Красная лилия

12

Перевернув вверх ногами разложенную на коленях карту, Дэвид провел пальцем по линии, обозначавшей дорогу.

—Мы как детективы. Как Бэтмен и Робин.

—Они не были детективами, — заметил Харпер. — Они были борцами с преступностью.

—Привереда. Ладно, как Ник и Нора Чарлз[18].

—Нора, просто скажи, где мне повернуть.

—Думаю, мили через две направо. — Дэвид повернулся к окну, чтобы насладиться проплывающим мимо пейзажем. — Итак, на след таинственных бриллиантов мы напали. А что будем делать, если — и когда — выясним происхождение браслета?

Харпер пожал плечами:

—Мне надоело сидеть и ждать, когда что-то случится. Ювелир сказал, что браслет из имения Хопкинсов.

—Сливочный сыр.

—Что? Ты проголодался?

—Сливочный сыр, — повторил Дэвид. — Мажут ровным толстым слоем, прямо как ты обмазывал ювелира. Ах, как сладко ты пел! Мол, моя подружка просто влюбилась в браслет. У нее скоро день рождения, и, может быть, у вас найдется еще что-нибудь для комплекта. Что-нибудь из того же имения. Парень чуть из кожи не вылез, выкладывая тебе информацию, правда, попытался всучить пару аляповатых колец. А вот на сережки ты мог бы разориться. Этель Хопкинс славилась безупречным вкусом. Хейли они бы понравились.

—Я просто купил ей браслет. Сережки на данном этапе перебор.

—Тебе виднее, но сережки никогда не перебор, — возразил Дэвид, когда Харпер свернул направо. — Примерно через полмили слева.Харпер съехал на широкую подъездную аллею, остановился рядом с шикарным «Линкольном» последней модели и забарабанил пальцами по рулю, разглядывая окрестности.

Хорошее место. Большой, прекрасно сохранившийся двухэтажный особняк в традиционном английском стиле. Перед входом — старый дуб и красиво подстриженное кизиловое дерево. Газон ровный, трава сочная, что подразумевает дорогого садовника или автоматическое орошение.

—Ну, что мы имеем? Традиции. Верхушка среднего класса.

—Мэй Хопкинс Ивз Фицпатрик. Единственная оставшаяся в живых дочь Этель, — зачитал Дэвид архивную выписку. — Ей семьдесят шесть. Дважды была замужем, дважды вдова. И можешь поблагодарить меня за то, что я так быстро раскопал эти сведения. Я блестяще овладел методами Митча, да?

—Да. Теперь попробуем очаровать старушку и выяснить, помнит ли она, когда браслет попал к ее матери.

Они подошли к двери, позвонили и стали ждать, изнывая от жары.

Внутреннюю дверь открыла женщина с коротко стриженными каштановыми волосами и выцветшими голубыми глазами за толстыми линзами модных очков в золотой оправе. Крохотная, едва ли на дюйм выше пяти футов[19]. В светлых хлопчатобумажных брюках, явно не из магазина готовой одежды, и до хруста накрахмаленной белой рубашке с короткими рукавами. На шее жемчужное ожерелье, на безымянных пальцах обеих рук кольца с огромными сапфирами, в ушах изящные золотые серьги.

—Вы не похожи на коммивояжеров, — резко сказала пожилая дама, держа ладонь на ручке двери, затянутой проволочной сеткой.

—Вы правы, мэм. — Харпер улыбнулся как можно сердечнее. — Я Харпер Эшби, а это мой друг Дэвид Уэнтуорт. Мы хотели бы поговорить с Мэй Фицпатрик.

—Вы с ней разговариваете.

Хорошие гены или, скорее, отличный пластический хирург скостили лет десять с ее семидесяти шести.

—Рад познакомиться с вами, миссис Фицпатрик. Вероятно, наше появление кажется вам странным, но не могли бы мы войти и поговорить с вами?

Может быть, глаза ее и выцвели, но взгляд был острым, как скальпель.

