1918

 
...Что я написал, то написал...(Понтий Пилат "Евангелие от Иоанна").

********

Глава - 1.

********

Эй, Аветис,постой!..Где твои сыновья?..А ну стой, говорю! ..Ты что нас не слышишь?..

Старик остановил скрипящую арбу и усталым недоверчивым взглядом крестьянина,
посмотрел на рослых всадников перегородивших ему дорогу.
Их было трое.
Лица всадников были хмуры, одежда покрыта пылью, видно было , что ехали они
долго. Все они были вооружены.

- Откуда знаете моё имя?.., - осторожно спросил он, слезая с арбы. .- Я вас не знаю...Кто вы ?..
- А тебе и не надо нас знать, - мрачно усмехнулся один из них, худощавый в широкой чёрной папахе, перепоясанный двойной портупеей.

Летний день таял, клонился к закату и тяжёлое оранжево-янтарное солнце готовилось к нисхождению в прохладную тень лесистых кряжей, обступивших маленькое карабахское село затерянное в прозрачном высокогорье.
Село Мец-Шен, утомлённое трудовым днём полным нескончаемых крестьянских забот,
тягучей истомой готовилось к долгожданному вечернему покою.
Скот возвращался с пастбищ разморенный палящим солнцем и с изнуренной,
шумливой медлительностью вливался в тесноту сельской дороги поднимая сухие
облачка пыли.

-Добрый вечер, дядя Аветис , - почтительно улыбнулся мальчик - пастух Старику, ведя покорную отару.

Всадники нехотя посторонились.

- Здравствуй Назар..., - ласково ответил мальчику Старик, - Никто сегодня не убежал от тебя?..Всех назад привел?, - и по морщинистому лицу старика пробежала добродушная смешинка.
- Хотели, да не получилось. От меня разве убежишь?!..- задорно ответил мальчик и
проходя мимо незнакомых всадников, чуть нахмурился. - Может отца позвать, дядя
Аветис?, - озабоченно спросил он.

Старик успокоенно махнул рукой.

- Иди, иди ... спокойно Назар.. А отцу передай, я позже заеду к нему...

Безоблачное бирюзовое небо щедро отдавало накопленный за день зной всему живому вокруг и воздух был полон золотых искринок назойливой мошкары, сухой пыли и неуёмной животной жажды.

- Ну так что, Аветис?..,- требовательно спросил Худощавый в серой от пыли папахе,жадно доставая фляжку - Долго думать будешь?..

Старик устало вздохнул.

- Сыновья мои на нефтепромыслах работают...У Манташева, - взвешивая каждое
слово ответил он. - В Баку сыновья...Я здесь с хозяйством сам управляюсь...
- У тебя четверо сыновей. И что все четверо уехали в Баку?, - свысока, вкрадчиво
спросил Худощавый и впился глазами в застывшее лицо Старика.
- Один вернулся, здесь он...болеет., - старался спокойно отвечать Старик. - Сильно болеет...Выздоровеет, уедет на промыслы.. Там работа есть...они молодые, им жизнь начинать...а здесь что?..Здесь им тесно...
- Ага, тесно... а ты значит здесь один останешься, да?. - ехидно усмехнулся
Худощавый.- Ты что, Аветис за дураков нас считаешь, смотри у меня,доиграешься?.

Остальные два всадника равнодушно молчали, исподлобья посматривая по сторонам.

-Почему один? Дочка есть и жена. Справимся как-нибудь, - Старик уже понял, что
разговор принимает нехороший оборот и поэтому, решительно спросил; - А вы сами,
кто такие будете?. Чего вам надо?..

Всадники угрюмо переглянулись.
Спокойная рассудительность старика начинала их раздражать.

- Вот что, старик, послушай что я тебе скажу ... внимательно послушай...
Сын твой, старший..тот который воевал на Русско-Турецком фронте, сейчас
здесь....Вернулся погостить к тебе. Веди нас к нему... Он нам нужен..
- А для?.. Для чего он вам нужен?, - тревожно нахмурился Старик. - Что вы затеваете?..
- А вот это уже не твоих старческих мозгов дело, - грубо перебил его Худощавый. -Веди нас к нему , по - хорошему... Разговор у нас с ним будет...
- Знаю я ваш разговор, - не сдавался Старик, - Знаю зачем он вам нужен...только не пойдет он к вам, устал он от всех вас, он ведь только с фронта пришёл - дерзко сверкнув глазами, повторил Старик.- Ему жить нужно, а не воевать...
- Ты что несёшь, а?.. Ты с кем это так разговариваешь,а? Смотри какой попался! Ты что, против нас что ли?!- и Худощавый грозно надвинулся верхом на старика.

Сильный конь нехотя переступая подошёл к старику вплотную и упёрся в него мускулистым,потным боком.
Теперь Старик видел перед собой, пыльный сапог Худощавого с тусклой грязной
шпорой, деревянную кобуру Маузера, и изгиб кавказской шашки, серебристый конец
которой сверкнул солнцем.
У двух других всадников , окруживших сбоку старика, за спиной торчали только
короткие карабины и шашки были попроще. Вместо портупеи - свисающие, тяжёлые
патронташи.

- Ага...значит этот с маузером и серебряной шашкой - главный, - опасливо подумал
Старик.

- Веди нас ,- угрожающе произнёс Худощавый, - Хватит болтать... Давай, разворачивай свою старую арбу...времени у нас нет тебя уговаривать.. а то сами поедем к тебе.

Старик на мгновение задумался, тыльной мозолистой ладонью вытер высохшие губы
и обречённо медленно начал карабкаться на арбу. Разговаривать было больше не о
чем.
Быки сонно раскачивали облезлыми хвостами и уныло пробуждались от ленивой
дрёмы.

-Шевелись...шевелись старик,- властно торопил Худощавый и обернулся к двум
всадникам: Месроп, ты садись рядом со стариком, поведёшь арбу, а то до ночи с ними будем ехать. Бабкен , а ты возьми его лошадь...Всё!..Трогаемся ... Вперёд..

И всадники обступив арбу с просыпающимися мычащими быками и поникшим
стариком, торопливо двинулись в вечереющее старинное село.
Закатное солнце внимательно наблюдало за ними в лиловых красках притихшего неба.

Глава -2.

**********

Их встретила низенькая, сгорбленная двухэтажная сакля с покосившимся старым
ивовым плетнем. Солнце к этому времени уже зашло, и плотная вечерняя тишь размеренным, густеющим облаком обступила притихшее село и ближние лесистые горы.

- Ага, наконец-то... вот его дом, - облегчённо пробормотал Худощавый въезжая в
тесный, но ухоженный, дворик , покорно сжавшейся от долголетия, каменистой сакли.
Ещё две лошади и всадник утомленно въехали во двор.
Арба дрожа и скрипя  гнутыми деревянными осями колёс остановилась в пыли
нагретой за день дороги. Места во дворе для арбы с быками уже не хватало.
Дворик был слишком мал.
Старику пришлось распрягать быков и по-одному, томительно, вводить их в дощатый
темнеющий хлев.
Всадники и Худощавый терпеливо ждали, отряхиваясь от дорожной пыли и
тихо беседуя.

- Может чуть ослабить подпругу, - жадно делая глоток из нагретой от жары фляжки
спросил один из всадников, Бабкен, Худощавого.
- Не надо, мы всё равно здесь ненадолго... Лучше напоить лошадей..полезнее будет..Эй, Аветис, пусть кто-нибудь коней наших напоит, есть кто дома у тебя?,- участливо обратился Худощавый к Старику.
- Маруся, эй.. Маруся , - с ласковой неторопливостью крикнул Старик в темнеющие
окна сакли, - Помоги нашим... гостям, - на этом слове, Старик горько усмехнулся, -Маруся, помоги напоить лошадей.

На зов отца, из каменистого жерла сакли, с неспешным достоинством вышла юная
девушка, приятной запоминающейся внешности - агатовые глаза, чёрные с красивым
изгибом брови, тёмные шелковистые волосы, были аккуратно сплетены в длинную
косу - и не глядя на застывших мужчин, подошла к усталым, покрытым потом и
пылью лошадям.

-Настоящая юная горянка, красивая и горделивая,настоящая карабахская горянка, - восхищённо подумали все трое, но сказать это не решились.Они пришли явно не за тем, чтобы понравится старику. Миссия была у них другая.
Наконец, старик ввел обрадованных мычащих быков в стойло и задумчиво-напряжённо подошёл к трем молчащим всадникам.

- Ладно, - тихо сказал он, - Пошли.., - и нахмурился, вышагивая с ними к притихшей старенькой сакле.

- М-да...Небогато ты живешь, старик, - стеснительно усмехнулся Худощавый, удивлённо застыв у порога. Наконец снял пыльную папаху, и стал повнимательнее осматриваться.

По старинному кавказскому обычаю, с оружием заходить в чужой дом нельзя. Но это
если ты , пришел - как гость, с добрыми намерениями...а если нет?!..
Никто из вошедших, оружие не снял, - рассудительно отметил про себя Старик.

Сакля старого Аветиса и его семьи поражала бессильной бедностью.
Глиняный пол - покрыт старыми давно потертыми паласами, в углу , чугунная печка
на которой готовят еду, а зимой - греются. В крыше пробита дыра, чтобы как-то
выходил едкий дым. Рассохшаяся старая мебель прижатая к голой глиняной стене, на стене, напротив выцветший от долгой жизни небольшой ковёр с блеклыми узорами, уныло тускнеющая в свете вечернего окна железная кровать, рядом два мешка с зерном и посудной на треснувшей деревянной полке, посередине грубо сколоченный стол и несколько таких же табуретов темнеющего старого дерева. Вот и всё жилище.

-Сакля бедняка , - подумал каждый из вошедших и нечаянно им вдруг сделалось
неловко.
- Один живёшь?, - участливо спросил Худощавый, чтобы что-то сказать.
- С женой и дочерью... Дочь вы уже видели, а жена у соседки наверное. Сейчас Маруся её позовет. Самовар поставим... Проходите , раз уж пришли, - грустно вздохнул Старик.
- Меня зовут Саак, - миролюбиво сказал Худощавый и осторожно присел на
шатающийся табурет. Он тихо откашлялся, - Ты извини нас Аветис, что так пришлось с тобой познакомится...но задание у нас... Понимаешь ?., - Худощавый Саак, решил
как-то задобрить старика своей откровенностью .
- И вы тоже присаживайтесь, - не ответив Сааку, обратился Старик к нерешительно
стоящим двум его путникам.

Пошептавшись , они наконец сняли с уставших плеч отяжелевшие карабины и
прислонили их к стене, к пузатым пыльным мешками.
Посмотрели на Худощавого. Тот разрешающе кивнув.

- Садитесь к столу, - сказал он, но сам кобуру с Маузером не снял , а просто отодвинул чуть вбок. Шашку, наоборот, стоймя поставил между колен и прикрыл эфес ладонью. Тягучее молчание повисло в тусклой комнате .

- Зажги керосинку, Аветис , - вежливо попросил Худощавый, - в горах темнеет рано. Скоро лиц своих не увидим...

Старик застыл и напряжённо думал о чём-то своём. Всадники нерешительно переглянулись. Было ясно, что в сакле никого кроме них и Старика не было.

- Аветис, - осторожно повторил Худощавый, -керосинка в доме есть?.. Помочь
принести?.
- Да, да.. есть, я сейчас зажгу..., - вздрогнул Старик, засуетился и взял с темнеющего подоконника дребезжащую керосинку.
Стекло на пузатой лампе было закопчённое и потрескавшееся.

- Вот же чёрт.., - жалостливо поморщился Худощавый, - нищий совсем крестьянин...
даже лампу новую купить не может, тяжело ему приходится.Вот почему сыновья и
уехали на заработки в нефтяной Баку, поддержать родителей... м-да, дела...

Но сказал он совсем другое:
- Так всё таки...Где твой старший сын, Аветис ? Ты говорил, что он болеет? Где он?..

Внезапно, откуда-то из темнеющей глубины чердака раздался нарастающий шум и
нетвердые шаги спускающего по шатким ступенькам чердачной лестнице Человека.
Старый Аветис замер с тлеющим огоньком лампы в руке...
Бабкен и Месроп спешно потянулись к ружьям...
Худощавый Саак, нервно заерзал на скрипящем табурете и покрепче сжал рукоять
шашки.Все повернули головы в расплывчатый сумрак комнаты, туда откуда
раздавались приближающиеся шаги...

- Меня ищите ?..Я здесь...- , вышел из тени тяжёлой, походкой широкоплечий, крепкий молодой парень, зябко кутаясь несмотря на теплый вечер в старый, рванный овчинный полушубок.

- Ага, - облегчённо кивнул головой Худощавый Саак, - вот ты-то нам и нужен...


Глава -3.

********


- Что касается Шуши, - полковник Шатлворд, медленно повернул своё холенное лицо
к переводчику и с подчёркнутой учтивостью произнёс:

- Очень прошу вас, перенести абсолютно точно и не торопясь мои слова. Это крайне
важно для успеха нашей сегодняшней миссии. Вы готовы ?..

Переводчик, молодой человек, лейтенант английского экспедиционного корпуса,
худощавый и светловолосый, почтительно кивнул головой.
Полковник сделал паузу и чеканно начал:

- Позиция британского правительства следующая: никаких военных действий не
вести.Все военные действия на территории Карабаха - немедленно прекратить. Это
первое.
Второе.
Отступить из Шуши в Зангезур. И там ждать дальнейших указаний. Нарушение этих
требований, может отрицательно сказаться на решении Армянского вопроса и статуса
Карабаха.

Переводчик изо всех сил старался и переводил с максимальной точностью каждое
произнесённое полковником Шатлвордом слово.
А эти слова , калеными гвоздями вбивались в монотонности голосов английской
военной делегации, в кровоточащее болью сердце генерала Андраника, разрывали ему Душу и яростным спазмом сжимали горло.
То,что говорят эти англичане - немыслимо, то есть они просто-напросто предлагают ему - отступить. Позорно отступить...И это после того, как Армянский корпус генерала, неудержимой победоносной волной смывал турецкие регулярные силы и курдское ополчение расчищая армянские земли от Зангезура до Нагорного Карабаха. И вот теперь, когда до Шуши осталось каких -то 36 километров, лихого кавалерийского удара... вот теперь когда Армянский корпус ежедневно разрастается добровольцами всех возрастов и воинских опытов... вот теперь, когда
окончательная победа, так несомненна и близка...они эти англичане ставят ему
ультиматум. Ему, боевому генералу-майору Русской Армии Андранику Озаняну.
Ему -который живёт ради своего народа и готов ради своего народа в любой момент с гордостью умереть...

- И если , уважаемым генералом Андраником, - донёсся сквозь толщу спрессованного
воздуха, размеренный бесцветный голос переводчика, - будет с точностью всё
выполнено, - тут переводчик посмотрел на полковника Шатлворда и тот одобрительно
кивнул головой, - то командование союзнических сил в Закавказье, в лице генерала
сэра Томсона, все спорные территориальные вопросы готово вынести на Парижскую
конференцию , о сроках которой будет извещено дополнительно, а он , сэр Уильям
Монтгомери Томсон , как глава английский военной миссии, готов оказать в этом
личное содействие.

Пока переводчик подробно излагал этот текст , полковник Шатлворд сосредоточенно наблюдал за лицом генерала Андраника. И это его беспокоило больше
всего, потому что он, хладнокровной рассудительностью полковника военной разведки Экспедиционного корпуса его Величества, прекрасно понимал, что этим требованиям генерал Андраник никогда не подчинится...
Когда переводчик закончил , воцарилось гнетущее молчание.
Андраник впился в ручки кресла и единственное его желание было, расстегнуть китель, да так, чтобы посыпались блестящие генеральские пуговицы... выхватить из ножен спасительное лезвие кавказской шашки, и неистово рубануть по глади переговорного стола уставленного позорными бланками бумаг,сочиненными в циничных умах иезуитской английской дипломатии алчущей бакинскую нефть в обмен на усмирение непокорного генерала, под обещание возможного решения Армянского вопроса.

-Как они посмели это произнесли?, - горько усмехнулся Андраник, презрительно смотря в бесцветные, жестко изучающие его глаза полковника Шатлворда.

-Все всё слышали ? , - наконец разжал губы Андраник и тяжёлым взглядом оглянулся
на четырех своих верных командиров, членов его штаба , сидящих с ним рядом...
Те подавленно молчали не решаясь поднять головы., понимая, что в обожаемом ими
полководце неотвратимо зреет, вскипает, расползается неистовое бешенство, пока ещё сдерживаемое остатками плавящейся воли.

- Я вас спрашиваю, - сдавленным от гнева голосом спросил Андраник,- Все всё
слышали?..

Молчание вокруг стало осязаемым.

- Послушайте, - кашлянул полковник Шатлворд, натянуто улыбаясь, и выразительно
посмотрел на молодого, нервно ерзающего переводчика, - Если господин генерал
Андраник что-то не до конца понял и у него есть вопросы, то он , полковник Шатлворд, являясь доверенным лицом командующего Английским корпусом - генерала Томсона, немедленно готов все эти вопросы лично сообщить генералу Томсону и тогда два боевых генерала, имея непререкаемый авторитет и при взаимном уважении, возможно смогут...
-Хватит!., - и тяжёлый кулак генерала Андраника вонзился в дерево стола. - Я не
желаю ЭТО слушать и тем более ЭТО выполнять,- гневно нахмурился он. - А теперь ,
- он прерывисто дыш, угрожающе обратился к побледневшему Шатлворду, - Как генерал, вам - полковнику, я скажу следующее: ваши требования унизительны для всего армянского народа. Ваши требования невыполнимы, предательски позорны и пахнут бакинской нефтью, - Андраник властно повернулся к переводчику, - Лейтенант , переведите полковнику слово в слово ТО, что я сказал. Мы стоим на НАШЕЙ земле и никуда отсюда не уйдем, ни на какую Парижскую конференцию. Вам ЭТО понятно?.. Если будут вопросы , я готов их выслушать...Наш разговор окончен!..

Андраник резко и непримиримо отодвинул стул и тот беспомощно опрокинулся в громком скрипе. Все его командиры торопливо встали со своих мест поправляя портупеи и звеня шашками, с мрачной поспешностью покинули старенькую саклю , села Абдаляр, где был расквартирован Армянский корпус, в полной боевой готовности ожидающий приказа генерала Андраника о наступлении на Шушу...


Глава -4.

*********

Ночь была хрустально ясной.
Серебряные звёзды густо обсыпали чернильное небо, открывая величественную
бездонность Млечного пути. Звал и манил этот путь в неоглядное, бескрайнее Одиночество, дерзновенно шептал о бренности всего земного перед неподвластной Вечностью.

Андраник поднял разгоряченное лицо к ночному небу и вдохнул полной грудью
прохладный горный воздух.Пальцы успокоительно расстегнули ворот кителя, и он чувствовал , как гулкое кипение крови постепенно уступает место тяжёлому давящему раздумью. И там, в потаённой глубине этих самых мыслей безжалостной дилеммой всплывал вопрос : Как поступить?..
И он Андраник, боевой генерал, за которым восторженно стояло - преданное ему
войско, которого наполняла - самозабвенная Любовь к Родине, которого питала - Вера и Надежда его истерзанного народа в историческую Справедливость его Борьбы - он, генерал Андраник, обязан был эту дилемму разрешить...
У него ещё было для этого немного времени, дня три , не более, и он отчётливо
понимал , что турки смятые им в недавних боях, спешно формируют свежие силы...
Он знал, что Хамидие (конные отряды) братьев Султановых, новых тайных фаворитов
англичан, затаенно выжидают, чтобы ударить его корпусу в спину.
А тут ещё , Дашнакское Правительство, с циничной угодливостью заигрывало с
командованием Союзнических сил, с наступающими отовсюду турками, с
большевистским Баксоветом в лице Шаумяна, с правительством Хан-Хойского в
Гяндже, лишь бы сохранить и удержать свою ускользающую в безумном революционном хаосе власть.

- Арташес, - не поворачивая гудящей головы, тихо произнёс генерал,- Дай мне воды, сынок...
Арташес, молодой, адъютант, неслышными быстрыми шагами скользнул к Андранику,
молчаливо протягивая фляжку. Он понимал, что генерал сейчас ищет тишины и
одиночества, и не хотел ему мешать звуком своего голоса. Андраник ценил его именно за это. За ненавязчивую исполнительность и относился к нему тепло, по-отечески.
Родниковая вода из фляжки успокоительной ледяной патокой гасила последние очаги
ярости в душе генерала. Он с наслаждением пил эту прозрачную как хрусталь воду, но мысли...мысли неотступно сжимали его лоб сетью горьких морщин...
Как быть?.. Как поступить?..Хватит ли сил пойти против всех, ради своего народа, ради всех тех, кто также как и он готов умереть за родную СВОЮ землю?!..,- трепетно беседовали его Душа и Сердце...
Искал, требовал от них ответа Генерал и бескрайнее звёздное небо в мерцании звёзд пыталось ему помочь спасительной тишиной...

Английская миссия уехала...он слышал отдаленный шум и звук отъезжающих,
пыхтящих авто и эхо неясной речи англичан, такой бездушно, нелепо-чуждой в горах Нагорного Карабаха...

А небо...оно такое бескрайне манящее, а горы такие недоступно величественные в
своей мудрости, а земля такая живая в затаенном дыхании вековечной боли, что стесненное сердце генерала заволокла Печаль. Ибо он знал, ЧТО ему суждено и осознавал, насколько ЭТО несправедливо по отношению к его мятущейся израненной Родине...

Ранним утром, его разбудил встревоженный адъютант.
- Командор, - тихо произнёс он, стоя навытяжку перед тяжёлым взглядом
просыпающегося генерала, - к вам Гость.
- Кто?, - также тихо спросил Андраник.
- Полковник Шардиньи, - ответил адъютант, - Глава французской военной
миссии на Кавказе.

Андраник нахмурился.
Он понимал, что в преддверии штурма Шуши, союзническое командование сделает
всё, чтобы оттянуть этот штурм , а ещё лучше - отговорить его от этого опасного для их хитросплетений и коварных замыслов плана.

- Хорошо, - нехотя произнес Андраник, - Пусть подождёт. Скажи , что я иду... , - и начал медленно поднимать отяжелевшее от бесконечной усталости крепкое тело
Воина...

-Вот интересно, - с горькой усмешкой, подумал он, - Что он мне скажет?.Опять, как вчерашний англичанин будет читать ультиматум и обещать содействие на Парижской конференции или ...?.. Или что?..

Генерал наконец привел себя в порядок, напоследок провел щёткой пригладив
непослушные волосы и седеющие усы, задумчиво взглянул на свое изображение в
тусклом овале зеркала, и отяжелевшей рукой открыл дверь в комнату, где его
напряжённо ждал полковник французской миссии Шардиньи с двумя своими, тотчас
вытянувшимися в струнку офицерами...


Глава -5.

*********

-Присаживайся, Давид, в ногах правды нет, - миролюбиво сказал Худощавый, - разговор есть ...

Давид, а это был он, старший сын старого Аветиса, настороженно опустился на
свободный, скрипучий табурет.
Два других всадника и сам старый Аветис, продолжали стоять в напряжённой
нерешительности.

- Ты тоже садись, Аветис, - убедительно попросил Худощавый Саак, - нам спокойно
все обсудить надо, а вы, - и он кольнул властным взглядом двух своих отрядчиков, - вы пока там покурите..потом позову вас..если что, - и указал рукой на дверь.

При этих словах Старик с сыном осторожно переглянулись.
Худощавый дождался пока двое его путников , недовольно гремя сапогами и
поправляя на плечах спадающие ремни карабинов, неспешно покинули комнату и
резко повернулся к молодому парню.

- Ну что, Давид, пойдешь в наше войско? Нам такие как ты... ох как нужны, с боевым опытом , крепкие, бесстрашные...
- Кому это вам?, - нахмурился старый Аветис, - кому это ВАМ нужны? Дашнакам что
ли?..
- А ты что, против дашнаков имеешь, - повысил голос Худощавый, - а ну скажи, ЧТО?. Что лично тебе дашнаки сделали, а?..
- Подожди отец, - повернул лицо к отцу Давид, и заботливо дотронулся до его
жилистой крестьянской руки,- Дай я сам разберусь что и как. Хорошо?.

Уверенное спокойствие старшего сына передалось Старику и чуть поколебавшись, он
понимающе кивнул: мол, хорошо, говори ты, а я послушаю..

- Давай, задавай вопросы, у тебя чувствую их много, - примирительно усмехнулся
Худощавый Саак.
- Нет, - сказал Давид ,- и открыто посмотрел прямо в глаза Худощавому, - Вопрос у меня будет всего один... Для чего я вам понадобился?..
- Как это для чего?, - с беззлобной выразительностью усмехнулся Худощавый, - Кругом война идёт...кровь реками льется..ты что же думал , повоевал за царя на русско-турецком фронте , поехал с братьями на нефтепромыслы и на этом ВСЕ?.. а как же наша Родина, как ?.. кто её защитит, если все наши на заработки разъедутся, а?, - проникновенным голосом начал говорить Худощавый, - Всё только начинается парень, ты разве не знаешь сам что вокруг происходит?. Турки уже в Нахичеване, не угомонятся, всё ближе подступают к Карабаху...собираются опять напасть на Зангезур...в Евлахе, в Барде и Агдаме, день и ночь формируют ополчение против нас. Нури-паша стягивает к Гяндже свежие войска, и они армянские села уничтожают на своем пути...за прошедший месяц 48 сел дотла сожгли...кругом беженцы...про убитых и пропавших без вести и говорить больно..
Помощи как всегда ни от кого нет.. Шаумян пытается как-то договорится с
большевиками, но похоже дело плохо, у тех свои заботы с Деникиным , тот к Дагестану вплотную подошёл...
Родина в опасности, Давид, в очень большой опасности и нам сильно нужны люди...
понимаешь! И не просто люди , а такие - как ты...закаленные воины!..
И это приказ, Давид , а мы его выполняем, по всему краю наши люди сутками
ездят , собирают новых бойцов...свежие силы... Такие вот дела...

И плотное молчание навалилось тяжёлым грузом произнесённых слов, в тускло
освещенной робким огоньком комнате.

- Кому это НАМ?.. От кого приказ?, - осторожно нарушил давящую тишину Давид.
- От Андраника приказ!., От самого Андраника этот приказ, - -многозначительно
ответил Худощавый и теперь уже он, с пронзительной внимательностью взглянул в
задумчивые глаза Давида. Замолчал и старый Аветис тщательно взвешивая
услышанное.

Внезапно открылась дверь сакли и в комнату торопливо вошла дочь Старика и седая
сгорбленная трудом женщина.Обе застыли на пороге комнаты удивлённо осматриваясь.

- Сатеник, - мягко произнёс Старик, - что у нас есть к столу?.. Угости наших гостей...Это жена моя, Сатеник, - сказал он Худощавому Сааку и тот приветливо кивнул женщинам головой.
- Нет Старик, не надо, ничего не  надо... времени у нас угощаться нет. Воды попьем и в путь. Каждый час дорог, к утру должны быть в расположении лагеря.- поблагодарил Худощавый, - и опять требовательно посмотрел в глаза Давиду. - Ну так что,пойдешь к нам?.
- Вай .. вай, - в недобром предчувствии запричитала старая Сатеник, - а куда вы
забираете его?.В какой лагерь, к кому?.. Он ведь больной ещё...температура и кашляет.. дайте же ему выздороветь...

Тут заговорили все сразу, в беспомощном возбуждении перебивая друг друга.

- Да никто его не забирает, мать, сам он ..., - начал Худощавый и его слова,
окончательно потонули в жалостном плаче Сатеник и просящем голосе Маруси.
Худощавый внутренне улыбнулся: Вах, ну как же хороша эта девушка!..как за брата
горой стоит...Вот бы мне такую в жёны... Она была бы заботливой матерью для наших детей...Но ЭТО всё - потом, потом , после войны, после этого кровавого хаоса... Дай Бог, если жив останусь, знаю где ее найти!..И семья у неё добрая... Бедные люди , но душой - чистые. Крестьяне! Труженики! Землю любят, родную нашу израненную землю, - всё это ласковым ветром мечтательной грусти промелькнуло у него в глубинах Души, оставляя расслабленный свет Надежды...
Он ещё раз нежно поглядел на Марусю, бережливо утешающую мать, и повернулся к
задумавшемуся, опустившему голову Давиду.

- Пойдешь?, - просто спросил он.
- Пойду, - коротко ответил тот..
- А точно, это приказ Андраника?, - недоверчиво сказал Старик цепляясь за хрупкую соломинку вопроса.- Где этот Приказ?.Покажи мне его...

Вместо ответа, Худощавый встал, размашисто расстегнул потертую кожу тонкого
планшета и вытащив плотно сложенный лист передал его Давиду.

-Вот.. Читать умеешь? Или мне самому прочесть, - по-доброму спросил он. И ещё раз, краем глаза посмотрел на Марусю: и всё же, как же хороша, эта юная горянка!..Эх,проклятая война!..

- Читать и я умею , дай-как мне сюда..я почтальоном в селе подрабатываю, но
читать могу, - Старик проворно выхватил лист, решительно развернул его и
приблизив к яркому огоньку керосинки вдумчиво погрузился в чтение что-то беззвучно под нос медленно нашептывая ...

Худощавый тихо про себя рассмеялся: - Ай да, старик, какой бойкий..ещё и почтальон. Видно мало писем в Мец-Шен пишется, раз так трудно живётся этой семье...

Однако, вслух сказал другое.

- В дороге отболеешь Давид, да и у нас в лагере лекари есть...Любого на ноги
поставят...
- Хорошо, - вставая вслед за Худощавым, медленно произнёс Давид, - Если я нужен
Андранику, если он собирает бойцов по всему Карабаху, и если всё так , как ты
говоришь...вот он я... Поехали... Собирай меня в дорогу сестрёнка, а маме дай
поплакать...Это добрые слёзы, - и Давид подойдя к матери нежно приобнял её
поникшие плечи.

Худощавый одобрительно улыбнулся и потянулся за приказом Андраника, который
медленно продолжал изучать Старик.

