без документов), ведь это были глухие годы советского атеизма. К большому сожалению, он не ответил ничего определенного, ему не хотелось рисковать, могли быть неприятности по работе. Например, он входил в правление Московской писательской организации, возглавлял отдел поэзии в журнале «Новый мир», и т.п. Так что есть основания предполагать, что он предстал Вечности неготовым, (беседа происходила за несколько лет до его кончины).
Удивительно, но еще задолго до личного знакомства с ним, через его стихи я имела, наверное, самое первое «эстетическое» впечатление о смерти. Это случилось, когда я услышала песню, написанную на его слова –  «Сережка с Малой Бронной» в исполнении замечательного Марка Бернеса. Она произвела на меня очень сильное впечатление. Наверное, мне было тогда лет шесть или девять?  И кто бы мог предположить, что когда-нибудь я стану студенткой его творческого семинара при журнале «Новый мир»? До сих пор мне кажется, что это одно из его самых значительных стихотворений. По лаконичности поэтических приемов и в тоже время по необычайной  трагической наполненности, оно продолжает пушкинскую традицию создания образа, когда предельно простыми, но ёмкими средствами создается образная глубина и философичность смысла (пожалуй, это роднит его с пушкинским стихотворением «На холмах Грузии»). Хочется отметить, что Евгений Михайлович очень любил Пушкина и говорил, что он – «возрастной» поэт: чем старше становишься, тем лучше его понимаешь и больше любишь. (Как ясно мне теперь: речь шла о внутреннем, духовном возрасте человека). Вдруг он начинал цитировать по памяти: «Отцы пустынника и жены непорочны»… Однако, простите это отвлечение, вернемся к стихам Винокурова:

В полях за Вислой сонной
Лежат в земле сырой
Сережка с Малой Бронной
И Витька с Моховой.
А где-то в людном мире,
Который год подряд,
Одни в пустой квартире,
Их матери не спят.
Свет лампы воспаленной
Пылает над Москвой
В окне на Малой Бронной,
В окне на Моховой.
Друзьям не встать. В округе
Без них идет кино.
Девчонки их подруги,
Все замужем давно.
Пылает свод бездонный,
И ночь шумит листвой
Над тихой Малой Бронной,
Над тихой Моховой.

Я позволила себе привести здесь все небольшое стихотворение. Этот «воспаленный свет» сразу же ассоциативно отсылает нас к бессонным и горьким глазам матерей. Но свет этот в то же время пылает и над всей Москвой. Через единичное, частное возникает представление о том горе, которое разделили миллионы. Дальше очень верно, философски глубоко и психологически точно  воспроизводится течение жизни, мира, природы без тех, кто его покинул. «Друзьям не встать. В округе без них идет кино». Поэт говорит о том, что все продолжается заведенным порядком. Самая большая загадка, с которой традиционно встречается каждый человек: прекращение личного бытия перед  равнодушием вселенной. Перед жизнью, текущей своим порядком, которому он становится чужд, выпадая из ее непрерывного, стремящегося все дальше, потока времени.  В стихах «бездонный свод»- ощущается как Лик Вечности над головой тех, кто еще остался здесь на земле, словно на корабле, плывущем в необъятном космическом просторе.
Настоящая скорбь глубока и молчалива. «И ночь шумит листвой над тихой Малой Бронной, над тихой Моховой». Этот шум листвы как проходящий повседневный шум жизни, а здесь, за окнами все остановилось, горестно застыло, прекратилось, замерло. (Горе всегда такое – немое, как посмертная маска, в нем нет ни  движенья, ни развития, одна безысходная данность). Контрастом ему является небесный свод, который живет, т.е. –  «пылает» над этими домами. И еще присутствует  образ светлого окна на фоне ночи –  как традиционный свет души в оковах тела.  Ему вторит сопричастный свет вечности над домами, над московскими улицами. Этим достигается ощущение взаимопроникновения временного и вечного, их отчуждение и единство, слияние и противопоставление…
Все это угадал интуитивно, мальчик, прошедший Великую Отечественную и оставшийся живым. Однажды он сам мне рассказал, как, прибавив себе год или два в документах, убежал на фронт. Мальчишка-романтик, оказавшийся лицом к лицу с ужасами войны. И еще один традиционно-символический зрительный образ присутствует в этом стихотворении. Противопоставление света и тьмы, свечение души, духа во мраке ночи.  Хрупкого, одинокого свечения человеческой жизни перед лицом бездонной бездны мирозданья и темного мрака небытия…
 Потеря сына для матери – невосполнима в атеистическом сознании. Только одушевляющее присутствие Божие в этом мире дает ей надежду: ведь душа бессмертна. И лишь тогда проявляется «совершенная радость, которую никто не отнимет» - радость встречи воскресших во Христе душ.
Как жаль, как непоправимо жаль, если учитель остался некрещеным! Если ничем не ответил на Божий призыв, на Его присутствие в своей жизни…
 Но эта история получила неожиданное продолжение, когда совсем недавно, разбирая после смерти моей матери оставшийся архив, вдруг нахожу автограф с забытым мною стихотворением Евгения Михайловича. Оно никогда не было опубликовано (по понятным причинам)  и впервые увидит свет.

                Евгений Винокуров               
               
Жизнь ушла со всеми мелочами,
отгорит, что было, отболит…
Черными холодными ночами
о душе вдруг вспомнит инвалид.
И не ощущая больше смака
жизни той, что как-то прожита,
он увидит, что встает из мрака
облик белоснежного Христа.
И протянет он с мольбою руки,
как бы пробуждаясь ото сна,
не страшась спасительной разлуки
с жизнью той, что больше – не нужна.

До того, как нашла стихотворение, очень сомневалась, стоит ли включать в книгу этот «литературоведческий отрывок». Но неожиданную находку забытого автографа восприняла, как указание оставить его здесь. Да и подумалось, что не случайно все, что связано в моей жизни с литературой, воспринимается так естественно в мысленном присутствии старца Николая. Ведь он сам был человеком творческим – поэтом, музыкантом. С особенной бережностью относился  к личности автора, создающего произведения искусства. Понимая, что творчество дается свыше, он опасался каким-нибудь неуместным замечанием смутить того, чей рукой  водит Дыханье Божие. И в  этом  проявлялось его величайшее смирение, величайшая чуткость…  Невольно думается, что в способности к творчеству ему виделось приближение к Личности Творца, наиболее полная реализация и раскрытие личности.

примечание:*Каждый день – подарок Божий,с.5
**святитель Николай Сербский из кн.Молдения на озере, с.120 изд. Свято-Елсаветьенского м-ря, Минск