—Неужели я похожа на дурочку, которая впустит в свой дом незнакомых мужчин?

—Нет, мэм. — Странно, конечно, что женщина, заявившая о своей рассудительности, думает, что проволочная дверца защитит ее от вторжения. — Если не возражаете, я хотел бы задать вам несколько вопросов относительно...

—Эшби, вы сказали?

—Да, мэм.

—Состоите в родственных связях с Мириам Норвуд Эшби?

—Да. Она была моей бабушкой по отцовской линии.

—Я немного знала Мириам.

—К сожалению, не могу сказать того же.

—Разумеется, ведь ее давно уже нет на свете. Значит, вы сын Розалинд Харпер?

—Да, мэм. Старший.

—Я пару раз видела вашу мать. Первый раз на ее свадьбе с Джоном Эшби. Вы похожи на нее, не так ли?

—Да.

Мэй покосилась на Дэвида.

—Это не ваш брат.

—Я друг семьи, миссис Фицпатрик, — представился Дэвид, ослепительно улыбнувшись. — Я живу в Харпер-хаусе и работаю на Розалинд. Может, вам будет комфортнее, если вы позвоните миссис Харпер, прежде чем впустить нас? Мы будем счастливы дать вам номер, по которому вы могли бы связаться с ней, а мы пока подождем здесь.

Вопреки их ожиданиям Мэй открыла дверь.

—Не думаю, что внук Мириам Эшби ограбит меня. Заходите.

—Благодарим вас.

Внутри дом оказался таким же элегантным, как его хозяйка. Натертые до блеска дубовые полы, приглушенно-зеленые стены.

Мэй ввела гостей в огромную гостиную, обставленную в современном, почти минималистском стиле.

—Полагаю, молодые люди, вы не откажетесь от чего-нибудь холодного.

—Мы не хотели бы доставлять вам никаких хлопот, миссис Фицпатрик, — вежливо отказался Харпер.

—С холодным чаем никаких хлопот. Присаживайтесь. Я вернусь через минуту.

—Стильно, — похвалил Дэвид, когда хозяйка покинула комнату. — Простовато, но стильно.

—Дом или она?

—И дом, и она, — Дэвид опустился на диван. — Эшби-Харпер очень хитрый ход. Обаяние на нее не подействовало бы.

—Странно, что она была знакома с моей бабушкой... она моложе... и что была приглашена на мамину свадьбу. Неисповедимы пути Господни. Может, кто-то из ее предков знал Реджинальда или Беатрис.

—Всего лишь совпадения. Для человека непредубежденного.

—Жизнь в доме с призраком лишает предубежденности. — Харпер поднялся и подошел к Мэй, вернувшейся со стаканами на подносе. — Позвольте помочь вам. Мы бесконечно ценим ваше время, миссис Фицпатрик, и постараемся не злоупотреблять вашим гостеприимством.

—Ваша бабушка была доброй женщиной. Я не знала ее близко, но у вашего дедушки и моего первого мужа много лет назад было одно общее дело, связанное с недвижимостью. Весьма прибыльное для всех заинтересованных сторон. Ну а теперь говорите, почему внук Мириам постучался в мою дверь.

—Мы хотим разузнать об одном браслете из шкатулки вашей матери.

—Из шкатулки моей матери, — повторила Мэй с вежливым интересом.

—Да, мэм. Так случилось, что я купил браслет у ювелира, который приобрел его именно здесь.

—И что не так с этим браслетом?

—С ним все в порядке, мэм. Я надеюсь, что вы вспомните кое-что из его истории, поскольку весьма заинтересован в происхождении браслета. Мне сказали, что он относится примерно к тысяча восемьсот девяностому году. Рубиновые сердечки, окаймленные бриллиантами.

—Да, я знаю это украшение. Я продала его и некоторые другие несколько лет назад после смерти моей матери, поскольку они мне не нравились и я не видела причин хранить их в банковской ячейке. — Не сводя глаз с гостей, Мэй сделала глоток чаю. — Вы хотите знать его историю?