- Да подожди ты, - обиженно крякнул старый Аветис, покрепче сжимая приказ, - дай
дочитать до конца...
- Хорошо, читай...,- улыбнулся Худощавый, - Пока сын собираться будет, читай, - и повернулся с просьбой к Марусе: - Позови пожалуйста моих орлов, они во дворе у вас где-то стоят...

Маруся вопросительно взглянула на брата. Тот одобрительно кивнул. И только тогда
Маруся с неспешным достоинством юной женственности вышла во двор.

-Да, именно такую девушку в жены мне и надо, и с братом её я сдружусь , вроде
простой добрый парень...эх, проклятая война, - опять с грустью подумал Худощавый
и мысленно приказал себе больше на Марусю не смотреть, чтобы не расстраиваться.

Вошли два его отрядчика.
Старый Аветис наконец закончил читать и шепнул Давиду: Всё правильно он сказал. От Андраника. Есть такой Приказ...
- Вот что, ребята, давайте хоть молока попейте, с хлебом ... Путь у нас неблизкий,- сказал Худощавый и не удержался, опять обратился к Марусе. - Есть у вас молоко? Хлеб у нас самих есть, а вот молока бы нам по кружечке и в путь...
- Маруся, иди к Грише во двор, скажи ему , что я кувшин молока прошу срочно , -
скомандовал Старый Аветис,- да поживее...одна нога там , вторая здесь...

Маруся сверкнув озорными агатовыми глазами исчезла за дверью сакли...
Семья собирала Давида в дорогу. Встал вопрос с конем. Как быть?.
У старика Аветиса был единственный конь - крепкий и работящий пегий трехлеток,
сыновья помогли купить, на скопленные на нефте-промыслах в Баку трудовые
деньги...
Отдавать коня на войну было очень жалко, уж невосполнимо нужен он был в
хозяйстве. Да и на быках, особенно не наездишься в период бесконечных полевых
работ..
Эх...жалко, оно конечно жалко, но что не сделаешь для будущего кавалерийского воина доблестной армянской Армии легендарного Андраника...
И Старик с горделивой улыбкой, стал надевать на почуявшего свободу коня - старое
видавшее виды седло ...


Глава - 6.

********

Андраник с твердым упорством оглядел собравшихся и внимательно посмотрел в лицо полковника Шардиньи. Он был одного возраста с Андраником и и с предупредительной
вежливостью первым протянул генералу руку.
- Жерар Шардиньи, - улыбаясь в густые усы произнёс он, но на лице отразилось
совсем другое: "Пусть знает, - было написано на улыбчивом лице француза, - пусть этот армянский генерал знает, что мы хотим спокойствия в регионе и готовы в этом всячески вам помогать, но..".
И вот это "но" не ускользнуло от внимательного взора Андраника, в тот момент, когда француз смущённо представлял двух офицеров.
- Майор Монк - Мэнсон, - произнёс на довольно хорошем русском языке француз, - а
вот это , майор Гибсон, оба они, офицеры английский миссии в Карабахе. Мои
коллеги...
- Опять эти англичане, видно от них никуда не деться, - мысленно усмехнулся
Андраник, - но ничем не выдал своего разочарования.
- Прошу садится , - также на русском , вежливо ответил он полковнику Шардиньи , не глядя на двух английских офицеров. - Вне всякого сомнения , - раздражённо подумал он ,- они приставлены к этому румяному французу, вчерашним полковником Шатлвордом, это его иезуитский почерк..

Вся фигура Андраника при этом, выражала необыкновенное достоинство.

Принесли чай, и пока адъютант Арташес, с помощником, расставляли стаканы и
пиалы с колотым сахаром, Генерал не удержался от вопроса.
- Вы довольно хорошо говорите по-русски, - участливо обратился он к французу, - вы когда-то жили в России?
- Да, - уклончиво ответил француз , и Генерал понял, что тот не хочет раскрываться перед притихшими англичанами, более того, что есть он сейчас.

-О, кстати, - театрально воскликнул  Шардиньи , - чуть не забыл, - и взял со скамьи завернутую в шуршащую тонкую бумагу небольшую коробку, - Это специально вам Генерал, французские круассаны, выпечка нашей штабной кухни. Когда мы к вам ехали, они были ещё горячими.., - и улыбнулся проницательными глазами.

Андраник понял , что беседа будет непростой.

- Спасибо полковник,вот вместе все их и попробуем. Арташес , поухаживай за
нашими гостями, - старался выиграть время генерал, а сам никак не мог понять, зачем, с какой целью, два английских майора приставлены в сопровождение главе французской военной миссии?.. Или это совместная игра Союзнических сил против него или?. Или что?..
Опять это проклятое "или" , - невольно нахмурился Андраник.
Это не ускользнуло от зорких глаз француза.

- Женераль Андраник, - мы не будем занимать ваше драгоценное время, так нужное
сейчас вашей Родине, - витиевато начал он, - Поэтому, с вашего позволения, хотим
сразу перейти к делу...

Значит всё-таки, это объединенная игра французов и англичан, он сказал "хотим" ,- внутренне усмехнулся Андраник , но вслух сказал, - Может всё таки вначале попьем чай?. Ваши коллеги, ведь привыкли начинать утро с чая? Не так ли, господа ?, - с ироничной любезностью он обратился к полковнику  Шардиньи, явно намекая на странный состав депутации. - А кстати , ваши коллеги понимают о чем мы будем с вами говорить?..
- Господин генерал, - я немного понимаю русский, - медленно растягивая слова на
английский манер, вдруг произнёс светловолосый майор Монк-Мэнсон, и тонкие его
губы раздвинулись в натянутой улыбке. - А майору Гибсону , я если что я  переведу...
- Хорошо, - задумчиво кивнул головой Генерал, - Арташес, выйди и закрой дверь.  Я хочу с господами, говорить обо всем откровенно и выслушать все их требования. - сказав это, Андраник выразительно посмотрел на адъютанта...
Тот понял его взгляд , означавший- будь недалеко , держи наготове оружие, и выстави охрану вдоль всего дома. Арташес кивнул и беззвучно исчез .

- Итак, господин Женерал, мы можем с вами с беспощадной прямотой говорить те-а
-тет ? Надеюсь нам никто не помешает?, - и лицо полковника  Шардиньи стало вдруг
неожиданно строгим, а в руках появилась папка с бумагами.
- Конечно можем, - добродушно усмехнулся Андраник, - и даже нужно нам наконец
всем объясниться , но вначале давайте попробуем ваши круассаны. Пока они ещё не
остыли окончательно...

Англичане переглянулись и спрятали ироничные смешинки в глазах . Им явно было
приятно, что Генерал всё время тонко переигрывает их старшего французского
коллегу...


Рассвет, багровыми акварельными облачками повис над уходящей вдаль - узкой
горной тропой. Лесные холмы бирюзовыми темнеющими волнами подпирали неподступные склоны гор, наполняя прозрачный воздух переливчатым дыханием пробуждающейся живой природы.
По тесной белеющей вене горной дороги , зажатой с двух сторон сонными лощинами,
ехали четверо всадников.
Дорога была до того узкой, что всадникам пришлось растянуться в короткую шеренгу ,и громко переговариваться в пробуждающейся тишине, улыбаясь шуткам друг друга.
Послушные кони неспешно перебирали усталые ноги, и всем хотелось только одного -
скорее добраться до лагеря генерала Андраника, в селе Абдаляр, и немного отдохнуть в ожидании дальнейших приказов Командора.

- Как там было, на русско - турецком фронте ? , - отвлечённо спросил Худощавый
Саак едущего за ним Давида. Он очень хотел спать, медленная езда по узкой
извилистой тропе его укачала , и чтобы разогнать предательски навалившуюся
дремоту , он и затеял этот разговор. - Я говорю, как там было?.. Много ты турок на фронте положил ?, - уточнил он вопрос.

Давид горько усмехнулся...
Он вспомнил, свою первую штыковую атаку - когда вокруг заливалась смертоносная
трескотня пулеметов, когда жаркий пот заливал расширенные от ужаса глаза, когда
ватная противная слабость заполняла всё тело - мешая вдыхать обжигающую
пороховую гарь , когда вокруг него неуклюже падали солдаты Первого пехотного
полка, с которыми он только что, в сыром окопе, делил краюху хлеба и кипяток -
и в водовороте этого безумия - ему пришлось заколоть набегающего на него огромного турка с кривой шашкой в руке...заколоть от отчаянного испуга... заколоть прямым штыковым ударом в широко вздымающуюся над ним грудь в тесном офицерском кителе...и он помнил как окровавлено хрипя турецкий офицер медленно повалился в сухую пыль зажимая зияющую рану и с невыразимой болью поднял на него глаза - умоляя застрелить и как он, Давид , этого не смог сделать стыдясь своей необъяснимой душевной слабости...

- Не хочешь отвечать, да?. Понимаю, - участливо вздохнул Худощавый, - Переживаешь наверное за всё...Только брат, они не переживают за то, что творят с нашим народом.... Люто ненавидят они нас... Режут, сжигают , головы отрезают нашим пленным... Потом этим ещё и хвалятся... А что они делают сейчас на нашей земле?! Эх, да что говорить..., - возмущённо замолк он.

Какое - то время все задумавшись тягостно молчали.
Потом заговорил Бабкен. Он ехал сразу за Давидом, и внимательно прислушивался к
шорохам вокруг. Месроп едущий за ним, как только въехали в лесистую часть горной
дороги , держал ружьё заряженным, поперек седла - мало ли что...

- Скажи Саак, а вот если б ты схватился с турецким аскером, и взял бы его в плен...Как бы ты поступил?.., - непринужденно спросил Бабкен.
- Эх, Бабкен...какие глупости ты иногда говоришь.. Как бы я поступил?!. Неужели
неясно до сих пор.. Угостил бы его - пахлавой, напоил бы - чаем , вернул бы ему всё его оружие и отпустил бы на все четыре стороны...., - с серьезной невозмутимостью ответил Худощавый Саак.
- Вах...да ты что?.. Ты серьезно говоришь, Саак ?, И ещё угостил бы пахлавой? Ва-аа?!..-чуть не упал с лошади, сраженный его ответом Бабкен. Голос его выражал
крайнюю форму удивления.
- А..забыл... ещё бы шапками обменялся, отдал бы ему свою папаху..вот эту, что сейчас на мне... в обмен на его красную феску , - сохраняя доверительную серьезность ответил Худощавый Саак.
- Вах...и одел бы эту феску на себя?..
- Да, одел бы феску на себя...почему бы нет... ещё в дорогу завернул бы ему наш - джингалохац, и только потом отпустил бы... А то вдруг проголодается в пути ...
- Ва-ааа!., - остолбенело слушал Бабкен...

Давид из последних сил сдерживал добродушный смех и поражался , как долго
Худощавый Саак может держать строгую серьёзность не давая повода Бабкену
усомниться в правдивости его слов.
Внезапно, он услышал совсем рядом тихий хруст сломанной ветки.
Незаметный шумливым всадникам, едва различимый в шелесте листьев приглушённый
хруст, но его чуткое ухо уловило незримое, мимолётное движение чего-то несущего в себе неожиданную опасность.

- Саак, - тревожно наклонился вперёд Давид ,- Эй,Саак!.. Слышишь меня?. Саак!..
- Ну, чего тебе?, - обернулся Худощавый, почувствовав сдавленное напряжение
в голосе Давида.
- Саак, слева..Кто-то есть, слева..., - прошептал Давид и медленно показал головой на насыщенную густоту высоких кустов, вдоль узкой тропы, - Там...
- Ничего не слышу , - так же тихо ответил Саак, но руки уже торопливо вытаскивали Маузер из деревянного пенала кобуры и взводили курок..
Едущие сзади Бабкен и Месроп проворно соскочили с лошадей и с ружьями
наизготовку обступили густеющую зелень слева от дороги.

- А ну выходи , живо!..,- ловко спрыгнул с лошади Худощавый Саак, держа на
вытянутой руке Маузер, - Выходи или стрелять буду. Считаю до трёх...
- Не надо, не надо родные люди...прошу,не надо, - раздался слабый надломленный голос и на дорогу тяжело переступая старческим растоптанными ногами вышел глубокий старик...
Весь его вид говорил, что старик долго прятался, голоден и пережил огромное горе. Это все было в застывших от невыносимой душевной боли слезящихся глазах старика.

- Кто ты, отец?, - заботливо спросил Давид подходя к старцу. - Откуда ты? Что
случилось? Куда ты идёшь?..

Старик не мог ничего говорить.

- Дайте мне воды.., - это единственное, что смогли произнести его трясущиеся сухие от жажды губы..
Жадно насытившись родниковой водой, он горестно вздохнул и произнёс бережливо
сохранённое в его израненном горем сердце: К Андранику я иду...к нему одному...
- А зачем тебе Андраник , отец?,- с ласковой строгостью спросил Саак.
- Я иду к Андранику , - упрямо, собирая последние остатки сил, произнёс Старик, -воевать хочу...В его отряде....Воевать!.

Старик тяжело дышал. Каждое слово давалось ему с немалым трудом, мучительно
сдавливая охрипшее от горестных рыданий горло.

- Так что же с тобой произошло , отец,- трепетно спросил Давид.
- Эх, мои родные..Некогда мне рассказывать...,- досадливо нахмурился Старик, - Знаю, вы из его отряда..я слышал как вы по-армянски говорили.. а ещё и при оружии ...на лошадях...значит к нему едете..к Андранику..Поехали..поехали..дайте и мне оружие - я буду сражаться...

Уже в дороге, чуть успокоившись, Старик рассказал ,как на их деревню четыре дня
назад, напала турецкая кавалерия и курдское ополчение, как озверело порубили всех сельчан , а их было не меньше ста, как исполосовали шашками детей и сожгли дома...Он, старик собирал хворост в лесу, и когда вернулся ... всё было уже кончено... И теперь он хочет только одного - мстить туркам... беспощадно мстить и умереть в героической борьбе...
Ни дома , ни семьи больше у старика не было ...
Было только разорванное от горя сердце и истекающая бескрайней болью Душа...

- Ну что, Саак, - мрачно усмехаясь сказал , мерно покачиваясь в седле , Бабкен - Ты по-прежнему хочешь отпустить турка из плена?.
- Замолчи Бабкен, - , осуждающе вымолвил Давид ,- лучше , замолчи...

Он безоговорочно уступил Старику своего коня и теперь шёл, держась крепкой рукой
за седло, на котором сгорбившись, плакал старик бессильными одинокими слезами..


Глава -7.

*********


- Речь идёт от том , дорогой Женераль, - неспешно начал полковник  Шардиньи, чтобы прекратить всяческую политическую и полководческую деятельность, поскольку это отрицательно влияет на урегулирование мирных вопросов, в Карабахе. И не только в Карабахе. Но и в Нахичевани, в Зангезуре, в Сюнике ... везде где вы побывали с вашей 6 тысячной армией...Замечу , победно побывали ..- , и полковник  Шардиньи натянуто усмехнулся.

- Мирных вопросов? , - нетерпеливо перебил его Андраник, - Вы сказали влияет на
урегулирование мирных вопросов?.. О чем вы говорите?.. Турецкие войска в
Нахичеване, Нури-паша в Гяндже, мы в плотном огненном кольце, каждый день
гибнут наши люди... И вы говорите про...
- Война закончена, генерал, - включился в беседу майор Мон-Менсон. - Первая
мировая война закончена.
- Я говорю не о Первой мировой войне , - пытаясь сдержать нарастающее
возбуждение произнёс Андраник, - Я говорю о том, что творится у нас ... здесь, в
Зангезуре, в Карабахе, в Сюнике, на наших армянских границах... Вы прекрасно
понимаете , о чем я говорю...
- Понимаем - торопливо ответил за полковника Шардиньи, англичанин Монк-Менсон, -
Безусловно. И поэтому, мы здесь. И поэтому, мы как представители Союзнического
командования выражаем вам свою глубокую озабоченность в связи с тем...
- Ваша озабоченность ничего не стоит. , - гневно перебил его Андраник ..- Ей
невозможно защитится от турок... Дайте нам оружие, ружья, пулеметы , лёгкие пушки...Дайте нам снаряды..помогите нам медикаментами - у нас полно раненых, и мы вернём мир на наши земли...
- Вы затопите весь Карабах кровью войны..., - невозмутимо ответил майор
Монк-Менсон.
- Кровью борьбы!..Борьбы, за наше право ЖИТЬ, - решительно перебил его
Андраник...- Борьбы за наше право умирать , защищая нашу Веру, нашу землю, нашу историю и могилы предков...за наше право сохранить наши храмы, хачкары и будущее наших детей... Кто может нас в этом остановить?..Кто?.. Не будет оружия , значит будем сражаться тем , что у нас есть и пусть весь мир видит ,как мы умираем с гордо поднятой головой!..

В комнате повисло гнетущее молчание. Андраник впился глазами в побледневшее
лицо Монк-Менсона, скользнул взглядом по смущённо-понимающему лицу полковника
Шардиньи, не взглянув на затаившегося в выжидательном молчании майора Гибсона.

Пауза длилась недолго.
Полковник  Шардиньи, уныло вздохнул и несмело заговорил, тщательно с расстановкой, подбирая тяжёлые слова:

- Послушайте Женераль... в очень скором времени, совсем скоро... губернатором
Карабаха будет назначен Хосров-Бек Султанов... У нас есть твёрдая договорённость
с демократическим правительством Азербайджана о том, что он будет неукоснительно соблюдать все права проживающего в Карабахе армянского населения...

В глазах Андраника потемнело и опять , как и вчера, на переговорах с желчным
английским полковником Шатлвордом, ему захотелось расстегнуть китель да так, чтобы блестящие пуговицы генеральского мундира яркими искрами разлетелись по столу, одним махом вытащить из ножен верный, спасительный клинок и выгнать ..и гнать взашей... вон из Карабаха этих безучастных, чуждых и чужих ему людей, погрязших в политических интригах и преувеличенных обещаниях...

- Вы что говорите ?.. Вы издеваетесь?.., - тяжёлым от еле сдерживаемого гнева голосом тускло произнёс Андраник, - Разве вы не знаете, что Хосров-Бек Султанов ярый пантюркист и уже на следующей день здесь под каждым камнем, у каждого села, у каждого колодца... везде будут стоять турецкие аскеры...И первое , что они сделают , отрежут единственную дорогу соединяющую Нагорный Карабах с Арменией...
Вы понимаете ЭТО?.. Вы понимаете , что ЭТО невозможно?.. Вы понимаете, что
произойдет ПОТОМ?.

Андраник сжал зубы и сумрачно посмотрел на двух английских офицеров.
Он не сомневался , что всё сказанное - это инициатива англичан. Просто, французский полковник  Шардиньи придан переговорному процессу в качестве..., - презрительно усмехнулся Андраник не находя нужного слова... - В качестве ..., - Андраник наконец нашёл и готов был произнести ЭТО самое слово...

-Генерал!, - примирительно сказал майор Монк-Менсон, - План Союзнического
командования таков: в Карабахе будут расквартированы английские миротворческие
силы. Генерал Томсон дал полное своё согласие...И мы обещаем вам, что..
- Обещаете?, - болезненно усмехнулся Андраник, - Да как вы можете что-то
обещать?.. Где вы были в 1915 году?.. Где вы были, когда турки вступили на
армянскую землю Карабаха ?.. Где вы были, когда до сих пор горят наши деревни,
вырезают наших крестьян, насилуют наших женщин?. Что вы скажете сиротам,
а?..Где вы были тогда и сейчас ?.. И теперь , вы сюда присылаете вторую миссию , и второй день требуете , чтобы я ушел в Сюник, в Горис... ушёл и оставил всё как есть вашим миротворцам ?!.. Давайте прекратим это разговор...- Андраник попытался встать..
- Женераль, подождите, прошу вас ..., - почтительно взмолился полковник  Шардиньи, - Женераль, мне поручено сказать, что если вы с вашим корпусом, отойдете в Сюник, союзнические силы берутся помогать вам всем необходимым и требуемым, от оружия, медикаментов до сухих пайков и артиллерии...Всем!.. Это подтвердил и генерал Томсон и адмирал Милн. Это оговорено заранее. Понимаете?!..
Дайте нам возможность, генерал, остановить эту войну...- , взволнованно сказал
полковник Шардиньи,- Большую войну мы уже остановили ...теперь мы хотим остановить малую войну...здесь...в самом сердце Кавказа ...Ради вашего народа, Женераль , хватит жертв... Хватит крови... Одно ваше слово, и мы гарантируем мир. Мир всем живущим на этой древней земле., - Полковник  Шардиньи видел , как внимательно слушал его Андраник и робкая надежда, наконец договорится с Генералом Андраником, манила его обещанным повышением по службе...
- С Хан-Хойским, как с главой правительства Азербайджана, у нас договоренность есть. Нужно ваше слово. Весь армянский народ хочет мира. Спокойствия и мира... Дайте же ему шанс на возрождение, Женераль...
- А турки?, - с горечью произнес Андраник, - А Нури-паша? Он в Гяндже...
- Турки проиграли в Большой войне и по нашему требованию они уберутся отсюда в
ближайшее время, - пренебрежительно сказал француз. - Они здесь из-за вас... Их
вызвал Хан-Хойский.. Уйдете вы, уйдут и они. Нури- Паша в безвыходной ситуации - он проигравшая сторона. Он подчинится нашим требованиям. Война окончена...

Андраник глубоко задумался. "Да, мой народ устал, он истерзан, он
изнемогает от боли и ран и нам нужен мир. Но нам нужен такой мир, чтобы никто и
никогда больше не посягал на наши жизни , на нашу Веру, на наши земли...на душу
нашего народа, - тяжело разматывался клубок мыслей, усталого от мучительной
горестной ноши Генерала.- И если союзнические силы...и если они действительно
готовы помочь моему народу, если они готовы остановить кровавое турецкое
нашествие...и если они - готовы быть гарантами МИРА... то .."

- Какие гарантии ваших слов ?, - с затаенной надеждой спросил он.
Это не укрылось от пытливого взгляда английского майора.

- Мы готовы подписать с вами гарантирующие наши слова соглашения, - весомо
произнёс Монк-Менсон.
- Это просто бумага...а я не верю бумаге...
- Хорошо. Чему вы верите Генерал?.. скажите , чему вы верите и мы готовы пойти вам навстречу, немедленно..., - чеканя слова , вежливо улыбнулся Монк-Менсон.
- Слову солдата!. Слову офицера!. Вот чему я верю!. Потому что, если я дам свое
слово - слово Генерала Андраника - так оно и будет. А Вы? Вы готовы к ЭТОМУ ?.

-Да, - внезапно ответил за всех полковник  Шардиньи, - Да, мы готовы, Женераль..
В какой форме вы хотите ЭТО от нас услышать?..
- Посмотрите мне честно в глаза, крепко пожмите руку.И обещайте всё, что сказали
ранее. Этого мне будет достаточно, - не сводя тяжёлого взгляда с лица полковника
Шардиньи устало произнёс Андраник.
- Последний вопрос Женераль, - торжественно вставая произнёс  француз, - У вас
есть список всего того, что жизненно необходимо вашему корпусу: перечень
необходимых орудий , снарядов и всего остального...
- Вот он..., - Андраник вынул из внутреннего кармана кителя сложенный лист.- Там
всё..
- Хорошо. Сегодня же передам это лично в руки генерала Томсона и Объединенного Штаба Миссии.. ,- кивнул  Шардиньи аккуратно забирая сложенный листок. - Женераль Андроник... Мы договорились с вами? Я могу передать нашему Руководству весь наш разговор и то, о чём мы с вами договорились?!..

Андраник тяжело поднялся и опёрся о край скрипнувшего под его сильными руками
стола.

- Клятва .. а клятва полковник?. Вы клянетесь словом офицера, что вы остановите
войну и принесёте мир?..А вы, майор?..Отвечайте ! Вы клянетесь словом английского офицера, что нога турецкого солдата не вступит на священную для армян землю?.. Отвечайте и вы , майор Гибсон!.Вы прекрасно понимаете всё, о чем мы говорили...Вы все клянетесь в этом ?..

- Клянусь Женераль. Клянусь вам дорогой Андраник! Я в этом клянусь, и вот вам моя рука - с поклоном произнёс полковник  француз и крепко пожал руку Андранику.
С подобострастной почтительностью тоже самое сделали и вежливые англичане ...

- Мне бы очень хотелось верить вашим словам господа , - печально усмехнулся
Андраник и обернувшись, зычно кликнул адъютанта. - Арташес!.. Зайди!. Проводи
наших гостей... С Богом!..

Шумно прощаясь делегация Союзнических сил, самонадеянно подбадривая улыбками
друг друга, вальяжно расселась в открытые тяжёлые пыльные "Форды".
Андраник стоял у окна, и задумчиво наблюдал за отъезжающими довольными собой
иностранцами...

- Мир...нашему народу нужен Мир...Как же нам нужен Мир..., - взволнованно
прошептала его уставшая страдающая Душа,- Господи помоги..как же нам нужен
МИР...
- Командор, - услышал за спиной Андраник тихий, заботливый голос адъютанта . - Всё готово.
Андраник облегчённо кивнул и вышел на скрипящие ступеньки крыльца.

День потихоньку разгорался. Солнце взошло высоко в небо и яркими золотыми
красками гладило лесистые склоны гор, волновало и будило Природу.

Андраник долго смотрел в лазуревую яркую синь неба, наблюдая за величественным
парением орла.

- Интересно, каким он видит НАС оттуда, - улыбнулся своим мыслям Генерал, - какими мы ему кажемся... Что он о нас думает? Видит ли всё? Чувствует ли всё ТАК как видим и чувствуем мы, рождённые вместе с ним на этой древней земле...И какой уготованный или спасительный путь, он видит с недосягаемого высока для моего страдающего жаждущего мира НАРОДА?..

А орёл всё выше и выше парил расправив широкие крылья и смотрел с солнечной
вышины на пробуждающийся военный лагерь и острым орлиным зрением видел
седого, крепкого человека со сверкающей шашкой на боку, безотрывно любующегося
царственной свободой его полёта.

Адъютант подвёл к Генералу его статного вороного коня.

- А, вот и ты Огненный, - мягкая улыбка тронула седые усы Андраника и широкая,
сильная ладонь размеренно погладила гривастую холку, скользнула по мускулистой
шее и застыла ощущая таящуюся в пульсации горячей конской крови покорную
благодарность.

- Огненный, - с тихой нежностью произнёс Андраник и конь сдерживая радостный
вздох осторожно тронул лицо Андраника тёплыми влажными шелковистыми
ноздрями...

На мгновение конь замер и чёрные яблоки разумных глаз растроганно прикрылись...

-Хорошо, хорошо, родной...сейчас поедем... вижу, знаю, чувствую... чего тебе хочется ..

И вот уже Андраник, наскоро надев папаху, по-молодецки ловко вскакивает в тугое
седло и вороной конь точёно-тонкими крепкими ногами отбивает упругий, и
поначалу чуть сдержанный шаг, но постепенно набирает, ускоряет пульсирующее
свободой радостное дыхание в широкой бурлящей груди, переходит в крупную рысь и
вот уже Генерал сливается с конем в единое трепещущее ЦЕЛОЕ...и дыхание тёплого
ветра в лицо и проносящиеся где-то горные склоны и изумлённое слепящее солнце,
и не слышно...не слышно ударов копыт по сухой выжженной земле... и скользит
трепещущей тенью, летит легконогий конь с разметанной гривой, и Андраник упоенно прижимается к его
бархатной шее и забывает, хоть на мгновение длящееся Вечностью, забывает всех
этих иностранцев с чопорными улыбками, бесцветными глазами и обтекающими
фразами и даже боль-ноющая, нарастающая, непрекращающаяся боль израненной Души, куда-то таинственно исчезает и растворяется в восхитительном, пронзительном беге коня.

И не видит, смеющийся ветру и Солнцу - Андраник, как пять всадников, вместе с его преданным адъютантом, безнадежно пытаются его догнать, дабы охранить
обожаемого Генерала от затаённой предательской пули или вражеской засады...

Но нет, не догнать им Андраника..никак не догнать ... Далеко воспарил он Душой и только золотое облачко пыли в тающей дали и есть то единственное, что указывает - БЫЛ когда - то их Генерал на этой истосковавшейся по миру раненой армянской земле... и Легендами будет полниться о НЁМ вечная народная память...


Глава-8.

*********


- А вы кто такие?, - внезапно остановил Андраник одержимо вздымающегося коня, вихрем налетев на выходящих из лесной чаши всадников и не сразу узнал в испуганном лице Худощавого, верного своего порученца Саака.
- А..Саак..это ты,- добродушно улыбнулся Андраник - чуть не сшиб тебя... А это кто с тобой? , - разгоряченное лицо Андраника внимательно смотрело на Давида.
- Здравия желаю Командор, - усердно вытянулся в седле Саак, - Так это..Бабкен и
Месроп, мои отрядчики, по вашему поручению в горы ездили...- начал приходить в себя Худощавый Саак - Старик тот...он беженец...всех у него турки убили, село сожгли, к вам просится...
- А это кто?, - Андраник с любопытством рассматривал застывшего в волнении Давида.

Давид никак не ожидал, что увидит легендарного Андраника совсем рядом, да ещё
тот так доброжелательно-изучающе его разглядывает.

- Это новый наш боец будет...он из Мец-Шена, - начал докладывать Саак, - опыт боевой у него есть, воевал на Русско-Турецком фронте...
- А.., - улыбнулся Андраник , - так вот где я тебя видел... В Ване ты был?.
- Так точно, был, - взволнованно кивнул Давид не сводя изумлённых глаз с Генерала.
- В каком полку?, - продолжая дружелюбно улыбаться спросил Андраник.
- В Первом пехотном. Был и в Ване, и в Трапезунде., - чеканил слова Давид. -
Потом ранение получил. В ногу...
- А награды есть?
- Так точно - есть. Медаль "За храбрость" и Георгиевский крест, - смущённо ответит Давид.
- Вот оно что.. , - удивился Андраник, и усмехнувшись повернул голову к Худощавому Сааку, - опыт боевой есть, говоришь ?!..Тут не просто опыт - тут Храбрость и Сила. Тут командир готовый...Хорошо...доедете до лагеря, чуть отдохнёте с дороги, потом зайдёте ко мне, в штаб, поговорим...
- А я... Андраник родной..а я, как со мной поступишь?, - старик внимательно
слушавший разговор, вдруг начал сползать с лошади и если бы не спасительная
помощь Давида , упал бы на землю, до того он был слаб...

