А. Tеннисон. Тимбукту - начало

Стоял я на Горе, глядящей сверху
На узкие моря, что отделяли
От Африки зелёную Европу.
А в это время Солнце закатилось
За горизонт Атлантики, а выше
Объял немое Небо свет чудесный
Иль облако, стремящееся к югу.
Вкушали сон бездонные каньоны,
Сияли звёзды ясным бледным светом.
Взирал я на далёкий светлый берег:
Туда, где сам Гигант времён древнейших
Построил доблести своей границы –
Столбы (они спустя столетья стёрлись
С лица Земли), как если б море,
Устав от натисков, холмы создало.

Я много думал о легендах древних,
Что на Земле сердца всех притянули
Своею яркостью, как пламя – воздух.
Но если бы в сердцах людских легенды
Совсем как воздух – пламени служили,
Ты стала бы Воспоминаньем славным,
Чудеснейшая Атлантида, в волнах
Погребена и названа позднее
Верховным Эльдорадо золочёным:
К теням его, назло всем Переменам,
Капризам Случая разнообразным,
Люд припадал с бессмертною надеждой (…).

O, где вы, Атлантические царства
И острова зелёные благие?
Где ваши залы лунного сиянья,
Мерцанье кедров, горное цветенье?
Где пляжи, полные песка златого,
Что ароматный ветер обдувает?
Где ангельские длинные тропинки
Уединённых уголков Эдема,
Глубины чьи заполнены любовно
Божественным сиянием, текущим
Промеж стволов деревьев, вкруг верхушек
И созидающим венцы и нимбы,
Подобны нимбам у святых в Эдеме?
Как утверждают, всё, что созерцаем,
Что родилось в краю благословенном,
Своё сияние имеет.
                После
Я выкрикнул: «О Африка большая!
Ужели твоё Солнце освещает,
А горы окружают чудный Город?
Иль слух о Тимбукту твоём – мечта лишь,
Подобная мечтам времён ушедших?

Луч белого, мерцающего света!
И шелест белых крыл! И нисхожденье
Младого Серафима! Встал он рядом
На горный гребень, посмотрел в лицо мне
Очами несказанными своими.
Я от виденья поспешил закрыться,
Прикрыв глаза обеими руками,
И узрил пятна цвета, что танцуют
В глазах смотрящих на дневное Солнце.
Стоял он с поясом златым блестящим,
С тройной дугой меняющихся радуг
Вокруг чела и пребывал в сиянье
Живого сверхъестественного света
И переливов цвета всех оттенков.

«Сын человеческий, к чему один здесь
Раздумываешь о мечтаньях древних,
Что Землю полнили любовью тленной
И запахом далёкого Эдема?
Твои все чувства смертностью объяты,
А дух твой сильно скован грузом глины.
Раскрой глаза, вглядись!
                И я вгляделся,
Однако не в его лицо благое
С его слепящей яркостью и светом
Великого архангельского Духа,
Взирающего неусыпно сверху.

Я ощутил: моя душа крепчает,
Мой дух трепещет в возбужденье сильном,
А око разума крупнее стало
С таким огромнейшим масштабом мысли,
Что я, как мне в тщеславии казалось,
Один на крае света был в блаженстве.
Мои все слабнущие ощущенья
Как будто вспышкой света моментальной
Умножились стократно. Я увидел
Песчинку мелкую, что испещрила
Тёмную Землю, и мельчайший атом
Сквозь плотный воздух лунный белый Город,
Мерцающие мелкие озёра,
Белесые безоблачные выси,
Немые недоступные глубины
Лощин Луны.
                Галактика благая,
Совсем лишённая седого блеска,
Вся в ярких точках света проступила:
Во вспышке – вспышка, чудные глубины,
Созвучье Солнц в планетном окруженье,
Планет, что в лунном окруженье дивном –
Как радуга на бледно-синем небе.
Жужжание людей, других созданий,
Что говорят на языках безвестных,
Приметы жизни в отдалённом мире,
Как дальняя волна, мой слух глушили.
Сумбур пронзительных тревожных мыслей:
Переплетающихся, мимолётных,
Запутанных, проворных словно пламя,
Что разрастаются с виденьем каждым
И звуком, потрясающим все чувства –
Источник импульса – сквозь мозг пронёсся…

             
                Timbuctoo
               

  I stood upon the Mountain which o'erlooks
  The narrow seas, whose rapid interval
  Parts Afric from green Europe, when the Sun
  Had fall'n below th' Atlantick, and above
  The silent Heavens were blench'd with faery light,
  Uncertain whether faery light or cloud,
  Flowing Southward, and the chasms of deep, deep blue
  Slumber'd unfathomable, and the stars
  Were flooded over with clear glory and pale.