—Да, очень хотим.

—Но не собираетесь изложить свои мотивы.

—Как ни странно, у меня есть причины — или одна, очень веская причина — предположить, что какое-то время браслет принадлежал моей семье. Когда я это обнаружил, то счел своим долгом попытаться проследить его историю.

—Что вы говорите? Очень интересно. Мой дед подарил этот браслет бабушке в тысяча восемьсот девяносто третьем году на годовщину свадьбы. Вероятно, он был создан не в одном экземпляре.

—Да, возможно.

—Однако, если вы готовы послушать, у него есть история.

—С удовольствием.

Мэй протянула гостям блюдо с печеньем, которое принесла вместе с чаем, подождала, пока они взяли по одному, затем с легкой улыбкой отставила угощение.

—Брак моих дедушки и бабушки нельзя назвать счастливым. Видите ли, мой дед был тем еще прохвостом. Обожал азартные игры, сомнительные сделки и общество распутных женщин... По словам моей бабушки, которая дожила до девяноста восьми лет, а потому я очень хорошо ее знала.Мэй встала, подошла к этажерке, взяла фотографию в серебряной рамке.

—Мои дедушка с бабушкой, — пояснила она, протягивая снимок Харперу. — Официальный портрет, сделанный в тысяча восемьсот девяносто первом году. Прохвост или нет, дед был красивым мужчиной.

—Они оба красивые. — Харпер отметил, что платье, прическа женщины и даже тональность фотографии очень похожи на копии снимков, которые Митчелл прикрепил к своей доске.

—Красавица. — Дэвид перевел взгляд на хозяйку. — Вы на нее похожи.

—Так мне говорили. И внешностью, и характером. — Явно польщенная, Мэй забрала фотографию и поставила на место. — Бабушка считала, что в ее жизни было два самых счастливых дня. День ее свадьбы, когда она, слишком юная и глупая, не понимала, во что ввязывается, и тот день, когда она овдовела... где-то через двенадцать лет, и смогла наслаждаться жизнью, не обремененная мужчиной, которому невозможно доверять.

Мэй снова села и пригубила свой чай.

—Красивый мужчина, как вы сами видели. Несомненно, обаятельный и довольно удачливый как в картах, так и в аферах. Бабушка была высоконравственной женщиной, но умела совмещать свои нравственные принципы с удовольствиями, которые получала благодаря успехам мужа, хотя и осуждала их.

Хозяйка поставила стакан на поднос и продолжила, наслаждаясь своей ролью:

—Она часто рассказывала, как однажды из пьяных признаний мужа узнала, что подарок на годовщину — рубиновые сердечки — появился из весьма недостойного источника. Дедушка получил браслет в счет оплаты карточного долга от человека, который по дешевке скупал ювелирные изделия и другие ценности у несчастных и отчаявшихся, срочно нуждавшихся хоть в каких-то деньгах. Вполне вероятно, тот человек был и скупщиком краденого.

Мэй поджала губы. Через минуту она продолжила:

—Этот браслет принадлежал любовнице богача и был украден у нее одним из слуг, после того как покровитель ее бросил. Как рассказывала моя бабушка, та женщина сошла с ума и впоследствии исчезла.

Миссис Фицпатрик снова взяла свой стакан, сделала глоток и пристально посмотрела на гостей.

—Мне всегда было интересно, правдива ли эта история.


Вернувшись домой, Харпер первым делом нашел мать — она полола цветник у дома, — опустился рядом с ней на колени и начал рассеянно выдергивать сорняки.

—Я слышала, ты ушел сегодня пораньше.

—Хотел кое-что сделать. Почему ты без шляпы?

—Забыла. Выскочила на минутку и увлеклась. Харпер сдернул со своей головы бейсболку и нахлобучил ее на Роз.