В это время, в пыльном топоте сдерживаемых разгоряченных коней подъехали
безмолвный адъютант Арташес, а с ним четыре рослых, вооруженных всадника из
охраны Андраника.
Старик испуганно оглядел всех и опять сделал попытку слезть с коня, слёзно умоляя - принять его в армейский корпус. И прямо сегодня вооружить и вести в бой с турками...
-Хорошо, хорошо Отец...после обо всём и с тобой поговорим...Накормите старика, оденьте его получше, дайте отдохнуть, потом решим как он нам
может помочь, - грустно усмехнулся Андраник, уже обращаясь к адъютанту.
А про себя подумал: "Вот ведь какая сила у нашего народа. Неостановимая Сила!..Вот-старик, несчастный человек, потерявший всё! Сожгли турки его дом , вырезали семью...но нет!.. не разорвалось, не разбилось от невыносимого горя старое изможденное Сердце, а пронзилось мучительной болью, выдержало ВСЁ, и вот
теперь, жаждет это Сердце - только одного, умереть в схватке с врагом , очистить
святую землю нашу, отмстить за невинную кровь близких , а после умереть как
подобает Успокоенной, Вечной Душе... Да, непобедим и никогда не будет побежден
народ ТОТ, у кого такая сила, такие корни и такое всё помнящее и верящее в
справедливость Сердце"...


Глава -9.

**********

Когда прибыли в военный лагерь Андраника, Давид почувствовал себя совсем плохо.
Раскалывалась голова, всё тело горело и бил озноб. Плотный овчинный полушубок
не согревал. Хотя стояли тёплые солнечные дни.
Всё время хотелось пить, жажда скребла горло безжалостной рукой надвигающейся
болезни. С каждой минутой Давиду становилось хуже...
Худощавый Саак заботливо уложил его в просторной светлой комнате сакли.
Кроме Давида , в комнате лежали человек 5 раненых...изредка кто-то негромко
стонал , кто-то кашлял , а кто-то тихо беседовал с доктором.
Пахло лекарствами...
Окна были занавешены белыми занавесками. На подоконниках какие - то багряные
цветы с темными лепестками в горшочках, которые ещё больше оттеняли белизну
накрахмаленных занавесок. Кругом чистота и порядок.
Всё как в обычном сельском лазарете. Сразу чувствовалась во всём заботливая рука
Доктора.

Сакля имела второй этаж, и видно было, что принадлежала она когда-то зажиточной
курдской семье, сбежавшей при приближении армии Андраника к селу Абдаляр.
Война есть война, тут уж ничего не поделаешь...

- Воды...пить хочу, - жарко попросил Давид и глухо закашлял...
- Доктор, что с ним?, - тревожно подходя к Доктору спросил Худощавый Саак.
Доктор Аркадий Иванович Сардаров, был из Баку. Лет ему было далеко под пятьдесят, но за время нахождения в Армии Андраника он увидел слишком многое, и как следствие этого постарел лет на 10, от той бесконечной боли, которую терпели вокруг простые люди, мучительно страдая, сражаясь и погибая за свою землю...

Аркадий Иванович, в молодости окончил Медицинский факультет Харьковского
Университета, благодаря посильной помощи зажиточного родного дяди, имеющего в
Харькове торговые ряды, и окончив Университет с отличием вернулся в Бакинскую
губернию, устроившись хирургом в Михайловскую городскую больницу.
И долго бы ещё доктор Сардаров работал в Михайловской больнице в родном Баку, с
энтузиазмом совмещая профессии хирурга, терапевта, и даже акушера, пока
однажды, не узнал из разговора , про бедственное положение с военными врачами, в Армии генерала Андраника.

Это случилось, поздней осенью 1917 года, когда вернувшийся из Нахичевани,
младший коллега, не рассказал , в каких условиях приходится выживать раненым
армянским бойцам, и о том , как не хватает им самого необходимого, включая
медикаменты и перевязочные материалы первой необходимости.

- Вы даже не представляете, Аркадий Иванович , - сокрушался его ассистент Арсен,- как больно на это смотреть...Есть у них лекари, но это конечно всё не то..Раненых много, а нет самого нужного..Тяжко им приходится, очень тяжко.
Плюс беженцы, детей немало с ними... И такая вот беда...Андраник прямо чёрный от
горя ходит...из Армении конечно что-то присылают ... Но мало, всего очень мало...и грамотных врачей нет..

Аркадий Иванович озабоченно выслушал всё, внимательно посмотрел на Арсена и
тихо сказал, так чтобы слышал только он, хотя кроме них, в тесной ординаторской
больше никого не было.

- Поедем туда, Арсен...Надо ехать, там наш народ, наши братья и сёстры. Мы нужны
ТАМ...
Арсен задумчиво посмотрел на посветлевшее лицо Аркадия Ивановича и так же
тихо спросил:
- А здесь?..Всё оставим и уедем?..
-Да,оставим и уедем туда где мы нужнее и необходимее, где без нашей помощи люди
умирают и страдают, - с тихой печалью ответил Доктор Сардаров - Арсен, здесь в Михайловской больнице помимо нас 9 дипломированных докторов, 6 ординаторов, фельдшера, сиделки, не считая медицинского персонала...Раненых и инфекционно больных сейчас у нас нет.Здесь пока всё спокойно.. А там .. там идёт война.. гибнут люди.Ну так как, Арсен ?!..
- Ох, не знаю, Аркадий Иванович...не знаю...А семья? Я всего 4 месяца, как женился, родители пожилые..все рады, что я работу нашел...Только вот, быт налаживаю...

Аркадий Иванович выжидательно смотрел на младшего коллегу и ждал...ждал тех
самых слов,, которые могут всё смягчить в их меняющихся отношениях.
Но так и не дождался...

-Ладно Арсен...налаживай свой быт, - укоризненно улыбнулся он , - Это дело
добровольное...
- А вы?..вы и вправду поедете ТУДА, к Андранику ? , - виновато спросил Арсен, но доктор Сардаров уже тихо вышел из ординаторской и плотно прикрыл за собой дверь.
В этот же день , он все объяснил жене, сыну и дочери Марии, выпускнице Третьей Бакинской Женской гимназии. И это был самый спокойный и всепонимающий разговор в его семейной жизни.

- Что с ним, Доктор, плохо дело, да?!.,- вновь обеспокоенно спросил Худощавый, - Всю ночь мы ехали ...вроде всё нормально было, держался и тут, такое... Что это?..

Аркадий Иванович уже знал ЧТО это... И его нахмуренное , озабоченное лицо
лихорадочно искало и находило ответы на множество промелькнувших в его
врачебной памяти неотвратимых вопросов:

- Как спасти этого молодого парня?..И как это сделать так, чтобы проклятая болезнь не перекинулась на военный лагерь?..И что нужно делать в самую первую очередь?..Какая у него температура?.Ртутный столбик термометра показал сорок...

- Вот что , Саак!, - доктор действовал решительно, - Зови своих Бабкена и Месропа , и нужно с кроватями всех раненых из этой комнаты на второй этаж.. Ясно?.. И чтобы , там без моего разрешения вниз ни ногой...всё понял?!..
- Понял, понял Доктор, всё сделаем, - и Худощавый Саак, торопливо заспешил к
двери, но уже выходя , вспомнил главное и встревоженно обернулся:
- А с ним-то что, Аркадий Иванович? ..
- Испанка, - тихо, одними губами ответил Доктор , и выразительно посмотрел на
Саака, - шум только не поднимай в лагере... Понял ?.. Командору я сам доложу...
Сейчас главное первые три дня...дай Бог, чтобы выжил этот парень. У него жар...
- Выживет Аркадий Иванович, выживет . Он на турецком фронте выжил, два ордена
имеет , значит и у нас выживет, - и Саак с затаенной надеждой посмотрел на
Доктора...
Но тот уже одевал марлевую повязку и готовился к самому худшему...

- Воды...пить,- беззвучно повторял  горячими губами Давид. - Воды дайте...

- Давай скорее Саак, хватит говорить ...скорее эвакуируй раненых на второй
этаж...только тихо всё... панику не поднимай !.. В лагере и женщины и дети!.. не дай Бог! ..
Но Саак уже нетерпеливо звал двух верных своих отрядчиков, быстрым шагом подходя
к костру полевой кухни, куда они только что присели, угощая Старика горячим
солдатским обедом...

Пролетали дни бесконечным, туманным сном.
И виделась Давиду, та самая первая атака - в раскалённом от взрывов и пулеметных
очередей, пропахшем пороховой едкой гарью - пространстве фронтовой полосы...и
тусклое солнце негасимо переливалось багровым закатом переходящим в рассвет...и
видел он свои руки, цепко держащие ружье со штыком... и сверкало тонкое лезвие
штыка мучительной смертью ...и бежал и бежал, вперёд в бесконечную даль атаки
Первый пехотный полк - упрямо ища Смерть и высоченный турецкий офицер с
длинной, кривой саблей, с гримасой презрения и злобы, замахивался на него,
вынырнув из серого порохового тумана ... вот она Смерть - такая близкая,
неминуемая и мгновенная от удара сабли занесённой над его испуганным,
побелевшим от ужаса молодым лицом...
И видит он , как штык плавно и неожиданно вливается в грудь турецкого офицера -
точно в сердце...и раздвигаются с хрустом кости, впуская мертвящее лезвие стального штыка, разрывая плотный нагрудный карман его пыльного кителя, где видимо памятная фотография семьи или трогательное письмо от матери ...и на самое мгновение - всё вдруг судорожно замирает... И вот уже бессильно опускается рука с потухшей на солнце ненужной саблей, подгибаются слабеющие колени, и падает на стонущую от пуль и снарядов уставшую землю умирающий турок... и стонет и хрипит и клокочет его разорванное и так любящее жизнь молодое сердце...и просят...немой мольбой вопиют его расширенные от боли и страданий глаза: убей меня..добей меня...не оставляй меня ТАК умирать ...

Это был его самый первый бой, самая первая атака, и самое первое убийство
Человека на полях войны... Потом будут другие сражения, гораздо страшнее и
кровавее, но вот ТУ первую штыковую атаку и хруст раздвигаемой штыковым ударом
грудной клетки и главное, тяжёлую плавность скольжения штыка в пульсирующее
сердце другого Человека, пусть и лютого врага, вот это ощущение непередаваемого
ужаса, Давид не мог позабыть никогда...


Глава -10.

**********


Однажды утром, он помнил только, что в окно светило солнце и было непривычно
тихо...кто-то неслышно дотронулся до его руки. Прикосновение было осторожное и успокаивающее.
Давид медленно приоткрыл глаза и тут же зажмурил их от бьющего из  сверкающего квадрата окна оранжево-янтарного солнца... Солнце!..
Такое царственное и величественное, оно дарило НАДЕЖДУ и звало в ЖИЗНЬ...И в
свете этого благостного Солнца, он видел силуэт - одиноко сидящего около его
кровати человека.
Человек с задумчивой печалью смотрел на него мудрыми всепонимающими глазами и
чему-то благосклонно улыбался.

- Я знал , что ты сможешь победить болезнь...Ты крепкий, как камни наши... настоящий карабахец , - тихо сказал Андраник. - Всё позади... Ты будешь ЖИТЬ... Лежи, лежи, - ободряюще улыбнулся Генерал, видя, что Давид хочет привстать и поздороваться с ним, - Лежи...пока ещё тебе нельзя вставать...

- Сколько дней я здесь лежу ?, - сдавленно прошептал Давид. Голос его был слаб, изломан и тих.

- Восемь дней, - раздался рядом усталый голос Доктора. - Восемь дней...ты горел в температуре, и ты был так далеко от нас...Пугающе далеко...
- Вот он - твой спаситель , - тепло произнёс Андраник, - вот кому ты жизнью обязан. День и ночь, доктор Аркадий за тебя бился, переживал - как тебя спасти. Отстоял тебя... Не позволил тебе УЙТИ, - Андраник замолчал и видно было, что он хочет сказать что - то, очень важное.

- Мы уходим...Наша война закончилась. Мы уходим в Сюник, а там посмотрим... Жаль конечно, что так с тобой плечом к плечу в атаку не ходили...Воин ты по-всему, то что надо! Просто так, на русско-турецком фронте медаль "За Храбрость" и Георгия не дают...

Андраник замолчал и опустил голову. Тяжёлые мысли сутулили его некогда могучие
плечи Воина, горькими морщинами избороздили широкий лоб, посеребрили волосы
звёздной пылью.

- Уходите?..Как?, - только и мог прошептать Давид . Голова у него от слабости
кружилась и голос Андраника рассеянно доносился, откуда-то издалека...

- Ты остаёшься с Доктором Сардаровым. Он всех наших раненых поставил на ноги...
Ты последний остался...Всех распускаем по домам...Война окончена...теперь здесь, Великие Державы будут создавать МИР. Если конечно у них получится...
- А как же...как же?..., - Давид хотел что-то сказать , но слова ускользали, и он никак не мог до конца понять смысла того, что он хотел бы сейчас произнести Андранику и вдруг глаза, так некстати, так предательски не вовремя, стали наливаться горячими блестящими хрусталиками слёз и сжалось от душевной горечи бледное лицо ...

- Ты что, солдат ?!, - взволнованно вздрогнул Андраник, - Что ты?.. Не плакать,
солдат..не плакать, а радоваться надо... Великие Державы НАМ гарантируют
МИР... Мир!, - он упоенно повторил это слово , - Наш народ так жаждет его ... Так мечтает и молится наш истерзанный народ о МИРЕ!..Мы его годами выстрадали всей нашей Борьбой ...Не плачь, солдат !.. Всё позади! Ты выжил на турецком фронте, ты победил Смерть - здесь ... значит долго жить на земле этой будешь... Живучий ты, значит!..Это хорошо...Значит, Бог тебя для больших добрых дел сберёг и оставил. Добро за Добро...Ну, а это, тебе на память от меня лично, - и Андраник бережно положил на тумбочку небольшой свёрток.

- Что это?, - осторожно спросил Давид.
- Это Книга.Только ты её сейчас не раскрывай. Рано ещё... А вот, потом , придет
время и ты сам поймёшь , вернее сам почувствуешь - КОГДА можно...И вот тогда , только тогда - ты её раскроешь и всю прочтешь. И даже сам кое-что допишешь...
Книга будет ждать тебя и подскажет - КОГДА придёт твоё время, -
многозначительно сказал Андраник. - А до этого ЭТОГО - храни и береги её.
Договорились?..

Давид внимательно посмотрел в мудрые, лучистые глаза Андраника и благодарно
кивнул.
- Да, Командор, конечно.. Спасибо вам за всё.
- За что?, - простодушно рассмеялся Андраник , - это ему спасибо говори...А меня
просто - Помни.. Больше мы с тобой не увидимся, Давид...
Дальше о тебе доктор Аркадий позаботится. Вы с ним будете совсем , как родные. Я
это знаю... Ну вот и всё, солдат.. Живи долго, люби свою Родину...так люби её , чтобы за ЧЕСТЬ было для тебя - жизнь за неё отдать...
И береги эту Книгу, сильно береги!. Потом всё сам поймёшь!.Будь здоров...
Прощай...

Андраник крепко сжал ослабевшую руку Давида, несколько мгновений внушительно смотрел на него лучистым , проницательным взглядом, словно запоминая его всего - цепкой своей Памятью, потом повернулся и на ходу надевая папаху тяжёлым шагом вышел во двор ...
Давид слышал , как нетерпеливо перебирая сильными, мускулистыми ногами, верный
конь по прозвищу "Огненный", нарастающе набирал неостановимый галоп и
тающее эхо уносило в ускользающую перламутровую дымку летящих облаков -
жажду его Вечной Свободы и Гордого Одиночества легендарного Командора...

Давид взглянул на Доктора Сардарова и увидел , как видавший слишком многое,
строгий Доктор, неловко отвернулся к окну тщательно поправляя занавеску, чтобы
скрыть набежавшие горькие слёзы...


Ещё неделю, после отъезда военного лагеря генерала Андраника из горного села
Абдаляр, пролежал Давид , восстанавливая силы после изматывающей тяжкой
болезни.
Много, очень много сил отняла эта коварная болезнь , но крепкий молодой
организм, бодрящий хрустальный воздух, живительное тепло горделивого
карабахского солнца, успокоительная природная тишина, ускоренно восстанавливали
и прибавляли силы, укрепляли неукротимый дух и настойчиво звали - в Большую
ЖИЗНЬ.
А Жизнь эта, бурлила судьбоносными событиями, непреклонно требующими
грядущего выбора, и однажды настал ТОТ самый день, которого так добивался
Доктор Сардаров, и которого нетерпеливо ждал Давид.

- Ну кажется всё...- произнёс Аркадий Иванович, усаживаясь рядом с Давидом. - Ты
здоров, - и аккуратно стал сворачивать папиросу тонкими пальцами хирурга.
С наслаждением закурил и сладкий табачный дымок аметистовым кружевом медленно растворялся в прозрачном воздухе.

- А говорят, курить вредно, - наивно сказал Давид. - Я на фронте махорку попробовал, не понравилось...
- Мне можно, - улыбнулся Аркадий Иванович, - дурацкая конечно привычка... Со
студенчества пошло...Иногда хочется покурить, вот как сейчас.. А вообще-то ты прав.. Тем более, такой воздух вокруг...

Они сидели на узкой шаткой деревянной скамье, двор сакли был залит тихими
пурпурными красками закатного солнца и где-то в глубине лесистых гор, отрывистым
эхом звучно вздыхал филин...

- Слышишь?, - внимательно прислушался Аркадий Иванович к его настойчивому
уханью, - Значит нам пора... Жалуется лупоглазый, что засиделись мы в его царстве, - добродушно рассмеялся Доктор.
- А мне куда ехать?.. Домой в Мец-Шен?.. - в тихом раздумье спросил Давид.
Он действительно искал совета и этот совет ему помог услышать заботливый голос
Доктора Сардарова.
- Зачем в Мец-Шен?.. Туда ты ещё вернёшься и не раз...В Баку поедем... Там сейчас большие дела происходят... Да и тебе надо жизнь устраивать.
У тебя вся жизнь впереди... Так что, готовься - с утра будем потихоньку выбираться..
- Да?.. - приободрился Давид, - и братья мои там, в Баку... Давно я их не видел...Я ведь раньше, тоже с ними работал...Рабочим на нефте-промыслах..
- Хорошо, но вначале поживаешь какое-то время у меня, с семьёй моей я тебя
познакомлю , полностью восстановишь силы... ну а там, посмотрим... Я тебя в Баку с Григорием Коргановым познакомлю. Слышал о нём?. Он сейчас в силе, большевик, военный комиссар Бакинской коммуны, может во многом помочь...
- Аркадий Иванович, - осторожно спросил Давид ,-почему вы мне помогаете? , - и
застенчиво-вопрошающе посмотрел на усталое, умное лицо Доктора.

Аркадий Иванович некоторое время молчал, лишь едва уловимая тень улыбки скользнула по его светлому лицу.

- Андраник просил за тебя. Я ему обещал..Чем-то ты ему полюбился... Книгу даже
подарил тебе...К тому же... , - доктор чуть помедлил, задумавшись, - Генерал сказал мне, что ..., - и уклончиво усмехнувшись надолго замолчал.
Давид благодарно посмотрел на Аркадия Ивановича и решил не торопить его с
ответом.
И ответ ЭТОТ затянулся на целых два - кипящих историческими событиями - года и
только потом, гораздо позже, Давид растроганно осознал, как провидчески прав был
легендарный Генерал Андраник, поручая его - заботам и опеке, чуткому отеческому сердцу доктора Сардарова

Глава -11.

************

Дорога в Баку заняла двое суток. Все основные дороги в город были запружены пешими и конными войсками. На подъезде к Баку - ржавые паровозы, платформы с пушками, застывшие на перегруженных путях многочисленные железнодорожные вагоны с сорванными дверями, станции с заграждениями из мешков и пулеметами - являлись подтверждением надвигающегося хаоса. Вереницы войск  суровыми шеренгами, поднимая сухую придорожную пыль, утомленно двигались в сторону беспокойного города.   

В самом Баку хаос неумолимо сталкивал людей в протестной уличной волне стихийных митингов и стачек, и уцелеть в этой волне оставаясь непричастным, а тем более руководить городом становилось всё тяжелее. Отряды Красной армии расквартированные в городе - подчинялись Бакинской коммуне. Армянские добровольческие отряды, вооружаемые англичанами - хоть и выступали в поддержку большевиков, но партия "Дашнакцутюн", хитро вела свою игру, явно чего-то выжидая. Английский экспедиционный корпус генерала Денстервиля поражал жителей броневиками и солдатами в шортах и пробковых шлемах, показательно марширующих по улицам города с примкнутыми к ружьям штыками.      
На границе с Грузией в полной боевой готовности стояли вооруженные до зубов - германские войска, ожидающие приказа наступать на бакинские нефтепромыслы. Со стороны иранской границы, напористо опрокидывая на пути отряды курдских партизан, в Баку неутомимо вливался конный корпус Терского казачьего войска - Лазаря Бичерахова. И вдобавок в Гяндже, турецкое офицерство под командованием неугомонного Нури-паши, подписав соглашение о военной помощи с Азербайджанским правительством, спешно формировало Кавказскую исламскую дивизию, которая предназначалась для наступления на Баку. Внутри же самого города, многочисленные сторонники монархистов, кадетов, эсеров и меньшевиков, постоянно создавали неимоверное напряжение провоцируя доверчивых людей агитацией и заманчивыми обещаниями. Партия "Мусават" пользующаяся поддержкой многочисленного мусульманского населения города, активно и ощутимо противостояла большевистскому правительству Баксовета, вынуждая  Шаумяна регулярно отправлять Ленину тревожные телеграммы с настоятельными просьбами о помощи. Но Советская Россия сама отчаянно задыхалась на фронтах гражданской войны, и выделяла военную помощь лишь в той мере, в какой это представлялось ей возможным, чтобы сохранить Советскую власть Бакинской коммуны, а главное, устойчивые поставки нефтепродуктов для нужд Красной Армии...

И вот в такой Баку, надвигающейся исступлённой весны 1918 года, возвратились: усталый, но радостный неожиданному возвращению домой Доктор Сардаров и полный ожидания и преданно благодарный ему за всё, Давид..
Доктор Сардаров жил на улице Ольгинской , в центре города, в красивом трехэтажном доме старой классической постройки. Улица была тихой, хоть и находилась в недалёкой близости от довольно оживленного Парапета и торгового пассажа , где всегда кипела жизнь. Там же, недалеко от дома Доктора, живописно раскинулся в уютных тополиных аллеях прогулочный Губернаторский садик, который позже, сыграет особую роль в удивительной Судьбе нашего молодого героя.
Они вошли в темнеющую прохладу сводчатой, резной арки парадного подъезда и стали неспешно подниматься по просторной, гулкой лестнице на последний этаж. Раньше Давид никогда не заходил в такие красивые дома, а уж по гладким плитам лестничных ступеней, держась за полированную гладь перил, он и вообще поднимался впервые. Да и где ему было видеть жизнь: из села Мец-Шен его забрали на Русско-Турецкий фронт, потом ранение, госпиталь, работа на нефте-промыслах рабочим, потом встреча с Андраником в селе Абдаляр ... Вот и вся его молодая жизнь полная событий... Одет он был так же , как выехал из своего сельского дома: пыльные солдатские сапоги с потертыми от долгой носки каблуками, заправленные выцветшие, залатанные армейские брюки. Шерстяная кофта и старый овчинный полушубок - обтягивали широкую крестьянскую грудь, смущённо вздымающуюся при приближении к гостеприимной квартире Доктора Сардарова.
Наконец пришли... Вот и дверь с медной полукруглой ручкой.            
Доктор Сардаров взволнованно улыбнулся, положил тугой докторский саквояж на пол и нетерпеливо постучал в гулкое дерево двери с изящной табличкой "22". Дверь почти сразу же распахнулась, как будто, Доктора с минуты на минуту ждали, и Давид застыл в немом восхищении не в силах даже улыбнуться... Потому что на шею смеющегося Доктора, с радостной искрящейся улыбкой бросилась ююная красивая девушка. Стройную фигуру девушки - волнующе обтягивало длинное темное платье с белым кружевным воротничком и такими же, манжетами. Шелковистые густые пряди волос были искусно заплетены в небольшую косу. "Как она похожа на мою родную сестру Марусю, даже коса такая же...", - поразился Давид не сводя с девушки восторженных глаз , - Только эта девушка... Она намного красивее Маруси... а какие у неё глаза... какие у неё глаза.. ".           А золотисто-янтарные выразительные глаза девушки уже с доброжелательным любопытством рассматривали молодого гостя и губы едва сдерживали приветливую, смешливую улыбку..
- Познакомьтесь... Это Давид,...а это - моя дочь Мария, - церемонно произнес Доктор Сардаров.
 
Давид хотел что-то сказать, но губы почему-то склеились и никак не разжимались и ему пришлось сделать заметное усилие, смущённо кашлянув и прошептать  застенчивым  от волнения голосом: - Очень приятно...         
Мария улыбнулась теплой солнечной улыбкой и ликующе крикнула вглубь комнат: - Мама, Иосик, ну где вы?.. идите же скорее ...папа приехал...
Давид смотрел на смеющееся нежное лицо Марии , и понимал, что он сделает всё... он завоюет весь мир... он совершит невозможное, чтобы завоевать солнечное сердце этой юной девушки и уважение этой гостеприимной благородной Семьи...
Семья доктора Сардарова была очень дружной. Помимо дочери Марии, Аркадий Иванович имел сына Иосифа, который мечтал пойти по стопам отца. Это был юношам лет 18, очень добрый и отзывчивый, и он без колебания уступил свою комнату Давиду, видя в нем героя войны и преданного друга своего отца. Квартира доктора была просторная , имела 4 большие комнаты и места хватало всем. Одно присутствие рядом, где-то за стеной, юной красавицы Марии, щемяще успокаивало сердце Давида сладкой, пьянящей истомой ЧЕГО-ТО, ранее ему совершенно Неведомого, и это чувство было настолько всепоглощающим и осязаемым , что он мечтательно  улыбался во сне, вспоминая её чарующее  улыбчивое лицо...
 А на следующее утро, они с Доктором Сардаровым, наспех позавтракав, двинулись в центр города, где в старинном трехэтажном особняке , круглосуточно кипела жизнь и бойко заседала Бакинская коммуна.        Шли они неторопливо с оживлённым любопытством всматриваясь в озабоченные лица прохожих, многочисленные военные патрули, проворно лавирующие в людской сутолоке изящные фаэтоны и громыхающие тяжёлыми рессорами и звонкой металлической трелью переполненные трамваи. Баку чего-то ждал и это тревожно висело в весеннем бодрящем воздухе, смешиваясь с запахом моря и пробуждающейся  листвы  деревьев...
Пекарни, керосинные лавки, продовольственные магазины, банковские конторы, сапожные мастерские, типографии - всё это бурлило безостановочной суетой, толкотнёй и гомоном, наполняя центр южного города живительным дыханием столичной жизни. 
Наконец они подошли к огромному старинному особняку с  массивной аркой и мраморной парадной лестницей, по бокам которой, уныло стояли вооруженные красноармейцы. Вид у них был равнодушно-усталый и к огромной неожиданности доктора Сардарова и Давида, красноармейцы пропустили их внутрь здания даже не поинтересовавшись, к кому и зачем пришли с улицы эти люди. Внутри здания, дело обстояло ещё хуже. Красноармейцы всех возрастов, в небрежно расстегнутых шинелях, сидели кучками, на площадках лестницы и даже на полу, вдоль  покрытого малиновой ковровой дорожкой  коридора, сноровисто прислонив ружья с примкнутыми штыками в пирамидку, и с довольным видом попивали кипяток из оловянных кружек, смешливо друг с другом общаясь. Ещё несколько человек, стояли у раскрытого настежь широкого, пыльного окна и смачно пыхтели едкой махоркой в рассеянном созерцании весеннего неба. Развал дисциплины был полнейший.
Аркадий Иванович пораженный увиденным переглянулся с  Давидом  и спешно подошёл к спускающемуся по широкой мраморной лестнице устланной бардовым ковром, осанистому человеку, с офицерской выправкой, вежливо ответившему на его вопрос:

- Товарищ Корганов?.. Он в кабинете 44... Это на втором этаже , слева по коридору...
 