  I gaz'd upon the sheeny coast beyond,
  There where the Giant of old Time infixed
  The limits of his prowess, pillars high
  Long time eras'd from Earth: even as the sea
  When weary of wild inroad buildeth up
  Huge mounds whereby to stay his yeasty waves.
  And much I mus'd on legends quaint and old
  Which whilome won the hearts of all on Earth
  Toward their brightness, ev'n as flame draws air;
  But had their being in the heart of Man
  As air is th' life of flame: and thou wert then
  A center'd glory–circled Memory,
  Divinest Atalantis, whom the waves
  Have buried deep, and thou of later name
  Imperial Eldorado roof'd with gold:
  Shadows to which, despite all shocks of Change,
  All on-set of capricious Accident,
  Men clung with yearning Hope which would not die (...).

                Where are ye
  Thrones of the Western wave, fair Islands green?
  Where are your moonlight halls, your cedarn glooms,
  The blossoming abysses of your hills?
  Your flowering Capes and your gold-sanded bays
  Blown round with happy airs of odorous winds?
  Where are the infinite ways which, Seraph-trod,
  Wound thro' your great Elysian solitudes,
  Whose lowest depths were, as with visible love,
  Fill'd with Divine effulgence, circumfus'd,
  Flowing between the clear and polish'd stems,
  And ever circling round their emerald cones
  In coronals and glories, such as gird
  The unfading foreheads of the Saints in Heaven?
  For nothing visible, they say, had birth
  In that blest ground but it was play'd about
  With its peculiar glory.
                Then I rais'd
  My voice and cried "Wide Afric, doth thy Sun
  Lighten, thy hills enfold a City as fair
  As those which starr'd the night o' the Elder World?
  Or is the rumour of thy Timbuctoo
  A dream as frail as those of ancient Time?"

  A curve of whitening, flashing, ebbing light!
  A rustling of white wings! The bright descent
  Of a young Seraph! and he stood beside me
  There on the ridge, and look'd into my face
  With his unutterable, shining orbs,
  So that with hasty motion I did veil
  My vision with both hands, and saw before me
  Such colour'd spots as dance athwart the eyes
  Of those that gaze upon the noonday Sun.
  Girt with a Zone of flashing gold beneath
  His breast, and compass'd round about his brow
  With triple arch of everchanging bows,
  And circled with the glory of living light
  And alternation of all hues, he stood.

  "O child of man, why muse you here alone
  Upon the Mountain, on the dreams of old
  Which fill'd the Earth with passing loveliness,
  Which flung strange music on the howling winds,
  And odours rapt from remote Paradise?
  Thy sense is clogg'd with dull mortality,
  Thy spirit fetter'd with the bond of clay:
  Open thine eye and see."
                I look'd, but not
  Upon his face, for it was wonderful
  With its exceeding brightness, and the light
  Of the great angel mind which look'd from out
  The starry glowing of his restless eyes.
  I felt my soul grow mighty, and my spirit
  With supernatural excitation bound
  Within me, and my mental eye grew large
  With such a vast circumference of thought,
  That in my vanity I seem'd to stand
  Upon the outward verge and bound alone
  Of full beautitude.
                Each failing sense
  As with a momentary flash of light
  Grew thrillingly distinct and keen. I saw
  The smallest grain that dappled the dark Earth,
  The indistinctest atom in deep air,
  The Moon's white cities, and the opal width
  Of her small glowing lakes, her silver heights
  Unvisited with dew of vagrant cloud,
  And the unsounded, undescended depth
  Of her black hollows.
                The clear Galaxy
  Shorn of its hoary lustre, wonderful,
  Distinct and vivid with sharp points of light
  Blaze within blaze, an unimagin'd depth
  And harmony of planet-girded Suns
  And moon-encircled planets, wheel in wheel,
  Arch'd the wan Sapphire. Nay, the hum of men,
  Or other things talking in unknown tongues,
  And notes of busy life in distant worlds
  Beat like a far wave on my anxious ear.
  A maze of piercing, trackless, thrilling thoughts
  Involving and embracing each with each
  Rapid as fire, inextricably link'd,
  Expanding momently with every sight
  And sound which struck the palpitating sense,
  The issue of strong impulse, hurried through
  The riv'n rapt brain…

      
     Тимбукту – старинный город в Западной Африке на территории современного государства Мали.

     Теннисон за это стихотворение  был удостоен (в 1829 году в 19-летнем возрасте) золотой канцлерской медали на конкурсе поэзии среди студентов Кембриджского университета. Оно является переработкой более раннего под названием «Армагеддон» (с изменениями в начале и в конце).
    
     У поэта Тимбукту – это неземной прекрасный, таинственный город с признаками исторической славы и присутствия высокоразвитой цивилизации. Но в самом конце стихотворения этот город становится таким, каким в действительности был на момент создания поэтом этого произведения…