—Помнишь, сколько раз, когда я возилась здесь, ты, вернувшись из школы, садился рядом, помогал мне полоть или сажать и рассказывал о своих проблемах или успехах?

—Я помню, что ты всегда слушала. Меня, Остина, Мейсона. Иногда всех троих одновременно. Как ты умудрялась это делать?

—Мать постоянно настроена на голоса детей. Так дирижер слышит каждый отдельный инструмент в своем симфоническом оркестре. Что тебя тревожит, малыш?

—Ты была права насчет Хейли.

—Я всегда права. Но в чем я была права на этот раз?

—Она не переедет к Логану даже по моей просьбе.

—А ты ее просил?

—Просил, настаивал, уговаривал... — Харпер передернул плечами. — Какая разница, если желаешь человеку добра?

Розалинд рассмеялась и похлопала сына по щеке измазанной землей ладонью.

—Настоящий мужчина.

—Минуту назад я был твоим малышом.

—Мой малыш настоящий мужчина. Я не считаю сие недостатком. Иногда, как сейчас, это веселит, иногда озадачивает и очень редко чертовски раздражает. Вы поругались? Мне так не показалось, когда вы вместе спустились сегодня к завтраку.

—У нас все нормально. Если тебе не нравится, что я сплю с ней в доме, я пойму.

—То есть, уважая святость нашего дома, ты будешь спать с ней где-то в другом месте?

—Да.

—Я спала в Харпер-хаусе с мужчинами, за которыми не была замужем. Это не храм, а дом. Такой же твой, как и мой. Если ты занимаешься с Хейли сексом, то с тем же успехом можешь делать это в комфорте. И в безопасности, — добавила Роз, глядя на сына в упор.

Сколько лет прошло, а его плечи поникли.

—Я теперь сам покупаю презервативы.

—Рада слышать.

—И не об этом я хотел поговорить. Я проследил браслет до Амелии.

Широко раскрыв глаза, Розалинд откинулась на пятки.

—Правда? Оперативно.

—Оперативность, совпадение, удача. Не знаю, как это назвать. Браслет из шкатулки некой Этель Хопкинс. Несколько лет назад она умерла, и ее дочь решила продать украшения, которые ей не нравились. Мэй Фицпатрик. Она сказала, что немного знакома с тобой.

—Мэй Фицпатрик. — Роз закрыла глаза, мысленно перебирая своих знакомых. — Прости, что-то не могу вспомнить.

—Это фамилия ее второго мужа. А первого... Ивз?

—Мэй Ивз... тоже ни о чем мне не говорит.

—Ну, она сказала, что встречалась с тобой пару раз. Первый, когда ты выходила замуж за папу. Она была на твоей свадьбе.

—Неужели? Интересно, но неудивительно. Наши с Джоном мамочки пригласили на свадьбу весь округ Шелби и большую часть Теннесси.

—Она знала бабушку Эшби. — Харпер передал Роз беседу с Мэй Фицпатрик.

—Поразительно, правда? Как все мелкие детали подходят друг к другу.

—Мама, Мэй догадалась. Она слишком хорошо воспитана, чтобы брякнуть вслух, но старушка свела концы с концами, разве что не назвала Реджинальда Харпера, богатого покровителя, бросившего любовницу. Вполне вероятно, она начнет болтать.

—Думаешь, меня это беспокоит? Милый, то, что мой прадед содержал и бросал любовниц и не хранил верность жене, никак не влияет на меня или на тебя. Мы не отвечаем за него, и я искренне надеюсь, что Амелия это поймет.

Роз выдернула еще несколько сорняков.

—И в остальном его поведение было весьма предосудительным, но опять же это не наша вина. Митчелл пишет книгу. Если ты и твои братья не будете настаивать на сохранении этой истории в семье, я хочу, чтобы Митч ее опубликовал.

—Зачем?