Аркадий Иванович и Давид, озабоченно проследовали дальше и наконец остановились в просторной гулкости длинного коридора, у двери с табличкой "44". Рядом висела другая табличка, картонная, с наскоро написанным от руки крупным текстом : Товарищ Корганов Г.Н. Комиссар по военным вопросам Бакинской коммуны.
За дверью , тем временем, шёл оживленный спор, и зычный голос что-то нетерпеливо и требовательно кому-то доказывал:
- Нет и ещё раз нет!, - бушевал этот звучный, отвергающий всякие возражения голос: - Да, поймите вы!.. Мы не можем идти на компромисс ни с немцами , ни с англичанами по вопросу национализации нефтяных промыслов. Это наша принципиальная позиция, тем более что сама ситуация вокруг диктует. Немцы обещают убедить турок прекратить планируемое наступление на Баку, взамен немцы просят свою долю в бакинской нефти. То же самое хотят и англичане, но турки плевать на всех хотели, и по-прежнему занимаются активным формированием войск... Спрашивается, должны ли мы идти им на уступки?..В создавшейся ситуации, наша главная цель - снабжение нефтепродуктами Красной Армии. Это настоятельно просит Ленин...
Аркадий Иванович осторожно приоткрыл тяжёлую дверь и увидел , как человек только что внушительно ораторствующий перед сидящими вокруг стола людьми , вдруг повернул в его сторону голову и улыбнулся светлой дружеской улыбкой:            - Аркаша!..Не верю своим глазам, проходи...да заходи же.., - и проворно выскочив из-за стола, радостно раскрыл объятия стеснительно входящему в его просторный кабинет доктору Сардарову: - Как же я рад видеть тебя, дружище, - крепко обнимая друга произнёс Корганов. - Куда же ты пропал?.. я давно не видел тебя...Рассказывай...
Аркадий Иванович смущённо оглянулся и Корганов сразу его понял:           - Товарищи, - обратился он к сидящим за столом людям, - Я вас позже вызову. А пока перерыв...
Людей было четверо : трое военных и один в гражданском костюме, самый озабоченный из всех - сюда по недовольному, строгому лицу. Именно с ним и спорил Корганов, упорно доказывая неприемлемость компромисса с английской миссией в вопросах национализации бакинских нефтепромыслов. Спор был жарким и долгим, но после просьбы Корганова, люди понимающе встали и задвигая тяжёлые стулья с торопливым достоинством покинули кабинет.
 - Ну, а теперь, рассказывай, где ты пропадал эти месяцы?,- усаживая гостей за стол, нетерпеливо обратился к Аркадию Ивановичу Корганов.
- У Андраника служил доктором. ,- смущённо улыбнулся Сардаров.
- Ну ты брат, силён!.. То-то, раз почувствовал я себя плохо, дай думаю съезжу к тебе в Михайловскую больницу, так там, все твои коллеги - глаза от меня прячут...Спрашиваю вежливо , где доктор Сардаров?.. стесняются ответить, виновато молчат, испуганно разбегаются... Даже этот твой ассистент... как его?, - Корганов нетерпеливо задумался...
 - Арсен, - помог ему улыбающийся Аркадий Иванович. - Вот! Точно... Арсен! И тот молчит, покраснел аж... Нахальный тип...ну думаю , что-то здесь не так!..Прижал я этого твоего Арсена и говорю ему, или сейчас я тебя именем Бакинской коммуны арестую или ты мне скажешь , где ваш доктор Сардаров...Я ему говорю: Комиссар понимаешь ли болеет , а ты Доктора от него скрываешь...Это ж, саботажем пахнет дело, а за саботаж у нас разговор короткий...
- И он что?, Сразу рассказал?.., - звонко рассмеялся доктор Сардаров.
- А куда он денется?..От большевиков, брат, ничего не утаишь!..Ну нет, вначале он конечно еще держался: не знаю, говорит...болеет доктор Сардаров наверное....А я ему: доктора не болеют, на то они и доктора.        А он мне: дома он наверное, болеет ... А я ему говорю : я только что к нему домой заезжал...Нет его там!..Соврал я тогда конечно, но что делать... напролом шёл... Вообщем, морочил он мне голову этак минут 10, долго держался... Слушал я это слушал , ну и дал команду своему помощнику, а у того на левом боку Маузер висит, а на правом - кобура с наганом, ну я ему громко на весь больничный коридор и приказываю: забирай его Сергей к чертовой матери, в тюрьму сажать будем. Без суда и следствия. Контра он...             
Ну тут, твой Арсен и раскололся... Сказал , что ты в Карабах поддался, военврачом к Андранику, добровольцем. Я конечно поначалу не поверил, но время сейчас такое - всё возможно... А ты силён брат, молодец! Самому Андранику помогал, завидую...Вошел в Историю, без сомнения - вошел...
Корганов внезапно замолчал и жадно потянулся за папиросами. Закурил и посмотрел очень внимательно в глаза Сардарову.
 - Плохо дело у нас , Аркадий... Не в лучшее время вернулся ты в Баку...
- Что совсем плохо всё?, - поддался вперёд Аркадий Иванович не сводя тревожных глаз с озабоченного лица Корганова, - Кстати, и в здании у тебя , не всё хорошо.. дисциплина напрочь отсутствует... Охрана вповалку чаи гоняет, в разговорах...Мы вот свободно прошли...я честно говоря удивлен был, как так?..
 
-Это верно,есть такое... - нахмурился Корганов,- людей бы нам боевых и надёжных. Вроде, и люди-то есть, но стержня нет, понимаешь...Тут командир над ними нужен. Такой, чтобы дисциплину наладил, боевой дух укрепил... такой командир нужен, чтоб слушались и уважали...да и вообще...
-Слушай Гриша..,- весомо перебил его Аркадий Иванович, - а возьми этого парня... Воевал на турецком фронте. Имеет Медаль "За храбрость" и Георгия...Ты не смотри, что молод.. Он то, что вам нужно. И потом , в плане надёжности, я за него - слово даю.. Ты же меня знаешь!..Я редко своими словами бросаюсь...Но за него готов поручиться!..И еще: Андраник меня просил - помогать ему и я Командору это обещал...Такие вот дела!..
Тут только, Григорий Корганов, обратил внимание на смущённо сидящего на краю стула Давида и посмотрел на него особым взглядом военного Комиссара Бакинской коммуны.
- К нам пойдешь?, - с осторожной требовательностью спросил он.    -Пойду, - собравшись духом ответил Давид прямо смотря ему в проницательные тёмные глаза.
- Ну если, за тебя Аркадий просит, а он мой давнишний друг, если еще и генерал Андраник просил за тебя - отказать я не могу...Так где ты говоришь с турками воевал?..
- На Кавказском фронте. Был и в Ване, и в Эрзеруме. В Первом Пехотном полку. Три с половиной года. Потом был ранен...
- И за три с половиной года , уже и медаль "За Храбрость" заслужил и Георгия?. Силён ты брат, силён... Нам такие боевые товарищи, ох как нужны... Сделаем тогда так... Я сейчас напишу записку к интенданту, чтоб выдал тебе паек,  обмундирование и оружие, по форме...Удостоверение и пропуск у тебя к вечеру будут. Назначу я тебя, поначалу.., - Корганов глубоко затянулся гаснущей папиросой, - Ответственным за охрану здания. Начальником караула. Как тебе такое?... Бери бойцов - сколько нужно, и сделай так, чтобы мышь не проскочила в здание... И ещё отбери самых смелых, крепких и надёжных, в охрану товарища Шаумяну, он просил. Но главное , наладь строгую дисциплину. Без неё нас сомнут... Справишься?..
Корганов и доктор Сардаров испытующе посмотрели на Давида в ожидании ответа.
- Справлюсь товарищ Корганов, - решительно вставая, по-военному ответил Давид. Ему не терпелось скорее заступить к своим обязанностям. А главное, быть чуточку ближе к своей заветной мечте - красавице Марии.   
- Да, сядь пока ... Надо же, ещё и не заступил , а меня уже товарищем называет,- простодушно рассмеялся Корганов. - И комнату тебе на первое время выделим. Прямо здесь...На первом этаже...правда каптёрка раньше там была, и тесновата она, но зато своя, даже окно есть, чтобы скучно не было...Зато ты всегда рядом и за бойцами своими постоянно будешь присматривать...Всё понятно?.. вот и хорошо. Так что, с этого момента - ты на службе...С этим мы разобрались, - удовлетворённо сказал Корганов и наконец раздавил погасшую папиросу в тусклом стекле переполненной пепельницы. - Ну, а тебе Аркадий нужно возвращаться в Михайловскую больницу... Это я всё устрою, не переживай. Прямо завтра, с утра и выходи на работу. Дела у нас сложные предстоят, нам и надёжные бойцы и грамотные доктора, очень скоро... ох..как понадобятся... такие вот дела, Аркаша... А пока, давайте чаю с вами попьем...Сразу говорю, без чая я никуда вас не отпущу!.. - и бойко снял телефонную трубку секретариата.

Уже потом, выходя на оживленную улицу, доктор Сардаров сказал Давиду самое главное: - Книгу , что Андраник тебе подарил, я пока оставлю у себя в доме... Я её Марии передам, она и будет хранить её для Тебя... Ну, а к нам ты приходи ВСЕГДА, как будет время - так сразу приходи. Мы тебя всегда ЖДЁМ... И вот ещё что: береги себя, Давид! Слышал , что Григорий сказал... А он просто так, ничего не говорит... Время тревожное наступает ...Ну, а нужен я тебе буду, нужна будет помощь моя, значит сразу ко мне.:     Помни это! Я всегда буду рядом! Только позови...
Аркадий Иванович крепко пожал руку Давиду и не оглядываясь уходил, растворяясь в сутолоке бакинской толпы.
Давид  долго смотрел ему вслед, потом осторожно посмотрел на фасад здания Баксовета, где новая Настоящая Жизнь требовательно звала его в неизведанную дорогу...

А между тем, в старинном особняке, где располагался Баксовет, у раскрытого настежь окна третьего этажа стояли двое. И неспешной вязью велась между ними тихая, но очень важная по значимости беседа.

- Другого варианта нет Степан, - продолжая начатый ранее разговор говорил человек невысокого роста с задумчивым лицом. - Тебе придется учитывать баланс сил, а они явно сейчас, явно не в нашу пользу. И поэтому нужно дать возможность дашнакам проявить себя... Ты пойми,- продолжал этот человек хмуря широкое лицо с бойкими глазами, большим носом с воинственной щеточкой усов, - Ты пойми, Степан, это временное явление и в дальнейшем при установлении Советской власти на всей территории Закавказья со всеми националистическими элементами будет раз и навсегда покончено.

- Элементами?, - горько усмехнулся второй собеседник, одетый в строгий черный костюм. Он был похож на доктора медицины: аккуратная бородка клинышком, усы и зачесанные назад пышные черные волосы. - Слишком многочисленны эти, как ты говоришь "элементы", чтобы покончить с ними одним разом... Ты сам мне не раз говорил Анастас, о том что дашнаки опасны, а сейчас мы имеем в их лице, здесь в Баку, огромную неконтролируемую силу, готовую к любой непредсказуемости. С каждым разом, с каждым днем их становится контролировать все труднее и труднее...Сейчас они заигрывают и с англичанами и с нами, а что потом?..

- Англичане?., - быстрые и блестящие глаза Анастаса сузились насмешкой, - Этих в пробковых шлемах и шортах, интересует только нефть и им наплевать кто у власти, лишь бы получать свою долю с нефтяных месторождений. Им вообще доверять нельзя, ни одному слову... Вспомни Андраника... Англичане ведут свою игру под дудку Черчилля...А что касается дашнаков, то я тебя понимаю Степан...Хорошо понимаю, и не только я... В Москве тоже все это понимают... Национализм - лютый враг Советской власти. Но пойми, даже врага можно использовать в своих интересах. Враг нашего врага - наш друг. Эту ленинскую формулу можно и нужно использовать  в  классовой борьбе.

- Что ты предлагаешь, Анастас?, -человек в черном костюме сосредоточенно посмотрел в лицо говорившего.
 
Помолчали. Анастас задумчиво облокотился на подоконник окна и закурил, а Степан терпеливо ждал продолжения разговора.
Возникла тягостная тревожащая душу тишина. Анастас ответил не сразу, медленно и осторожно подбирая слова.

- Скажи Степан, кто здесь наши враги?..Ответь, кто в Бакинской губернии есть  наши самые непримиримые враги?.. Кто стреляет нам в спину? Кто распространяет листовки на рынках, в кварталах бедноты, в мечетях?..

- Ты имеешь ввиду мусаватистов?

- Да.. именно их, как главную движущую силу контрреволюции. Они будоражат местное население..они являются ставленниками беков и ханов. Их поддерживают турки. С ними заигрывают иностранные военные миссии, и все это нацелено против нас. Решив вопрос с влиянием мусаватистов, мы решим вопрос  с укреплением Советской власти не только в Баку, но и в других губерниях....А теперь я тебя спрошу самое главное!..Кто является нашими союзниками в борьбе с мусаватистским движением?..Кто наши союзники? Пусть временные, но союзники... Дашнаки!. Они не забыли ни 1905 год, ни тем более 1915... Они лучше вооружены, они крепче спаяны, и наконец они на многое готовы пойти ради своих целей. На каком-то этапе борьбы за эти свои утопические цели, они захотят власти. Обязательно захотят власти...И эту власть можем дать им только мы. Но мы можем также и забрать эту власть, если посчитаем, что нам с ними уже не по пути...Понимаешь меня, Степан?..- и широколицый человек с большим носом и воинственной щеткой усов очень внимательно посмотрел на застывшее в молчании лицо собеседника.

-Ты хочешь сказать Анастас, - раздумчиво начал человек в черном костюме, - Что мы должны создать условия дашнакам, чтобы их руками...

-Да, - усмехнулся Анастас знающей улыбкой, - Именно ЭТО я и хочу сказать... Ты правильно все понимаешь...Детали додумай сам. Москва в любом случае поддержит тебя, как руководителя Бакинской коммуны всем чем сможет... И оружием и боеприпасами и людьми... А они нам понадобятся уже потом...Чтобы разобраться с победившей стороной...

- С дашнаками?..

- Ну если ты считаешь, что они будут победившей стороной в схватке с мусаватистами, то пусть будет так, - и Анастас простодушно рассмеялся.- давай-ка чайку попьем...Что то я замерз немного...А простужаться нам с тобой нельзя дорогой Степан, слишком много у нас важных дел впереди...

Позже их пути трагически разойдутся, но сейчас, весной 1918 года они были неразделимы в своих планах, целях и замыслах, в манящем желании сохранить Власть, принося в жертву своему одержимому желанию - самое ценное, что даровано Богом и потому, такое для них непостижимо далекое и невесомое - ЖИЗНЬ человеческую...И как же она эта жизнь человеческая трогательно беззащитна и обреченно трепетна в своем стремлении к миру, счастью и любви...Как же она трагически одинока и окровавлено хрупка, эта жизнь человеческая, в жерновах неумолимого, жестокого, всевластного Времени...
 
За окном неуклонно смеркалось и с  моря на город медленной волной наплывали низкие свинцовые тучи.
 


Глава -12.

************

Был теплый весенний вечер, когда автомобиль "Renoult" с закрытым брезентовым верхом, с неспешной осторожностью ехал по пустынным улицам древней Гянджи. Лавочки и магазины стали пустеть, редкие прохожие торопливо спешили домой и сразу стали заметны военные патрули, которые узнавая проезжающую машину с поднятым тёмным брезентовым верхом, поспешно вытягивались в струнку и покорно отдавали честь. В машине сидели четыре человека. Трое из них были в турецкой военной форме. Впереди сидели капрал-водитель и адъютант генерала в чине капитана. Сам генерал, замкнуто сидел сзади и перебирая чёрные бусины агатовых чёток, сосредоточенно думал о предстоящем разговоре и чуть прикрыв глаза вслушивался мысленно в свои слова.     Это был командующий Кавказкой Исламский Армией - турецкий генерал Нури-паша. Одет он был с подчёркнутой военной элегантностью. Золотые генеральские погоны с тремя звёздами скрывала тонкая серая накидка. На голове красовалась лихо надвинулся на лоб серая овечья папаха с красным верхом придававшая генералу крайне воинственный вид . На ногах серые бриджи с красными лампасами заправленные в высокие, тонкой  кожи,  до блеска начищенные сапоги. К этой встрече генерал тщательно готовился.
Рядом с генералом находился человек, лет сорока, в дорогом тёмном костюме, с умным, интеллигентным лицом, с пышными чернеющим усами и бородой клинышком. Он был несколько полноват, но его, как и генерала Нури-пашу, отличало врождённое умение одеваться выдержанно и со вкусом. Во всех манерах этого человека сразу же чувствовался проницательный ум и высокая образованность.. Этим человеком был Фатали Хан-Хойский, глава Азербайджанской республики. И он тоже был погружен в неотвязные  мысли, беспокойно гадая - почему генерал Нури-паша, предложил ему вечернюю автомобильную прогулку, и до сих пор, не произносит ни слова... Что бы это значило?, - с затаенной тревогой размышлял он, мимолётно посматривая на холеные пальцы Нури-паши неспешно перебирающие чётки.
Вот они чинно проехали  старую Лютеранскую церковь...вот они проехали безлюдную Чавчавадзинскую улицу, и повернули к каменному мосту через реку Геокчай.
- Ахмед, - внезапно нарушив тишину властно сказал Нури-паша, - Поверни к городскому парку.
- Слушаюсь Эфенди - покорно произнес шофёр, и стал осторожно разворачивать машину.
До самого городского парка, в машине висело плотное, осязаемое молчание. Каждый думал о своём...
- Приехали Эфенди, - подал звонкий голос молодой адъютант и проворно выскочил из автомобиля. Но Нури-паша сам нетерпеливо открыл дверцу авто, выбравшись, снял накидку щегольски открывающую генеральский китель  и не глядя на адъютанта, с затаённой повелительностью в голосе, произнёс обращаясь к задумчиво сидящему в машине спутнику: - Пойдёмте дорогой Фатали, немного пройдемся по аллее, подышим воздухом. Нам есть, что обсудить...
И нахмурившись вальяжно произнёс застывшему в исполнительном ожидании адъютанту : Жди меня здесь..
Фатали Хан-Хойский, спешно выбрался из машины и со слегка напряжённой улыбкой подошёл к Генералу. Они оба были одного роста, и одного возраста и со стороны представляли очень живописную картину. Широкая аллея городского парка обсаженная с двух сторон просыпающимися от зимней спячки весенними деревьями, далёкое, ушедшее в гористый горизонт гаснущее солнце, оставившее на темнеющем небе багровые разводы в розоватых облаках и два хорошо одетых человека, в раздумчивом шаге что-то  тщательно обсуждающие...
 - Какой прекрасный вечер Фатали, - восхищённо проговорил Генерал, - воистину Хвала Всевышнему, за то что дарит этой исстрадавшейся земле такое чудо. Какое небо... наверное сейчас в Стамбуле такое же небо, и так же заходит солнце в водную даль Босфора...какое ласковое и дарящее покой солнце... Я очень люблю, весну и особенно такое время дня - вечер, это подведение итогов всего того, что человек совершил за целый день... Время отдыха для уставшей Души... Время вознесения Хвалы Всевышнему, время тишины, - сдержанно вздохнул Нури-паша, - но сейчас время такое, дорогой Фатали, что нет покоя под этим небом и под этим солнцем - нам, истинным патриотам Ислама, и верным защитникам своих друзей, которые хотят освободить свою Родину... И вот поэтому мы здесь...
Хан-Хойский внимательно слушал, соразмеряя свой шаг с плавной, медлительной  поступью Генерала. - Мы скоро войдём в Баку, Фатали, но перед этим нам нужно провести одну операцию... Сразу скажу, она вам не понравится, но без неё ... без этой нужной и важной операции, мы не сможем полностью привлечь  сочувствующее нам, мусульманское население,  к тем ожиданиям и надеждам, которые принесет наш поход на Баку.  Подчёркиваю , победоносный поход на Баку... Давайте присядем на эту скамейку..
Они присели на тёплое гладкое дерево парковой скамейки тающей в рассеянном сумраке одинокой аллеи.  Хан-Хойский сосредоточенно молчал, понимая , что именно ради этого момента, Генерал и привел его сюда, в безлюдную парковую тишь.
- Бакинская коммуна, Фатали и вы это знаете не хуже меня,  перешла все мыслимые границы наглости. Национализация нефтяной промышленности и банков привели, к экономической катастрофе, город покинули все иностранные компании, в городе назревает голод ... я уже не говорю про отношение Коммунаров к мусульманскому населению. Многочисленные беженцы из Баку жалобно рассказывают о крайних жестокостях дашнаков. И этот Шаумян.., - криво усмехнулся Нури -паша, - он умен, и  прекрасно понимает, что мы долго терпеть этого безобразия не будем, поэтому прячется за спину Ленина и англичан... Но и тем и другим, сейчас не до спасения Бакинской коммуны...Так что, момент сейчас самый подходящий...- , и Нури-паша выжидающе замолк. И только пальцы перебирающие агатовые четки задвигались с нервической быстротой. Было видно, что он решается сказать, что-то самое важное для напряжённо внимающего ему собеседника.
- Мы сделаем следующее, - властным  голосом, неспешно начал  излагать Нури-паша, - Среди мусульманской бедноты города, мы уже начали распространять листовки от имени партии "Мусават" с призывом к активному неповиновению власти Баксовета. Это первое.
Второе. В ближайшие дни, мы совершим НЕЧТО, спровоцировав большевиков к масштабным репрессиям против мирного мусульманского населения по всему городу... Шаумян подключит к этому своих дашнаков , обязательно подключит, на то он и Шаумян,- презрительно усмехнулся Нури-Паша, - и вот тогда произойдет ТО, что нам и нужно... Понимаете о чём я?.., - и Нури-паша многозначительно замолчал.
- Погромы?, - спросил потрясенный Хан-Хойский.
- Именно..., - нетерпеливо оживился Генерал , и они, эти погромы, будут иметь ужасающие последствия для мусульманского населения города, у которого нет ни достаточного количества оружия, ни организации, ни даже умения защититься ...И противостоять они будут вооруженным до зубов дашнакам, которые обязательно припомнят им 1905 год...
- Но ведь это ..., - побелевшим губами произнёс Хан-Хойский, - это повлечет колоссальные человеческие жертвы...
- Да, - сочувственно вздохнул Нури-паша, - Вы правы...жертвы неминуемы и они будут ужасны. Но зато весь мир увидит кровавое лицо большевиков, весь мир увидит звериный оскал дашнакских отрядов, и весь мир будет помогать нам в нашей священной борьбе по избавлению Республики от этих безбожных большевистских бандитов, а самое главное, - и Нури-паша с особым вниманием посмотрел на окаменевшее лицо Хан-Хойского, - самое главное ещё и в том, что мы при безоговорочной поддержке угнетенного мусульманского населения, в кратчайшие сроки, беспрепятственно возьмём Баку, куда вы разумеется сразу же переведёте Правительство, с вами во главе. И Баку наконец станет столицей вашей страны, со всеми вновь ожившими нефтепромыслами и банками...
Воцарилось гнетущее молчание. Было слышно, как вдалеке, в самом начале аллеи, шофер и адъютант генерала, что-то громко и смешливо друг другу рассказывали... И ещё был слышен звук перебираемых чёток в тонких генеральских пальцах.
-А Расул-заде,?.. , - задумчиво спросил Хан-Хойский, - Он как глава партии "Мусават", уже знает об этом или пока только я?.
Нури-паша мысленно победоносно усмехнулся, он понял , что Хан-Хойский этим планом поражён до глубины души, но не отвергает его и теперь хочет понять, кто ещё его знает, чтобы в случае неудачи не остаться перед Судом Истории одному.
- С  Расул-заде я поговорю , так же как и с вами, в самое ближайшее время.. Я абсолютно уверен, что он с радостью поддержит нас, особенно если вы предложите ему хороший пост в вашем Правительстве. Я нисколько в этом не сомневаюсь. Мы проиграем бой , но зато выиграем основное сражение... И пока успешно формируется Кавказская Исламская Дивизия, а это дело максимум еще двух месяцев, нам нужно перетянуть население города, а главное - всей республики, полностью на нашу сторону... Вот таков наш план...
- Наш?, - нервно посмотрел ему в глаза Хан-Хойский. - Кто ещё знает об этом плане, Генерал?
 - Наш турецкое командование в Стамбуле, я и вы. Разве этого мало, чтобы победить?.. С немцами расквартированными в Батуми - мы уже договорились. Они будут сохранять молчаливый нейтралитет. Правда просят за это увеличит для них поставки нефтепродуктов... так что, мой дорогой Фатали..., - и Нури-паша нетерпеливо  встал и аккуратно расправил генеральский китель. Золотые погоны тускло свернули в мерцающих сумерках.
 - Пойдёмте дорогой друг, что-то похолодало... А нам с вами болеть нельзя. У нас впереди важная миссия , а для вас , как Главы Будущего Государства, она ещё и историческая. А мой скромный долг солдата - помочь вам войти в Историю... У вас будет время ещё раз благодарно обдумать мои слова... И с торжествующей улыбкой генерал спрятав чётки в карман кителя, требовательно протянул Фатали Хан-Хойскому холеную руку....
 
Глава -13.

