Война и мир. гл. 3-1-2б

3-1-2б

На день другой решил он лично
Позиций осмотреть всех войск,
И, как всегда, он сам обычно,
Себе дарил весь этот лоск.

Подъехав к Неману в коляске,
Для всех осмотра переправ,
Себя, считая, словно в сказке,
Имея больше всех он прав;

Отдал приказ он к наступленью,
Всем здравым смыслам вопреки,
И вероломному вторженью,
С крутых брегов всё той реки.

Степной ландшафт предстал пред взором,
И много конных казаков,
Конец настал всем уговорам,
«Решил он сбросить пуд оков».

Он видел те же все просторы,
Всю ту же самую в них степь,
Москва стояла словно горы,
Как альпинисту — нужно влезть.

Москва манила, как столица,
Когда-то скифских всех племён;
И Македонский к ней стремился,
Теперь — вот я — Наполеон.

Приказ, родившись к исполненью,
Стал надвигаться словно тень,
И будто, как по мановенью,
В двенадцатый и год, и день.

На выплывающий из леса,
Он созерцал людской поток,
И с тайной долей интереса
Молил у бога он свой рок.

В войсках все знали, ОН — здесь, с нами,
Тем крепче в них вселялся дух,
Ему приветствия кричали:
«Мы разобьём их в прах и пух»!

«Да здравствует наш император»!—
Неслись восторги со всех мест:
«Наш вождь, отец, организатор,
Хвала тебе и — наш ты крест»!

Восторженные эти крики
И отвлекали от забот,
Порою были очень дики,
Но — это знак, величья плод!

Всем средством этой переправы —
На лодках связаны мосты,
А значит, нет такой преграды,
Мешала б замедлять версты.

Проехав по такому мосту,
Он поскакал к другой реке,
К реке Вилии, где не просто
Её форсировать «влегке».

Облюбовав высокий берег,
Он встал у польского полка,
Бревно как раз лежало перед,
Сидя, мог видеть свысока.

В трубу он вёл всё наблюденье,
Затем он карту изучал,
Внезапно принял он решенье,
Команду адъютанту дал.

Приказ был отдан к переправе,
Найти сначала конный брод,
Но командир полка был вправе,
Иной найти, чем брод, исход.

Спросил, форсировать ли реку
У Бонапарта на глазах:
«Искать тот брод мне есть помеха,
Мы поплывём на лошадях».

— Я думаю, не будет против,
Каким путём достигнуть цель,—
Тем самым он как бы одобрив,
Людскую с лошадьми купель.

«Виват»! — воскликнул сей полковник,
И полк весь бросился к воде,
Чтоб показать, какой угодник,
Навстречу собственной беде.

Всем было холодно и страшно,
Цеплялись все за лошадей,
Тонули многие напрасно,
Недосчитался он людей.

Столь «театральное» усердие
У полководца на глазах,
Не потянуло к милосердию,
За их безумный шаг и страх.

И, выбрав лучшую минутку,
Когда вернувшись, адъютант
Позволил доложить, как чутко,
Как столь надёжный нам гарант;

Полковник польский бросил в воду
Весь полк, чтоб видеть вы могли,
Как быстро и как вам в угоду,
Реку всем по;лком «перешли».

Но, поглощённый весь заботой,
За действием всех переправ,
Невольно, редко, с неохотой,
На тех безумцах тешил нрав.

Не ново было убежденье,
Что, где бы ни был в деле сам,
Везде неслось им восхищенье,
По всем победным там делам.

В походной, находясь, он ставке,
В конце дня, полного забот,
И в постоянной в мыслях давке,
Достичь победу в этот год;

Ещё три дал он указания:
Врагу доставить в их страну
Фальшивых денег для страдания,
Начать в финансах тож войну.

Другое: расстрелять шпиона,
Где в перехваченном письме,
Французского секреты трона
«Неслись на вражеской волне».

И третье: без нужды поляка,
Кто кинул в реку вплавь свой полк,
Когортой чести, высшим знаком,
Наградить за верный долг.