—Мы ни в чем не виноваты, ни за что не несем ответственность, но я чувствую, что должны все прояснить и каким-то образом отдать должное Амелии. Признать ее нашим предком, с которым, что бы она ни сделала, кем бы ни стала, обошлись подло в лучшем случае и чудовищно в худшем. — Роз сжала пальцы Харпера. — Мы и ее кровь.

—Я хочу, чтобы она исчезла. Хочу покончить с ней за то, что она чуть не сделала с тобой и теперь делает с Хейли. Значит ли это, что я бессердечный?

—Нет. Это значит только то, что я и Хейли тебе дороже. Ну, хватит на сегодня, — Роз вытерла ладони о штанины рабочих брюк. — Если мы сейчас не вернемся в дом, то сваримся на этой жаре. Идем. Посидим в прохладе, выпьем пива.Шагая рядом с матерью по тропинке, Харпер внимательно рассматривал дом.

—Скажи мне кое-что. Как ты поняла, что папа тот самый, единственный?

—Звезды в моих глазах. — Роз рассмеялась и, несмотря на жару, взяла сына под руку. — Клянусь, звезды в глазах! Я была такая юная, а он зажег для меня звезды. И в то же время это было как наваждение, ослепление. Думаю, я поняла, что он мой, когда мы как-то ночью проговорили несколько часов. Я тайком выбралась из дома, чтобы встретиться с ним. Боже, папочка содрал бы с него кожу живьем! Но мы всего лишь говорили час за часом под ивой. Джон был совсем мальчишкой, но я знала, что буду любить его всю свою жизнь. И люблю. Я поняла потому, что мы просидели там почти до рассвета и он заставлял меня смеяться и думать, мечтать и дрожать. Я была уверена, что никогда больше не полюблю. Но я полюбила. Харпер, эта новая любовь ничего не отбирает у твоего отца.

—Я знаю, мама. А как ты поняла с Митчем?

—Думаю, я стала слишком циничной для тех звезд, во всяком случае, поначалу. В этот раз все происходило медленнее и тревожнее. Но он заставлял меня смеяться и думать, мечтать и дрожать. Потом — прошло уже довольно много времени — я взглянула на него, и мое сердце снова согрелось. А ведь я успела забыть это тепло в сердце.

—Митчелл хороший человек. Он тебя любит. Он смотрит на тебя, когда ты входишь в комнату, провожает взглядом, когда выходишь. Я рад, что ты нашла его.

—Я тоже.

—А с папой... Под какой ивой вы сидели?

—О, под большим прекрасным старым деревом за конюшнями. Джон хотел вернуться утром и вырезать наши инициалы, но на следующую ночь в дерево ударила молния и расколола его надвое, и... — Розалинд остановилась. — О боже!..

—Амелия, — прошептал Харпер.

—Наверняка. Мне раньше это не приходило в голову, но я помню, что не было никакой бури. Слуги говорили о дереве и ударившей в него молнии, хотя грозы не было.

—Значит, даже тогда она пробовала свои силы.

—Как это мелко, как подло!.. Я плакала из-за того дерева... Я влюбилась под ним и плакала, когда садовники распиливали и вывозили его.

—Тебе не кажется, что были и другие эпизоды? Мелкие проявления насилия, которые мы не связывали с нашим призраком, поскольку считали его благодушным и безобидным?

—Вся эта ненависть и гнев копились в Амелии, не в силах вырваться наружу.

—Иногда сочились потихоньку, как вода сквозь трещину в плотине, а потом ручеек становится все более быстрым и бурным. Мама, мы не можем загнать обратно ее чувства, как тот ручеек, но должны каким-то образом дать им выход, иссушить их до последней капли.

—Как?

—Думаю, молот в наших руках и мы должны разбить плотину.


В сгущающихся сумерках Хейли бродила по саду. Дочка спала, вахту у монитора несли Роз и Митч. Перед домом стояла машина Харпера, значит, и он где-то здесь. Не в своем домике. Она ходила туда, постучалась, приоткрыла дверь, просунула голову, позвала...