***********

Давид приоткрыл дверь и нерешительно показался на пороге.
 - Вызывали , Григорий Николаевич, - осторожно спросил он Корганова. Тот приветственно замахал рукой, а сам в это время с кем-то хмурясь, озабоченно разговаривал по телефону.
Утро южной весны нетерпеливо стучалось в широкие окна Бакинского Совета, расслабляя и маня в прогулочные дали. Небо сгоняло в дыхании тёплого ветра  радужно-перламутровые облачка и сверкающе игриво отражало бирюзовую гладь необъятного моря.
Окно в кабинете Корганова было настежь раскрыто, и папиросный дым в извиве сизой волны, причудливо растворялся в золотистых солнечных лучах оконного пространства. А за окном шумел Баку...
Напротив здания Баксовета были проложены рельсовые пути и успокаивающий звук проносящихся редких трамваев, лишь подчёркивал напряжённую суету бакинских улиц. А напряжение улиц росло. И проницательным взором начальника караула Бакинского Совета, Давид несколько раз отмечал, как странные группки людей, подозрительно собирались на противоположной стороне улицы, затаённо-изучающе рассматривая всё вокруг. И вот об этом и о других тревожных фактах, и хотел в это завораживающее мартовское утро немедленно переговорить Давид  с  Комиссаром по военным вопросам Бакинской коммуны - Григорием Коргановым.
- Ну...рассказывай, что там у тебя?!, - Корганов наконец закончил телефонный разговор и нервно положив трубку, устало посмотрел на Давида.
- Да как вам сказать Григорий Николаевич , - неуверенно начал Давид , - странные вещи вокруг происходят... ребята мои замечают, что вокруг нашего здания люди какие-то крутятся-вертятся...Да и я тоже вижу, то одна группа появится, то другая ... Такое ощущение, что ждут чего-то, готовятся к чему- то..
- Я знаю..., - досадливо нахмурился Корганов, - я тоже это замечаю.., - он встал и подошёл к раскрытому окну - Подойди...
Давид спешно подошёл и теперь оба они, с высоты второго этажа старинного особняка, в котором располагалась Бакинская коммуна, отчётливо видели эти самые группы людей, которые вызывающе неотрывно смотрели на окна Баксовета.
- Это мусаватисты, - тихо произнёс Корганов, - Сильно оживились они в последние дни. К чему-то явно готовятся... Вот посмотри, - и Корганов вынул из ящика стола смятую листовку. - Прочесть это сможешь?.
Листовка была на азербайджанском языке. Напечатана крупным жирным шрифтом, чтобы читалось хорошо тем , кто читает плохо. Давид хорошо знал азербайджанский и очень внимательно прочёл вслух каждое слово. Корганов нервно закурил и озабоченно слушал.
- Плохо дело, - сказал Корганов, когда Давид закончил читать, - листовка написана умело...Перечислены все трудности нынешнего положения в городе , как слабости нашей власти... Перегибы у нас есть  конечно же, на то и революционное время, но листовка призывает к активному неповиновению и восстанию против большевистского Баксовета, а это значит - жди беды... А то, что беда будет, сомнений нет, - Корганов жадно затянулся папиросой и вдруг с улыбкой взглянул на Давида. - А форма тебе к лицу. Настоящий красноармеец...интендант наш, постарался ... Но ты молодец конечно, дисциплину такую навёл, что скоро и меня без пропуска не впустят.., - он одобрительно рассмеялся, - Даже Шаумян мне на днях говорит, кто говорит, у нас караулом командует...я думал ругать станет, а он наоборот, впервые говорит - порядок и дисциплина появились в охране... Ну я ему про тебя и рассказал... Теперь он познакомится с тобой хочет... Говорит, вот если бы все были такие, мы бы Советскую власть крепко бы держали во всём Закавказье...Так что, силён ты брат, силён... То Андраник тебя заприметил, то доктор Сардаров, то Шаумян... значит далеко пойдешь, но сейчас ..., - и лицо Корганова вновь стало озабоченно серьёзным, - но сейчас надо быть очень внимательным, а тебе осторожным... Ты кстати, в Чёрный город ездил, братьев своих нашёл?, - участливо спросил  Корганов, вспомнив, что два дня назад , Давид просил у него разрешения съездить в Черный город, где раньше работал на нефтепромыслах с братьями.
 - Ездил, Григорий Николаевич, - грустно вздохнул Давид, - но братьев не нашел. Закрыли контору и никто не знает про них ничего...А больше даже и не знаю, где их искать...
- Да.. дела.. понимаю.. - сочувственно улыбнулся Корганов, - Не переживай. Найдутся твои братья, обязательно... Время сейчас такое, что...
В этот момент дверь в кабинет Корганова неожиданно распахнулась и в комнату, с улыбкой  вошёл человек в офицерском кителе царский армии, но без погон . Он вошёл уверенным, упругим шагом и по тому как он держал себя с Коргановым , было видно , что они давние знакомые.
- Кстати, Давид, - буднично произнёс Корганов, - познакомься, это Сергей Лалаев, из бывших. Но сейчас он с нами. Он у нас оперативный отдел возглавляет...   
Давид узнал в Сергее Лалаеве, того самого офицера, к которому они обратились на лестнице, в самый первый день, ища с доктором Сардаровым рабочий кабинет Корганова в здании Баксовета.            
Давида тогда поразила горделивая офицерская выправка этого человека. Таким он оставался и сейчас.
- Сергей , - с непререкаемой важностью произнёс Лалаев протягивая Давиду руку. "Сильный человек , - промелькнуло у Давида, - Хорошо что он на нашей стороне. Был бы врагом , это был бы очень опасный и безжалостный враг". Он помнил таких офицеров, как этот Лалаев, они первыми бросались в бой, ведя солдат сквозь захлебывающийся огонь пулеметов в штыковые атаки и даже раненые, истекая кровью, кричали "Ура" всячески презирая Смерть.
- Видели?, - небрежно спросил Лалаев указывая на окно. - Стоят, на той стороне улицы...кучкуются... Замышляют что-то... Эх, сейчас бы дать пулеметную очередь, прямой наводкой и дело с концом, - и он тихо и злобно усмехнулся.
- Ты что такое говоришь?!, - укоризненно нахмурился Корганов.
 - А что, Гриша?.. Ждать пока они на нас первые нападут?..А если нападут , от них пощады не жди... Вот дал бы ты мне команду , как Военный Комиссар, я бы вмиг и другим неповадно было бы.., - усмехнулся Лалаев безжизненной улыбкой.
- Прекрати, - гневно повысил голос Корганов. - Что ты несёшь?.. Положение на фронтах и так тяжёлейшее... А ты здесь , в городе хочешь гражданскую войну открыть. Прекращай это дело Сергей, ты уже не в первый раз такое говоришь , что мне стыдно это слышать...
Давид внимательно посмотрел на Лалаева. Молодой, почти ему ровесник, высокий, статный. Умное лицо, тонкие усы придавали лицу воинственно- лихой вид. Но одновременно с этим, было в его лице что-то такое, что держало людей на опасливой дистанции от общения с этим человеком.    И присмотревшись, Давид понял ЧТО именно... В тусклых безжизненных глазах этого бывшего поручика царской армии царила неумолимая жестокость. Тяжёлые, безрадостные глаза на оживлённо-горделивом лице.
 - Эх, Григорий дорогой... смотри, потом поздно будет... Не успеешь опомниться и войдут в Баку турки при поддержке местных мусаватистов.  И никто не поможет, никто ...  И вот тогда , вспомните мои слова... Да поздно будет..., - с хмурой усмешкой произнёс Лалаев.
- Вот что, Сергей.., - устало произнёс Корганов, - Ты ко мне по делу пришёл или как?.. Если по делу - говори, а если просто так...то давай попозже. Вечерком зайди, чаю попьем и спокойно обо всем переговорим. Ладно?.. и без обид. , - миролюбиво сказал Корганов.
Лалаев иронично усмехнулся.
 - Да какие уж тут обиды...Хорошо. ближе к вечеру зайду. Убеждать тебя буду Гриша, убеждать прислушаться к моим словам. Заранее говорю, надо первым нанести удар... Выйди из кабинета, пройдись по улицам, город - как пороховая бочка. Искры достаточно и все начнется...только повод нужен...Ну да ладно... К  семи часам жди меня...
И Лалаев пожав Давиду руку, уверенным пружинистым шагом вышел из комнаты.
- Отца и мать у него в 1905 году, здесь в Баку, зарезали местные. Погромы тогда были армянские в городе. Вот родителей его и убили... С тех пор, он как помешался на отмщении... Человек он неплохой, но ненависть и злоба его сжирают... Глаз да глаз за ним нужен. Боюсь , как бы не натворил он делов... - грустно вздохнул Корганов. - Ты мне вот что скажи, у Аркадия когда ты был в последний раз?..
Давид смущенно задумался. А ведь и вправду, уже скоро месяц , как он ни разу не навестил доктора Сардарова. Работа его полностью захватила и он день и ночь отдавал всего себя выстраивая караульную службу, подбирая надёжных людей, требуя дисциплины с каждого бойца, невзирая на возраст.
- Звонил мне вчера Аркадий, как раз про тебя спрашивал . Я ему обещал сегодня на пару часов , вечером тебя к ним отпустить. Так что, давай не подведи меня... Навести нашего доброго друга, а вот это , передавай ему от меня ,- и Корганов протянул Давиду объёмистый свёрток. - там папиросы...Я курить буду бросать, а у него заканчиваются... Сейчас в городе с этим сложно. Так что передай ему - пусть курит на здоровье, - Корганов протянул Давиду руку, - а как вернёшься от Сардарова, сразу ко мне. Я сегодня до утра буду здесь работать. Нам надо ещё о ситуации в городе крепко поговорить....Так что, как бы поздно ни вернулся - сразу ко мне...
 - Ясно, Григорий Николаевич, - произнёс Давид , - разрешите идти?.
 Корганов не ответил , только замахал рукой, мол : иди, конечно иди!, - а сам уже взял телефонную трубку: - С Шаумяном соедините меня...
Это последнее , что услышал Давид выходя из его насыщенного весенним уличным гомоном и сизым папиросным дымом кабинета. Мог ли он знать, что уже с сегодняшнего вечера, события начнут с неумолимой неудержимостью разворачиваться таким образом, что мартовский южный город, Бакинская коммуна, и Корганов, и семья Сардаровых, и сам Давид неразрывно смешаются в гуще  этих событий и они эти трагические события судьбоносно повлияют на всю их оставшуюся жизнь...
Давид шёл быстрым шагом от здания Баксовета к улице Ольгинской , где проживал доктор Сардаров. Он еле дождался наступления вечера, чтобы застать Аркадия Ивановича дома. Он знал, что тот приходит со службы , не раньше семи часов, и после утреннего разговора с Коргановым, весь день только и ждал, чтобы увидеть дорогого друга и главное - ещё раз трепетно полюбоваться на нежное лицо Марии и унести в память сердца частичку её солнечной улыбки и ласково сияющих  янтарных глаз..
По дороге Давид внимательно присматривался к вечереющему городу. Многие прохожие на него с любопытством оглядывались - новенькая военная форма сидела на нем идеально - интендант действительно постарался - долгополая серая шинель нараспашку, а под ней перепоясанный портупеей китель , с кобурой на поясе. В кобуре - наган, ещё один в боковом кармане шинели - время неспокойное, мало ли что... На голове лихо сдвинутая набок фуражка со красной звездой. На ногах добротные хромовые сапоги. Настоящий боевой красный командир. Но были и такие прохожие , и это тоже заметил Давид, острым придирчивым взглядом крестьянина, которые с невыразимой злобой провожали его глазами, и в этих глазах читалась такая затаённая ненависть готовая в любое мгновение непредсказуемо прорваться , что Давид незаметно опускал руку в карман и сжимал ребристую рукоять револьвера...
Несколько подозрительного вида человек, стояли напротив дома Доктора Сардарова, и что-то напряженно между собой, тихо обсуждали. При приближении Давида они внезапно смолкли и угрюмо уставились на него застывшими мстительными глазами...
 "Плохо всё это, - настороженно подумал Давид, - и что они делают возле дома Доктора, кого они ждут?", - и торопливо перепрыгивая через ступеньки, он стал взбегать по лестнице на третий этаж, к заветной двери. Чуть отдышался, потом из внутреннего кармана распахнутой шинели аккуратно извлёк букетик фиалок и еле сдерживая волнительное сердце, настойчиво постучал.
На этот раз ждать пришлось долго. Наконец, вдалеке послышались чьи-то скользящие шаги , и дверь открыл Иосиф, брат Марии. Некоторое время он оторопело смотрел на Давида , а потом стал медленно расплываться в простодушной широкой улыбке.
- О, Давид .. Ну ничего себе...Не узнал бы я тебя в этой форме.... Проходи. Да проходи же...Как я рад тебя видеть...
И видя застывший вопрос в нетерпеливых глазах Давида, пояснил; Мария у отца сегодня. Работы у них там много вдруг стало... Раненых красноармейцев  привезли, обстреляли их на железнодорожной станции, на подходе к городу...Вот она там отцу и помогает...
- А давно она там работает, - обеспокоенно спросил Давид.
 - Уже второй день , да ты проходи...не стой.. они скоро придут...Мама спит ...я сейчас её разбужу, мы пока чаю попьем , подождем их... Они уже едут домой, поужинаем вместе... Отцу и Марии будет приятно... Заходи...
Давид опасливо вспомнил подозрительных людей, которых он увидел недалеко от подъезда Доктора и решительно остановил Иосифа.
 - Вот что, Иосиф... я лучше внизу, на улице подожду их. Так мне будет спокойнее. Ты пока, вот возьми... это, - и он протянул Иосифу маленький букетик фиалок, вытащил баночку мёда из бездонного кармана шинели и багровый спелый гранат.
- Ну ты прямо фокусник. А гранат откуда?. Вроде не сезон ещё..., - искренне удивился Иосиф.
- Военная тайна, - уклончиво улыбнулся Давид, - а это передай Аркадию Ивановичу от Корганова, там папиросы...много - , и вручив пакет изумлённому Иосифу начал ускоренно спускаться по лестнице вниз. Им овладело смутное предчувствие надвигающейся беды, и выбежав на улицу он внимательно огляделся. На улице никого не было. Медленно проехал пустой фаэтон и пожилой фаэтонщик посмотрел на него усталым безучастным взглядом... Потом, бесшумно прошёл понурый старик, чуть прихрамывая и торопясь домой... Уличный фонарь светил одиноким тусклым, маслянистым светом нагоняя беспокойную печаль и уныние. Потом Давид перевел глаза на вечернее мартовское небо и увидел , что оно чернильным шлейфом спрятало мерцающие звёзды, глубоко в бескрайние серебряные дали. Ни одной заезды на небе сегодня не было... Потом, он с любопытством стал рассматривать светящиеся окна, в доме напротив... Они успокаивали уютом домашнего тепла и звали к расслабленности. ..
-"Вот, сидят сейчас там люди за столом, что-то обсуждают, о чем- то интересном говорят, о произошедшем за день.. живут себе люди мирной, размеренной жизнью, и так каждый день... Каждый день видят родные лица друг друга, близких своих людей, и знать не ведают, что беда может хлынуть в наш город в любой момент, и смести всю эту дружную жизнь одной кровавой волной...", - тут он почувствовал , что кто-то  упрямо и требовательно трогает его за плечо и резко обернулся.
- Товарищ Военный Комиссар вас срочно к себе зовёт, - перед ним стоял навытяжку красноармеец Федор Шаповал, один из его бойцов. Надежный русский парень . Богатырь. Астраханский рыбак, всем сердцем принявший Советскую власть. Давид считал его одним из самых преданных в своем отряде. Балагур и весельчак. Но сейчас лицо Шаповала было напряжённо сосредоточенным.
- Что случилось Фёдор?, - вглядываясь в лице Шаповала тревожно спросил Давид.
- Не могу знать, товарищ Начальник караула, только он, товарищ Корганов, меня вызвал и срочно приказал вас найти у Доктора Сардарова, и срочно явится к нему, - поспешно выпалил Шаповал.
Давид понял , произошло что-то настолько исключительное и настолько тревожное, что опаздывать нельзя ни минуты: "Эх, жаль конечно, что не повидал Марию и доктора Сардарова...ну значит завтра, как -нибудь прорвусь к ним, - тоскливо подумал Давид и взволнованно устремился с Шаповалом к зданию Баксовета, где уже целый час оживлённо обсуждали в кабинете Корганова тревожно возникшую неотложную ситуацию...
 Здание Баксовета выглядело мрачно и только в нескольких окнах горел яркий свет. Корганов и ещё несколько одетых в военную форму красноармейских командиров, беспокойной группой стояли на ступеньках у входа, и что-то оживлённо обсуждали. Лица у всех были сосредоточенно напряжены.
-"Как те люди, что стояли у дома доктор Сардарова. Те, тоже так же стояли и что-то активно обсуждали. Как же это всё плохо..." , - сумрачно усмехнулся про себя Давид, подходя к группе военных во главе с Коргановым.
 - Значит так, - сразу начал говорить  Корганов, - нам стало известно, что в ближайшие часы готовится нападение с целью захвата здания Баксовета. Когда точно это произойдет - не знаем, может быть через час , а может и завтра... Но сведения достоверные. Поэтому, - и Григорий Корганов требовательно взглянул в сосредоточенное лицо Давида, - поэтому, бери людей сколько нужно, не будет хватать - товарищ Петров поделится своими бойцами, - и Корганов скользнул взглядом по Петрову, командиру красноармейского отряда прибывшего на днях, из Астрахани в подмогу Бакинской коммуне, - но организуй всё дело так, чтобы ни у кого из наших врагов и сочувствующих им и мысли не было штурмовать Баксовет. Чтобы за километр видели, что мы Советскую власть не отдадим... Задание понятно?.. Действуй...Остальным командирам быть в полной боевой готовности...

А Давид уже действовал... В раскрытые окна первого этаже выкатили пулеметы, забаррикадировали вход в здание грудами мешков с песком, оставив узкий прохода для входящих в здание. По всей улице, вдоль трамвайных путей, были выставлены красноармейские патрули с примкнутыми к ружьям штыками. Патрули были и на противоположной стороне улицы, чтобы отсечь всякую попытку стрелять по окнам здания. На крышах разметили дозорных.Давид всю ночь ходил от караула к караулу, проверяя посты.
И главное, никто не спал в эту тревожную ночь, потому что все понимали , что ситуация настолько смертельно опасная, что спать не придется ещё очень долго. Все ждали штурма... Но всё произошло, только на следующее утро. И произошло совсем не так, как ожидали и к чему готовились большевики...

Глава -14.

***********

Стояла мягкая тёплая погода. Солнце с властной одержимостью весны заливало город ласковым золотистым светом. Слабый ветерок бережно раскачивал морскую гладь и дыхание ветра нарастающим эхом доносило до бакинского берега шум неуклонно приближающегося белого парохода с изредка дымящей трубой.

Пароход мерно и однообразно гудел мотором и тугие чернильные волны Каспийского моря с плеском обволакивали его борта, призывая прислушаться к звонким крикам проносящихся над палубой острокрылых серебристых чаек. На пароходе, обступив со всех сторон борта вместительной палубы, стояли вооруженные люди.

Мохнатые широченные папахи, чёрные черкески на этих людях воинственно сверкали газырями, а кинжалы отливали беспощадной скрытой угрозой. За спиной людей , угрожающе торчали тусклые дула английских коротких карабинов. Находящийся в притихшей гуще воинственных горцев, генерал Талышинский, высокий, осанистый человек, с холеной внешностью аристократа, пятидесяти лет, облокотившись о перила борта и прижав цейсовский бинокль к глазам, внимательно наблюдал , как к пристани морского бакинского порта, торопливо спешили красноармейцы поправляя на ходу ружья, готовясь встретить приближающийся пароход надлежащей проверкой на предмет провоза оружия. Это был строжайший приказ Бакинской коммуны - тщательнейшим образом проверять все суда, входящие в Бакинскую бухту и швартующиеся в бакинском порту.

И мудрым проницательным умом, генерал Талышинский осознавал, что в случае невыполнения требований досмотра, столкновение с отрядом большевиков в порту неминуемо... Но было одно обстоятельство, и вот именно на это обстоятельство и надеялся генерал Мир- Кязим Талышинский, дабы попытаться избежать ненужного никому столкновения.

Отряд генерала ехал на похороны своего молодого сослуживца, Мамеда Тагиева, старшего сына бакинского миллионера-нефтепромышленника Гаджи Зейналабдина Тагиева. Сын его погиб в перестрелке с большевистским арьергардом в Ленкорани, и вот теперь, отряд горцев генерала, входящий в Исламский Корпус Дикой Дивизии, в составе двух офицеров и пятидесяти черкесов, плыли на пароходе в Баку почтить память молодого сына миллионера. Но ехали они полностью вооруженными и обвешанные патронташами и полные решимости показать большевикам и примкнувшим к ним дашнакам, что может всех ожидать, в случае, если им помешают пройтись по улицам Баку, там где они сами того захотят.

Пароход медленно приближался к тускло-серым очертаниям города.
Генерал перевел бинокль чуть левее, потом правее, и увидел, что оживлённая людская масса заполонила всю набережную и когда пароход наконец, качнулся и замер, скрипя бортом по деревянному настилу причала, маленький отряд красноармейцев, оказался внезапно зажат между до зубов вооруженными людьми на палубе приплывшего парохода "Эвелин" и угрюмо молчащей многолюдной толпой, за своей спиной.

-Ты вот что, Николай,- беззвучно прошептал начальник отряда красноармейцев, одному из своих солдат, - живо беги к телефонному посту, звони в штаб Баксовета и проси людей... Срочно... Дело плохо,- и начал осторожно подходить к борту парохода к пристально смотрящим на него бородатым черкесам и статному генералу.

- Кто вы ?. Откуда ?. Цель визита?, - медленно спросил он и подождал , пока генерал Талышинский ему ответит.

- Я генерал Талышинский. Приехали на похороны. Сослуживцы покойного. Нам нужно сойти на берег. С кем я говорю ?..

- Я начальник отряда по охране морского порта. Тимофей Величко. Пропустить вас могу, но оружие придется сдать. Приказ Бакинской коммуны, учитывая особое положение в городе, с оружием никого пропустить не можем.

Генерал-майор Талышинский, был опытный командир, и прекрасно понимал, что стоит ему отдать команду и этот красноармейский отряд в восемь человек, вместе со своим самоуверенным командиром, будет смят, изрублен и выброшен с широкой деревянной пристани бакинского порта в всепоглощающие тёмные волны моря... И это будет сделано мгновенно...

Именно это и хотел от него Нури-паша вызвавший вчера генерала к себе и долго уговаривавший его непременно почтить память покойного сына нефтепромышленника Тагиева, отправившись в Баку с до зубов вооруженными отрядом горцев.

- Нужно показать этим коммунарам и бандитствующим дашнакам, что это священная земля Азербайджана, и что мы, тюрки, не позволим топтать её унижая коренной народ, - с вальяжной угрозой произнёс Нури-паша.


- А почему с оружием Генерал, почему нам нужно на похороны брать оружие?, - опрометчиво спросил Талышинский. Нури-паша ждал этого вопроса и чуть помедлив, холодно произнёс:

- Потому что, так нужно ради того великого дела, которому мы с вами посвятим остаток нашей жизни , уважаемый Мир-Кязим. Потому что, в самое ближайшее время, могут произойти события такой значимости, что вы и ваш отряд нужны будете в Баку немедленно, и при оружии, и лучше вам оказаться там ЗАРАНЕЕ...

- О каких событиях вы говорите? , - с военной прямотой спросил генерал Мир-Кязим Талышинский Нури-пашу. Но тот уклончиво усмехнувшись, перевел разговор совсем на другую тему. И вот сейчас, стоя на просмоленных скрипучих досках пристани бакинского порта, генерал Талышинский понял ВСЁ... Он понял, зачем собрались люди на набережной , которые всё прибывали и уплотнялись в колышущуюся, возбужденную толпу... Он понял, что этот малочисленный отряд русских красноармейцев готов погибнуть, но ни за что , не пропустит его людей в город... Он понял, что оказался невольным соучастником хитроумного коварного плана Нури-паши по дискредитации и уничтожению власти большевистского Баксовета. И он понял также, что ему боевому генералу-майору Первого мусульманского корпуса Дикой Дивизии отступать перед своими солдатами было уже поздно. Оставалось только одно...

- Слушайте меня , Величко. Оружие мы не сдадим. Это во-первых Во-вторых, вы нас сейчас пропустите всех без исключения. И без унизительного для досмотра... И ещё! Пароход будет нас ждать здесь . После похорон, мы вернёмся, это будет сегодня вечером и спокойно отсюда уедем... Вам всё понятно или мне повторить?, - нарочито спокойно произнес Генерал Талышинский. - Дайте нам трап, мы выходим...

- А теперь вы послушайте меня, Генерал, - сухо сказал Величко и в его лучистых голубых глазах сверкнул недобрый огонёк, - Никто не сойдёт на берег, пока не оставит на пароходе всё своё оружие. Вернётесь с похорон, заберёте ваше оружие и отплывайте дальше, но в Баку с оружием мы вас не пропустим.. Таков приказ. Вы как человек военный, должны понимать, что приказ нарушать нельзя, - со спокойной ясностью произнес  Величко и в напряжении застыл у причальной тумбы.

- А если мы всё -таки сойдем на берег , - с усмешкой, повысил голос Талышинский, - неужели будете стрелять?..

- Да генерал. Будем стрелять. ,- вздохнул Величко и выжидательно посмотрел генералу в глаза.

Всё это время , пока генерал Талышинский общался с красноармейским командиром по охране морского порта Тимофеем Величко, черкесы молчали изучающе оценивая ситуацию. Но когда, они увидели , что красноармейцы взяли ружья на изготовку, когда они услышали негодующие выкрики толпы оцепившей широкое пространство портовой пристани, когда они почувствовали в голосе генерала распирающие его гневные нотки, то палуба с заполонившими её вооруженными людьми из отряда Дикой Исламской дивизии пришла в угрожающее воинственное волнение...

А в это самое время, из гремящих широченных ворот большевистского гарнизона Бакинской коммуны, в сторону морского порта, пыхтя и набирая скорость выехало два грузовика тесно заполненные в кузовах, вооруженными, ощетинившимися штыками красноармейцами.

И в это же самое время, бывший поручик царской армии Сергей Лалаев яростно спорил с Военным Комиссаром Григорием Коргановым, требуя немедленной свободы и решительных действий.

- Ты что же хочешь? Утопить город с крови?.. Ты хочешь бойни? Мало тебе 1905 года , когда погибли твои родители?. Какие дашнаки, о чем ты просишь? , - багровея от крика внушал ему Корганов.

- Мусаватисты только этого и ждут!. Очнись ты!!! - Мусаватисты ждут сигнала, чтобы начать кровавые беспорядки в городе , - не сдавался Лалаев, - И нам надо их опередить. Ударить первыми. Ты что, Григорий не видишь , что происходит?..Они специально выслали отряд Дикой дивизии, чтобы захватить морской порт. За этим вооруженным пароходом прибудут ещё и ещё... А потом со стороны Гянджи ударят турки...Дай мне команду поднять дашнаков!..Мы возьмём ситуацию по контроль.. А с моря, если что, нас поддержат корабли Каспийской военной флотилии.

- Нет, - яростно стукнул кулаком по столу Корганов, - это безумие ! Да ты что ?!. Дашнаков ты не удержишь, уличные столкновения неминуемо перейдут в резню. Туркам только этого и нужно. Ты пойми, Сергей...это же провокация и если мы её не сдержим, если мы не проявим выдержку, если мы ответим на неё силой, то всё!.. Город потонет в крови. И виноваты будем мы, большевики ,что допустили ЭТО... Микоян меня предупреждал много раз о том развитии событий ...а твоих дашнаков будет ненавидеть весь народ.

- Какой народ?.. О чем ты , Гриша?.. Этот народ хочет только нашей крови.

- Я сказал НЕТ, - грозно надвинулся на Лалаева Корганов. - Я такого приказа не дам. Можешь жаловаться на меня Шаумяну. Но этот разговор у нас с тобой окончательный. У нас 6 тысяч красноармейских бойцов в резерве. Удержим ситуацию своими силами...

- Послушай меня Григорий...

- Точка!.. Я сказал дашнаки останутся в казармах. На этом точка, Сергей... всё!..

Корганов нервно стал искать спасительные папиросы, но вспомнил, что вчера всё передал Давиду, для доктора Сардарова.

- Ну ладно... товарищ Военный Комиссар, - тяжело дыша язвительно произнёс Лалаев, - подождем развития ситуации. Но учти, если что то произойдет, а ЭТО произойдет, то я буду действовать сам, по обстановке. Со всеми вытекающими последствиями... - выпалил Лалаев и резко распахнув дверь с размаху хлопнул ею.

Некоторое время, Корганов потерянно сидел невидимо смотря в солнечную раскрытость окна. Потом ссутулившись встал и подходя к окну неожиданно наступил ногой на что-то шуршаще и мягкое: папироса. Закатилась родная , под тумбочку стола, и ведь именно она была так спасительно нужна сейчас, именно в эти минуты, чтобы чуть успокоится и осмыслить назревающую тупиковую ситуацию. Чиркнул спичками, и жадно вдохнул густой аромат табака. Чуть закружилась голова, но постепенно стало легче и кажущееся спокойствие заботливо смягчило давящие , тягостные мысли...

- Быть беде, - вспышкой пронеслось в бессонной голове Корганова, - не удержим мы дашнаков... Не удержим ... Быть большой беде...что же делать?!.. Раздался телефонный звонок. Звонкий , настойчивый, немедленный.

- Я слушаю, - торопливо взял трубку и нахмурился Корганов - Понял. Хорошо... Иду... Положил трубку, поискал глазами пепельницу: "Слава Богу, хоть пепельницу не отдал Аркаше... Какое тут бросить курить..., - он криво усмехнулся, - неужели сегодня ВСЁ начнётся? Неужели ЭТО вправду произойдёт?".. И напряжённым шагом подошёл к двери. Коридор был забит беспокойно снующими вооруженными людьми. А его у себя в кабинете настойчиво ждал Шаумян.


Глава -15.

***********

Кабинет Шаумяна на третьем этаже здания, был очень просторным и светлым. В открытые окна билась весна открывая лазуревое небо с плывущими белоснежными облаками Половина кабинета была занята огромным дубовым столом прошитым зелёным сукном, за которым сидел маленького роста худощавый человек с гипнотизирующим взглядом чёрных блестящих глаз. Весь его облик источал огромную силу воли и когда этот человек начинал тихо и неспешно говорить , было совершенно понятно, что его слова непререкаемы, неотразимо убедительны и требуют немедленного исполнения.

На стене, прямо над его тяжёлым внушительного размера столом, нависал портрет Ленина. Ленин на портрете также как и хозяин кабинета внимательно смотрел на присутствующих глубоким проницательным взглядом умных, чуточку прищуренных глаз и становилось очевидным, что каждое сказанное слово, которое значимо произносит хозяин этого  кабинета, является отголоском того ОГРОМНОГО по значимости дела, именуемого Пролетарской Революцией, которая  началась в февральском Петрограде , а потом с неотвратимой исторической непреложностью докатилась  до южных  окраин некогда огромной бывшей Империи...
 
В комнате, кроме Шаумяна больше никого не было. Мерно тикали огромные напольные часы наполняя пространства комнаты домашним уютом.

- Садись Григорий, проходи, нам нужно переговорить о важном, - церемонно произнёс Шаумян. Голос у него был мягкий, даже певучий.      И глаза светились терпением и спокойствием.. Но где-то там , в уголках сдержанной улыбки, под густыми, чёрными как смоль усами и бородой клинышком, таилась непреклонная воля, и Корганов знал, что именно за эту силу воли , его так ценил Ленин и ненавидел Коба.
Шаумян встал со своего кресла и пересел за стол , сев напротив Корганова. Секретарша неслышно вошла в кабинет и  два ароматных чая в серебряных подстаканниках, на серебряном круглом подносе аккуратно украсили зелёное сукно стола, там же оказалась и хрустальная вазочке на тонкой ножке, с колотым сахаром и конфетами внутри. Шаумян ценил и любил всё красивое.
- Угощайся, - заботливо сказал он Корганову. - Построим разговор так.    Ты пей чай , а я буду говорить... Потом, если тебе что-то будет непонятно, я тебя готов выслушать...Ситуация у нас следующая. Мусаватисты готовят беспорядки в городе. Оружие у них есть. Немного, но вполне достаточно для того, чтобы пролилась кровь и начались боевые действия. Отряд Дикой Дивизии, прибывшей на пароходе  сегодня утром, мы конечно же блокируем. У них два всего пути: или развернуться и ехать или быть разоруженными и арестованными. Это в лучшем случае... Скорее всего они выберут первое. В любом случае, это вызовет протест и возмущение местного населения, особенно бедноты, которая подстрекаемая мусаватистами пойдет на нас гурьбой.  Столкновение с мусаватистами неминуемо... Что нам остаётся? .., - и Шаумян многозначительно взглянул на застывшее лицо Корганова. - У нас 6 тысяч бойцов Красной армии направленной нам в помощь товарищем Лениным. Если мы дадим приказ командирам Красной Армии, начать стрелять по восставшим народным массам, то завтра нас все в мире будут обвинять в геноциде ... будут обвинять как руководителей Коммуны, допустивших  ЭТО и даже Ленин..., - Шаумян краем глаза указал на портрет Ленина, с любопытством слушающего его речь, - и даже Ленин будет под осуждающим ударом мировой общественности. Газеты за рубежом восторженно захлебнуться в заголовках - большевики уничтожают мирное население города. А к этому городу , и ты это лучше меня знаешь, из-за его нефтяных месторождений, иностранных вложений и банков, которые мы национализировали, и так приковано огромное внимание Великих держав. Ленин подписал Брестский мир. Ему не нужен ореол кровавого диктатора потопившего Баку в крови... Репутацию Красной Армии, партии и товарища Ленина, мы должны охранять и беречь. , - и Шаумян понизив голос осторожно наклонился к  Корганову . - А вот, если дашнакские отряды, в составе которых более 4 тысяч человек, вооруженные английским оружием, как сказал мне товарищ Лалаев, - при этих словах Корганов вздрогнул и впился в лицо Шаумяна немигающим тусклым взглядом, - вот если , эти самые вооруженные до зубов отряды возьмут ситуацию в городе под свой контроль и расчистят город от враждебных элементов в лице мусаватистов и сочувствующих им массам, то тогда Красная армия будет лишь сдерживающим фактором в умиротворении двух сторон. Все будут обвинять дашнаков и мусаватистов. И ещё англичан, как поставщиков оружия для двух враждующих сторон... Вот и хорошо - пусть обвиняют..     А  Власть Бакинской коммуны на то и власть, чтобы осуждать и предотвращать. Поэтому , мы будем осуждать дашнаков и мусаватистов ,   и пытаться остановить происходящее, тоже на словах. Зато, мы сохраним наши красноармейские части перед началом турецкого вторжения со стороны Нури-паши... Зато мы навсегда скомпрометируем партию дашнаков перед Советской властью и перед англичанами, которые являют миротворцами и кричат об этом по всему миру, а главное, мы будем чисты перед коренным народом Республики.  Дашнаки плохие, они учинили погромы, а Бакинская коммуна в лице большевиков бросилась  людям на помощь, их защищать и спасать. Это позволит нам в ближайшем будущем, активно привлекать коренное население, особенно бедноту на свою сторону. Ленин будет доволен. Я в этом не сомневаюсь... Вот такой мой план, - и Шаумян с неспешным достоинством отхлебнул глоток остывшего чая.
Потрясённый Корганов не мог произнести ни слова. Он ожидал чего угодно, но не такого иезуитского монолога.
- И когда , вы планируете ЭТО начать?, - тяжело подбирая слова спросил Корганов.
- Мы уже начали , - сдержанно улыбнулся Шаумян. - Я приказал Лалаеву начать расчистку города и начинать с окраин. Именно там и притаились все вражеские элементы. Через час , обстреляют наш отряд на Шемахинской улице, - и Шаумян посмотрел на большие напольные часы из красного полированного дерева, - вот после этого, всё и начнётся...       А потом , я встречусь с Наримановым и Расул-заде, и они сделают и подпишут всё, что мы им предложим... Ленин предложил в случае наступления турок и мусаватистов на Баку, уничтожить в огне нефтепромыслы, но при всем уважении к гению великого Ленина , есть более эффективный план - уничтожить враждебное население, сохранив эти самые нефтепромыслы, для нужд Советов... Тебя , как военного Комиссара Бакинской коммуны, я прошу об одном , никуда из здания Баксовета не выходить и дать поручение максимально усилить охрану здания. С  сегодняшнего часа - мы на осадном положении...Да, кстати, объяви этому своему новому начальнику караула ...как его .. забыл ...
- Давид, - настороженно произнёс Корганов.
- Да ... Давиду...Объяви ему от меня благодарность. Здание как крепость.  Не подойти... С таким рвением как у него, скоро пушку притащит к парадному входу. Но в любом случае, он молодец... Таких бы нам побольше... Кстати , а он случаем не дашнак?, - неожиданно спросил Шаумян.
- Нет, и никогда им не был, - уверенно ответил Корганов.
 - Это хорошо... У тебя есть ко мне вопросы , Григорий?.., - поспешно вставая произнёс Шаумян. , - если нет, то там в коридоре, дожидаются Джапаридзе и Азизбеков. Сейчас будем обговаривать немедленное создание Комитета Революционной обороны... Будешь выходить, скажи им - пусть заходят...
И Шаумян прощаясь уважительно протянул тонкую сильную руку Корганову и испытующе посмотрел ему в потухшие глаза...


