Амброзия

ваш преданный слуга несколько раз спотыкался об острые камни, пытаясь сорвать амброзию — бедное разрастающееся сердце сдавливали рёбра, и стеснённая мышца тяжело вздрагивала при мыслях о Музе.

и теперь он сидит, окутанный дымом, виски раскаляет безжалостное майское солнце — мыслями он застрял далеко в первых числах ноября, и с тех пор остался в целом неизменно влюблённым.
что за приставучая вещь?..
со временем одержимость утихла, кровь привыкла к одурманивающему хмелю, адаптировалась к своей панацее.
теперь же сердце его заспиртовано наглухо и бесповоротно — словно в бочке мёда.
приторная сладость тягучего вещества заставляла то скрываться от муки неведения; то бессильно поддаваться опьяняющей истоме.
и с самых первых пор сердце творца то разобщалось на две части, представая условным «пазлом» на чашах весов,
то срасталось в единое целое, — но полое пространство, посередине которого зияла пустота.
пустоту требовалось залечить — точнее, он с ней примирился; быть может, перестал запивать её таблетками. только фантомная боль давала знать творцу о том, что пустота эта приелась в нём, как к трухлявому пню жадно приедаются термиты.

весь сумбур будничных дней забавлял его, хоть без истинной потехи — творец чувствовал себя марионеткой, которую на части разрывают со смехом дети;
а потом остаются одни только заплатки.

но к счастью, была одна обитель, во вселенной которой он мог скрыться от непрестанного крика зияющей пустоты, от холода леденящего ожидания, от туманных помыслов недоброжелателей и от злых кукловодов.
с обречённой улыбкой досады и тоски, словно одержимый — он потупился в сторону створок мутных окон, нарочно пытаясь обнаружить знакомый силуэт.

ветер заставлял занавески то порывисто вздыматься; то стремглав припадать к старым окнам. все ангелы мира будто бы слетелись к его окну, представая наяву тополиными пушинками.
ускользающий момент заворожил его, и теперь, созерцая, творец мог запечатлеть в мыслях эту прекрасную картину. 

«лишь сигаретный дым дурманит,
оставаясь
весенним флёром, одуванчиком в руке —
к пальто проворно снова приедаясь..
я весь овеян думами — о ней.»

творцу оказалось весьма увеселительно думать — с каких пор начал он выводить на бумаге крючочки претенциозной прозы, за которую потом, скорее всего, поплатится.

амброзия притупляет слух.
от музыки остаётся резкий белый шум, назойливый писк неизвестной природы появления.
сердце больно цепляется за колючие рёбра...
он начинает видеть вокруг бездну — ничто, похожее на беспробудную тьму.
дым рассеивается: купидон протягивает ему худую, длиннопалую руку.
устремляя ясный взор на творца,
купидон дарит ему безмолвное благословение.
горячие слёзы сползают к дрожащим губам.
выпущенная стрела обжигающей сталью застревает в недрах неподвижной груди.
творец бессознательно падает в Его руки.

кажется, я случайно разбил зеркало.