«Мы же не сиамские близнецы», — напомнила себе Хейли.

Однако Харпер не остался на обед, сказал, что у него дела, но до темноты, мол, вернется. Так уже почти темно, а она даже не представляет, куда он подевался.

Ничего страшного. Она любит гулять по садам Харпер-хауса в сумерках. Даже при сложившихся обстоятельствах. Прогулка обычно успокаивает, успокоит и сейчас, пока она снова и снова прокручивает в голове историю браслета, рассказанную Харпером.

Они все ближе подбираются к ответам, в этом-то она уверена. Но она больше не уверена, что найденные ответы приведут к счастливому концу.

Вдруг Амелия не захочет порвать последние нити, связывающие ее с этим миром и перейти... наверное, так говорят, перейти в мир иной.

Амелии нравится обитать в теле живого человека. Обитать в теле? Или разделять тело? Или проникать в тело? Ну, как ни говори, Амелии это по вкусу. Без всяких сомнений. Как несомненно и то, что для Амелии это столь же новое состояние, как для нее самой.

Если когда-то— приходится смотреть правде в глаза — это случится снова, надо попытаться сохранить ясное сознание и контроль над происходящим.

Хватит притворяться. Она осознанно вышла в сад. Вроде как бросила вызов. Давай, стерва! Посмотрим, кто из нас сильнее, справлюсь я с тобой в одиночку или мне не поздоровится.

Но ничего не происходило. Хейли чувствовала себя совершенно нормально.

И чувствовала себя самой собой, когда чуть не подпрыгнула, услышав из полумрака странные звуки. Она замерла, прислушиваясь, еще не решив, бежать прочь со всех ног или посмотреть, в чем дело. Звуки повторялись через определенные промежутки времени, и Хейли нахмурилась.

Как будто... Нет, не может быть! Она кралась к источнику странных звуков, дрожа от страха, почти уверенная в том, что увидит призрачную фигуру, копающую могилу.

Могилу Амелии.

Если Реджинальд убил Амелию и похоронил здесь, в своем поместье, может, жертва хочет показать свою могилу... в неосвященной земле. Но ведь можно освятить эту землю... или как-то отметить место захоронения... ну, надо почитать, что делают в подобных случаях.

И с привидением Харпер-хауса будет покончено.

Судорожно дыша, Хейли тихонько пробралась вдоль полуразрушенной стены конюшни, держась к ней как можно ближе, свернула за угол... и увидела Харпера, действительно копающего яму. Его футболка валялась рядом.

Воздух с шипением вырвался из легких Хейли.

—Харпер! Господи, как же ты меня напугал! Что ты делаешь?

Не обернувшись, он воткнул лопату в землю на полный штык и отбросил срезанный дерн в кучу. Еще не оправившись от страха, Хейли воздела глаза к небу и решительно зашагала к землекопу.

—Я сказала...

Хейли ткнула его в спину. Харпер отскочил не меньше чем на полметра, резко обернулся, вскинув лопату, как бейсбольную биту. Хейли взвизгнула, попятилась, споткнулась и плюхнулась на попу. Харпер еле сдержал замах.

—Боже милостивый! — Он выдернул из ушей наушники-пуговки. — Какого черта ты подкрадываешься в темноте?

—Я не подкрадывалась! Я тебя окликнула. Если бы ты не врубал музыку на полную катушку, то слышал бы, когда с тобой разговаривают. Я уж подумала, что ты треснешь меня лопатой. Я подумала...

Хейли захихикала, но спохватилась.

—Видел бы ты себя! Во-от такие огромные глаза. — Она вскинула руки, сомкнув кончики больших и указательных пальцев, и все-таки расхохоталась, когда Харпер сердито заворчал на нее.

—Ой, ой, уже дрожу от страха... Погоди, — Хейли закрыла глаза, крепко сжала веки, старательно подавляя смех. — Ладно, ладно, проехали. Помоги мне подняться, ведь это ты меня сшиб.—Я тебя не сшибал. Но мог. — Харпер протянул ей руку, поднял с земли.