Глава -16.

***********

Солнце тяжёлым грузом нависло над почерневшим от утонувшего в пороховой гари южным городом. Свинцовые облака плотным густым покрывалом стали заполнять исчезающую лазуревую безмятежность неба, и внезапный северный ветер тревожно подул с моря разнося звуки беспорядочной стрельбы по всем уголкам мятущегося города. События с ужасающей неотвратимостью вспыхнули одновременно в нескольких местах, и как и предсказывал Шаумян всё началось с обстрела красноармейского патруля конной милиции, который спешно направлялся по улице Шемахинской, в сторону морского порта.

Командир конного отряда Шевяков, рослый молодой рабочий с национализированных нефтепромыслов Нобеля, недавно вступивший в ряды Красной армии, получил тяжёлое ранение в грудь и медленно стал сползать с заметавшегося от беспорядочных выстрелов коня. Ещё два человека были ранены и истекая кровью проклинали стрелявших, которые преспокойно ушли по крышам близлежащих домов, позволив отряду отступить. И пока раненых красноармейцев спешно везли в Михайловскую городскую больницу, куда уже стали поступать первые жертвы перестрелок... пока в морском порту прибывшие на грузовиках красноармейцы сходу вступили в столкновение с вооруженной толпой мусаватистов заполонившей набережную... пока генерал Талышинский дал приказ - немедленно разворачивать пароход - его горцы из Дикой Дивизии, открыли плотный огонь по отряду Тимофея Величко, сразив самого Величко и нескольких его солдат. На набережной завязался жестокий бой...

В это же самое время, конные вооруженные отряды дашнаков, по командованием Сергея Лалаева с неумолимой одержимостью хлынули в мусульманскую часть города, беспощадно сметая выстроенные за ночь баррикады и врываясь в обреченно кричащие от ужаса пространства подвалов, дворов и жилых домов. Лютая злоба дашнаков мертвой хваткой сцепилась с непримиримой ненавистью мусаватистов и боестолкновения перешли в резню. Начались погромы...

Мусаватисты с неимоверным отчаянием сопротивлялись и теснили дашнаков защищая последнее, что у них было - свою Жизнь, и в какой -то момент дашнакское наступление захлебнулось в узких кварталах старого города оставляя кровавый след - сотни лежащих, убиенных людей, преимущественно бедноты, на мостовых, тротуарах и вывороченных баррикадах горящего города. А город горел, и чёрный дым жилых кварталов и гостиниц, издательств и мелких лавочек, возмущённо разносился ветром, смешиваясь с эхом стрельбы и криками людей.

Давид слышал звуки происходящего кошмара, но в районе Баксовета, пока было спокойно. И только одна единственная мысль терзала холодной тревогой его сердце : как там семья доктора Сардарова ? Как там Мария? Телефонная связь была перерублена, и позвонить в Михайловскую больницу он уже не мог, прекрасно осознавая, что доктор сейчас именно ТАМ, принимает, оперирует и спасает тяжелораненых и с ним рядом, сестрой милосердия, она...его любимая Мария. " А ведь она даже и не догадывается, ЧТО она для меня значит, - думалось ему , и он нежно вспоминал её светлое лицо, доверчивую улыбку. Я так и не успел подарить ей тот букетик фиалок, не успел сказать простые слова радостного приветствия, не успел заглянуть в её солнечные глаза и увидеть в них наше с ней будущее счастье"...

В этот самый миг , он услышал отчаянные крики о помощи , и увидел, как прямо на него, спотыкаясь, бежал молодой парень, почти юноша, одержимо прижимая к груди маленький продолговатый свёрток, похожий на обрывок завернутого выцветшего одеяла. Он затравленно бежал из последних сил и кричал, просил, умолял о помощи задыхающимся от долгого бега осипшим голосом ...
Вначале Давид никого за ним не увидел, и первое мгновение оцепенело застыл всматриваясь, как вдруг, из-за угла дома, в самом начале улицы ведущей к зданию Баксовета, на полном скаку выскочили два всадника , в широченных чёрных папахах, при полном оружии, бойко размахивая обнаженными шашками, со злорадно перекошенными лицами.

- Дашнаки!. они же сейчас его, безоружного догонят и зарубят... да как же ЭТО может быть ,- полоснуло горьким отчаянием сердце Давида и внезапно он услышал надрывный плач ребёнка , из глубины того самого скомканного маленького свёртка одеял, который, с трепетным отчаянием прижимал к груди ищущий спасения юноша. И захлестнувшая душу волна ярости неудержимо вытолкнула его навстречу скачущим дашнакам и рука лихорадочной конвульсией расстегнула кобуру с наганом. А сзади, к Давиду, уже лихо бежал астраханский рыбак, богатырь - красноармеец Шаповал, а за ним ещё двое верных бойцов из караульного отряда, на ходу заряжая ружья. Парень прижимая пронзительно плачущего ребёнка, замучено задыхаясь, бессильно опустился на колени, на булыжную мостовую и обречённо закрыл глаза. Сил бежать у него больше не было...

Давид сжав зубы, перевел глаза на нахмуренные бородатые лица приближающихся всадников, успел заметить безжалостный торжествующий блеск их злорадных глаз, потом увидел, как тускло сверкают шашки в их поднятых для смертельного взмаха руках, и медленно поднял револьвер. Это произошло в одно мгновение. Изнемогающий, обречённый на смерть азербайджанский юноша-бедняк с крохотным беззащитным ребёнком, побледневший от сдавленное ярости Давид с тремя красноармейцами безмолвно обступившими его и перекошенные от ужаса лица двух всадников смотрящие в направленные на них чёрные оружейные дула.

- Назад! Ещё движение и я стреляю, - чеканно выговаривая каждое слово, громко произнес Давид , и взвёл курок нагана. Дашнаки недовольно переглянулись, и торопливо опустив шашки, озлобленно присматривались к маленькому красноармейскому отряду. Кони под ними беспокойно топтались нервными мускулистыми ногами...

- Ты кто такой, чтобы нам указывать, а?,- коверкая русские слова, лающе выкрикнул всадник, тот что постарше. Седые усы его презрительно скривились в выкрике вопроса... Он был очень зол, и орал, что какие-то красноармейские сопляки, решили спасти мусаватистского выкормыша, да ещё перед окнами Баксовета, и на виду всей улицы... Это всё было написано на морщинистом широкоскулом лице. Вместо ответа Давид выстрелил в воздух. Звук выстрела гулким эхом хлестнул по застывшей улице и растаял в плотном воспалённом воздухе медленно уходящего в Историю кровавого дня.

- Федор , - не сводя глаз с дашнаков, громко сказал Давид Шаповалу, сказал так, чтобы каждое слово было чётко слышно всадникам , - Отведи с ребятами этого парня к нам.. и аккуратнее, ребёнка не уроните , а я сейчас..я скоро приду...
- А может мы с вами здесь побудем?, - беспокойно спросил преданный Шаповал, - а то мало ли чего?.. Может...отгоним этих?..

- Идите спокойно...я один разберусь... Парня с ребенком сразу ко мне. Ясно?..

- Так точно, сделаем!, - и нагнулся к пораженно молчащему молодому бедняку, осторожно помогая ему подняться с колен.

Всё это время Давид держал двух свирепо возбужденных всадников на прицеле..

- Эй, ты.. красноармеец!..как тебя там?!..слушай сюда.... Этот парень - он агент мусаватистов, - раздражённо подал голос молодой дашнак, - ты зачем его защищаешь, а? Ты что за НИХ?.. Мы из отряда Лалаева.. ты что же думаешь, тебе это всё сойдёт с рук?..Отвечать будешь перед Лалаевым , ясно тебе?!..

- Да, повезло тебе, - дерзко подхватил седоусый, - повезло , что на тебя у нас времени нет...Но помни!..! Твое лицо мы хорошо запомнили и это тебе так не пройдет!.. слышишь ?!.

- Да пошли вы... вместе со своим Лалаевым, - жёстко усмехнулся Давид , - и нарочито медленно повернулся к удаляющимся красноармейцам. Те обступив парня с ребёнком, спешно шли к входу в здание Баксовета.

Давид облегчённо улыбнулся. Он шёл уверенно, твердой стремительной походкой и чувствовал , как дашнаки испепеляюще-ненавидимо смотрят ему в спину, он слышал злобно-отчаянную ругань и проклятия в свой адрес, он знал, что их душит бессильная ярость упущенной, обречённой на смерть добычи и был абсолютно счастливо спокоен, тем самым спокойствием свершённого Доброго дела, спокойствием торжествующей Совести , спокойствием им спасенных двух человеческих жизней и трепетная душа его светлой грустью вспоминала благодарные глаза молодого азербайджанца, которому он помог - ЖИТЬ...

Он провёл его в свою маленькую комнату, отдал ему свой паёк и принял решение с первой же возможностью отправить его с ребёнком в Михайловскую больницу, к доктору Сардарову и Марии...

Ребёнок слишком маленький и ему нужен уход... Он боялся спрашивать юношу о его семье, родителях и матери ребенка, сочувственно понимая - КАКИМ будет его ответ.

- Как тебя зовут, - чуть позже , тихо спросил он парня.

- Сулейман, - еле слышно ответил тот и беззвучно заплакал...


Глава -17.

*********

Проходили дни и в этих сумрачных, кровавых, неминуемых днях отягощенных стонами и умиранием людей, ковалось то незримое, непреложное и незыблемое, именуемое - Памятью поколений.

Пройдет много десятилетий, но кровь совершённого ТОГДА, по прошествии нескольких
поколений накроет разрушительной волной, ТУ самую власть, выросшую из тех самых
дней, и допустившую ЭТО, тогда , в далёком марте 1918 года.

Нет более страшного и осудительного явления, чем безнаказанное убийство Человеком Человека. Убийство из-за внушенной злобы, и фанатичной ненависти, только лишь потому, что этот другой Человек имеет СВОЁ право жить по-другому.

Рождаться , жить, любить, создавать и следовать свято чтимым народным
традициям предыдущих поколений, не изменяя им в разменных играх политической
воли ТЕХ, кто однажды посчитал, что имеет неутолимое право этой народной волей
управлять ВЕЧНО...

...Третий день в городе продолжались бои. Третий день скорбные лучи ослепляющего
солнца указывали людям на содеянное Зло, третий день в беспощадной
бессмысленной рубке, люди проклинали друг друга не в силах осознать, что их души
умерли ещё ДО того, как ВСЁ это началось, третий день обгоревшие остовы
омертвевших домов источали гарь обездоленности и сотни, тысячи людей в
немыслимом исступлении продолжали отчаянно взывать к Богу, к Власти, к помощи
любого, кто может хоть как-то ЭТО всё остановить...

Но вместо этого, вместо обессиленных людских молитв и стонов, вместо хоть
временного, хоть краткосрочного, но всё таки перемирия, стоящие на рейде в
беспечной морской глади Каспийского моря военные корабли ударили
прямой наводкой из башенных орудий по пригородным кварталам, где ещё обречённо сопротивлялась мусульманская беднота, и эти напрасные по неимоверной жестокости корабельные залпы, довершая разрушенное - несли смерть тем, кто ещё нечаянно уцелел в подвалах опустошенных домов.

А в Москву шли особые телеграммы с детальным отчётом содеянного и Москва
оперативно отвечала на эти телеграммы - дополнительными циркулярами и
поощрительным молчанием, столь необходимым для удержания власти ТЕХ, кто эту
власть с ожесточенным упорством создавал...

Мерно тикал маятник часов в просторном пространстве огромного кабинета Шаумяна,
и мерно, в такт тиканью маятника, с неспешной деловитостью прохаживался Шаумян
по паркетной глади кабинета, и тяжёлые, весомые паузы между словами, рождали
новые мысли, которые облекаясь в величественные предложения, тут же
становились непреложной истиной.

- Это хорошо,, - задумчиво вышагивая говорил Шаумян обращаясь к сидящему за
столом Давиду, - Это очень хорошо и правильно, что вы помогли этому несчастному
азербайджанскому бедняку , спасли и его и его ребёнка. Это показывает , что МЫ -
большевики, всегда на стороне самых бедных и обездоленных, это показывает, что мы- Советская власть, в отличии от царизма, никогда не поднимаем руку на тех, кто ещё только осмысляет - по какой дороге идти, с нами или против нас. Пусть вдумчиво осмысляет!..Мы поднимаем оружие и сурово караем только тех, - и Шаумян на мгновение значимо остановился, - только ТЕХ, кто поддавшись внушением наших непримиримых классовых врагов - белого офицерства и мусаватистов, сам превратился в нашего лютого врага, и не способен к исправлению. Вот тех, именно тех, мы сталкиваем с нашего великого Исторического пути.

Давид пристально смотрел на Шаумяна и упорно пытался понять, как этот маленького
росточка, щуплый человек в чёрном потёртом костюме, может источать такую
колоссальную энергию и бешенную деятельность, подчиняющей всё и вся ВОЛИ, что даже находящиеся в его
кабинете боевые соратники, трепетно слушали такие простые по содержанию и по
смыслу слова, в безусловном и непоколебимом восхищении.

- Мне Григорий вчера только рассказал о поступке нашего начальника караула,
Давида, который вырвал из рук дашнаков этого юношу... А ведь это и есть ярчайший
пример классовой солидарности и подлинного интернационализма, и именно к этому
всегда призывал нас товарищ Ленин. И именно это мы и стремимся создать, здесь в сердце Закавказья, в пролетарском Баку, - Шаумян глубоко посмотрел на завороженно сидящих Корганова и Джапаридзе.
Те старательно следили за каждым словом Шаумяна не сводя с него глаз.

- За этот поступок, который показал, истинное гуманное лицо Советской власти, от
лица Бакинской коммуны и от себя лично, я награждаю вас, - и Шаумян подойдя к
огромному столу с зелёным сукном, плавно выдвинул один из ящиков и бережно
достал деревянную кобуру Маузера.
Придирчиво осмотрел со всех сторон, и с неспешной торжественностью подошёл к
Давиду.
Давид в сдержанном волнении встал.
- Держи, - с покровительственной улыбкой протянул ему Маузер Шаумян ,- держи и бей врагов Революции...бей беспощадно, так бей, чтобы другие враги видели это и до смерти боялись. Испуганный враг - уже не враг, а кислое тесто. А кислое тесто само упадет в мусорку Истории, из него даже мацони не сделаешь - и Шаумян озорно
рассмеялся .

-Можно вопрос?, - неожиданно спросил Давид.
Корганов и Джапаридзе обеспокоенно заерзали, а Шаумян невольно продолжая
улыбаться с осторожным любопытством вгляделся в лицо Давида.
- Ну же...говори герой, тебе сегодня всё можно...
- Нельзя ли нам, товарищ Шаумян, силами Красных отрядов остановить дашнаков?.

Повисло тяжёлое молчание и стало осязаемо слышно, как тонкая бронзовая стрелка
старинных напольных часов, плавно скользнула в следующую минуту и внезапно
гулко затикал маятник часов, как бы отдаляя ответ на такой неуместный и
неразрешимый вопрос.
Шаумян вначале изучающе посмотрел на застывшего в ожидании Давида, потом
скользнул взглядом по смущённым лицам двух сидящих соратников и чекання слова, с
медленной властностью произнёс:

- После этих событий, дашнаки исчезнут, как политическая сила, как партия не
способная к пониманию и принятию революционных изменений в обществе, которые
несёт Советская власть.
Дашнаки, как и мусаватисты , а вместе с ними и грузинские меньшевики, доживают
последние месяцы исторический жизни... Доживают в агонии позора, покрывая себя
бесславием... А что делают с теми, кто умирает в агонии и бесславии?.. Ему дают
время САМОМУ умереть!... Вот так мы и поступаем... Главное, что бережем наши самые боеспособные силы, потому что в ближайшие месяцы, Нури-паша непременно
двинется на Баку. А нам нужен НАШ город, спокойный город , город с населением
лояльным к Советской власти, город, где мы не будем опасаться "пятой
колонны", которая при наступлении турок начнёт строить баррикады и стрелять в нас из-за угла.. Нам нужен город , который принимает нашу власть и полностью на НАШЕЙ стороне. Город без " беков " и "ханов", без провокаторов мусаватистов, город где есть такие люди , как ты, Давид и тот несчастный юноша-азербайджанец, которого ты спас...А дашнаков мы сбросим, обязательно сбросим.. это всего лишь вопрос времени. Мы Советская власть их сразу же сбросим, но только после того, когда они выполнят отведённую им Историей надлежащую роль...Тебе понятен мой ответ или мы зря тебе подарили Маузер?.., - колюче улыбнулся Шаумян опасливо пронзил Давида взглядом немигающих чёрных глаз.

Давид задумчиво кивнул головой.
" А что мне остаётся делать, если Шаумян пытливо пытается проникнуть мне в самую
душу, а Военный Комиссар Корганов надавил со всей силы локтем на мои пальцы -
мол, никаких больше вопросов - опасно. Вот что это значит".. - мысленно усмехнулся Давид.

- Ну , а если вопросов больше нет, то вези своего горе-азербайджанца в
Михайловскую больницу, пусть ребёнка его там осмотрят и возьмут на медицинское
попечение..Ты ведь об этом думал, да?, - тускло усмехнулся Шаумян, - Мы не
дашнаки! Мы Советская власть и нам дорога каждая бедняцкая жизнь...На сегодня всё, действуй...А нам с товарищами Джапаридзе и Коргановым, есть ещё о чём поговорить..- и Шаумян властно кивнул головой Давиду нетерпеливо с ним прощаясь...


Глава -18.

*********



- Переодевайся, вот взял у интенданта, - Давид протянул азербайджанцу новенькую
форму красноармейца, гимнастёрку ремень и брюки. - Нужно побыстрее идти в
Михайловскую больницу, ребёнка показывать. А без этой формы, тебя могут
остановить дашнаки. Они сейчас везде...

Давид хорошо знал азербайджанский язык, и юноша доверчиво слушал его открытыми
глазами и понимающе кивнул головой.
Он третьи сутки находился в здании Баксовета, жил в маленькой комнате Давида и как мог заботился о своём ребёнке. Но беззащитная душа ребёнка плачем звала мать,взывала к матери, безутешно страдала без материнской заботы, и Давид осознанно понимал, что помочь в уходе за ребёнком может только Мария.
И вот именно к ней, чтобы спасти надрывно плачущего полуголодного ребёнка и
стремился Давид, нетерпеливо торопя юношу-азербайджанца, ведь каждый час
промедления мог стоить трепещущему сердечку ребёнка жизни.

- Я пойду с тобой, - успокоительно сказал Давид, - ничего не бойся, если что, у нас
есть ЭТО, - и с победной улыбкой похлопал по деревянной кобуре Маузера. - Ты
главное, одевайся поскорее и надо идти. Это здесь недалеко...

День только начинался. И хоть третьи сутки продолжались беспорядочные
перестрелки в кварталах города, и хоть третьи сутки лазареты и
больницы заполнялись стонущими тяжелоранеными людьми, и хоть третьи сутки в
Москву, Ленину шли энергичные телеграммы извещающие о нарастающих успехах в
борьбе с мусаватистскими повстанцами, но все вокруг понимали, что этот самый
УСПЕХ Бакинской коммуны в вопросе сохранения власти в Баку крайне недолговечен,
потому что, ни один народ мира, нигде и никогда не смирится с унижением и
безграничным насилием над собой.

И эта трагическая непримиримость будет и в грядущем довлеть несправедливостью
произошедшего не только для пострадавшего народа, но и для того, другого народа,
который ЭТУ несправедливость совершил. А как только, перенесший тяготы
страданий народ возымеет целью отмстить, соревнуясь в жестокости за прошлые,
незаживающие раны, то неминуемая логика исторических событий, называемая -
Кармой, накажет оба этих народа, не принимая во внимание никаких различий и
оправданий историков.

И хоть отчаянное сопротивление азербайджанских кварталов было сломлено, и хоть
раненые и горящие окраины города продолжали хаотично отстреливаться, и хоть
улицы этих обречённых окраин были усеяны растерзанными телами людей, но до
победного установления Советской власти в Баку было ещё очень и очень далеко...
Бурлила вся Бакинская губерния, а вслед за ней в отдаленных районах Азербайджана, стали разгораться и вспыхивать народные мятежи, и потекла, полилась кровь в непримиримых столкновениях и не было этому конца, потому что всё ЭТО только начиналось...

А главная схватка, за нефтяной Баку, между Советской властью, в лице Шаумяна и
Бакинской коммуны и Азербайджанским правительством, в лице Дикой Дивизии, под
командованием турецкого генерала Нури-паши, неотвратимо созревала в
приближении кровавого финала.

...Внезапно дверь в комнату Давида шумно распахнулась и в проёме показалась
разъярённая фигура Лалаева. Он него пахло кровью.
За его спиной Давид сразу узнал, тех самых конных дашнаков, у которых он
спасительно отбил юношу-азербайджанца с ребёнком.

- Так, так.. Переодеваться значит вздумали?, - злобно нахмурился Лалаев пристально смотря на азербайджанца крысиными глазами, - Бежать собрался? ..За дураков нас считаешь?.. Не получится!.. От меня не уйдешь!..А ты значит, моих людей унизил при всех, и всё ради НЕГО?, - с презрительной ухмылкой повернулся он к Давиду.

- Слушай Лалаев, - еле сдерживая поднимающуюся ярость, глухо произнёс Давид, - а
ну-ка пошел вон отсюда... только попробуй что-нибудь сделать!..
- Ах, вот ты как заговорил , - истерично взвился Лалаев, и повернулся к своим
ухмыляющимся за его спиной двум дашнакам, - Арестовать!.
- Кого из двух?, - угодливо спросил молодой дашнак и стал стягивать ружье с плеча.
- Арестовать татарина, - злорадно приказал Лалаев указывая на застывшего в
отчаянии азербайджанца, - а с этим я сам разберусь...

Но произнести ничего больше он не успел, потому что крепкий крестьянский кулак
Давида, сбил его с ног и отбросил в стену коридора.
Лалаев схватился за разбитый нос, сплевывая кровь и медленно поднимаясь.
Трясущимися от боли и злости пальцами он торопливо расстегивал кобуру.
Дашнаки угрюмо стояли не решаясь шагнуть к Давиду. Наконец, пожилой дашнак стал
потихоньку стаскивать с плеча карабин.

- Отставить!.. Немедленно прекратить!, - по коридору зычно разнёсся гневный голос Корганова. - Что здесь происходит?.

За спиной Корганова тут же выросла медвежья фигура красноармейца Шаповала.

- Вот пусть он скажет, - Давид нехотя кивнул на Лалаева, который, вытирал капли
крови на пыльном офицерском кителе.
- Попадешься ты мне, ну подожди.., - налился кровью Лалаев.

- Ты что здесь затеял, а?, - мрачно нахмурился Корганов, - Ты что, окончательно с ума сошел?.. Что ты несёшь?..Кого ты арестовать хочешь?. Кому ты угрожаешь?..Да ты хоть осознаешь, что этими своими действиями , ты вредишь Советский власти... А ну-ка вон отсюда... Пропуск в здание Баксовета, - и Корганов с решительной требовательностью протянул руку, - Верни немедленно пропуск в Баксовет... Больше его сюда не впускать, - жёстко произнёс Корганов и повернулся к Давиду. - Ясно?..
- Так точно, товарищ Военный Комиссар, - улыбнулся глазами Давид..- Конечно ясно...Шаповал проводи всех на выход...
- Да подавись ты своим пропуском, - криво усмехнулся Лалаев и бросил пропуск
Корганову в ноги,- Вы ещё вспомните о Сергее Лалаеве, потом позовёте, но поздно
будет...
- Не позовём Сергей , - устало произнёс Корганов, - Не позовём...Так и знай!..А лучше,
уезжай совсем из Баку - мой тебе последний совет...
- Вот поэтому вы называетесь Советской властью?.. Потому что советы всем раздаете, а как помощь нужна, то к нам , дашнакам обращаетесь?!., - с горечью и остывающей злостью тускло произнес Лалаев, - Мы там с мусаватистами боремся, а вы тут для них приют устроили...Эх, вы , коммунары-теоретики, большевики-романтики... Недолго вам править, если вы нас дашнаков потеряете... Нури-паша из Гянджи скоро двинется на Баку... Вооруженный до зубов. С пушками и кавалерией... Россия далеко, а дашнаки вот они мы, рядом...У нас с вами общие враги...Кто вас защитит от турок? Англичане? Французы? Немцы? Ваш Ленин?..Кто?.. Местное население?..да они вас первые и повесят на фонарных столбах...всё вам припомнят!..Прощай, Гриша...видно и правду, заморочил тебе Шаумян голову своими политическими играми, ох и хитёр он, ох и хитёр...ну, да ладно...История нас
рассудит...Пошли ребята, - обратился Лалаев к двум мрачно слушающим разговор дашнакам, - нам надо закончить НАЧАТОЕ...

И тяжело топая по гулкому коридору, они с молчаливой обреченностью, обиженно
направились к выходу.
За ними, задиристо следовал красноармеец Шаповал, на всякий случай, сжимая
пудовые кулаки.

- Да..жаль Сергея, - тяжело вздохнул Корганов, - пропал человек. Совсем
пропал...Беда!.. м-да...А вы в больницу идете, к Аркадию?, - Корганов с любопытством оглядел одетого в свежую гимнастёрку азербайджанца. - Хорош!. Ну хорош!.. Вылитый красноармеец...как тебя зовут?
- Сулейман, - подсказал Давид. Азербайджанец не понимал заданного по-русски
вопроса Корганова.
- Сулейман значит...ну ничего, придёт время , может и свидимся ещё с тобой в одном окопе. Может и в атаку вместе пойдем... Повоюем против врагов наших... Ну, да ладно, сына береги и нас не забывай...прощай Сулейман , - И Корганов дружелюбно похлопал азербайджанца по плечу, затем повернулся к Давиду. - Проводишь его, и сразу назад. Шаповала с собой возьми. Мало ли...

Они вышли на улицу. День был солнечный, ни ветерка. Тишина была полнейшая.
Пугающая давящая тишина.
Даже весенние птицы испуганно исчезли не желая слетаться в разорённый погромами
и пахнувший горькой гарью город. Они торопливо зашагали в сторону Михайловской больницы.

Сулейман шёл с задумчивой печалью, бережно прижимая затихшего ребёнка, рядом
внимательно оглядываясь по сторонам размеренно шагал Давид , и чуть позади,
тяжело ступал могучими ногами астраханский богатырь Шаповал с ружьём на плече.
Острый штык ружья горел на солнце холодной предостерегающий гранью.
Все были выжидательно напряжены.

- Вот ТОТ человек, которого ты ударил, - неожиданно тихо, спросил Давида Сулейман,- это был ОН?..
И хоть Давид и безошибочно понял смысл вопроса, и всё-таки, невольно, так же тихо переспросил:
- Какой человек?
- Вот ТОТ... У дашнаков - ОН здесь главный?, - мучительно спросил Сулейман.

Давиду было ещё мучительнее отвечать, Ему хотелось бы назвать другое имя,
выдумать другую историю, на мгновение он даже помедлил с ответом...
Он знал, ЧТО хотел от него сейчас услышать Сулейман, он понимал, ЧТО он обязан ответить ему и сказать ПРАВДУ, ради беспомощно уснувшего невинного ребёнка оставшегося без материнского тепла , ради скорбящей молодой души спасённого им Сулеймана, который будет ЖИТЬ, во ИМЯ своего маленького сына, а главное - ради света ДОБРА, которое всегда побеждает ЗЛО, и проникновенно просит помощи в этой
непрекращающейся борьбе..

- Да, - твёрдо произнёс Давид, - это ТОТ человек... Это ОН...
- Хорошо, - тихо улыбнулся своим мыслям Сулейман, - Вот это я и хотел знать...


Глава -19.

