Гаврилиада Иллюзии искусства

Синяя рябь.
Не надо оваций, Гораций!
К овациям буквы глухи.
Эй вы, трое, идите-ка оба сюда!
Под облаками вода
и лицо -
отголосок Джоконды.
"Маруся, Маруся,
ты где потеряла портки"? -
Дедуся мечтает в анфас, -
мол, эта картина про нас.
Наивный.
Противный.
Не терпит нужду у реки.
 
А из мрака небес снова кто-то воскрес.
Там, наверно, случилась суббота.
Вот такой колен кор,
колен дрожь,
пре клоненное что-то.
Не тонет, но тянет
через дефис
в высь.
В прекрасную чуток-натуру.
 
Бой с ленточкой где-то вдали -
Сальвадор.
Он сильно ревнует к похмелью.
А вы замечали, под елью
зараза уже не живёт?
И крест из неё нас спасёт?
Ведь он не такой,
небольшой,
не "Большой",
не Казанский/Тверской,
но коварный.
Которого вовсе не знаю.
 
Привычно я нимб надеваю
на лысую рыжую голову
кенгуру.
Поутру.
В Бодуне.
Раз... Рас...
Рассола бы мне.
Рассыпаюсь
и вновь засыпаю
в прострации
или приёмнике.
Чудеса!
 
Поутру белый шум водопада из кофе.
Свиристель Ярославной - с душой.
Что-то шумно у вас, Мефистофель.
Кошек много.
И труп заберите с собой.
 
Я проснусь в суете, отсчитаю шаги.
Мне бы пять.
Или семь.
Но не восемь.
Ты на попу мою осторожно смотри,
дирижёр наш вчера был несносен.
 
Поезд ждёт, бесконечно молясь,
бьётся лбом в колокольчик кондуктор.
"Мы из Ниццы везём только грязь" -
в спину злобно кричит репродуктор.
Мы уйдём в санитары, в снега, и к волкам.
Мы повоем под флейту чудесно.
А в городке, далеко, где-то там
нам напишут стихи.
Интересно?
 
В тёмном парке опять захрипел саксофон.
Он о Рае вот так еженощно.
До утра пошумит средь лысеющих крон
и уедет опять непорочным.
 
Нострадамус икал у букетов из калл
и винил стройотряд во всём этом.
Днём в пустыне с огнём он стаканы искал -
слыл поэтому мудрым поэтом!
 
Ты давай, пилигрим, смой усталость и грим,
залезай к нам в часы, где кукушка.
Полетим на юга.  Не влезает нога?
...как разъелась отшельника тушка...
 
Снова грязь и бармен. Что ты хочешь? Юга!
Хочешь яблочка, грустная рожа?
Мы уйдём с пароходом в закаты. Ага?
Ты ведь, Варя, поэт?
И я тоже!