—Я подумала, что Реджинальд в неурочный час роет могилу для Амелии.

Качая головой, Харпер оперся на лопату.

—Так ты явилась... помочь ему?

—Ну... Я должна была посмотреть, верно? Зачем ты все-таки копаешь тут яму в темноте?

—Еще не темно.

—Это ты орал про темноту. Так что ты делаешь?

—Играю на третьей базе за «Атланта Брейвз».

—Не понимаю, чего ты злишься. Это я упала, и это я чуть не описалась от ужаса.

—Прости. Ты не ушиблась?

—Нет, — Хейли наконец заметила тонкую молодую иву. — Ты сажаешь дерево? Почему здесь и в такое время?

—Это для мамы. Она сегодня рассказала мне, как однажды ночью выбралась тайком из дома, чтобы встретиться с моим отцом. Они сидели под ивой, которая когда-то росла здесь, и разговаривали. Тогда она в него и влюбилась. А на следующий день иву поразила молния. Амелия, — уточнил Харпер, снова вонзая лопату в землю. — Мама раньше не связывала эти события, но теперь все ясно. Вот я и сажаю новую иву для нее.

Харпер примерил корневой ком к вырытой яме, раскопал немного вширь.

—Очень трогательно, — наконец заговорила Хейли. — Безумно трогательно. Мое сердце просто тает. Можно я тебе помогу или хочешь закончить сам?

—Яма готова. Давай посадим вместе.

—Я никогда не сажала деревья...

—Яма должна быть раза в три шире корневого кома, чтобы корням было куда расти, но не глубже.

Харпер поднял деревце, поместил его в яму.

—Как смотрится?

—Нормально.

—Теперь разверни мешковину. Найдем метку уровня почвы. Только сначала включи фонарик, уже почти совсем стемнело. Кстати, твоя помощь не лишняя.

Хейли включила фонарик, присела на корточки, нацелила луч на ствол.

—Так?

—Да. Видишь? — Харпер похлопал пальцем по метке. — Глубина нормальная. Осталось немного подрезать корни. Подай-ка мне ножницы.

Хейли передала ему садовые ножницы.

—Знаешь, на слух рытье ямы для дерева точно как рытье могилы.

Харпер покосился на нее.

—Ты когда-нибудь слышала, как роют могилу?

—В кино.

—Понятно. Теперь потихоньку засыпем яму и утрамбуем землю. Только я не захватил вторые перчатки. Держи.

Харпер начал стаскивать свои перчатки.

—Не надо, — отмахнулась Хейли. — Немного грязи мне не повредит. Я правильно делаю?

—Да, молодец. Понемногу засыпай и уплотняй холмиком к основанию ствола, оставляя мелкую канавку по краю ямы.

—Земля на ощупь такая приятная...

—Я понимаю, о чем ты. — Удовлетворившись наконец результатом, Харпер достал нож, подровнял торчащую мешковину, поднялся. — Теперь нужно как следует полить.

Он поднял одно полное ведро, кивнул, когда Хейли подняла второе.

—Вот ты посадила дерево.

—Во всяком случае, помогла посадить. — Хейли отступила, взяла Харпера за руку. — Чудесная ива. Для Роз она много значит.

—Для меня тоже. — Харпер сжал ее пальцы, отпустил, наклонился собрать свои инструменты. — Может, следовало подождать до следующей весны, но мне хотелось сделать это сейчас. Вроде как утереть нос Амелии. Мол, давай, ломай, а мы снова сделаем по-своему. Я и сделал.

—Ты так сильно злишься на нее...

—Я давно не ребенок, очарованный колыбельными. Я видел, какая она на самом деле.

Вечер оставался таким же душным, как день, но Хейли задрожала.

—Боюсь, ни один из нас не видел, какая она на самом деле. Пока еще не видел.


Нора Робертс