*********


Михайловская городская больница была похожа на растревоженный улей. Все было
в непрестанном движении.
Тесные коридоры больницы были пронизаны стонами раненых, избитых еле живых
людей, и когда Давид со своими людьми переступил порог больницы, поначалу никто
не обратил на них никакого внимания.
В больнице невыносимо пахло лекарствами, кровью и слезами.
- Как найти доктора Сардарова?, - спросил Давид у спешащей молодой санитарки. В
руках она несла таз наполненный бинтами и ватой пропитанные засохшей кровью.
- Это на последнем этаже, слева у окна...там ординаторская, - не глядя на них тусклым
монотонным голосом произнесла она. Глаза ее были полны слёз.
И вот уже они поднимаются на третий этаж. Кругом на лестнице, на ступеньках сидят,
полулежат люди, женщины, дети , старики и им приходится осторожно, вымеряя шаги
обходить этих горестно застывших, ищущих спасения несчастных людей,
- Доктор Сардаров на обходе , - устало сказал им ординарец, когда они заглянули в
полуоткрытую дверь,-Подождите его в коридоре...
- А Мария, она с ним?, - осторожно спросил Давид, - она сейчас здесь?..
Ассистент доктора, ординарец Арсен, а это был он, участливо посмотрел на Давида.
- Она с ним на обходе. Помогает ему. Сами видите, что у нас творится. Вы подождите
немного, они вот- вот закончат..
- У нас мало времени, - с извиняющейся улыбкой произнес Давид, - не могли бы вы
позвать её.
Это важно...у нас ребёнок, ему срочно нужна помощь...
Арсен внимательно оглядел всю троицу, встревоженно перевел глаза на ребенка.
Ребенок начал тихонько плакать...
- Да, конечно... Минутку, - сказал Арсен и торопливо зашагал в глубь тесного
больничного коридора.
В эти несколько минут ожидания, Давид устало подошёл к широкому пространству
окна, прислонился лбом к холодному пыльному стеклу и взглянул на простирающийся
перед ним город..
Михайловская больница находилась в южной части Баку и располагалась она на
небольшом холмистом, возвышении, позволяющем видеть город как на ладони.
Давид видел тяжёлый диск солнца одиноко нависший над серыми сжавшимися
домами, видел узкие улицы и каменистый силуэт Девичьей башни, видел крепостные
стены Старого города, но нигде не видел людей. Улицы были пусты. Перед ним
задумчиво замер мёртвый город и лишь в далеке, в расплывающейся дымке сверкало
море золотистыми блёстками янтарного солнца...
А здесь, в коридорах, на лестнице, в больничных палатах и в операционных, эти
самые люди покинувшие улицы этого раненого города, опасливо прятались от ада
погромов и мучительной смерти, спасая свою одинокую жизнь - страдали и молили о
помощи, надеялись и обречённо чего-то ждали...
И все это гнетуще ощущалось в сгустившемся воздухе больницы, где сострадание
боролось с отчаянием, а заботливое сочувствие с болью потерь, но ничто не могло
утешить, и успокоить обречённых людей , ибо отчаяние их было бесконечно, а боль
потерь невосполнима...

И вот среди этого хаоса спрессованной человеческой безысходности,
Давид вдруг увидел ЕЁ в самом конце длинного больничного коридора.
Она торопливо приближалась к нему, и он завороженно смотрел на её бледное от
усталости лицо, на солнечные, но сейчас застывшие в печали глаза, на умное,
кроткое, одухотворенное лицо в обрамлении белого платка сестры милосердия.
Она задумчиво приближалась...
Он стоял спиной к окну и она различала только силуэты трёх людей терпеливо
ожидающих её...
И она подходила все ближе... она приближалась...
Давид будет помнить этот миг - всю свою долгую жизнь, вот именно этот самый миг...он, этот миг будет находить его в памяти сердца всегда и везде и согревать его Душу трепетом благодарности за счастье ...счастье Любить и быть Любимым...
Когда Мария подошла к ним, она была всё ещё погружена в свои затаённые грустные
мысли, затеняющие тяжёлым облаком её прекрасное лицо и не сразу узнала в
крепком, статном красноармейце, лихо перепоясанном портупеей и оружием, того
неуклюже- стеснительного Давида, которого она помнила три месяца назад, со дня их первой и единственной встречи.
Теперь перед ней стоял совершенно другой Давид, и только глаза его, оставались
прежними: застенчиво тёплыми и солнечно- стеснительными, когда он смотрел на
неё...
И вот тогда, улыбка тронула её красивое лицо светом согревающей ласки, солнечные
глаза вспыхнули глубокой упоительной нежностью - отгоняя печаль и переживания
бессонных ночей, и губы тихо произнесли:
- Как я рада тебя видеть...
- Как я рад тебя видеть , - так же тихо прошептал Давид и услышал волнительный стук своего сердца .
Астраханский богатырь Шаповал, смущённо кашлянув, чуть приобнял Сулеймана
отводя его в сторонку, давая возможность им побыть вдвоем,и хоть на минуту, хоть на мгновение насладиться улыбками друг друга.
И хотя не было произнесено больше ни одного слова, всё между ними было уже
сказано...И они оба понимали, что что-то вдруг осязаемо вокруг изменилось, что-то стало невесомо другим, чарующе светлым, волнительно прекрасным, трогательно
неповторимым, как шум прибоя жадно ласкающего камни, как майский дождь
омывающий смеющееся лицо, как снежинка тающая в ладони и оставляющая
хрустальную каплю Чистоты, как стук их трепетных молодых сердец бьющийся в
унисон, как радостное ожидание Неизведанного, в выборе и уготованности
грядущего пути, который им уже предстояло пройти Вместе...

Так в их сердца вошла Любовь...

Доктор Сардаров так и не вышел к ним. Привезли тяжелораненого азербайджанского
старика, и Аркадий Иванович, стремительной поступью устремился в операционную.
- Я подойду,- крикнул он, увидев Давида, но так и не подошёл...
В этот день , как и предыдущий доктор Сардаров сражался за жизнь людей, у которых
не было сил даже верить в своё спасение...
Мария приняла участие в помощи крохотного сына Сулеймана и сразу же понесла
ребенка в родильное отделение - голодный малыш истошно плакал и отчаянно хотел
Жить. Он был очень истощен...
- Я останусь здесь , - сказал Сулейман, - сколько нужно, я буду помогать людям...
Давид изумлённо взглянул в его потемневшие от прочувствованного вокруг людского
горя, наполненные печалью глаза.
- Жди доктора Сардарова, я попросил его дочь, Марию...она позаботится о твоём
ребенке. А доктор Сардаров найдет тебе место в больнице. Чтобы ты был рядом со
своим сыном и работал тут... Он поможет. Я попросил её...и ещё!.. Пока , отсюда
никуда не выходи. Это опасно, понимаешь?.. никуда отсюда не выходи!..
Сулейман пристально смотрел на Давида стараясь запомнить каждую чёрточку его
напряжённого лица.
- Спасибо тебе , - произнёс он, - Храни тебя Аллах, за твою помощь и доброту ... Я никогда этого не забуду...

Они обнялись молча и крепко, как обнимаются расставаясь навсегда...
Шаповал устало вздохнул и опустил голову.

Его суровая рыбацкая натура, много познала за эти дни такого, что он не в силах
будет забыть до самого того момента, когда турецкая пуля навылет пронзит его
богатырское сердце и он оставит о себе светлую память, как о простом безымянном
русском солдате.

- Пойдем Шаповал , - сказал Давид, - мы сегодня сделали большое дело...
И он улыбнулся.

Улыбнулся и Шаповал, размышляя : какой у него хороший заботливый командир.

Улыбнулся и Сулейман: успокоительно сознавая, что его маленький сын будет
спасён...

Улыбнулась и Мария: Любовь согревала её сердце, придавала сил и она была
благодарна Давиду, что он именно ей доверил спасение крохотной души ребенка.

Улыбнулся и доктор Сардаров, потому что старик - азербайджанец с прострелянной
грудью, будет жить... непременно будет жить, ведь операция прошла успешно...
Но его вымученную улыбку, сквозь марлевую повязку не заметил никто...


Глава - 20.

*********


Продолжительное, кажущееся бесконечным время, над городом стоял невыносимый,
тяжёлый запах. Запах разложения и смерти...
По булыжным мостовым скорбно скрипя деревянными колесами, обречённо
проезжали, дощатые повозки доверху загруженные искромсанными человеческими
телами. Повозки были кое-как прикрыты широкими холщевыми полотнищами, сквозь
которые высовывались то сжатые в агонии смерти чьи-то руки, то бессильно в такт
раскачивающейся повозки свисали голые грязные пятки, то виднелась голова с
запекшейся в густоте тёмных волос кровью...

Обгоревшие остовы зданий чернеющими зубьями стен, пустыми глазницами разбитых
окон, осуждающе-мертвенно застыли в горестной тиши пустынных улиц.
Развороченные баррикады, вырытые окопы, опасливо опоясывали город на подступах
к зданию Баксовета и жуткая безысходность опустилась на некогда оживленный
южный город сковав его жителей кандалами страха и безмерного отчаяния.
В окнах многих домов и магазинов, смиренно висели белые флаги, но в самих этих
разорённых домах уже никого не было...

Рассеянные, оцепенелые толпы беженцев из местного населения, бежали из города
всевозможными путями, в слезах бросив имущество и всё, что им было дорого -
спасая свою жизнь. Остальные, кто не мог бежать и у кого не было сил, сострадательно прятались в мечетях, больницах и подвалах разрушенных домов, в тщетной надежде уцелеть. Но и это не спасало...
Прямой наводкой корабельных пушек Каспийской, флотилии, снаряды били и по
мечетям, и по разрушенными зданиям, и только больницы были
неприкосновенны,потому что могли в ближайшие месяцы понадобится и тем, кто ЭТО
всё организовал...И трупы, трупы, трупы ..
Бесконечное количество мёртвых тел на улицах Баку, пустыми глазницами смотрящие
в весеннее солнечное небо...

В это самое время , когда волна погромов стала спадать, по причине подавления
главных очагов сопротивления в Старом городе и его окраинах, у подъезда одного
старинного трехэтажного особняка, ранее принадлежащего нефтепромышленнику
Бабаеву, поднимая облачка сухой пыли, деловито остановился автомобиль из которого, бойко выскочил маленького роста человек в чёрном костюме и спешно скрылся в полумраке арки парадного входа.
На улице его остались ждать четверо вооруженных красноармейцев из
сопровождающих машину конного отряда.

Маленький человек деловито поднялся по широкой лестнице, на второй этаж и
подойдя к добротной дубовой двери с табличкой "Н. Нариманов" настойчиво постучал. Дверь открыл сам хозяин.
Лицо его было мучительно напряжено и весь его облик выражал крайнюю печаль.
Когда-то крепкая, подвижная фигура Нариманова источающая энергию деятельности,
за прошедшие страшные дни, изменилась: постарела, опала, обрюзгла. Лицо
Нариманова - было лицом человека, который провел бессонные ночи в тревожных
думах и неразрешимых сомнениях. Нариманов выглядел постаревшим и погасшим
седым ссутулившимся стариком...
Он с молчаливой неловкостью посторонился и пропустил маленького человека в
чёрном костюме вглубь квартиры произнёс, тихо произнеся:   

- Там тебя давно ждут...
- А почему ты со мной не здороваешься?, - иронично усмехнулся маленький человек и первым протянул тонкую сухую руку Нариманову.
Тот отстраненно посмотрел на протянутую руку маленького человека,
высовывающуюся из белой манжеты, и вяло её пожал.

- Что с тобой, Нариман?, - опять усмехнулся маленький человек, - забываешь
поздороваться, руку еле-еле пожимаешь...чем ты недоволен?..ты что болеешь?..
- Нет Степан, не болею... Просто устал от ВСЕГО этого..., - тяжело вздохнул
Нариманову.
- От чего ЭТОГО ты "устал"? , - и Шаумян , а это был он, пытливо посмотрел в глаза Нариманова, пытаясь заглянуть ему в душу, - Мы же победили, Нариман, Советская власть победила в Баку, раздавлены все очаги мусаватистского сопротивления, я только что, послал Ленину телеграмму о нашей полнейшей победе, а ты не радуешься...Ты меня поражаешь!..

Разговор происходил в тусклом коридоре и они стояли друг напротив друга - высокий, плотный , но понуро стоявший Нариманов и маленький, энергичный и горделиво смотрящий на него Шаумян.
Вместо ответа, Нариманов показал рукой в освещённую ярким светом столовую , где
Шаумяна ждали. Ждали с обречённым нетерпением, ждали в тщетной надежде - остановить происходящее, ждали уже вторые сутки...

Шаумян неторопливо вошёл в просторную нарядно убранную столовую, оценивающе
оглядел обстановку, как бы не замечая напряжённо сидящего за широком дубовым
столом, накрытым тяжелой серой кружевной скатертью, человека.

- Надо же...я в первый раз у тебя в гостях, Нариман, красивая у тебя, со вкусом
квартира... Молодец..
- Степан, - озадаченно произнёс Нариман, - вот..он ждёт тебя второе сутки.. Это
Мамед-Эмин Расулзаде..Глава партии "Мусават"...
Человек за столом неспешно встал и с достоинством поклонился. Но руку не протянул. Не протянул ему руку и Шаумян. Так они и стояли несколько мгновений изучающе молчаливо оценивая друг друга. Возникла необходимость Нариманову , как хозяину квартиры и организатору этой встречи, взять ситуацию в свои руки.

- Степан, я попросил тебя придти ко мне по просьбе Мамед-Эмина. Давайте сядем за
стол и обо всём попробуем спокойно переговорить..., - сделал попытку Нариманов
усадить гостей.
Шаумян снисходительно усмехнулся и стал отодвигать резной деревянный стул,
вплотную придвинутый к дубовому столу.

- Какие тяжёлые у тебя стулья, Нариман, что ты в них хранишь?, - капризно спросил он.
- Пожалуйста, садись и ты, - не ответив Шаумяну обратился Нариманов к напряжённо
стоящему Расул-заде. - Давайте поскорее приступим к обсуждению..
- Нариман, - резко оборвал его Шаумян, - Никакого обсуждения не будет. Я здесь не для этого...Вот передай ЭТО твоему гостью , - и с этими словами Шаумян поспешно вынул вчетверо сложенный лист бумаги из внутреннего кармана чёрного пиджака. - Мне нужна его подпись. Пусть прочтёт и подпишет...

Нариманов укоризненно посмотрел на Шаумяна. Он понял, что раз Шаумян
обращается к Расул-заде через него, Нариманова, раз он передает ультиматум
правительства Баксовета, через руки его, Нариманова, раз эта встреча проходит в
доме его, Нариманова, то и последующие события в Книге Истории взаимоотношения
двух народов, глубоко затронут и его , Нариманова, Судьбу и Честь...

- Что в этой бумаге?, - озабоченно нахмурился Нариманов.
- Ультиматум , - непринужденно ответил Шаумян и смутно улыбнулся, - Передай
своему гостью наши немедленные требования - пусть подпишет и мы положим всему
конец...

Расул-заде осторожно взял лист и развернув его стал внимательно читать.
Шаумян с растущим интересом наблюдал за ним.- Интеллигентное мягкое лицо, почти красивое. Похож на учителя или бухгалтера, - рассматривал и рассуждал Шаумян, - А ведь он бывший большевик. Когда-то был с нами... Коба писал мне однажды, о нём, что ранее он был большевиком, но в году 1906 или 1907, вышел из состава партии, чтобы основать свою. И вот основал "Мусават". Заигрывает с турками. Лютый враг Советской власти. Опасный и коварный враг...Одержим идеями пантюркизма.. Вот интересно, как это всё сочетается в его интеллигентной натуре, и как бы он себя повёл, будь он на моем месте?!. Вряд ли, дал
бы мне возможность спокойно дочитать ультиматум. Его молодчики меня бы давно
повесили или того хуже. А Нариманова жалко, он как бы на двух стульях сидит...Умом за нас, а сердцем страдает.. жалеет своего Расул-заде... А врага жалеть нельзя... Так учил Ленин , и Коба мне постоянно этот говорил ..Врага надо уничтожать!..Врага надо уничтожать, и если этого не сделать сегодня - то враг уничтожит тебя завтра!..Таков закон классовой борьбы...

Закончив читать, Расул-заде поднял полные отчаяния глаза и посмотрел в задумчивое лицо Шаумяна.

- Если я сейчас это подпишу, то ВСЁ на улицах сегодня же прекратится, так?..
Шаумян уклончиво усмехнулся и повернулся к Нариманову.
- Нариман, передай пожалуйста своему гостю, что как только будет подписан этот
Ультиматум, Руководство Бакинского Совета, даст немедленный приказ прекратить
зачистку города. Пусть те контрреволюционные элементы, которые ещё живы и хотят
продолжать борьбу против нас, в течении двух часов, сложив оружие, немедленно покинут Баку. Мы проявим гуманность и дадим им такую возможность.

- Которые ещё живы и хотят продолжать борьбу?, -вдруг взорвался Расул-заде и лицо его гневно побагровело. - Вы уничтожили всех... Никого не осталось...Так дайте хоть мирным жителям покинуть город... Остановите своих дашнаков..Они без разбора уничтожают всех. Горят издательства, гостиницы, караван-сараи.. Что делает здесь Амазасп? Вы знаете что творит Лалаев? А чем заняты отряды Аветисова?.. Военные корабли Каспийской флотилии бьют прямой наводкой по мечетям... Это безумие... Вы понимаете, ваша власть - безумна и наш народ НИКОГДА этого не забудет!...!...

- Мамед-Эмин, прошу тебя, пожалуйста успокойся , - отчаянно произнёс Нариманов.
- Нет, нет...наоборот, пусть говорит, - медленно растягивая слова сказал Шаумян, -пусть он выговорится...Это полезно послушать...
А заодно, пусть расскажет, как он в Гяндже, вместе с Хан-Хойским приютил турецких офицеров во главе с генералом Нури-пашой... И ещё пусть расскажет , о их совместных планах напасть на Баку.. 6 тысяч турецких аскеров формируются в корпус Дикой Дивизии для наступления на Баку... а это разве не безумие? - с убийственным хладнокровием произнёс Шаумян , - Пусть запомнит одно, Советскую власть мы не отдадим! Любой ценой защитим её, подчёркиваю - любой ценой! , - и Шаумян в упор посмотрел на тяжело дышащего Расул-заде, - Или вы сейчас же, сию минуту подписываете этот Ультиматум или я прекращаю этот бесполезный разговор, и мы завершаем нашу операцию по очистке города ДО КОНЦА. Вам понятен смысл сказанного или мне нужно вам объяснить подробнее - что это значит?...

- Степан , - нервно возвысил голос Нариманов , - он готов ..он подпишет .. он ради этого ждёт тебя второй день... Степан, ты же можешь ЭТО остановить?. Степан, шесть барж набитых трупами вывезли в море... В городе стоит запах
разложения...больницы переполнены... кругом беженцы...
- Я всё это знаю лучше тебя ...и про запах и про больницы и про беженцев...Кто это всё начал? Кто?..Это их надо было спрашивать , - резко перебил его Шаумян, - их... мусаватистов...О чем они думали вооружая бедноту и настраивая её против нас?.. О чем они думали, постоянно нападая на наши соединения и отряды?..О чем они думали посылая провокаторов рабочие кварталы и мечети?. Пусть ответит!..
Это же не одного дня дело .. это готовилось, создавалось заранее, и ты Нариман, как член Баксовета знаешь это не хуже меня.Они затаенно ждали прихода турецких войск, чтобы всадить нам, Советской власти, нож в спину...А что нам было делать?..
- Хватит!, - тяжело дыша произнёс Расул-заде. - Давайте прекратим
разговоры...ведь каждую минуту в городе кто-то гибнет... Хватит!.. Вот , я подписываю..., - рука его дрожала от бессильной ярости, когда он подписывал документ. Всё лицо было искажено мучительной болью отчаяния.

Нариманов сидел с пепельно-серым лицом, страдальчески опустив глаза.
Шаумян с терпеливым интересом , наблюдал за пальцами Расул-заде, которые
обречённо растягивали чернильную витиеватую подпись под тремя пунктами
Ультиматума.

А эти три пункта были пирровой победой Советской власти, оставляя её один на один, с затихшим в затаённом дыхании гнева азербайджанским народом...с тремя пунктами, дающими право на временную остановку кровопролития перед ещё большими
страшными погромами в будущем... с тремя пунктами, с которых начнется падение
Советской власти в Баку и расстрел самих бакинских комиссаров... с тремя пунктами, которые в последствии приведут к загадочной смерти Нариманова и к вынужденной эмиграции Расул-заде и многое, другое другое произойдет..
Но сейчас, этого никто из участников этой встречи не знал...
Каждый верил только в свою Правоту Справедливости, не слыша настойчивого
голоса Совести, и не осознавая трагизма надвигающихся перемен.

- Хорошо, - забирая подписанный лист, снисходительно произнёс Шаумян, - Вы
безоговорочно признаете власть Баксовета, сдаете всё оружие, и расчищаете
железнодорожные ветки на Тифлис и Петровск...Вы это подписали!.. Извольте
немедленно исполнять!, - Шаумян с неожиданной лёгкостью отодвинул тяжёлый стул, и торопливо шагнул в коридор к закрытой двери.
Нариманов поспешил за ним.

- Степан, постой ..А когда ты отзовешь дашнаков?. Сейчас это главное...

- Нариман, - весомо произнёс Шаумян и пронзил его черными упорными глазами, - мы с тобой оба большевики... А большевики словами не разбрасываются, ты это тоже знаешь... Сегодня же, будет приказ, всем вернуться в казармы, приказ о прекращении операции в Баку...Приказ уже готов, и мной подписан. Мне нужно было вот ЭТО, - и Шаумян похлопал себя по груди, где в складках внутреннего кармана пиджака лежал только что, подписанный Расул-заде документ, - а теперь, когда дело сделано, когда мы безоговорочно победили в самом городе уничтожили очаги сопротивления врага... теперь мы будем устанавливать и крепить Советскую власть в районах, губерниях и по всей республике, ведь наша борьба только начинается. А как ты хотел?! Или ты опять чем- то недоволен?, - сверкнул черными беспокойными глазами Шаумян и торжествующе рассмеялся тихим дразнящим смехом…


Глава - 21.

**********

Наступил май...
Город потихоньку приходил в себя принимая будничный вид. Потихоньку стали заполняться лавки, поспешно открываться магазины и склады, бойко заработали пекарни, застучали сапожные мастерские и на оживающих улицах появились горластые мальчишки - газетчики.
Вновь лихо загремели конки и трамваи, вновь ожили исчезнувшие фаэтоны и по
вечерам, помогая серебряным звёздам освящать улицы, стали осторожно
зажигаться фонари..
Вновь загудели на морской пристани бакинского порта неповоротливые товарные
пароходы и покачивающиеся на волнах баржи с цистернами мазута и в весеннем
воздухе стал разносится запах сырой нефти с вновь заработавших нефтяных
промыслов.
Город неудержимо старался забыть произошедшее, но то тут, то там, с безжалостной
очевидностью, виднелись следы недавних разрушений, пожаров и упорных
перестрелок.
И хоть, следы от пуль, разрывов снарядов и обгоревших домов и напоминали о
произошедшей страшной трагедии, но весенний месяц май, беспечно заполнял
щедрым солнцем всё и всех вокруг...
Солнце заботливо ласкало крыши домов, радужно скользило по резным решеткам
балконов, настойчиво заглядывая в открытые окна, нетерпеливо гладя лица людей,
пытаясь отвлечь их от мучительных воспоминаний произошедшего.
За это время, произошло немало событий имеющих важное значение к нашему
повествованию.

Мария после больницы , стала чаще бывать дома, а доктор Сардаров взял недельный
отпуск, после тех тягостных двух месяцев беспрерывной борьбы за жизнь израненных,
искалеченных людей, которых он ежедневно и мужественно спасал в
зеркально-чистой гулкости операционной.

От Марии, Давид и узнал о том, что забрав своего маленького сына, внезапно исчез
Сулейман. Доктор Сардаров помог ему, устроив работать при Михайловской больнице
ночным сторожем, чтобы тот мог постоянно видеться с ребёнком, но однажды, не
оказалось на месте ни Сулеймана, ни его крохотного и выздоравливающего малыша, и
никто не видел , как они исчезли и никто не знал, где их искать...

Угроза потери Советской власти в Баку, которой так опасался Шаумян, стала
потихоньку ослабевать и Давид к долгожданной для себя радости, успел даже
бывать в гостеприимном доме доктора Сардарова, когда вдруг за ужином, когда
затихли важные обсуждения последних политических новостей, Аркадий Иванович,
посмотрев на Давида, добродушно улыбнулся и неожиданно произнёс:

- Погода за окном прекрасная. Что вам с нами, со стариками чаи гонять... Пригласи Марию на вечернюю прогулку, в Губернаторский садик...Там сейчас невероятно красиво... Сирень цветет и вообще...Как ты считаешь, Анна? ,- с усталой улыбкой повернулся он к жене, - отпустим молодежь на пару часов, на вечерний моцион?..

Анна, жена доктора Сардарова, красивая женщина с умным, благородным еврейским
лицом одобрительно улыбнулась:
- Хорошо, конечно...

Вот так, первый раз, с момента приезда в Баку, Давид и Мария оказались вдруг
вместе, и два молодых любящих сердца, смущённо забились в унисон, и их сладко,
всецело и вольно охватило долгожданное ожидание неизведанного Счастья.

Стоял дивный майский вечер. Солнце неуступчиво  клонилось к закату,и с вальяжной медлительностью вливалось за далёкий горизонт манящего притихшего моря. Они медленно шли по оживлённым ласково озаренным солнцем улицам и Давид горделиво смотрел на прохожих ловя их завистливые взгляды.
 
Рядом с ним, молодым красноармейским командиром, легко и стройно шла
прелестная, изящная девушка, в сером костюме , в светло-серой красиво изогнутой
маленькой шляпке, и эта девушка старалась идти с ним в ногу, тщательно вымеряя
скользящий шаг.
В один момент, она чуть замешкалась, и какой-то уличный мальчишка бойкой змейкой
проскользнул между ними, куда-то отчаянно спеша, впопыхах наступив ей на
начищенный коричневый глянец ботинка.

- Эй, - с напускной строгостью выкрикнул ему в убегающую спину Давид, - смотри куда идёшь..
Но Мария только тихо улыбнулась сияющей чернотой своих глаз:
- Он же случайно...это пустяк, - только и произнесла она, - и с веселой смелостью взяла его под руку.

Он краем глаза видел её улыбчатый профиль с изогнутой волной пушистых ресниц, он
вдыхал пряный цветочный аромат её каштановых волос, он слышал стук её
каблучков по каменистой лестнице ведущей в Губернаторский садик и волнительно
чувствовал доверчивую, ласковую твёрдость её руки в застывшем изгибе своего локтя.

Они вошли в Губернаторский садик, в тот момент, когда внезапно подуло влажным
морским ветром, и в густой свежей листве деревьев прошелестело томительное
ожидание майского дождя.

В саду было безлюдно, печально и тихо.

Они вошли в уютную благовонно пахнущую сиренью и цветущими тополями аллею и оба
подумали о том, как невозможно совместить то ужасное , что происходило всего два
месяца назад в этом городе с тем лиловым расслабляющим душу закатом и тихим
вечером, в котором им выпало ненасытное молодое счастье просто быть вместе, в
умиротворенном спокойствии городского парка...

Много вечеров и дней, Давид, измученный нетерпением, готовился к такой встрече,
мысленно придумывая разные истории, чтобы развлечь Марию, но это все было там...
в тиши и одиночестве его маленькой тесной комнаты, затерянной в шумливых
коридорах Баксовета, где он каждую минуту был подчинён тому делу, которому
беззаветно и честно служил... Мысленно он рассказывал ей о том , что ему довелось пережить за годы его такой насыщенной событиями молодой жизни, но сейчас, когда она, Мария, была в такой смущающей его близости рядом с ним... когда она так трепетно ждала его первых слов, он вдруг весь потерялся и обидчиво ощущал свою беспомощную неловкость...

- Мария, - тихо произнёс он и слова прекрасные и волнительные замерли в дыхании
сладкого ветра. Небо потускнело и запахло близким весенним дождем...
Она продолжая идти неспешно и вдумчиво, в такт с ним...пленительно повернула
голову и солнечные глаза обдали его нежным доверчивым светом.

- Что?..
- Кажется погода меняется , - смущённо произнёс он первое , что пришло ему в голову.
И действительно, над колеблемой бархатной зеленью верхушек деревьев размеренно
сгущались металлические облака и дождевые тучи.

- А мы зонтик не взяли, - виновато произнёс он и встретил её взгляд , так сладостно близко с его лицом.
- Ничего .., - тихо сказала она, - ты же сможешь меня защитить от дождя?... Это
майский дождь, он несёт тепло и радость...
- Если хочешь пойдем назад?..
- Нет..., - тихо ответила она , - Я хочу слушать тебя, чтобы ты мне что- то
рассказывал... Я хочу попасть с тобой под этот звонкий дождь...я хочу, чтобы этот вечер, мы бы помнили долго-долго, сколько сумеем помнить и прожить,- и нежность светилась в ее больших янтарных глазах с длинными ресницами.

- Мария, - мягко произнёс он, - знаешь, я все это время думал только о тебе, - Давид сам не успел осознать тот миг, когда эти жгучие слова были им вдруг произнесены и почувствовал как кровь сгущается на его лице багряным румянцем смущения и Любовь так нестерпимо долго жившая в его молодом сердце трепетно обволакивает Душу...
Любовь, которая утешает, облегчает всякое земное страдание... Любовь, которая возвышает и зовет  в необозримые пространства Времени...Любовь преодолевающая невзгоды и боль потерь...Любовь несущая Надежду и побеждающая Тьму...Любовь оберегающая неустанное стремление человека  ко всему, что наполняет его сердце светом, радостью  и милосердием.
 
И  Любовь к этой удивительной девушке, стала тягуче облекаться в трепетные и нежные слова…

Вокруг стояла тишина, лишь в аллеях шелестели липы...

Он посадил ее на скамью, и держа в руке её тонкую девичью ладонь, беззащитно раскрывал ей свое сердце...И она слушала его с пристальным волнением, лишь доверчиво поднимая на него, чистое светлое лицо, на котором ярко выделялись тонкие черные брови и черные ресницы в задумчивом обрамлении золотисто-карих внимательных глаз и глаза эти молчаливо отвечали ему, тающим просветленным блеском...


Глава - 22.

**********

Едва он вошёл в свою маленькую комнату, запыхавшийся весь облитый дождем,  как тут же подлетел взволнованный Шаповал.

- Вас срочно товарищ Военный Комиссар вызывает. Дважды уже спрашивал про вас...
Давид вздохнул и торопливо зашагал сторону кабинета Григория Корганова.
В кабинете Корганова было душно и накурено, в закрытое от дождя окно крупными тяжёлыми каплями настойчиво бился ливень.

