Трамвай

Она тверда, неприхотлива
в своем стремлении душить
всё то, что суетно-пугливо,
иначе трусость не изжить.

Так разливалась маслом сила,
и обращаясь сразу в зной,
легко и радостно пьянила
мир, что на подвиги скупой.

Вдали же молнии и громы –
то ливня майского трамвай
несет спасенье после комы
предгрозовой – не опоздай –

ступить туда, где масло жара
готово встретить по утру
тебя, сживая с тротуара,
под колесо, как кожуру!

Гремя, летит трамвай-желанье,
так откажись от головы!
Чтоб обрести иное знанье,
но ты колеблешься, увы.

И тотчас трусость выползает
из сердцевины естества,
а рот послушно извергает
слова, слова, слова, слова.

Неужто худший из пороков
тебя, как встарь поработит?
Он коренится у истоков,
и всё же может быть изжит.

Но ты задумался некстати –
вдруг застывает на лету
нога; на горе-циферблате
секунды тают, весь в поту

заметишь, как проникновенно
гроза уносится и май,
а следом лето, что бесценно –
прогромыхает: не скучай!

Ну а за ним – скупа до жути,
до самых кончиков лучей,
погрязших в серости и мути,
приходит осень: скорбь очей.

Нога соскальзывает в лужу.
Где ж голова? На месте, но
трамвай умчал, оставив стужу
в душе: такое вот кино.

Когда же следующий? Скоро?
Увы и ах! Томиться год.
Тебя ж оправдывает свора
нелепых слов, что вяжет рот