- Знаю, знаю...К Сардаровым ходил , - доброжелательно улыбнулся Корганов видя взволнованно-мечтательное лицо Давида. - Как он там поживает, Аркадий?.. Давно я его не видел... Говорят, и дочка его, с ним  все это время работала в больнице... сестрой милосердия, - и тактично замолчал.

- Работала, да... Сестрой милосердия. Отпуск взял, Аркадий Иванович. Недельный. Натерпелись они конечно, за ЭТИ самые дни..., - смущённо сказал Давид.
- Ещё бы..., - потемнел лицом Корганов, - Все мы натерпелись...На волосок от гибели была Советская власть в марте, в Баку...Вроде удержали, но какой ценой... Ну что ты стоишь?.. Заходи, садись...сейчас я тебя кое с кем познакомлю. А пока ждём, давай-ка чайку с тобой горячего попьем, разговор есть ...- и Корганов сняв трубку набрал секретариат.

Давид устало сел за тусклую деревянную гладь стола и очень внимательно посмотрел на Корганова. Со времени прошедшего с мартовских событий, Григорий Корганов очень изменился. Похудел, поблек, осунулся, имел мучнисто- серый цвет лица. Временами его тягостно мучил кашель - долгий и глухой, от которого начинали слезиться глаза и натужно багровело лицо..

- Вам бы курить поменьше, Григорий Николаевич, - осторожно заметил Давид, - вы же бросать собирались...
- Да уж...бросишь тут... нервы сплошные. Из кабинета не вылезаю. Забыл уж, когда дома был.., - и он горько усмехнулся.. - Ладно....Сейчас я тебя познакомлю с одним сильным и очень нужным нам человеком. Он сейчас у Шаумяна, боевой генерал из бывших... С огромным военным опытом. Будет нам активно помогать оборонять Баку. Понимаешь о чем я?..

 - А что дело совсем плохо?, - тревожно спросил Давид. "Ну надо же, - грустно подумал он, - вот только что, у меня был самый лучший вечер в моей жизни...я признался в Любви самому дорогому для моего сердца Человеку...я держал её руку, чувствовал как бьётся кровь в её венах...я смотрел в её солнечные глаза...видел её улыбку, так рядом...так близко...я проводил её домой и обещал придти завтра ... и вот теперь я в кабинете Корганова и снова предстоят чрезвычайные события, о которых он пока не говорит"..
 
- Да, турки активизировались..., - встревоженно начал Корганов, - Основные силы в Гяндже вовсю формируются, ждут приказа Нури-паши... А вот арьергард и малочисленные группки уже начали отовсюду проникать... Поэтому, мы хотим ударить первыми. Если этого не сделаем мы, то это сделают они. Столкновение неминуемо...

В это время дверь отворилась и в кабинет вошёл невысокого роста плотный приземистый человек, в генеральском френче, но без царских генеральских погон.

Мощную грудь перехваченную портупеей, украшали два Георгиевских креста, на левом боку, плашмя упираясь в красно-полосное галифе сверкала инкрустированная серебром кавказская шашка, широкий ремень стягивала массивная кожаная кобура револьвера. Голая, как чугунный шар голова генерала, с чёрными как уголь пронзительными буравчиками глаз источала острый ум и отчаянную волю. Этот человек  излучал породистое величие.

Григорий Корганов почтительно встал и подойдя к вошедшему генералу представил Давида.
 
- А это, наш лучший боец, руководит всей охранно-караульной службой Баксовета. Отважный парень, наладил здесь боевой дух и дисциплину... Хоть и молод , но уже побывал на русско-турецком фронте, имеет награды. Даже у Андраника побывал... Рекомендую, как одного из наших молодых, перспективных красных командиров, - представил Давида Григорий Корганов.

- Багратуни Яков Герасимович, - приятным мягким басом отозвался человек.. Голос у него был уверенно-спокойный, низкий и выразительный, что никак не сочеталось с грубой воинственной внешностью. Он протянул широкую, толстую руку и мудрыми черными глазами, которые излучали доброжелательность,  проницательно  посмотрел  Давиду в лицо. Они пожали друг другу руки и Давид отметил, что рукопожатие у Багратуни очень крепкое и тяжёлое.  "Сильная у него  рука, как у медведя", - промелькнуло в голове. 

Все деловито присели за стол. Багратуни угощающе раскрыл плоский серебряный портсигар:
- Пробуйте...
- Не курю, спасибо, - смущённо улыбнулся Давид..
- Ну, а я как раз, попробую ... Что у тебя там?. Английские...ну надо же..,- искренне удивился Корганов, - и где вы их достаете Яков Герасимович?.. загадка...Особенно в наше непростое время...
 - Отбираю у англичан. Молча и сразу...Трофейные , - пошутил генерал и озорно усмехнулся в серебристую щёточку усов.

Принесли дымящийся ароматом чай, но Корганов нетерпеливо отодвинул в сторону звякнувший ложечкой подстаканник и озабоченно склонился над столом. - Я позже попью...Что сказал вам Шаумян? - сосредоточенно спросил Корганов генерала Багратуни.

- Полная поддержка во всём. Будет телеграфировать в Москву, решительно запрашивать войска. Нам нужны ещё дополнительные силы. Для наступления. Именно силы Красной Армии, а не дашнаков. Дашнакские военные отряды должны быть скорейшим образом влиты в состав Красной Армии и подчинены единому командованию с жёсткой дисциплиной. Иначе мы никогда не сможем перетянуть местное население на сторону Советской власти. Если этого не сделать - местные будут ждать и встречать турецкую армию как освободителей от дашнакского произвола. Вы согласны со мной Григорий Николаевич?. , - и генерал с властной пронзительностью посмотрел Корганову в глаза.

 - Я неоднократно это говорил Шаумяну раньше. И я полностью согласен с вами Яков Герасимович. Мы будем вас просить взять командование частями Кавказкой Красной Армии на себя. Вам это предлагал товарищ Шаумян?

 - Предлагал. И я дал своё согласие, но мне нужно в кратчайшее время осмотреть город и высоты вокруг. Именно они, эти ближние высоты будут представлять для турок важнейший стратегический плацдарм при наступлении на Баку. Взятие этих высот открывает путь на Баку...
 
- Что вам для этого нужно, Яков Герасимович?.. - участливо спросил Корганов.
- Авто с надёжным водителем и человек хорошо знающий город. Мне нужно в течении суток объехать основные высоты города, чтобы я мог организовать здесь оборону. Сформируем гарнизон для обороны города... А далее, после решения этих задач, будем готовить наступление на Гянджу. У нас сейчас порядка 6 тысяч красных бойцов, но нужно обязательно.. нужно ещё...Отряд Петрова, который прибыл из Астрахани, крайне малочислен. Хоть у них есть артиллерия и пулеметы, но 600 человек это мало... Турки  формируют для наступления серьезный кулак, не меньше 15 тысяч и это не считая поддержки курдского ополчения...

 Багратуни говорил не повышая голоса и его неспешная вдумчивая речь производила глубокое впечатление и на Григория Корганова и на Давида. Это был закалённый и умудренный сражениями боевой генерал, каждое слово которого было весомо, значимо и рассудительно.

 - Хорошо. Завтра утром, в 9 утра, вас будет ждать авто. Прямо здесь. У входа . Шофер , проверенный человек, водитель товарища Шаумяна. А в сопровождении, - и Корганов на мгновенье сделал паузу и выразительно посмотрел на Давида, - вот он... Он будет вас сопровождать и покажет все, что вам требуется.
- Ну что ж.., - одобрительно вздохнул Багратуни, - завтра с утра и начнём. Город-то хорошо знаешь Давид?..
 
- Знаю, Яков Герасимович, - волнуясь ответил Давид, - не подведу...я ведь раньше на нефтепромыслах рабочим работал. Весь город исходил. Все пригороды и высоты знаю.
 - Очень хорошо. С чего предлагаешь завтра начать?, - задумчиво спросил Багратуни.
- С Баиловских высот... Оттуда весь город , как на ладони...Если турки и подойдут к Баку, именно оттуда и начнут палить по городу. Оттуда и город и порт без бинокля видно...
- Значит с них и начнём..., - задумчиво кивнул головой Багратуни.- Турки непременно захотят поставить там артиллерию, чтобы прикрывать наступление на город основных частей.  А что у нас с моряками?.. Каспийская флотилия за нас?..
- Флотилия за нас. Даже помогали нам в марте. , - ответил Корганов.
 - Знаю... Наслышан... Помогали так, что лучше б не помогали. Прямой наводкой били с кораблей по мусульманским кварталам. А там, одна беднота..., - нахмурился Багратуни. - Чей это был приказ?..
- Лалаева. Он командовал дашнаками, - нервно сказал Корганов. - Он и Шаумяна уговорил , чтобы разрешил дать приказ морякам....
- Зря...это было сделано зря, - нахмурился Багратуни. - А где сейчас, Лалаев?..
- В Шемахе... Еле выдавили его из Баку. Теперь он там устанавливает Советскую власть...Что б его.., - раздражённо сказал Корганов и закурил...
- Уж как Лалаев устанавливает Советскую власть - всем известно…Ладно, сейчас конечно не время, но потом придется с дашнаками серьезно разбираться...,- тяжело вздохнул Багратуни и строго посмотрел на Давида. - Значит завтра в 9 утра выезжаем... Не проспи только!..
- Что вы, Яков Герасимович, - взволнованно улыбнулся Давид, - да я ни разу никого не подводил...Тем более, такое важное дело предстоит.
- А кого вместо себя оставишь здесь за старшего?, - спросил пыхтя папироской Корганов.
- Федора Шаповала оставлю, Григорий Николаевич. Он не подведёт. У него мышь не проскочит внутрь здания, не то что человек... Он ведь бывший рыбак...
Багратуни простодушно рассмеялся.
- А что рыбаки разве мышей ловят?, - дружелюбно продолжал улыбаться он большелицым лицом.

- Это я так, Яков Герасимович. К слову..., - покраснел Давид.
- Ты лучше расскажи Якову Герасимовичу про то, как ты был у Андраника. , - пришёл на выручку Давиду Корганов...
 - Да..расскажи, - заинтересованно сказал Багратуни и потянулся за чаем. - Я знаю, что Андраник сейчас в Тифлисе... Войско распустил... Оружие сдал в Эчмиадзине Католикосу... Обманули генерала Андраника...- горестно вздохнул Багратуни. - Жестоко и несправедливо обманули, обещая мир в Карабахе, мир армянской земле, мир народу Армении.. обманули все эти Союзнические державы со своими военными миссиями и продажными дипломатами... И вот результат... Нури-паша, в Гяндже сформировал Дикую дивизию под эгидой турецкого офицерства и в ближайший месяц-полтора двинется на Баку. А в Нахичеване стоит турецкий кавалерийский корпус его брата,  Энвера-паши... В полной боевой готовности...При Андранике такого бы не произошло...Обманули великого человека...Это нам всем урок , - горестно вздохнул Багратуни.
Повисла тягостная тишина...Внезапно раздался резкий телефонный звонок. Корганов нервно вздрогнул и спешно снял трубку: - Да, Степан Георгиевич, у меня....Обсуждаем завтрашний день. Понял... Хорошо. Сейчас будем...
- Шаумян опять к себе вызывает. Меня и вас, Яков Герасимович . Говорит важные новости из Москвы..
- Хорошо. Идём.,- Багратуни энергично встал и стал придирчиво оправлять мундир.
- Я пойду к себе?,- сказал Давид уходящему Корганову, - если буду нужен, Григорий Николаевич, в любое время - вызывайте...
- Хорошо. Завтра , в 9 утра встречай у входа, товарища Багратуни. Авто будет готово. Будь при оружии ... И постарайся сегодня выспаться завтра у тебя непростой день. Да посиди ты ещё...Не спеши... Спокойно допей чай.. хоть он и остыл наверное, - закрывая дверь, по-отечески ласково сказал Корганов.
Дождь за окном неумолимо бился в окна и где-то далеко, в чернеющей равнине безграничного моря , беспрерывно громыхал гром всё громче и громче, раскатистыми оглушительными ударами.
 - А если и вправду турки прорвут оборону и вот так, как этот гром будут бить артиллерией, с высот по беззащитному городу...Мария... Боже мой... А Мария... , - трепетно забилось и похолодело сердце Давида и на мгновение стало трудно дышать, - Да я жизнь отдам, чтобы спасти её., .. Мария... Мария..., - и он с тихой затаённой нежностью прошептал её имя , воскресая её одухотворенное лицо и свет её доверчивых глаз...
- Мария , я люблю тебя...И буду защищать тебя сейчас и всегда....
 
И он подошёл и поспешно распахнул окно... Прохладный воздух и косые хлесткие ливневые струи охладили лицо, и принесли внезапное облегчение мятущимся мыслям.
- Мария, - прошептал он в звенящую темноту дождя, - я знаю...ты сейчас спишь... но ты все равно слышишь меня...я здесь, я рядом...я буду защищать твой сон... и твою жизнь... и нашу Любовь... и наше будущее... и сейчас и всегда!.. - сказал он..и медленно повторил с крепнущим спокойствием - И сейчас и всегда...


Глава - 23.

************

Ранним утром, от здания Баксовета отъехал черный "Oberland" с высоким брезентовым верхом. В машине сидели трое. Впереди сидели шофер и Давид, а сзади держась за металлический поручень двери - находился погруженный в свои думы генерал Багратуни. Машина плавно скользила по оживлённым улицам города двигаясь в сторону Баиловских высот. Именно там, находилась самая уязвимая точка, при штурме Баку. Именно оттуда, сам город , с его тающей в клочковатом тумане набережной, морским портом, старой Крепостью и центральными улицами был виден как на ладони.

День выдался прекрасный. С раннего утра солнце безраздельно властвовало на чистом, без единого облачка, лазурево-искрящемся небе, насыщая воздух радужным светом уходящего мая. Они проезжали по суетливо оживающему утреннему городу и окна домов были распахнуты настежь, как будто люди спешили насладится лаской солнечных лучей после плотной гулкости вчерашнего ненасытного дождя.

Город жил в сливающихся запахах моря, нефти и цветущих деревьев.

- Сколько нам ехать?, - раздался голос генерала Багратуни. Он сидел на заднем сидении и очень внимательно изучал проезжающие улицы и людей, торопливыми чернеющими силуэтами скользящими вдоль жарких домов.

Давид повернул лицо в сторону шофера. Тот понял, что вопрос касается его. Водитель авто, Саркис, средних лет, человек с усталым, напряженным лицом, до революции работал водителем у нефтепромышленника Манташева, и знал все пригороды, высоты и сам город наизусть.

Машина "Oberland", на которой они отправились в путь , раньше принадлежала гаражу того же Манташева. Сейчас, и шофер и авто, находились на службе у Бакинской коммуны и лично товарища Шаумяна. Вот так внезапно приходит новое время... вот так незаметно исчезает старый мир...

- Минут двадцать, товарищ генерал,- бодро ответил шофёр.

Машина начала медленно размеренно набирать скорость, в тесной узости идущей в высоту холмов дороги. Несмотря на безмятежный солнечный день, Давид испытывал нарастающую внутреннюю тревогу. Она появилась с ночи...

Он опять видел этот ненавистный сон...он опять бежал по изрытому в чернеющих воронках взрывов, простреливаемому со всех сторон раскаленному полю... и видел неотвратимо бегущего на него турецкого офицера...видел взмах его блеснувший сабли и скользящую грань штыка, пронзающую сердце этого турецкого офицера с растерянным в смертельной агонии лицом... И вот этот сон - тоскливым предчувствием опасности - скользкой, липкой гусеницей сумрачно прополз с утренним пробуждением, к нему в страдающую душу оттеснив светлую улыбку Марии и воспоминания о вчерашнем дне, полном признаний и обещаний быть с ней неразрывно вместе...

Они наконец въехали на широкое плато, под которым, как драгоценная жемчужина в дремотном амфитеатре дивной раковины, жил южный город. Поднимая облачка сухой золотистой пыли, машина проехала идущую мимо небольшую отару овец, весёлого мальчика-пастуха, большую чёрную лохматую собаку и осторожно застыла невдалеке от каменистого края высоченного обрыва.

- Однако, быстро мы доехали , - довольным голосом произнёс Багратуни и взглянул на карманные часы. - Надо же... действительно двадцать минут ехали..Молодец Саркис,вот это я понимаю,- похвалил он шофера и стал аккуратно выбираться из тесных дверей авто.

Город дрожал в мареве расходящегося солнца, чернел на береговой отмели нефтяными вышками месторождений, изгибом моря переливался в чернильных волнах омывающих широкую полосу набережной, высился силуэтами минаретов и церквей, манил древностью Девичьей башни и крепостных стен, одержимо суетился фаэтонами и фигурками людей, блестел крышами трамваев и окнами сливающихся в знойной дымке зданий.

- Да..., - задумчиво произнес Багратуни, - именно отсюда, с этого плато, турки и будут бить по городу... Но всё таки , какая же красота, там... внизу...Эх, если б не эта война..

Давид молчаливо стоял рядом с генералом , и завороженно смотрел на расплывающееся изумрудное пятно цветущих деревьев Губернаторского сада...Да..это был он Губернаторский сад , пронизанный белеющими нитями прохладных аллей..

И он вновь вспомнил, свой вчерашний вечер, ведь они были ТАМ, в этой ласкающей гуще нарядного весеннего сада с Марией и должен был начаться дождь, и небо заволокло тусклой пеленой туч... но дождь так и не начался, заботливо давая возможность им счастливо и безмятежно гулять вдвоем, ощущая трепетные души друг друга..

- Можешь принести мне бинокль,- дружески попросил Давида генерал. - Хочу поближе всё рассмотреть. Там, в авто.. на заднем сидении... - Конечно, Яков Герасимович, сейчас принесу, - поспешно произнёс Давид и ускорив шаг направился к стоящей невдалеке машине. Шофер вышел из нагретого авто, и сняв кожаный картуз жадно курил, подставив обветренное лицо палящему солнцу.

Давид прошел мимо мальчика - пастуха, в руках у него была палка, и он игриво размахивал ей в воздухе, шлепая стоптанными чувяками, вслед за бодро спешащей впереди отарой.

Что-то тревожное скользнуло в глубину затаённого безотчетным предчувствием сердца Давида,  и  в  одно неуловимое мгновение ему почудилось, что именно сейчас ЭТО и произойдет… 

Он осторожно нагнулся за биноклем лежащим в дальности заднего сидения авто... потом успел увидеть шофера выпустившего сизый махорочный дымок, который повис изгибом волны в нагретом воздухе... потом он увидел широкую спину генерала Багратуни задумчиво любующегося солнечным городом, а потом ... потом , он услышал сухие, резкие хлопки в застывшем эхе жаркого пространства , в котором тот самый весёлый мальчик-пастух с тусклым наганом в руке трижды стреляет в спину генерала и с криком выронив револьвер подкошено падает на иссохшуюся землю, сбитый ударом набежавшего сзади Давида..

Всё это, вдруг промелькнуло ослепительной огненно-яркой вспышкой, в тот самый краткий, неудержимый миг, когда он держа в руках бинокль направился к безмятежно ожидающему его генералу.

- Ко мне...Скорее ко мне... возьми мальчишку и в авто, - отчаянно крикнул он подбегающему шофёру и бросился к истекающему кровью генералу. Тот медленно поднимался с побелевшим лицом, раскачиваясь и держась за живот обеими руками. Внезапно, он протяжно застонал и повалился на руки Давида - колено генерала было простреляно навылет и расплывалось густеющим кровавым пятном.

- Живо поехали.. поехали ...скорее заводи авто, - заорал Давид, чувствуя как слабеют силы генерала с каждой пульсацией вытекающей из ран крови. Вторая рана была в животе, и обе раны были смертельно опасны обильной потерей крови.

Шофер скрутил безвольно плачущего мальчишку, и вот уже машина с рёвом развернулась и задним ходом, взбивая тучную пыль, подбирается к раненому генералу и крепко держащему его за широкий ремень и поникшие плечи Давиду.
Правую руку генерала он закинул себе на плечо и потащил его к машине поддерживая всем телом.


И вот уже, машина, провернув колесами летит вниз по белеющей вене дороги , в сердцевину оживленного города... отчаянно гудя и лавируя, объезжая громыхающие трамваи и фаэтоны, ломовые телеги и неуклюжие грузовики...бешено ревёт мотором набирая скорость в сторону Михайловской больницы...

И стонущий генерал побелевшим, заострившимся от боли лицом, мучительно стонет стиснув зубы, заливая кровью сиденье авто... и плачущий мальчишка- пастух жалостливо плачет размазывая слёзы по разбитому детскому лицу, и Давид сжав зубы высовывает руку сжимающую Маузер в пустоту раскрытого брезента окна и стреляет в воздух, разгоняя перебегающих через дорогу людей и отчаянно торопя шофера: Давай жми...жми скорее...жми..не тормози...да, скорее же...

И вот уже они влетают в просторный уютный дворик Михайловской больницы... влетают сквозь раскрытые резные ворота и Давид обхватив генерала волочит его с появившейся вдруг недюжинной силой в белеющее пространство приемного отделения...


И бегут , бегут к нему санитары и требует он врача, с маузером в руке, в потной гимнастёрке измазанной генеральской кровью и внезапно вспоминает , что доктора Сардарова нет.. Он же в отпуске ..

- Вызывайте доктора Сардарова... немедленно!, - пугающе кричит он на всех , - Слышите немедленно!, - Но его уже успокаивают, уговаривают, просят спрятать Маузер, усаживают в коридоре и бегут звонить доктору Сардарову...

А генерал Багратуни уже в операционной и другой хирург - доктор Левичек,  мучительно  разрезает жирный от крови френч, чтобы добраться до зияющих , хлещущих кровью ран, борясь за его жизнь.

- Хлороформ, готовьте хлороформ, - приказывает Левичек звенящим голосом...

И тогда Давидом овладевает холодная, звериная, ничем неостановимая отчаянная ярость, и вот уже он неотвратимо, приближается к застывшему в ужасе мальчику... Ему не больше 8 лет... испуганные глаза, спутанные выгоревшие волосы, тонкие трясущиеся детские руки... но ведь этими руками он стрелял ...стрелял в спину человека, которого даже не знал и не видел никогда раньше, и который ему, этому мальчугану ничего не сделал плохого...

- Отца и старшего брата, у него дашнаки в марте зарубили, на его глазах... осталась мать и маленькая сестра...вот он и решил отомстить, - тихо говорит шофер, и опускает голову...

И гнев, ярость, злость, ненависть к этому несчастному мальчишке, вдруг разбиваются об услышанное и произошедшее двумя месяцами ранее, и бессильно опускается рука сжимающая кулак, и всплывает вдруг печальное, нежное лицо Марии, как сестры милосердия, спасающей здесь, в этой же самой больнице несчастных изувеченных людей... мирный свет ее лучистых глаз... и уходит ...безвозвратно исчезает страшная, сумеречная чернота из сердца, рождая горечь смирения и боль сострадания...


Глава - 24.

***********

- Что же это такое Григорий Николаевич, как же такое могло произойти ,- сокрушенно вздохнул Давид. - Ведь же мальчишка, сопляк, пастушок и тут такое...наган в кармане. Выяснилось, что отцовский...
- Вот!..То-то и оно.. отцовский. А откуда у отца наган?. Кто ему дал?..А зачем дал?.. Для каких целей наган?.. Явно, не для колки орехов...и вот так и разматывается этот клубок...
- Мальчонка говорит, что отца и старшего брата, дашнаки в марте убили... Мол, мстил он за них...
- Это понятно... На такое пойти - сильный повод нужен. В спину незнакомого человека стрелять... Да ещё, чтобы даже не думать о последствиях... Сколько твоему мальчишке лет?.
 - Восемь лет ... Двумя руками наган держал, когда стрелял... Ребёнок...
 - Повезло этому, как ты говоришь, ребенку, что ты был с генералом ... Был бы Лалаев, даже страшно представить , чтобы он натворил...Поругались мы с ним крепко. С Лалаевым. Много друг другу всего наговорили…Натерпимся мы с ним ещё...
- Да... Лалаев кончит плохо...нельзя так, без разбора на всех с шашкой кидаться...Опасный он человек..
Раздался звонок. Корганов устало поднялся и взял телефон. Произнёс нетерпеливо-короткое : Корганов слушает...
И замолчал, чуть нахмурившись слушая чей-то взволнованный голос. Потом положил трубку и потянулся за папиросой.
- Доктор Сардаров уже там. В больнице. Звонил его ассистент, Арсен...   
 Мы с ним теперь, вроде даже подружились, после того случая... Так вот.. Звонил этот Арсен, по-поручению Аркадия. Помогает он доктору Левичику... Оперирует они вдвоем Багратуни, третий час идёт операция...Главное - выжил бы Яков Герасимович. Это главное...
 - Григорий Николаевич, поеду я...
- Куда это ?
- В больницу. Там посижу. Места не нахожу себе…
 - Ты, вот что!..Ты караул проверял?.Все посты проверил ?
- Шаповал вместо меня. Он вроде не жаловался. Говорит, всё тихо-спокойно... происшествий нет.
- В том-то и дело... Вроде всё спокойно, а в спину нашим стреляют... Нехорошая тишина...
- Григорий Николаевич! Я всё- таки съезжу в больницу. Ведь не засну до утра. Вы меня знаете. Я туда и назад...Отпустите?.
 - Ну, ладно... Черт с тобой. Бери мою машину из гаража. Найди Саркиса, шофера сегодняшнего и езжайте...Оружие при тебе?
- Всегда при мне. Спасибо большое Григорий Николаевич. Я быстро... - Постой...а с мальчишкой что стало?.. Где он?.. отпустили ?
- Отпустили... Что с ним делать?.. Наган отняли и отпустили.. Саркис его назад отвёз... Ревел всю дорогу - прощение просил. Думал убивать его будут.. Ребенок он почти…
- М-да...Вот именно , что "почти". Да..дела...Ладно . А мне ещё к Шаумяну идти. Тебя прикрывать...
 - Ну хотите , я с вами пойду. Всё сам объясню товарищу Шаумяну…
- Езжай лучше в свою больницу. Думаешь, я не знаю зачем ты так рвешься туда?! - и Корганов добродушно рассмеялся, - Там она... Там... Езжай и и поскорее возвращайся. Неспокойно в городе, понимаешь меня?!. Не до романтики сейчас...Опять что-то затевается .. плохое...

Этот разговор происходил в кабинете Корганова.
Был обыкновенный майский вечер. Тёплый и спокойный. За окном тихим шёпотом шелестели листья цветущих деревьев, проносились звонкие трамваи, и было слышно, в дыхании сумерек, как в старой части города призывно запел муэдзин...
Григорий Корганов задумчиво подошёл к большой карте России висящей на широкой глади стены и острыми тревожными глазами, изучающе долго смотрел на сжимающиеся границы Советской власти в огненном кольце фронтов.

Потом перевел задумчивый сумрачный взгляд в сторону Закавказья.
- А здесь ситуация ещё хуже... В Грузии - расквартированы немецкие войска. В Армении - дашнаки. В соседнем Дагестане - добровольческая армия Деникина. Единственная связь с Россией - это Астрахань, по морю... Железная дорога полностью простреливается. Нападают, люто нападают мусаватисты на проезжающие красноармейские части, стремясь завладеть оружием, а завладев - исчезают, прячутся...Ждут своего часа. Ждут наступления Нури-паши на Баку, чтобы присоединиться к его Корпусу и уж тогда...Да, уж тогда... если  они всё-таки войдут в Баку - резня обеспечена. Да ещё какая!.. Дашнакам припомнят всё  и резать будут только за армянскую фамилию, не разбирая дашнак ты или нет... А тут ещё и генерал Багратуни тяжко ранен...На него была сильная надежда... Значит придется , ему, Григорию Корганову, самому взять руководство Кавказским корпусом Красной Армии на себя, а больше и некому...
 
Взгляд Корганова  с возрастающей тревогой скользнул по карте оценивая расстояние до Гянджи.
 
- Нужно, максимально оперативно действовать, - начал обдумывать он, - к началу июня собрать в единый кулак все имеющиеся силы , в количестве шести тысяч бойцов, с кавалерией и пушками, и с боями, маршем до Гянджи. У Нури-паши тысяч пять. Нельзя давать ему время на подкрепление. Эх, жаль Андраника нет... Он бы смог здорово помочь. Турки его страшно боялись... А англичане обманули с обещанием миротворческого контингента в Карабахе... А ведь поверил, поверил доблестный генерал их сладким фразам, про Мир и решение Армянского вопроса. А англичанам нужна бакинская нефть, а не Карабах...Хотя англичане сейчас в Баку, высадились с небольшим отрядом в тысячу человек, есть у них и легкие пушки и пулеметы, но это все таки не кавалерия... А мне нужна кавалерия, мне очень нужна кавалерия - задумался Корганов, - Чтобы лавиной накатила на турецкие полки, смяла их и вместе с нашей красноармейский пехотой открыла бы путь на Гянджу... Шаумян беспрерывно просит Ленина о помощи войсками…Но вон, карта России...вся карта во фронтах…Им самим там тяжко...Держатся из последних сил...
Бичерахов!.. Лазарь Бичерахов!...Вот кого надо привлечь на свою сторону. Он и его терские казаки, сейчас ох, как нужны...это лучшие кавалеристы... и вот тогда..И вот тогда … Схватка будет страшной...Но выбора нет...Или Советская власть или Нури-паша нас задушит... Кто-то должен погибнуть в волнах Истории...
 
Корганов утомлённо опустился в кресло стараясь обуздать разбросанные мысли и на мгновение прикрыл глаза. Огромная , давящая усталость накопленной тяжестью бессонных ночей, туго сплетенных нервами минут, часов и дней, неотвратимой дремотой, заботливо навалилась на его веки, расслабила напряжённое тело, и вот уже он на самое малое мгновение...всего лишь на крохотное неостановимое мгновение, позволил себе покорно закрыть глаза и осторожно вздохнуть, глубоко и тихо, как в далёкой юности, такой безмятежно забытой, невозвратимо чарующей и такой навсегда неповторимой...и сон манящей теплотой позвал его эхом забытых голосов детства, мелодией материнской колыбельной и ласковым смехом отца...


*******************

(Конец ПЕРВОЙ ЧАСТИ. Продолжение следует).